2.Частная собственность.

Сложные экономические и социальные процессы развития общинно- родового общества ведут к изменению коллективной формы собственно­сти на землю. Ф. Энгельс указывает на те бреши, которые были проби­ты этими процессами в родовом строе. Среди них он прежде всего от­мечает возникновение обмена, затем товарного производства и, нако­нец, денег и денежного обращения, сделавших возможным появление частных денежных и земельных богатств. Возникновение частной соб­ственности является одним из главных симптомов разрушения родового строя. Ф. Энгельс рассматривает частное богатство как один из тех но­вых социальных элементов, которые взрывают общества, основанные на родственных отношениях.⁷

Для большинства названных ученых вопрос о частной собственности во Фракии VII—V вв. до н. э. не был предметом специального исследо­вания, поэтому их высказывания носят главным образом общий харак­тер. Исключение составляет очень интересное и широко аргументирован­ное исследование Д. П. Димитрова об укрепленных виллах, касающее­ся, однако, только возникновения крупной земельной собственности во Фракии.

Одной из форм возникновения частной земельной собственности было отчужде­ние земельных участков общинников при сохранении свободы тех лиц, которые ранее ими пользовались и вынуждены были теперь уходить из родных мест в поисках применения своего труда, т. е. что в этом случае развитие частной собственности происходило путем захвата земли, но не личности.

Другой путь захвата земли в частную собственность приводил сна­чала к захвату личности, к превращению должника (или его детей) в рабов, а затем, как следствие первого обстоятельства, и к захвату зем­ли. Затруднительно сказать, чем следует объяснять различие в юридическом положении экспроприированных лиц: величиной долга, различием видов землепользования или же другими причинами. Однако при констатации этих конечных результатов, связанных с возникновением частной собственности во Фракии, надо постоянно иметь в виду ограни­ченный масштаб отмеченных выше явлений. Ведущая роль свободного крестьянина, жизненность общинных отношений и сравнительно не­большая роль рабовладения, о чем нам еще придется говорить, отражали иные, доминирующие социально-экономические процессы во Фракии. Экспроприация земли и рабство - должничество улавливаются лишь как тенденция развития и чаще выступают в незавершенной форме — в ви­де различных поборов или прямой эксплуатации труда свободных фракийцев, остающихся членами общины, коллективными владельцами об­щинных земель.

3.Эксплуатация свободного населения.

Уже Г. Кацаров обратил внимание на то, что доходы Одрисского цар­ства при Севте I складывались, как сообщает Фукидид (Thuc., II, 97,3), из двух видов поступлений: дани, уплачиваемой деньгами, составлявшей 400 талантов, и подарков. Во втором из видов этих поступлений не­трудно уловить начальную форму налоговой системы у фракийцев, воз­никновение которой относится к тому периоду формирования государ­ственности, когда еще не была нарушена иллюзорность общности инте­ресов племени в целом, имевшая своим следствием благодарность по отношению к тем представителям его, которые взяли на себя обязанно­сти отстаивать эти интересы ^. Эту форму подношений, основанную на добровольных началах, можно усмотреть, как это сделал М. Мосс сцене одаривания Севта, описанной Ксенофонтом (Anab., VII, III, 16— 33). Проведя анализ изображенного Ксенофонтом обряда, М. Мосс при­шел к заключению, что перед нами «systemc des preslations totales», со­хранившаяся до последнего времени у индейцев Северо-Западной Аме­рики и среди населения Меланезии. Для нее характерен, как отме­чает М. Мосс, ряд моментов, из которых в данном случае следует отме­тить два: 1) дарение совершается добровольно и, казалось бы, полно­стью бескорыстно, но 2) лицо, которому делается дар, должно с лихвой отплатить дарителям. Оба эти момента, если отбросить более поздние на­пластования (о них немного ниже), явственно проступают в этой сцене. Отзвук этих же отношений, связанных с первобытнородовыми обычая­ми, в частности с обычаем гостеприимства, можно, как мне представ­ляется, заметить и в сохранявшемся и в одрисское время фракийском правиле —■ «лучше давать, чем брать», о котором сообщает Фукидид (II. 97, 4); «у них считалось более постыдным отказать в просьбе кому- либо, нежели получить отказ» (там же).

Совершенно очевидно, что эти первоначально добровольные и, есте­ственно, нерегулярные и не точно фиксированные подношения уже ко времени Севта I превратились в довольно четко оформленные регуляр­ные взносы: стоимость таких «подарков» составляла постоянную сумму, равную сумме дани

Процесс усиления государственной формы эксплуатации шел парал­лельно другому, в основе которого лежало разложение общины; он со­провождался царскими раздачами земель служило-бюрократической знати и другими явлениями, связанными с возникновением частной зе­мельной собственности. Многочисленные раздачи одрисскими царями и их соправителями деревень, земельных участков и крепостей своим при­ближенным, дружинникам и т. п. лицам, свидетельствуют об активном участии служилой знати в дележе получаемых с земледельцев доходов

Труд основного населения Фракии — крестьян, с которых собирались эти поборы, создавал основу богатства Одрисского царства, точнее царя и знати, которые стояли во главе его. Оба великих историка древ­ности, подробно писавшие об одрисах, — Фукидид и Ксенофонт — уло­вили эту черту. Рассказав о налогах, взимавшихся с фракийцев одрисскими правителями, Ксенофонт заключает: «Вследствие этого царство одрисов достигло большого могущества. Действительно, из всех царств Европы, лежащих между Ионийским заливом и Евксинским Понтом, оно было самым могущественным по количеству доходов и вообще по бла­госостоянию» (II, 97, 5).

Факт уплаты налога, как это неоднократно отмечалось ⁸, нельзя считать достаточным для утверждения о несвободном статусе лиц, его выплачивающих. Следует обратить внимание на то, что налог взимался одрисами не только с фракийцев, но и с эллинских городов, о жителях которых нельзя предположить, что они были лишены свободы. Более того, уплата налога скорее есть акт, указывающий на свободный статус, чем на порабощение (понимая в данном случае это слово буквально — «превращение в раба»). Среди других источников, свидетельствующих о личной свободе, следует указать на слова Геродота о том, что у фра­кийцев «существует обычай продавать своих детей на чужбину» (V, 6). Оставив в стороне связанные с разложением общины процессы, которые привели к возникновению этого обычая, надо отметить, что это сообщение Геродота является свидетельством свободы фракий­цев, их права распоряжаться личностью своих детей, своей личностью ^. Хотя совершенно очевидно, что продажа своего ребенка, себя самого или своего обедневшего соплеменника влекла за собой в дальнейшем потерю их свободы.

Эксплуатация вв. до н. э. охватывала людей различного имущественного и социаль­ного положения: от крестьянина, обремененного различными поборами, до царей и аристократов, обладавших крупными земельными владениями и богатым движимым имуществом, получавших доходы с крестьян. Ре­шительные столкновения между этими полярными категориями свобод­ного населения Фракии засвидетельствованы литературными и археоло­гическими источниками. Героическое сопротивление фракийского племе­ни тинов завоеванию одрисских царей мы склонны рассматривать не как войну одного племени против другого, но как проявление социальной борьбы против насилия иноплеменной знати. Сопротивление это носило упорный характер, охватывая зачастую несколько поколений.