1.14. Примерная тематика курсовых работ

1.Лексико-семантические трансформации в художественном переводе (на материале англо-русских / русско-английских переводов художественной прозы).

2.Приемы перевода фразеологизмов (на материале англо-русских / русско-английских переводов прозы).

3.Приемы воссоздания юмористического эффекта в художественном переводе (на материале англо-русских / русско-английских переводов художественной прозы).

4.Приемы передачи имен собственных в художественном переводе (на материале англо-русских / русско-английских переводов художественной прозы).

5.Способы преодоления культурологических проблем в художественном переводе (на материале англо-русских / русско-английских переводов прозы).

1.15. Примерная тематика квалификационных (дипломных) работ.

1.Специфические особенности применения лексико-семантических замен в художественном переводе (на материале англо-русских переводов художественной прозы).

2.Приемы передачи реалий в художественном переводе (на материале англо-русских переводов художественной прозы).

3.Приемы перевода «крылатых слов» (на материале англо-русских / русско-английских переводов прозы).

4.Приемы воссоздания игры слов в художественном переводе (на материале англо-русских / русско-английских переводов художественной прозы).

5.Приемы передачи антропонимов в художественном переводе (на материале англо-русских переводов прозы).

1.16. Методика исследования (если есть).

При выполнении работ исследовательского характера предполагается использование стандартных методов переводоведческого и лингвистического исследования (сопоставительный анализ исходного и переводного текста, опрос информантов, элементы компонентного анализа и т.п.).

1.17. Балльно-рейтинговая система, используемая преподавателем для оценивания знаний по данной дисциплине.

Критерии оценки тестов – см. в разделе 1.10.

Ответ на вопрос зачета, а также рефераты оцениваются по системе «зачтено – не зачтено».

Курсовые и дипломные работы оцениваются по пятибалльной шкале по критерям оценки работ соответствующего типа.

РАЗДЕЛ 2. Методические указания по изучению дисциплины (или ее разделов) и контрольные задания для студентов заочной формы обучения.

Не предусмотрены.

РАЗДЕЛ 3. Содержательный компонент теоретического материала

При подготовке лекционного курса использовались, наряду с литературой, перечисленной в библиографическом списке, также материалы электронного учебного издания Комиссаров В. Н. Современное переводоведение. – ООО ИД «Равновесие», 2006.

Лекция 1. Теория перевода: объект, цели, методы, некоторые общие вопросы.

План

1. Объект теории перевода.

2. Проблема определения перевода.

3. Одноязычная и двуязычная коммуникация.

4. Языковое посредничество; перевод и адаптивное переложение как его виды.

5. Перевод как разновидность межъязыковой и межкультурной коммуникации.

6. Межкультурная адаптация в процессе перевода.

7. Цели и задачи теории перевода.

8. Методы исследования.

9. Общая, частная и специальная теория перевода.

Термин "теория перевода" нередко противопоставляется термину "практика перевода" и в этом случае охватывает любые концепции, касающиеся переводческой практики, способов ее осуществления и влияющих на нее факторов. При таком понимании "теория перевода" равнозначна "переводоведению". В более узком смысле "теория перевода" включает только собственно теоретическую часть переводоведения и, таким образом, противопоставляется его прикладным аспектам.

Перевод  сложное и сложно определимое явление, отдельные аспекты которого могут быть предметом исследования самых разных наук. В рамках переводоведения изучаются лингвистические, психологические, литературоведческие и другие стороны переводческой деятельности, а также ее история. В зависимости от предмета исследования можно выделить литературное переводоведение (теорию художественного или литературного перевода), психологическое переводоведение (психологию перевода), историческое переводоведение и т.п. Ведущее место в современном переводоведении, однако, по распространенному мнению, принадлежит лингвистическому переводоведению (иначе - лингвистике перевода), изучающему перевод как языковое явление. Впрочем, в последние годы некоторые авторы (например, С. В. Тюленев) указывают на то, что мы становимся свидетелями смены переводоведческих парадигм – с лингвистической на культурологическую. Теоретическую часть лингвистики перевода составляет лингвистическая теория перевода.

Помимо теоретических, лингвистика перевода включает и прикладные аспекты, связанные, главным образом, с методикой подготовки переводчиков, составлением справочников и словарей, методикой редактирования переводов и критериями их оценки, а также с другими практическими вопросами.

Лингвистическая теория перевода является, в первую очередь, дескриптивной дисциплиной. Она занимается описанием всеобщих «объективных» закономерностей переводческого процесса, в основе которых, как предполагается, лежат особенности структуры и правил функционирования языков, вовлеченных в этот процесс. Такая точка зрения, впрочем, иногда подвергается критике: так, С.Л. Пшеницын ставит под вопрос возможность выделить такие объективные закономерности; В.В. Бибихин указывает на то, что реальный научный интерес представляют лишь исторически конкретные переводческие практики и поэтому было бы благоразумно воздержаться от чрезмерных обобщений.

В идеале, во всяком случае, теория перевода стремиться описывать не то, что должно быть, а то, что есть. Вместе с тем, на основе описания лингвистического «механизма» перевода оказывается возможным формулировать и нормативные рекомендации: принципы, правила и приемы перевода, следуя которым переводчик может успешно решать свои задачи. Во всех случаях, однако, научный анализ фактов предшествует нормативным предписаниям. Умение пользоваться этими рекомендациями, модифицируя их в зависимости от характера текста и условий конкретного акта перевода, составляет ключевую часть переводческого мастерства. Перевод, впрочем, в любом случае представляет собой творческую деятельность, которая требует от переводчика комплекса знаний, умений и навыков, а также способности делать правильный выбор, учитывая совокупность лингвистических и экстралингвистических факторов, способных повлиять на данный акта перевода. Учет подобных факторов происходит во многом интуитивно, и отдельные переводчики в разной степени владеют такими умениями. Высокая степень их сформированности называется искусством перевода.

Определение перевода сопряжено с немалыми трудностями, обусловленными многообразием явлений, подводимых под это понятие. В наиболее общем смысле, перевод  это средство обеспечить возможность коммуникации между людьми, говорящими на разных языках. Как и при одноязычном общении, в процессе перевода коммуникация осуществляется путем объединения в акте общения двух форм сообщения, которые рассматриваются коммуникантами как, по меньшей мере, коммуникативно равноценные. Однако при этом имеется и существенное различие. В процессе одноязычного общения инвариантность передаваемого и принимаемого сообщения обеспечивается тем, что оба коммуниканта пользуются одной и той же языковой системой, с одинаковым набором единиц с относительно устойчивым значением. В переводе же дело обстоит более сложно: здесь в качестве «квази-идентичных» форм (иногда говорят - ипостасей) сообщения выступают тексты, созданные на основе разных языковых систем, т.е. из единиц, не совпадающих ни по форме, ни по содержанию, и расхождение между этими формами обусловливается уже различиями между языками; конечно, индивидуальные различия тоже существуют, но они отступают на задний план. Поэтому говорят, что возможность перевода определяется, в первую очередь, способностью разноязычных текстов выступать в качестве коммуникативно равноценных в процессе общения.

В лингвистической теории перевода была продемонстрирована некорректность т.н. "теории непереводимости". Лингвистика показывает невозможность полного тождества содержания оригинала и перевода. Своеобразие любого текста, ориентированного на определенный языковой коллектив, обладающий лишь ему присущими "фоновыми" знаниями и культурно-историческими особенностями, не может быть вполне "воссоздано" на другом языке. Поэтому перевод и не предполагает создания тождественного текста, а отсутствие тождества, соответственно, не может служить доказательством невозможности перевода. Утрата каких-то элементов текста при переводе не означает, что этот текст "непереводим": такая утрата, собственно, и обнаруживается, когда он уже переведен и сопоставляется с оригиналом. Отсутствие тождественности не мешает переводу выполнять те же коммуникативные функции, для выполнения которых был создан оригинал. Известно, например, что в содержании практически любого высказывания есть элементы смысла, которые не имеют существенного значения для данного сообщения, а "навязываются" ему особенностями языка. В литературе приводится следующий пример: предложение вроде «Хороший студент не будет опаздывать на занятия» явно имеет в виду не только собственно студентов (т.е. мужчин), но и студенток, и мужской род слова студент здесь нерелевантен. В русском языке, однако, нельзя употребить существительное, не воспроизводя значение рода, даже если это и не нужно. Если же в переводе, скажем, на английский или финский язык указание на род утрачивается, то с точки зрения целей коммуникации такая потеря не только не существенна, но, пожалуй, даже и желательна. Итак, абсолютная тождественность содержания оригинала и перевода не только невозможна, но сплошь и рядом также и не нужна для осуществления тех целей, ради которых создается перевод.

В коммуникативном акте имеет место взаимодействие между Источником сообщения (говорящим или пишущим) и его Рецептором, или Реципиентом (слушающим или читающим). Хотя при известных условиях существует, видимо, возможность извлечь из сообщения всю информацию, каждый отдельный Рецептор извлекает из него разный ее объем - в зависимости от своих знаний, степени заинтересованности и, особенно, той цели, которую он себе ставит. Поэтому сообщение существует как бы «в двух формах», которые не могут быть вполне тождественны: сообщение, переданное отправителем/источником, и сообщение, воспринятое получателем/рецептором. Для теории перевода здесь важно то, что эти формы сообщения находятся между собой в отношении коммуникативной равноценности, которая выражается, в частности, в следующем: а) между ними потенциально существует высокая степень общности, т.к. при одноязычной коммуникации они состоят из одинаковых языковых единиц; б) между ними фактически существует достаточная степень общности, чтобы обеспечить необходимое взаимопонимание в данных конкретных условиях; в) обе формы объединяются в коммуникативном акте в единое целое, а различия между ними оказываются нерелевантными для участников коммуникации, которые обычно их и не осознают, считая, что полученное сообщение и есть именно то, что передано. Таким образом, для коммуникантов реально существует как бы единый текст, содержание которого может быть доступно всем владеющим данным языком. Речевое общение возможно, конечно, и между коммуникантами, говорящими на разных языках. В этом случае говорят о межъязыковой (двуязычной) коммуникации. Поскольку Рецептор сам не может извлечь информацию из текста на неизвестном ему языке, такая коммуникация носит опосредственный характер и требует промежуточного звена, осуществляющего языковое посредничество, т.е. преобразующего исходный текст в такую языковую форму, которая может быть понята Рецептором. Языковой посредник должен извлекать информацию из исходного текста (ИТ, т.е. "оригинала", или "подлинника") и передавать ее на другом языке. Помимо своей посреднической роли, переводчик время от времени выполняет и такие коммуникативные функции, которые выходят за рамки собственно языкового посредничества. Как правило, такое происходит в устном переводе, когда переводчик непосредственно общается с Источником и Рецептором. В этом случае переводчик может быть вынужден, например, по просьбе одного из коммуникантов, выступать в качестве самостоятельного источника информации, давать пояснения, делать определенные выводы из содержания ИТ и т.д. Как устный, так и письменный переводчик может совмещать выполнение своих «прямых» обязанностей с деятельностью информатора, составителя аннотации (реферата), редактора и/или критика оригинала и т.п.

Различаются, как правило, два основных вида языкового посредничества: собственно перевод и адаптивное переложение, или, как его иначе называют, адаптивное транскодирование.

Перевод в собственном смысле  это такой вид языкового посредничества, который полностью ориентирован на ИТ и стремится в максимально возможной мере приблизить межъязыковое общение по целому ряду параметров к модели одноязычной коммуникации. Перевод в этой связи рассматривается как иноязычная форма существования сообщения, содержащегося в оригинале, а переводчику предписывается быть «как прозрачное стекло» (т.е. считается, что переводчик тем лучше, чем более он незаметен). Иначе говоря, задача перевода – обеспечить такой тип межъязыковой коммуникации, при котором текст на языке Рецептора (т.е. на "переводящем языке" – ПЯ, иначе: переводной текст – ПТ) мог бы являться полноценной коммуникативной заменой оригинального (т.е. текста на "исходном языке" – ИЯ) и отождествляться Рецепторами перевода с оригиналом в функциональном, структурном и содержательном отношении. Функциональное отождествление оригинала и перевода: перевод приписывается автору оригинала, публикуется под его именем, цитируется, изучается и т.д. на правах оригинала, т.е. так, как будто бы это и есть оригинал, но на другом языке. Содержательное отождествление оригинала и перевода: рецепторы ПТ считают, что тот полностью воспроизводит содержание ИТ. Структурное отождествление перевода с оригиналом: рецепторы ПТ считают, что тот воспроизводит ИТ не только в целом, но и в частностях: точно передает структуру и порядок изложения в ИТ, не содержит изменений, изъятий и т.н. «отсебятин»; количество и содержание разделов в ИТ и ПТ должно совпадать.

В качестве языкового посредника переводчик может выполнять не только перевод, но и различные виды адаптивного транскодирования / переложения.

Адаптивное переложение / транскодирование  это вид языкового посредничества, при котором происходит не только транскодирование (переложение, перенос) информации с одного языка на другой (что имеет место и при собственно переводе), но и ее преобразование (адаптация) с целью изложить ее в иной форме, определяемой не организацией этой информации в ИТ, а какой-то специальной задачей данного акта межъязыковой коммуникации. Специфика адаптивного транскодирования вытекает из ориентации языкового посредника на конкретную группу рецепторов ПТ или на заданную форму преобразования содержания ИТ. Таким образом, адаптивное переложение / транскодирование, подобно переводу, представляет собой особую репрезентацию содержания ИТ на ПЯ, но, в отличие от перевода, создаваемый при этом текст не предназначен служить полноценной заменой оригинала. Различные виды адаптивного переложения / транскодирования в неодинаковой степени обнаруживают сходство с переводом. Всех их объединяет с переводом их т.н. «коммуникативная вторичность»: это всегда та или иная репрезентация ИТ на другом языке. Адаптивное переложение / транскодирование, ориентированное на заданный объем и характер информации, принимает форму т.н. «сокращенного перевода» (который, строго говоря, есть вид адаптивного переложения), аннотаций, рефератов, резюме и других форм передачи содержания ИТ, связанных с отбором и перегруппировкой содержащихся в нем сведений. Для каждой из этих форм задаются, как правило, примерный объем и правила изложения материала.

Коммуникативными потребностями обусловлена и межкультурная адаптация, которая имеет место в процессе перевода. Она выражается в том, что языковой посредник стремится модифицировать ИТ таким образом, чтобы рецептору ПТ стала доступна та часть его содержания, понимание которой обусловлено знанием культурного «фона» ИТ. Такая адаптация может выражаться в поиске в переводящей культуре аналогов тем реалиям и феноменам культуры ИЯ, которые вполне ясны его носителю, в опущении нерелевантных для целей данного акта межъязыковой коммуникации культурно-специфичечких деталей и т. п. Поэтому «одни и те же» детали и реалии могут в одном случае без потерь опускаться (например, названия каких-то товаров и т.п. в художественном переводе, если они не несут художественно значимой информации), в то время как в другом случае это невозможно (например, при информативном переводе).

Важнейшая цель теории перевода заключается в выявлении как языковых, так и экстралингвистических факторов, делающих возможным отождествление содержания сообщений на разных языках. (Общность содержания ИТ и ПТ обычно называется эквивалентностью перевода.)

Теория перевода ставит перед собой следующие основные цели и задачи (по В.Н.Комиссарову):

1. Исследовать и описать общелингвистические основы перевода, т.е. раскрыть, какие особенности языковых систем и какие закономерности функционирования языков лежат в основе процесса перевода, делают его возможным и определяют его характер;

2. Раскрыть отличие собственно перевода от других видов языкового посредничества;

3. Разработать научно обоснованные классификации видов переводческой деятельности;

4. Раскрыть природу переводческой эквивалентности, мыслимой как основа коммуникативной равноценности ИТ и ПТ;

5. Разработать принципы и построения частных и специальных теорий перевода;

6. Разработать принципы адекватного описания процесса перевода как серии действий переводчика по преобразованию ИТ в ПТ;

7. Раскрыть характер воздействия на процесс перевода прагматических и социолингвистических факторов;

8. Дать определение понятию "норма перевода", выявить и охарактеризовать отдельные виды норм;

9. Разработать принципы оценки качества перевода.

Важнейшим методом исследования в лингвистике перевода является сопоставительный анализ ИТ и ПТ, т.е. анализ формы и содержания текста перевода в сопоставлении с формой и содержанием ИТ. Эти тексты представляют собой вполне объективные факты, доступные наблюдению и анализу. Сопоставляя их, можно в значительной мере раскрыть внутренний механизм перевода, выявить в ИТ и ПТ эквивалентные единицы, а также обнаружить изменения формы и содержания, происходящие при замене некоторой единицы оригинала эквивалентной ей единицей перевода. При этом возможно и сравнение двух и более переводов одного и того же оригинала. Сопоставительный анализ дает возможность выяснить, как преодолеваются типичные трудности перевода, связанные со спецификой вовлеченных в этот процесс языков, а также выявить, какие элементы ИТ остаются непереданными в переводе. В результате получается своего рода описание "переводческих фактов", дающее удовлетворительную для многих целей картину реального процесса. Применяется (хотя это, по понятным причинам, сопряжено с большими трудностями) также и такой метод, как опрос информантов, обладающих, во-первых, необходимой степенью двуязычия и, во-вторых, определенным опытом перевода.

Теоретическую часть лингвистики перевода, как отмечалось выше, составляет лингвистическая теория перевода. При этом в теории перевода различаются "общая теория перевода", "частные теории перевода" и "специальные теории перевода".

Общая теория перевода  раздел лингвистической теории перевода, который изучает наиболее общие лингвистические закономерности перевода, независимо от особенностей конкретной пары языков, вовлеченных в процесс перевода, а также от способа осуществления этого процесса и индивидуальных особенностей конкретного акта перевода. Положения общей теории перевода, таким образом, охватывают любые виды перевода любых оригиналов с любого ИЯ на любой ПЯ. Частные теории перевода изучают лингвистические аспекты перевода с данного ИЯ на данный ПЯ, а специальные теории перевода исследуют особенности перевода текстов разных видов и жанров, а также влияние на этот процесс речевых форм и условий, в которых он осуществляется. Общая теория перевода при этом дает теоретическое обоснование и определяет ключевые понятия частных и специальных теорий перевода. Последние, в свою очередь, конкретизируют положения общей теории перевода.

Контрольные вопросы:

1. Почему трудно дать такое определение перевода, которое бы нашло удовлетворительным большинство исследователей?

2. Чем отличается собственно перевод от адаптивногно переложения?

3. Каковы основные методы исследования, применяемые в теории перевода?

4. Какимы соображениями вызвана и в чем состоит межкультурная адаптпция в переводе?

5. В чем состоит различие понятий «частная теория перевода» и «специальная теория перевода»?

Литература:

Алексеева И. С. Введение в переводоведение. – СПб.: Филологический факультет СпбГУ; М.: Академия, 2006. С. 5 – 12, 47 – 51, 127 – 128, 130 – 132.

Тюленев С.В. Теория перевода. - М.: Гардарики, 2004. С. 9-36, 80-87, 204-215.

Лекция 2. Становление, история и современное состояние теории перевода.

План

1.Переводческая практика и ее осмысление в древности: древний Восток и античность.

2. Перевод в средневековой Европе и арабском мире.

3. Эпоха Возрождения и Реформации.

4. Переводческое дело и исследования перевода на Западе в Новое Время.

5. XX век: становление лингвистики перевода.

6. Основные этапы отечественной истории перевода и переводческой мысли.

7. Основные направления исследований перевода на современном этапе (по С. Лоренц): лингвистически ориентированная «наука о переводе», «историко-дескриптивный» и герменевтический подход.

8. Машинный перевод, его теоретические предпосылки.

Теоретическая постановка ряда ключевых вопросов перевода уходит в глубокую древность. Сама же переводческая практика, разумеется, еще древнее и демонстрирует вполне развитые формы, ориентированные, впрочем, главным образом на чисто практические потребности общества, уже на Древнем Востоке, в частности в Древнем Египте и Междуречье. Собственно, как только образовались группы людей, языки которых существенно отличались друг от друга, появились и билингвы, помогавшие общению между этими разноязычными коллективами. С возникновением письменности к устным переводчикам-"толмачам" присоединились и переводчики письменные. Постепенно работа переводчиков приобретала черты регулируемой государством профессиональной деятельности: так, в Древнем Египте переводчики входили в особые иерархизированные профессиональные группы. Распространение письменных переводов открывало доступ к культурным достижениям других языковых сообществ. Первыми теоретиками перевода были, разумеется, сами переводчики, стремившиеся обобщить, по меньшей мере, свой собственный опыт, а иногда и опыт своих коллег. С изложением своего профессионального "кредо" выступали обычно наиболее выдающиеся переводчики, и целый ряд таких соображений и сегодня представляет несомненный интерес. В частности, еще в античности широко обсуждали вопрос о степени близости перевода к оригиналу. Так, в ранних переводах Библии и некоторых других текстов, считавшихся священными или просто образцовыми, преобладало стремление к буквальному копированию оригинала, приводившее иногда к известной неясности перевода. Поэтому, в качестве противоположной установки, некоторые авторы пытались теоретически обосновать право переводчика на большую свободу в отношении ИТ, указывали на необходимость воспроизводить не букву, а смысл или даже общее впечатление оригинала. Уже в этих ранних высказываниях можно найти начало позднейших теоретических споров о предпочтительности буквального или вольного перевода.

Для культуры Древней Греции классического периода, по словам В.В. Бибихина, было нехарактерно внимание к внешней форме ИТ, что объясняется осознанием греками своей культурной исключительности. Впрочем, в классическую эпоху перевод в Греции не играл сколько-нибудь существенной культурной роли, он обычно служил лишь практическим целям общения с «варварами» (например, персами). Греки ощущали свою культуру как вполне самодостаточную: нам неизвестны примеры переводных текстов в греческой литературе того времени. В римскую эпоху, когда происходило усвоение греческих образцов, большинство писателей рассматривало перевод как средство развития родного языка и обычно также придерживалось вольной передачи греческих оригиналов на латинский язык. В этом смысле понимают высказывания Горация («De arte poetica»), Квинтилиана и особенно Цицерона. Однако, по мнению В,В.Бибихина, именно римской культуре мы обязаны осознанием того, что ИТ может восприниматься как ценность, достойная как бы полного «перенесения» в родную культуру, что меняет отношение к формальной стороне оригинала и ориентирует переводчика на ее максимально точное воспроизведение: наряду с «вольным» переводом в греческом стиле (hermeneia) появляется перевод, более похожий на привычный нам тип (traductio).Указания античных писателей имели значение для последующих эпох, когда и в области перевода во многом следовали античным традициям.

Языковая обособленность средневековых европейских обществ создавала неблагоприятные условия для усвоения иных языков, чему значительно препятствовало также и то обстоятельство, что роль интернационального языка в этот период успешно играл латинский. Перевод поэтому долгое время играл второстепенную роль. Однако с ним связана важнейшая для всего периода христианизации Европы проблема распространения Библии и ряда других религиозных текстов. Непогрешимый авторитет этих текстов, с одной стороны, и практика глоссирования (под каждым латинским словом подписывалось слово местного языка) — с другой привели к широкому распространению в эту эпоху буквальных переводов. Впрочем, значительно большую свободу в этой области допускала светская литератуpa, бытовавшая преимущественно в придворно-аристократической среде. Средневековый арабский мир гораздо больше, чем современная ему Европа, преуспел в переводческом деле: в ряде крупнейших городов сложились мощные переводческие центры, благодаря которым происходило интенсивное освоение античного литературного наследия (особенно философского). Известно, что даже христианский Запад познакомился с рядом текстов Аристотеля сначала в латинском переводе с арабского перевода и лишь затем – с греческого оригинала.

Борьба двух переводческих систем — свободной и буквалистской — продолжалась в течение всего средневековья. Возрождение, сначала в Италии, а затем и в других странах Европы, значительно обострило теоретическую проблематику перевода. Увлечение античной литературой способствовало возрождению латыни и греческого, а овладение этими языками стимулировало новые переводы и пересмотр уже накопленного наследия. В связи с развитием новых литературных языков Италия, а за ней Англия, Франция и Германия пережили период увлечения переводом и теоретизированием о нем. Примером могут служить высказывания немецких переводчиков эпохи раннего гуманизма Николауса Виле (он защищает буквальные переводы) и Штейнхавеля (он считает разумным переводить «по смыслу»). Интерес к теории перевода наблюдался и во Франции эпохи Возрождения. В 1540 Этьенн Доле (1509 - 1546) публикует трактат «О способе хорошо переводить с одного языка на другой», где формулирует некую нормативную теорию перевода, выдвигая ряд требований, которым должен отвечать "хороший" переводчик:

1. Надо в совершенстве понимать содержание переводимого текста, а также авторскую интенцию;

2. в совершенстве владеть как ИЯ, так и ПЯ;

3. избегать манеры переводить «слово в слово»;

4. в переводе он должен использовать общеупотребительные формы речи;

5. он должен воспроизводить и «общее впечатление» от оригинала.

В XVII и XVIII вв. к переводу классических авторов все чаще присоединялись переводы с новых языков, а XVIII в. дает также целый ряд серьезных теоретических исследований. Такова работа Й. Хоттингера «Нечто о новейшей фабрикации переводов из греков и римлян», где предвосхищаются некоторые идеи Ф. Шлейермахера, или знаменитая речь А.Тайтлера «Принципы перевода», читанная в Эдинбургской академии в 1791 и вызвавшая оживленные дискуссии в Англии и Германии. Основные требования к переводу были сформулированы в ней следующим образом:

1. он должен полностью передавать идеи оригинала;

2. стиль и манера изложения должны быть такими же, как и в оригинале;

3. он должен читаться так же легко, как и оригинал.

Однако переводческая техника в эту эпоху отставала от теоретической мысли: французский классицизм, влияние которого в тогдашней Европе достигло поразительных масштабов, вполне усвоил римскую идею «вольного перевода»; аристократическая же ориентация французской литературы оправдывала приспособление ИТ к вкусам публики, т.е. восторжествовал т.н. «исправительный перевод». (Кстати сказать, он в конечном счете проник и в Россию в виде небезызвестной практики «склонения на наши нравы»). Так, пьесы Шекспира перерабатывали с целью «освободить» их от всего, что вкусу французского классицизма представлялось вульгарным или даже просто не вполне изысканным.

В конце XVIII в., главным образом уже в Германии, зарождается другая переводческая система, связанная уже не с классицизмом, а с романтизмом. Противопоставляя рассудочной антиисторичности классицизма стремление воспроизводить историческую правду в ее специфической конкретности, а отвлеченному типизированию – интерес к национальному своеобразию, романтики должны были и в области перевода придерживаться принципов возможно более близкой и точной передачи оригинала. Этот подход заявляет классическая статья Ф. Шлейермахера «О различных методах перевода» (1813), где автор требует строгого сохранения «национального стиля» ИТ; ту же точку зрения защищает и А. Шлегель. В. фон Гумбольдт заново поднимает вопрос о переводе на основе достижений «философской лингвистики». Позже появляются и обобщающие работы: Тихо Моммзена «Искусство перевода» (1858), О. Групе «Искусство немецкого перевода» (1859) и др. Т. Моммзен противопоставил двум наиболее распространенным типам перевода — (1) точно передающему смысл, но не форму оригинала и (2) созданию произведения в иностранном стиле, где сохраняются в основном формы ИТ, — третий тип, т.н. «строгий перевод», в котором и содержание и форма ИТ передаются максимально точно и при этом понятно для рецепиента. Первыми на немецком языке опытами данного типа можно считать перевод «Одиссеи» Фосса (1781), «Голоса народов» Гердера, шлегелевские переводы из Шекспира и перевод эсхиловского «Агамемнона» В. фон Гумбольдта. Именно этот тип Моммзен и объявляет наилучшим.

Во второй половине XIX в. теоретический интерес к переводу в Европе продолжает возрастать, особенно в той же Германии, где растет также количество и совершенствуется качество переводов на немецкий язык. По своей добросовестности и профессиональному совершенству немецкие переводы XIX в. являются, по распространенному мнению, лучшими в мире для того времени. В развитие переводческой деятельности в Германии большой вклад внес и быстрый прогресс немецкой филологии. Если в эпоху романтизма немецкая теория перевода апеллировала к концепциям Канта и особенно к теории Фихте об «универсализме» немецкой культуры, то теперь особое значение приобрели воззрения Гегеля на исторический процесс, в частности идея о культурном сотрудничестве «семьи» европейских народов.

Немецкая теория перевода конца XIX века дает немного оригинальных идей. Филолог-классик Вилламовиц-Мёллендорф во многом возобновил концепцию «вольного перевода»: в своем введении к переводу «Ипполита» Эврипида («Что такое перевод?»), он требовал, чтобы ПТ производил на своего реципиента такое же впечатление, какое ИТ оказывал на своих современников: поэтому при переводе надо следовать не букве, а духу произведения, передавать не слова, а «мысли и ощущения». Соответственно подчеркивалась, например, необходимость пользоваться не размером ИТ, а такой формой стиха, которая могла бы вызывать у читателя впечатление, сходное с впечатлением от оригинала.

Во Франции XIX века переводческая деятельность не играла столь важной роли, как в Германии, а в отношении качества переводы на французский язык, как принято считать, всегда сильно уступали немецким. Правда, в это время выполнены замечательные по своему проникновению в дух оригинала переводы Ш. Бодлера из Э. По, а затем и «антикизирующие» опыты «парнасской школы» (Леконт де Лиль, в частности, оставил немало тщательнейшим образом исполненных переводов из античных авторов).

Английская переводная литератуpa XIX в. находилась примерно в таком же состоянии, как и французская. До 1880-х гг. в Англии переводили мало и неохотно, причем преимущественно классические произведения бесспорной художественной ценности. Из теоретических работ можно отметить статью Матью Арнольда «О переводе Гомера» (1861). В числе же лучших образцов английского переводческого искусства - переводы Д. Г. Россетти из Данте («Новая жизнь») и других староитальянских поэтов (в молодые годы Д. Г. Россетти перевел «Ленору» Бюргера и приступил даже к переводу «Песни о Нибелунгах»); У. Морриса (исландские саги, «Энеида» Вергилия); Суинберна, обладавшего редким чутьем к чужому языку (переводы из Ф. Вийона и Т. Готье). В 1880—90-х гг. англичане стали охотно переводить французских писателей (Э. Золя, Г. де Мопассан), а также скандинавских (Х. Ибсен) и русских (Л. Толстой, Достоевский, Чехов).

Основы же научной теории перевода стали разрабатываться весьма поздно - лишь к середине ХХ века, когда переводческая проблематика привлекла серьезное внимание лингвистов, ранее ее нередко игнорировавших. В это время на первый план стал выдвигаться перевод не художественных, а информативных - политических, юридических, коммерческих, научных, технических и других «деловых» - текстов, где особенности авторского стиля мало существенны. В связи с этим начали более четко осознавать, что основные трудности перевода и даже сам характер переводческого процесса решающим образом обусловливаются расхождениями в структурах и правилах функционирования вовлеченных в этот процесс языков. Кроме того, и возросшие требования к точности перевода также акцентировали внимание на языковых единицах и их соотношениях. Перевод отныне должен был обеспечивать полную передачу информации, нередко вплоть до значений отдельных слов. Проще говоря, всё более осознавалась языковая первооснова переводческого процесса. Было, соответственно, необходимо выяснить, в чем именно состоит его лингвистическая сущность, в какой мере он определяется и ограничивается собственно лингвистическими факторами.

Для удовлетворения возросшей потребности была расширена подготовка переводчиков: она осуществлялась на базе университетов и институтов, где изучались иностранные языки. Лингвисты при этом должны были создать научную базу для построения эффективного курса подготовки переводчиков. Обнаружилась также и недостаточность традиционной формулы квалификации переводчика («Для того чтобы переводить, необходимо знание двух языков и предмета речи»). Оказалось, что этого мало: надо не просто знать два языка, но знать их «по-переводчески», т.е. в сочетании с правилами и условиями перехода от единиц одного языка к единицам другого (В. Н. Комиссаров).

Перевод в России. В древней Руси переводили в основном с южнославянских языков и с греческого, преимущественно книги религиозного содержания. Позже, с ростом западного влияния, начиная с XV в., переводы приобрели более практическую направленность, способствуя усвоению уже и «технической» культуры Запада. С конца XVI в. в западных областях страны стали появляться переводы европейских рыцарских романов и повестей о «витезях добрых» — «О славном рыцеры Трисчане (Тристане), о Анцелоте (Ланцелоте), о Бове и о иншых многих витезях добрых» (заглавие Познанской рукописи XVI в.). В Московской Руси переводы нередко заказывались иностранцам, плохо владевшим церковнославянским и русским языками. Переводы при этом, естественно, оказывались тяжелыми, а иногда и совсем непонятными. Но и сами русские переводили тогда не лучше. Однако к концу XVII в. возникают уже более высокие требования к ПТ. Стремясь по-прежнему к дословной передаче, переводчики тем не менее в отдельных случаях пытаются уже всё-таки воспроизвести и стиль подлинника («Юдифь и Олоферн», «Темир-Аксаково действо» — пер. с немецкого).

Преобразование книжного языка при Петре I вначале внесло еще большую неразбериху в русские ПТ начала XVIII в. Языковые средства переводчиков при этом, однако, усилились громадным количеством иностранных заимствований; обилие их повлекло за собой увлечение калькированием синтаксических структур. Преобразования Петра потребовали перевода различных сочинений научного содержания. Примерно с 1730-х гг. переводы технической европейской литературы постепенно уступают место переводам уже художественной литературы, как прозаическим, так и стихотворным. Они имели огромное значение для становления русского литературного языка. Основное стремление таких крупных переводчиков, как Кантемир и Тредиаковский, — верность передачи мысли оригинала.

Во второй половине XVIII в. в Петербурге было основано специальное общество переводчиков «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг» (1768—1783). Перевод этой эпохи в значительной степени был ориентирован на запросы тех читателей, которые плохо владели иностранными языками или не владели ими вовсе, что определяло и отбор произведений, и стремление к их адаптации (переделка на «русские нравы»). То обстоятельство, что большинство русских переводов делалось с французского языка, в свою очередь способствовало усвоению и французской теории перевода. Так, Карамзин эпиграфом для своего «Пантеона иностранной словесности» взял стихи Лебрена: «Кто шаг за шагом следует за своим автором, тот является только слугой, следующим за своим господином». В. А. Жуковский вполне усвоил взгляд Флориана, требовавшего от переводчика, чтобы, сохраняя мысль автора, он смягчал «черты дурного вкуса». «Переводчик в прозе есть раб; переводчик в стихах — соперник», говорил Жуковский (ср. «Людмилу» Жуковского — перевод баллады Бюргера «Ленора»; пропуски в переводах из Шиллера и т.п.). В те же годы постепенно определялось и более бережное отношение к переводимым текстам (ср., в частности, перевод «Илиады» П. И. Гнедича).

Русская литература 1820—1850 гг. беднее переводами, чем в начале XIX в. Зато они все более приближаются к задаче максимально точного воспроизведения подлинников. В 1860-е гг. переводческая деятельность в очередной раз интенсифицируется. Используя переводы в целях пропаганды, идеологически мотивированные переводчики не только искусно подбирают нужные им произведения, получающие новые смысловые нюансы в русской социально-политической атмосфере, но и допускают переделки текста. Произведения Гейне, Беранже, Гюго, Барбье, Бернса, Лонгфелло и др. переводились тогда особенно охотно, представляя собой благодарный материал для адаптаций и переделок. Неточные переводы с произвольными изъятиями, заменами и «отсебятинами» нередки и в прозе (характерным примером могут служить исключительно популярные в свое время переводы И. И. Введенского из Диккенса и Теккерея). Однако в ту же эпоху традиции бережного отношения к тексту, вплоть до защиты принципа дословной передачи, сохранились в дворянских писательских кругах, рассматривавших переводную литературу преимущественно как предмет эстетического наслаждения. Характерной фигурой здесь был А. А. Фет, который переводил Гёте, Уланда, Шиллера, Гейне, Беранже, Мюссе, Мицкевича, Байрона. Кроме того, ему принадлежат переводы «Фауста» Гёте, «Антония и Клеопатры» и «Юлия Цезаря» Шекспира, а также переводы латинских поэтов (1883 – 1889): Горация, Катулла, Ювенала, Персия, «Превращений» («Метаморфоз»)Овидия, «Энеиды» Вергилия и других. Принцип, которому Фет неизменно следовал в своей обширнейшей переводческой деятельности, заключался в стремлении переводить стих в стих, слово в слово, сохраняя в ПТ число строк оригинала (эквилинеарность). Результатом оказался крайний буквализм, с грамматическими и метрическими неправильностями, необычными ударениями и т. п.

С середины 1880-х гг. у нас быстро развивается научно-исследовательская деятельность в области истории «всеобщей» литературы; возникает интерес к непереведенным памятникам старинной европейской литературы; переводчики (некоторые из них вышли из школы акад. А. Н. Веселовского, который и сам создал превосходный перевод «Декамерона» Боккаччо) соединяют критическое чутье с хорошим филологическим анализом ИТ(«Песнь о Нибелунгах» Кудряшева, «Калевала» Бельского, «Песнь о Роланде» Де Ла-Барта). Д. Е. Мин не менее 40 лет трудился над переводом «Божественной комедии» Данте, а над «Фаустом» Гёте Н. Холодковский работал более 25 лет. Переводы этого периода, однако, в подавляющем большинстве своем отличаются значительными недостатками — приблизительностью передачи ИТ, «сглаживающим» характером и т.п.

Новые и притом гораздо более строгие требования были предъявлены к переводам, преимущественно стихотворным, в эпоху символизма. Так, единодушную критику вызвали многочисленные переводы К. Бальмонта (П. Б. Шелли, Э. По, Кальдерон, Ю. Словацкий и др.), который лишь очень приблизительно передавал смысл переводимого, многое пропуская и многое добавляя от себя. Напротив, славу виртуозных переводчиков заслужили В. Брюсов (Верхарн, французская поэзия XIX в., Вергилий, Гёте), М. Волошин, Ф. Сологуб (Верлен), позднее Н. Гумилев и др. Крупным явлением русской литературы явились также переводы Вяч. Иванова (Петрарка), Инн. Анненского (Еврипид), Ф. Зелинского (Софокл).

После Октябрьской революции 1917 г. перевод как теоретическая и практическая проблема получил особое значение. Ему приписывали особую роль в качестве средства овладения богатствами европейской и мировой культуры. Однако, если не считать деятельности негосударственных издательств в период нэпа, переводческая деятельность в советское время находилась под жесточайшим контролем государства, осуществлявшего крайне тенденциозный отбор произведений для перевода и не гнушавшегося внесением в ПТ намеренных искажений с целью подогнать их под идеологические, моральные и эстетические стандарты тоталитарного общества. Некоторые достижения в смысле переводческой техники, тем не менее, имели место. Так, образовавшееся по инициативе А. М. Горького издательство «Всемирная литература» (Ленинград) поставило себе целью выпуск высококачественной переводной литературы, а после ликвидации его аналогичной цели служило издательство «Academia» (Москва — Ленинград). Эти издательства сплотили вокруг себя лучших в то время переводчиков и редакторов, которые подняли на большую высоту переводческое мастерство и обогатили русскую литературу огромным количеством переводных произведений, многие из которых появились на русском языке впервые. Эти традиции с известными изменениями сохранялись на протяжении всего советского периода. Среди крупных советских переводчиков можно назвать М. Л. Лозинского, С. Я. Маршака, Б. Л. Пастернака, И. Кашкина, Р. Райт-Ковалеву, Л. Гинзбурга и других.

В наше время, по мнению С.Лоренц, можно выделить три основных подхода к осмыслению феномена перевода.

Это, во-первых, восходящая к Ф. Шлейермахеру герменевтическая теория перевода, рассматривающая его как частный случай интерпретации.

Во-вторых, это лингвистически ориентированный подход, получивший название «науки о переводе» (science of translation в английском языке и Übersetzungswissenschaft – в немецком). Этот подход стремится создать общую теорию перевода, которая дала бы адекватное описание перевода как литературно-художественных, так и специальных текстов. Для него характерна также ориентация на практику перевода как в смысле выработки для нее научно обоснованных норм и правил, так и в смысле создания теоретической базы для обучения переводчиков.

Ему противостоит, в-третьих, историко-дескриптивный подход, имеющий корни в филологии и компаративистике. Он уже получил в работах некоторых авторов название «исследований перевода» (англ. translation studies, нем. Übersetzungsforschung). Для этого направления характерен интерес к вопросам рецепции литературных текстов при переводе на другие языки, а также к истории художественного перевода и переводческих концепций.

Как пишет С. Лоренц, акцентируя нормативный и дескриптивный аспекты, если попытаться свести основополагающее различие этих направлений к простой формуле, то можно было бы сказать, что первое из них стремится ответить на вопрос: «Как надо переводить?», а второе – на вопрос: «Как в действительности переводили и переводят?». При этом лингвистическая теория перевода, исходя из своих предпосылок, определяет перевод нормативно, признавая центральным для него понятие эквивалентности, выступающее его важнейшим конститутивным признаком. В противоположность этому, ориентированное на теорию литературы и культурологию переводоведение (то есть Übersetzungsforschung в терминологии С. Лоренц) исходит из исторических фактов переводческой деятельности и описывает всевозможные разновидности перевода, не пытаясь дать последнему строгое или нормативное общее определение. В таком контексте внимание исследователя привлекают и те сочинения, которые лингвистика перевода игнорирует, например, переводы, выполненные не с оригинала непосредственно, а с другого перевода, и даже «псевдопереводы» вроде знаменитого в свое время «Оссиана» Дж. Макферсона. Единственно признаваемый критерий здесь – культурно-историческое значение переводного или даже просто принимаемого за таковой текста.

Теоретические предпосылки машинного перевода, на который в свое время возлагались огромные надежды, представляют собой до известной степени развитие идей, положенных в основу лингвистики перевода, и дополненных некоторыми положениями теории информации, кибернетики и т. д. Действительно, если в процессе перевода большую роль играют «закономерные соответствия», то возникает мысль, что их можно описать достаточно строгим образом и на этой основе создать переводящие программы, которые, производя формальный анализ ИТ, будут обнаруживать подходящие случаю соответствия на ПЯ и подставлять их в текст перевода. В наше время переводящие программы стали вполне привычными, но их относительно эффективная применимость существенно ограничена определенными типами текстов, а качество перевода обычно бывает крайне неудовлетворительным.

Контрольные вопросы:

1.Охарактеризуйте (желательно в сравнительном плане) основные черты переводческой практики античности, европейского и арабо-мусульменского средневековья, эпохи Возрождения и Реформации.

2.В чем состоит сходство и различие национальных переводческих традиций в основных европейских странах в 17-19 веках?

3.Почему лингвистическая теория перевода возникла только в середине 20 века?

4.В чем отличие лингвистически ориентированного подхода к переводу от историко-дескриптивного и герменевтического (по С.Лоренц)?

5.Какие вопросы проходят через всю историю переводческой практики и теории от античнотсти до наших дней?

Литература:

Алексеева И. С. Введение в переводоведение. – СПб.: Филологический факультет СпбГУ; М.: Академия, 2006. С. 52 – 126.

Тюленев С.В. Теория перевода. - М.: Гардарики, 2004.С. 37-80, 262-265.

Лекция 3. Процесс перевода.

План.

1. Определение процесса перевода.

2. Понятие модели перевода.

3. Ситуативная (денотативная) модель.

4. Трансформационно-семантическая модель.

5. Психолингвистическая модель.

6. Операционный способ описания процесса перевода.

7. Понятие переводческой (межъязыковой) трансформации.

8. Виды трансформаций: транскрипция, транслитерация, калькирование, лексико-семантические замены (конкретизация, генерализация, модуляция), синтаксическое уподобление, членение и объединение предложений, грамматические замены, антонимический перевод, экспликация, компенсация.

Процессом перевода называется серия последовательных действий переводчика по созданию ПТ. Этот процесс включает, как принято считать, два этапа: (1) уяснение языковым посредником содержания ИТ и (2) подбор им варианта перевода. Хотя действия переводчика часто интуитивны, нельзя считать, что его выбор совершенно случаен или, тем более, произволен. Он во многом определяется достаточно объективным соотношением способов построения сообщений в ИЯ и ПЯ.

Реальный процесс перевода, естественно, недоступен для наблюдения. Его изучают при помощи различных теоретических моделей. Моделью перевода называется условное (NB) описание состава и последовательности мыслительных операций, выполняя которые можно осуществить перевод. Большинство моделей перевода имеет весьма ограниченную объяснительную силу: их задача - описать состав и последовательность действий, с помощью которых можно решить ту или иную переводческую задачу при заданных условиях, т.е. такие модели раскрывают лишь отдельные стороны функционирования языкового механизма перевода.

Описание процесса перевода с помощью таких моделей включает два аспекта: (1) общую характеристику модели и ее возможной сферы применения (т.е. раскрытие объяснительной силы модели); (2) выявление типов переводческих операций (или трансформаций), осуществляемых в рамках данной модели.

Модель перевода может быть ориентирована преимущественно (1) на «внеязыковую» реальность (например, ситуативная модель) или же (2) на структурно-семантические особенности языковых единиц (например, трансформационно-семантическая модель).

Ситуативная (иначе - денотативная) модель перевода исходит из того, что содержание единиц языка «отражает», в конечном счете, какие-то предметы и явления действительности (их, как известно, обычно и называют денотатами). Отрезки речи, составляющие ИТ, содержат информацию о некой ситуации, т.е. о какой-то совокупности денотатов, поставленных в те или иные взаимоотношения. Ситуативная модель рассматривает перевод как процесс описания при помощи средств ПЯ той же ситуации, которая описана в ИТ средствами ИЯ. Действия переводчика представляются так: воспринимая ИТ, он выясняет, какую ситуацию реальной действительности тот описывает; после этого переводчик описывает ту же ситуацию на ПЯ. Иначе говоря, процесс перевода идет от ИТ к реальной действительности и уже от нее - к ПТ.

Ситуативная модель обладает немалой объяснительной силой. Она вполне адекватно описывает процесс перевода, когда для создания коммуникативно равноценного оригиналу текста на ПЯ необходимо (и достаточно) указать в переводе на ту же самую ситуацию, которая описана в ИТ. Наиболее удачно ситуативная модель применима в трех случаях: (1) при переводе безэквивалентной лексики; (2) если описываемая в ИТ ситуация однозначно определяет выбор варианта перевода; (3) когда понимание (и перевод) ИТ или его части невозможны без выяснения тех сторон описываемой им ситуации, которые не входят в значения языковых единиц, использованных в исходном сообщении.

Ситуация жестко определяет выбор варианта перевода, когда в ПЯ существует единственный способ описания данной ситуации: так, если в английском ИТ на свежеокрашенный объект указывает надпись Wet paint, то в русском ПТ эта ситуация будет описана с помощью Осторожно, окрашено.

Аналогично, ситуация во многом определяет выбор варианта перевода и тогда, когда в ПЯ существует не единственный, а преобладающий, наиболее распространенный, «общепринятый», так сказать, способ описания данной ситуации. Именно этот способ обычно и применяется: to sit up late – поздно лечь спать; to swallow the bait – попасться на удочку; Stop, I have а gun! – Стой! Стрелять буду!

Ситуативная модель не работает, в частности, в тех случаях, когда при переводе приходится отказываться от описания той же самой ситуации. (Если у реципиента перевода данная ситуация, например, связана с иными ассоциациями, чем у реципиента оригинала, то описание ее средствами ПЯ просто не обеспечит межъязыковой коммуникации.) Но это не значит, что ситуативная модель «неправильно» объясняет процесс перевода. Она адекватно объясняет его применительно к тем случаям, когда для его осуществления необходимо и достаточно уяснить описываемую в ИТ ситуацию и «переописать» ее средствами ПЯ. Однако объяснительная сила этой модели ограничена тем, что она не учитывает необходимости воспроизводить в переводе и ту часть содержания ИТ, которая создается значениями использованных в нем единиц ИЯ.

Трансформационно-семантическая модель перевода (далее – ТСМ), в отличие от ситуативной, исходит из того, что при переводе имеет место передача значений единиц ИТ. Она трактует процесс перевода как серию преобразований, с помощью которых переходят от единиц ИЯ к единицам ПЯ. Иными словами, ТСМ ориентирована на предполагаемое существование непосредственной связи между структурами и лексическими единицами ИТ и ПТ. Соотнесенные таким образом единицы рассматриваются как начальное и конечное «состояния» в процессе перевода.

Согласно ТСМ, процесс перевода проходит три этапа: (1) Этап анализа –проводится «упрощающая трансформация» исходных синтаксических структур в пределах самого ИЯ: структуры ИТ сводятся к более простым формам. Предполагается, что такие «ядерные» (или «около-ядерные») структуры в разных языках близки друг другу и поэтому легко заменяют друг друга при переводе. Так, She is а good dancer трансформируется в более «прозрачную» структуру She dances well. The thought worried him может быть представлено в виде двух упрощенных структур и указания на связь между ними: he thought, he worried, причем первое (he thought) обусловливает второе (he worried). Понятно, что «упрощать» можно и лексические единицы (выявляя более или менее важные семы). (2) Этап «переключения», т.е. перехода к «ядерным» структурам и элементарным семам ПЯ. На уровне таких структур и элементарных сем у разных языков обнаруживается значительное сходство, поэтому и эквивалентные единицы здесь отыскиваются достаточно легко. Например, предложение He is а good singer может вызвать трудности при переводе на русский язык, если это оно не относится к профессиональному певцу, однако, трансформированное в He sings well, оно переводится без труда: Он хорошо поет. (3) Этап «реструктурирования», т.е. трансформации уже на ПЯ с ядерного (или «околоядерного») уровня в окончательные структуры (единицы) ПТ. При этом в соответствии с нормами ПЯ меняются также порядок слов, структура предложения и т.п.

ТСМ обладает весьма значительной объяснительной силой. Она дает возможность учесть роль значений языковых единиц в содержании ИТ и зависимость (необязательно прямую) от этих единиц средств ПЯ, используемых в переводе. ТСМ, однако, не является универсальной: так, она не имеет в виду тех случаев, когда между синтаксическими структурами и значениями лексических единиц в ИТ и ПТ нет отношений трансформации, а эквивалентность этих текстов основывается единственно на общности описываемой ситуации. (Answer the phone эквивалентно русскому Возьми трубку не потому, что у to answer и взять есть общие семы, а потому, что в реальной жизни, отвечая на звонок, надо взять телефонную трубку. В таких случаях, конечно, лучше «работает» ситуативная модель перевода.)

Ни ситуативная, ни трансформационно-семантическая модель не претендуют на сколько-нибудь полное соответствие реальным действиям переводчика. Чтобы включить описание психических процессов, обеспечивающих его деятельность, разрабатывается психолингвистическая модель перевода (далее – ПЛМ). ПЛМ постулирует, что переводчик сначала преобразует свое понимание содержания ИТ в свою внутреннюю программу, а затем развертывает ее в ПТ. Так как внутренняя программа дана в субъективном коде говорящего, ПЛМ включает два этапа: (1) «перевод» с ИЯ на свой внутренний код (свертывание) и затем (2) «перевод» с этого внутреннего кода на ПЯ (развертывание). ПЛМ полностью отвечает пониманию перевода как вида речевой деятельности. Ее объяснительная сила, однако, существенно ограничивается тем обстоятельством, что мы просто не знаем, в чем именно состоит и как в действительности происходит постулируемое ею «свертывание» и «развертывание».

Модели перевода стремятся представить процесс перевода в целом, более же подробная его характеристика достигается через описание типов мыслительных операций, с помощью которых находят приемлемый вариант перевода. При этом приходится предполагать, что между единицами ИТ и ПТ существует непосредственная связь, причем из исходной единицы путем неких преобразований (иначе - трансформаций) можно получить единицу перевода. Такое представление процесса перевода тоже носит условный характер. Мозг переводчика получает «на входе» отрезок ИТ и «выдает на выходе» отрезок ПТ. Сопоставляя эти отрезки текста, можно попытаться выявить и охарактеризовать сам способ перехода от первых ко вторым, иначе говоря – те «приемы перевода», с помощью которых первые как бы трансформируются во вторые.

Такое операционное описание процесса перевода отличается от моделирования перевода тем, что в нем: (1) дается не какая-то общая схема процесса, а указываются определенные способы перевода, применимые при передаче значений единиц ИЯ того или иного типа; (2) преобразования (трансформации) происходят исключительно между разноязычными единицами (а не отдельно в пределах ИЯ и в пределах ПЯ), т.е. все трансформации подразумевают непосредственное переключение от ИТ к ПТ без промежуточных этапов; (3) указанные трансформации (способы перевода) не сводятся к каким-то известным внутриязыковым преобразованиям, а, напротив, представляют собой уже собственно переводческие операции.

Итак, преобразования, с помощью которых можно осуществить переход от единиц ИТ к единицам ПТ (в указанном выше смысле), называются переводческими (иначе - межъязыковыми) трансформациями. Они носят комплексный формально-семантический характер, ибо преобразуют как форму, так и значение единиц ИЯ.

В зависимости от характера исходных (NB) единиц переводческие трансформации обычно подразделяются на (1) лексические и (2) грамматические; кроме того, выделяют также (3) комплексные лексико-грамматические трансформации, при которых преобразования либо (а) затрагивают одновременно и лексические, и грамматические единицы ИТ, либо (б) являются межуровневыми, т.е. имеет место переход от лексических единиц в ИЯ к грамматическим в ПЯ или наоборот.

Основные типы лексических трансформаций: 1) практическая транскрипция (или переводческое транскрибирование) и транслитерация; 2) калькирование и 3) лексико-семантические замены (конкретизация, генерализация, модуляция / смысловое развитие).

Основные типы грамматических трансформаций: 1) синтаксическое уподобление (дословный перевод); 2) членение предложения; 3) объединение предложений; 4) грамматические замены (формы слова, части речи или члена предложения).

Основные типы лексико-грамматических трансформаций: 1) антонимический перевод; 2) экспликация (иначе - описательный перевод); 3) компенсация.

Транскрипция и транслитерация – это способы передачи лексической единицы ИТ путем воссоздания ее формы с помощью графики ПЯ: транскрипция – это воспроизведение звуковой формы слова ИЯ, а транслитерация – это воспроизведение его графической формы (например, буквенного состава). В современной переводческой практике преобладает т.н. «практическая транскрипция» (приблизительная [как правило, без диакритиков и дополнительных знаков] условная транскрипция с сохранением элементов транслитерации), например: absurdist – абсурдист; skateboarding – скейтбординг. В ней всегда имеются случаи сохранения приема транслитерации и традиционные «исключения из правил»: в англо-русских переводах элементы транслитерации заключаются, в основном, в передаче некоторых редуцированных гласных и особенно непроизносимых и двойных согласных: boss – босс; Dorset – Дорсет; Campbell – Кэмпбелл, Традиционные исключения касаются преимущественно имен исторических личностей и некоторых географических названий: Edinburgh – Эдинбург; Charles I – Карл I; William II – Вильгельм II; James I – Яков (Иаков) I.

Калькирование – передача лексической единицы ИТ путем замены ее элементов – морфем (в случае отдельных слов) или слов (в случае устойчивых словосочетаний) – их лексическими соответствиями в ПЯ. Иначе говоря, создается новое слово или устойчивое словосочетание ПЯ, копирующее структуру исходной лексической единицы: miniskirt – мини-юбка; mass culture - массовая культура; Rapid Deployment Force – силы быстрого развертывания.

Лексико-семантические замены – это способ передачи лексических единиц ИТ через единицы ПЯ, значение которых само по себе не совпадает со значениями исходных единиц, но может быть выведено из них с помощью неких логических преобразований. Их основными видами являются следующие.

Конкретизация - замена лексической единицы ИЯ с более широким значением единицей ПЯ с более узким значением: He was at the ceremony. – Он присутствовал на церемонии; Dinny waited in а corridor which smelt of disinfectant. – Динни ждала в коридоре, где пахло карболкой; At eight o’clock an excellent meal was served in the dining-room. – В восемь часов вечера в столовой был подан отличный ужин.

Противоположный прием называется генерализацией – это замена единицы ИЯ, имеющей сравнительно узкое значение, единицей ПЯ с более широким значением. Такое соответствие часто выражает родовое понятие, тогда как исходная единица - видовое: Jane used to drive to market with her mother in their La Salle convertible. – Джейн с матерью раньше ездили на рынок на машине; He visits me almost every week-end. – Он приезжает ко мне почти каждую неделю.

Генерализация (как и конкретизация) может оказаться желательной, в частности, по стилистическим причинам. Так, в русской художественной прозе не принято без особой необходимости точно указывать рост и/или вес персонажей, поэтому сочетание а young man of six feet three inches в английском ИТ нередко может быть заменено в русском ПТ на молодой человек высокого роста.

Модуляция (или смысловое развитие) – это замена единицы ИЯ единицей ПЯ, значение которой тем или иным образом логически выводится из значения исходной единицы. Обычно они бывают связаны причинно-следственными отношениями: He always made you say everything twice. – Он всегда переспрашивал. (Вы всегда повторяли сказанное, потому что он вас всегда переспрашивал.) Иногда более трудно определть конкретный тип связи, хотя сама по себе она явно присутствует: He would cheer up somehow, begin to laugh again and draw skeletons all over his slate, before his eyes were dry. – Он снова приободрялся, начинал смеяться и рисовал на своей грифельной доске разные фигурки, хотя глаза его еще были полны слез.

Синтаксическое уподобление (или дословный перевод) имеет место, если синтаксическая структура в ИТ преобразуется в аналогичную ей структуру ПЯ. Это своего рода «нулевая» трансформация, и она, разумеется, может применяться лишь тогда, когда в ИЯ и ПЯ имеются «параллельные» друг другу синтаксические структуры: I always remember his words. – Я всегда помню его слова.

Членение предложения – это такой способ перевода, при котором синтаксическая структура исходного предложения преобразуется в две или более предикативные структуры ПЯ. Таким образом, этот прием приводит либо к преобразованию простого предложения ИЯ в сложное предложение ПЯ (это так называемое внутреннее членение, которое в англо-русских переводах часто вызывается грамматическими причинами), либо к преобразованию одного (простого или сложного) предложения ИЯ в два или более самостоятельных предложения в ПЯ (это внешнее членение, которое нередко обусловлено жанрово-стилистическими причинами): Both engine crews leaped to safety from a collision between a parcels train and a freight train near Morris Cowley, Oxfordshire. – Близ станции Морис Каули (графство Оксфордшир) произошло столкновение почтового и товарного поездов. Члены обеих бригад остались невредимы, так как успели спрыгнуть с поезда на ходу. В этом примере трансформация членения обеспечивает возможность адекватно передать значение труднопереводимого сочетания leaped to safety и создает более естественную для русского текста последовательность описания событий (произошло столкновение, но до этого удалось спастись членам поездных бригад).

Противоположный членению прием - объединение предложений – это такой способ перевода, при котором синтаксическая структура в ИТ преобразуется путем соединения двух (или более) простых предложений в одно сложное: That was а long time ago. It seemed like fifty years ago. – Это было давно – казалось, что прошло уже лет пятьдесят.

Нередко прибегают к одновременному использованию объединения и членения – одно предложение разбивается на две или более части, и одна из этих частей, в свою очередь, объединяется с другим предложением.

Грамматические замены – это такой прием перевода, при котором грамматическая единица в ИТ преобразуется в единицу ПЯ с иным грамматическим значением. Понятно, что при переводе, стого говоря, всегда происходит замена грамматических форм ИЯ на формы ПЯ. Однако грамматическая замена как особый способ перевода подразумевает отказ от использования форм ИЯ, общепризнанно аналогичных исходным, замену их на такие, которые отличаются от них по грамматическому значению. Так, в определенных условиях замена формы числа при переводе может стать средством создания окказионального соответствия: We are searching for talent everywhere. – Мы всюду ищем таланты. Весьма распространенной является и замена части речи: так, для англо-русских переводов весьма характерны замена существительного глаголом, а прилагательного – существительным: He is а poor swimmer. – Он плохо плавает; She is no good as a letter-writer. – Она не умеет писать письма; Australian prosperity was followed by a massive slump. – За экономическим процветанием в Австралии последовал серьезный кризис.

Антонимический перевод – это лексико-грамматическая трансформация, при которой замена утвердительной формы в ИТ на отрицательную форму в ПТ (или наоборот) сопровождается заменой лексической единицы в ИТ на единицу ПЯ с противоположным значением: Nothing changed in my home town. – Всё в моем родном городе осталось прежним. В англо-русских переводах эта трансформация часто применяется для передачи литоты: He is not unworthy of your attention. – Он вполне заслуживает вашего внимания.

Экспликация (или описательный перевод) – это такая лексико-грамматическая трансформация, при которой лексическая единица ИТ заменяется словосочетанием, дающим ее объяснение или определение на ПЯ (т.е. эксплицирующим ее значение). С помощью приема экспликации можно передать значение практически любого безэквивалентного слова в ИТ: whistle-stop speech – выступление кандидата в ходе предвыборной поездки. Недостатком экспликации является громоздкость, поэтому наиболее успешно она применяется в тех случаях, где можно обойтись относительно кратким объяснением: Car owners from the midway towns ran a shuttle service for parents visiting the children injured in the accident. – Владельцы автомашин из городов, лежащих между этими двумя пунктами, непрерывно привозили и отвозили родителей, которые навещали детей, пострадавших во время крушения.

Компенсация – это способ перевода, при котором элементы смысла, утраченные при передаче той или иной единицы ИТ, восстанавливаются в ПТ каким-либо другим средством, причем совершенно необязательно в том же самом месте, что и в ИТ. Таким образом и «компенсируется» утраченный смысл, благодаря чему содержание оригинала воспроизводится с большей полнотой. При этом нередко грамматические средства ИТ заменяются в ПТ лексическими (или наоборот). Так, некоторые особенности английского просторечия нельзя передать на русский язык никакими средствами, кроме компенсации, например, добавление / опущение гласных или согласных (а-telling, а-going, hit вместо 'it, 'appen и пр.), ошибки в согласовании между подлежащим и сказуемым (I was, you was и пр.) и т. п. Например, в пьесе Б. Шоу "Пигмалион" Элиза говорит: I'm nothing to you – not so much as them slippers. Хиггинс поправляет ее: those slippers. Эту разницу между them и those невозможно воспроизвести в переводе, но такую «утрату» легко компенсировать, обыграв характерную уже для русского просторечия неправильную форму родительного падежа туфли, тогда Элиза скажет: Я для вас ничто, хуже вот этих туфлей, а Хиггинс поправит ее: туфель.

Контрольные вопросы:

1.Чем отличаются понятия «процес перевода» и «модель перевода»?

2.Каковы основные модели перевода и в чем специфика каждой из них?

3.В чем специфика операционного способа описания процесса перевода? Чем этот подход отличается от моделирования перевода?

4.Дайте определение и приведите пример на каждую из изученных переводческих трансформаций.

Литература:

Алексеева И. С. Введение в переводоведение. – СПб.: Филологический факультет СпбГУ; М.: Академия, 2006. С. 147 – 170.

Тюленев С.В. Теория перевода. - М.: Гардарики, 2004. С.89-103, 179-203.

Лекция 4. Техника перевода.

План

1. Перевод как эвристический процесс.

2. Понятие единицы перевода.

3. Этапы процесса перевода.

4. Техника работы со словарями и справочными материалами.

5. Принципы переводческой стратегии.

6. Технические приемы перевода: перемещение (перестановка), добавление, опущение, местоименный повтор. Прием пословного перевода как промежуточная стадия в поисках оптимального варианта.

Собственно лингвистическое описание процесса перевода можно дополнить психолингвистическим его описанием, данным с точки зрения самого переводчика, и тогда перевод предстает как эвристический процесс, в ходе которого языковой посредник решает ряд творческих задач, используя для этого известную совокупность технических приемов. Конечная цель такого описания - раскрытие реальной стратегии поведения переводчика и техники, применяемой им в переводческом процессе.

Если ИТ представляет собой относительно длинную последовательность сообщений, его перевод не может быть выполнен сразу. Переводчик фактически делит текст на какие-то отрезки и приступает к переводу нового отрезка только по завершении перевода предыдущего. Величина таких отрезков, т. е. единиц перевода (переводческого процесса), разумеется, не может быть одинакова ни для разных языков, ни для разных видов перевода. В большинстве случаев минимальной единицей перевода будет одно предложение в тексте. Даже если в пределах отдельного предложения не хватает информации для выбора конкретного варианта перевода (т. е. для этого требуется также знакомство с содержанием других частей текста), переводчик, как правило (если, конечно, речь не идет о применении объединения предложений и т. п.), не приступит к переводу новой единицы, пока не закончит перевод данного предложения. В устном переводе, правда, ситуация несколько сложнее. При последовательном переводе переводчик может начинать переводить, удерживая в памяти сразу несколько предложений, перевод которых и составляет отдельную «порцию» переводимого текста, включающую несколько минимальных единиц перевода. При синхронном же переводе, напротив, требуется создавать ПТ одновременно с аудированием ИТ, и поэтому переводчик стремится начать перевод, как только он получил для этого минимально достаточную информацию.

В действиях переводчика можно выделить два взаимосвязанных этапа, которые отличаются характером его речевых действий. К первому из них будут относиться его действия, связанные с извлечением информации из ИТ, а ко второму – уже выбор необходимых средств ПЯ. Первый этап обычно называют «уяснением значения»: переводчик должен получить информацию, как содержащуюся в самом переводимом отрезке ИТ, так и предполагаемую в контексте (лингвистическом и ситуативном), а на основе этой информации делаются выводы о содержании, которое надо воспроизвести на следующем этапе. Содержание ИТ часто представляет собою весьма сложный информационный комплекс, понимание которого требует определенной мыслительной работы, которую и выполняет переводчик, выступая в качестве Рецептора ИТ. Второй этап процесса перевода – выбор языковых средств для создания ПТ; при этом важно помнить, что установка на эквивалентную передачу содержания ИТ не может не накладывать определенных ограничений на такой выбор: переводы обычно отличаются от оригинальных текстов более частым использованием грамматических структур, аналогичным структурам ИЯ, значительным числом искусственно создаваемых единиц (таких, как заимствования и кальки) и т. п. В реальном процессе перевода оба этапа тесно связаны между собой.

Важную часть действий языкового посредника в процессе перевода составляет техника работы со словарем. Иногда оказывается, что имеющийся в нем перевод можно непосредственно использовать, и тогда задача сводится лишь к правильному выбору словарного соответствия. Но весьма часто переводчик не находит в словаре варианта, который бы отвечал условиям данного контекста: в таком случае он отыскивает нужную единицу ПЯ, сопоставляя различные словарные варианты, определяя общий смысл исходной лексической единицы и относя его к условиям контекста. Рассмотрим пример, который дает В. Н. Комиссаров: The US worked out a formula which later came to be known as dollar diplomacy. БАРС предлагает 4 варианта перевода слова formula: формула, рецепт, догмат и шаблон, но ни один из них не может быть непосредственно использован. Однако из них все же можно извлечь пользу следующим образом: (1) «вывести» (определить) по этим данным словаря обобщенное значение исходного английского слова: формула, рецепт и пр. – всё это в наиболее общем смысле «руководство к действию»; (2) отнести найденное значение к данному контексту (в нашем примере – это политика): руководство к действию в политике – это программа, платформа или доктрина. Отсюда получаем перевод: США выработали политическую программу, которая позже стала называться «долларовой дипломатией». И даже когда в словарной статье дается лишь один вариант перевода, словарь тоже нередко служит всего лишь отправным пунктом для поисков необходимого варианта в контексте: The Тоrу leaders, skilful opportunists that they are, immediately changed the tune and began to pose as great champions of peace (разберем еще один пример В. Н. Комиссарова). БАРС предлагает для английского opportunist единственное соответствие – оппортунист, которое явно не подходит для данного контекста. Но, как показывает В. Н. Комиссаров, учитывая, что слово opportunism в английском языке обозначает любое приспособленчество или беспринципность, любую готовность идти на компромиссы во имя выгод или преимуществ, мы без труда получаем перевод, например: Лидеры Консервативной партии, эти опытные приспособленцы, быстро сменили пластинку и начали изображать из себя поборников мира. В данном случае, впрочем, можно, пожалуй, говорить и о том, что вариант перевода получен с привлечением не столько данных двуязычного словаря (они ведь, собственно, не содержат использованной нами информации), сколько благодаря знанию точного значения исходного английского слова, то есть фактически нами была использована такая информация, какую содержат одноязычные толковые словари, что указывает на необходимость обращения к ним и при переводе. Заметим попутно, что многие более современные двуязычные словари (например, электронный словарь Lingvo) стали давать для английского opportunist и интересующее нас значение.

Важным элементом описания второго этапа переводческого процесса является раскрытие стратегии поведения переводчика при выборе конкретного варианта перевода. Переводчику постоянно приходится иметь в виду относительную важность тех или иных элементов текста. Важнейшая часть творческого акта перевода при этом - выбор варианта, обеспечивающего наименьшие потери. Конкретная же стратегия и технические приемы во многом зависят от соотношения конкретных ИЯ и ПЯ и от решаемой переводчиком задачи. В основе переводческой стратегии лежит ряд базовых установок (принципов), которые кажутся самоочевидными, хотя и могут по-разному реализоваться в условиях конкретного переводческого акта. Перечислим важнейшие из них. (1) «Переводчик может перевести лишь то, что он понял». Правда, понимание может быть разной глубины, а в исключительных случаях переводчик может использовать в переводе единичное соответствие-термин, даже не будучи вполне уверен, что именно оно означает. Кроме того, ИТ может включать намеренно лишенные смысла высказывания (например, существуют «абсурдные» тексты). Такого рода слова, связанные с реально существующими языковыми единицами, переводятся аналогично построенными образованиями ПЯ. Хрестоматийный пример: переводы на русский язык знаменитой баллады Л. Кэрролла “Jabberwocky”. (2) «Надо переводить смысл, а не букву оригинала». Принцип направлен против буквализма и «формализма», однако сама формулировка его несколько неточна: ведь перевод всегда содержательная операция (в строгом смысле слова, воспроизводить на ПЯ в любом случае можно лишь содержание оригинала, иноязычная же форма может лишь в совершенно особых случаях – при транскрипции и т. п. – отражаться в ПТ, да и то при условии, что она передает необходимое содержание). (3) «Переводчик должен различать в содержании текста относительно более и относительно менее важные элементы смысла»: в случае необходимости (и только в этом случае!) можно пожертвовать менее важным элементом, чтобы лучше воспроизвести более важный элемент. Например, иногда не удается одновременно воспроизвести как предметно-логический, так и коннотативный компоненты содержания оригинала, и переводчик должен выбирать между ними. В следующем случае, например, он предпочел сохранить коннотативное значение, отказавшись от использования ближайшего из соответствий: The weight penalty of the automatic unit to the traditional gear box must be small. – Вынужденное увеличение веса автоматической коробки передач, по сравнению с используемой в настоящее время, должно быть небольшим. (Переводчик отказался от прямого соответствия английскому penalty, но сохранил его отрицательную коннотацию.) Умение определить смысловую доминанту – это важнейший компонент профессионального мастерства переводчика. (4) «Значение целого важнее, чем значения отдельных частей», то есть можно пожертвовать (но, опять же, только при крайней необходимости) какими-то деталями ради правильной передачи целого. (5) «Перевод должен полностью соответствовать нормам ПЯ», то есть переводчик должен внимательно следить за полноценностью используемого им языка перевода, при этом субъективно он видит свою задачу в том, чтобы «перевод звучал так, как его бы написал автор ИТ, если бы он писал его на ПЯ»: поэтому переводчик иногда вносит в ПТ изменения, чтобы сделать его более естественным. Сравните: The tire bumped on gravel, skeetered across the road, crashed into а barrier and popped me like a cork onto the pavement. (Наrреr Lee) – Колесо наскочило на кучу щебня, свернуло вбок, перескочило через дорогу, с размаху стукнулось обо что-то, и я вылетел на мостовую как пробка из бутылки. (Пер. Н. Галь и Р. Облонской)

Основные принципы переводческой стратегии помогают увидеть правомерность использования ряда технических приемов, хотя и нарушающих формальное подобие текста перевода тексту оригинала, но обеспечивающих, тем не менее, достижение более высокого уровня эквивалентности. Наиболее широко распространенными являются следующие.

(1) Прием перемещения лексических единиц: он позволяет использовать ближайшее соответствие единице ИТ в другом месте высказывания или даже в другом высказывании, если по каким-либо причинам (обычно из-за несовпадения сочетаемости в ИЯ и ПЯ) его нельзя употребить там же, что и в оригинале. Ср.: I put on this hat that I'd bought in New York that morning. It was this red hunting hat, with one of those very long peaks. – Я надел красную шапку, которую утром купил в Нью-Йорке. Это была охотничья шапка с очень длинным козырьком.

(2) Прием лексических добавлений. Иногда имплицитные элементы смысла ИТ должны быть эксплицитно выражены в переводе с помощью дополнительных лексических единиц. В англо-русских переводах это особенно часто оказываются необходимым при передаче атрибутивных словосочетаний: wage strike – забастовка с требованием повышения заработной платы; oil countries – страны-производительницы нефти. Лексические добавления могут потребоваться и для передачи значений, выраженных в ИТ грамматическими средствами: No one would think now that Millicent had been the prettier of the two. – Никто бы теперь и не поверил, что из двух сестер более хорошенькой всегда была Миллисент. (Здесь добавление всегда передает значение предшествования, выраженное в ИТ формой Past Perfect.) Вообще, добавления применяются в англо-русских переводах весьма широко.

(3) Прием опущения противоположен добавлению, это отказ от передачи в ПТ семантически «избыточных» слов (то есть таких, значения которых нерелевантны или легко восстанавливаются в контексте). Примером может служить нередкое использование в английском языке, особенно в ораторском стиле, но не только в нем, так называемых «парных синонимов» (параллельное употребление слов с близким значением). Русскому языку это несвойственно, и при переводе один из них часто опускается: The treaty was pronounced null and void. – Договор был объявлен недействительным. Избыточные элементы, однако, не сводятся к парным синонимам, опускаться могут и другие части высказывания: So I paid my check and all. Then I left the bar and went out where the telephones were. – Я расплатился и пошел к автоматам. (I left the bar фактически повторяет значение went out и потому является избыточным; отсюда опущение, сопровождаемое объединением предложений.)

(4) Местоименный повтор заключается в том, что в ПТ повторно указывается на уже упомянутый объект, но с заменой существительного на местоимение. Местоименный повтор оказывается удобным при переводе на русский английских предложений, в которых имеется так называемое «двойное управление» (например, два глагола или прилагательных с разными предлогами при одном объекте: He was fond of, and interested in, music; а также два глагола с разным управлением – один с предложным, а другой – с беспредложным и т. п.). Ср. русский перевод: Он любил музыку и интересовался ею.

Технические приемы могут относиться не ко всему процессу, а лишь к одному из его этапов. Примером может служить прием дословного перевода как промежуточная стадия при поиске оптимального варианта перевода. В таком случае переводят дословно (хотя это явно неприемлемо для данного случая) отрезок ИТ, а затем используют неприемлемый вариант как основу для поиска более подходящих единиц ПЯ. Предположим, надо перевести следующее предложение: А new excitement has been added to the queer race that man has run against himself throughout ages trying to produce food fast enough to feed his fast-growing family. (P. Lyons) При его переводе необходимо решить целый ряд серьезных задач (прежде всего определить, какая синтаксическая структура может быть использована на ПЯ). В качестве вспомогательного средства можно сначала перевести английское предложение дословно, хотя заранее видно, что это приведет, по меньшей мере, к нарушению норм ПЯ. «Дословный» вариант *Новое возбуждение было добавлено к странной гонке, которую человек вел на протяжении веков против самого себя, пытаясь производить достаточно продуктов питания, чтобы прокормить свою быстро растущую семью в целом очевидно неприемлем (хотя его последняя часть, видимо, всё же может быть сохранена), но его можно использовать как стартовую площадку для дальнейших поисков. Итак, если возбуждение было добавлено к гонке, то, наверное, раньше оно отсутствовало, а теперь, благодаря ему, эта гонка приобрела некое новое качество. Поскольку таковым является возбуждение, то связь возбуждения с гонкой, скорее всего, проявляется в том, что последняя вызывает возбуждение (у зрителей), то есть теперь эта гонка стала более напряженной. Уже на этой стадии наше рассуждение дает нам возможность выбрать синтаксическую структуру для перевода. Можно выбирать между вариантами Эта странная гонка, которую человек и т.п. стала сейчас более напряженной и В этой странной гонке, которую человек и т.д. ...борьба (соперничество) стала более острой. Выбрав синтаксическую структуру, можно приступить уже к уточнению перевода отдельных слов в ее пределах. Так, слово race здесь не может быть передано как гонка, поскольку в ИТ речь идет о беге (has run), тогда как по-русски состязание бегущих людей гонкой назвать нельзя. Отбросив такие по-разному неудачные варианты, как забег, бега или погоня, можно остановиться на словах состязание или соревнование (NB: прибегнув к генерализации). Это повлечет и некоторые другие изменения: состязание, в котором человек вел борьбу с самим собой; состязание, в котором человек боролся против самого себя и т.п. Так дословный перевод может оказаться элементом стратегии при поиске варианта на ПЯ.

Контрольные вопросы:

1. Как определяют понятие «единица перевода»?

2. Охарактеризуйте основные этапы процесса перевода.

3. Каковы основные принципы переводческой стратегии?

4. Каковы основные технические приемы перевода? Охарактеризуйте каждый из них.

Литература:

Алексеева И. С. Введение в переводоведение. – СПб.: Филологический факультет СпбГУ; М.: Академия, 2006. С. 147 – 170, 321 – 334.

Тюленев С.В. Теория перевода. - М.: Гардарики, 2004. С. 285-295.

Лекция 5. Проблема переводимости. Эквивалентность и адекватность перевода.

План

1. Постановка проблемы переводимости.

2. Концепции, отрицающие межъязыковую переводимость, и их критика.

3. Понятие эквивалентности перевода.

4. Концепция «уровней эквивалентности» (В.Н. Комиссаров).

5. Формальная и динамическая эквивалентность (Ю. Найда).

6. Соотношение понятий «эквивалентность» и «адекватность» перевода.

7. Концепция «закономерных соответствий» (Я.И. Рецкер).

8. Переводческие соответствия и их классификация.

Под проблемой переводимости обычно понимают вопрос о возможности «полноценного перевода» (Л.К. Латышев, А. Л. Семенов). При этом, правда, возникает новый вопрос – о том, что именно считать критерием полноценности перевода, но его обычно специально именно в таком контексте не ставят, ограничиваясь неким пониманием этого в духе «здравого смысла» – если перевод может успешно заменять собою (во всех необходимых отношениях) оригинал в принимающей культуре, то его и можно считать полноценным. Впрочем, фактически ответом на вопрос о том, что такое полноценность перевода, можно считать учения об адекватности и эквивалентности, к которым мы обратимся позже.

Можно сказать без особого преувеличения, что почти во все времена были достаточно популярны «концепции» (а нередко и просто декларативные суждения), отрицающие межъязыкововую переводимость. При этом решение вопроса о «трудностях перевода» (назовем это так, вслед за В. Н. Крупновым) нередко оказывалось тесно связано с решением другого и более общего вопроса – о взаимодействии языка и мышления. Так, если исследователь считает, что мышление всех людей имеет универсальный, так сказать, общечеловеческий характер, то он будет трактовать переводческие трудности в одном, причем достаточно определенном, плане – «оптимистически», допуская возможность их преодоления благодаря возможности выйти на уровень «универсальных» смыслов; если же он полагает, что в мышлении разноязычных людей имеются фундаментальные различия, то и проблема трудностей перевода будет осмыслена им совершенно по-иному – скорее всего, весьма «пессимистически»: ведь такого рода различия обычно мыслятся как почти непреодолимые барьеры для межъязыковой и межкультурной коммуникации.

В. Н. Крупнов полагает, что «нигилистов», отрицающих возможность полноценного перевода, можно разделить на две группы. К первой относятся нигилисты-«традиционалисты», которые видят уже в самом по себе акте перевода предательство по отношению к оригиналу и «духу языка». («Traduttore - traditore» - формулировка этой позиции, вошедшая в поговорку.) Так, Пауль Гюнтер цитирует слова немецкого переводчика, который очень долго переводил Гомера, а затем, окончательно разочаровавшись в этой работе, обратился к потенциальному реципиенту: «Дорогой читатель, выучи греческий язык, а мой перевод выбрось в огонь». В свое время даже В. фон Гумбольдт, свободный, конечно, от обывательской наивности, но, видимо, демонстрировавший решимость сделать неизбежные выводы из своей общелингвистической концепции, замечал в одном широко цитируемом письме, что перевод представляется ему попыткой решить заведомо невыполнимую задачу. Вторая группа «нигилистов», согласно В. Н. Крупнову, представлена теми, кто пытается подвести под свою точку зрения некую философскую базу. К этой категории теоретиков В. Н. Крупнов относит У. Куайна (W. Quinе) и Б. Уорфа (Benjamin L. Whоrf); впрочем, и В. фон Гумбольдт, наверное, имеет с ними в определенном смысле не меньше общего, чем с «традиционалистами», в связи с которыми его взгляды обсуждает В. Н. Крупнов. Концепции Куайна и Уорфа, в трактовке их российского критика, сводятся, в конечном счете, к попытке доказать, что полноценный перевод невозможен ввиду расхождения, как говорит Крупнов, «выразительных средств» разных языков; У. Куайн же еще и подкрепляет этот вывод идеей о «неопределенности» процесса коммуникации вообще и перевода, в частности (indeterminacy of translation). Здесь, впрочем, надо оговориться, что такое сближение позиций Уорфа и Куайна, какое мы видим у В. Н. Крупнова, не является ни общепринятым, ни бесспорным.

Концепции непереводимости, разумеется, вообще часто подвергались критике: ведь они (в своем крайнем выражении) постулируют теоретическую невозможность того, на практике – хуже или лучше – регулярно осуществляется. Так, Дж. Долан показывает, в частности, что теория У. Куайна во многом строится на непризнании синонимии как таковой, даже той «рабочей» синонимии, которой мы регулярно пользуемся в повседневной речи. И. И. Ревзин и В. Ю. Розенцвейг, критикуя концепцию Б. Уорфа, отмечают, что она «сближается с мыслью о непроницаемости языков», исходящей из того, что мир предположительно по-разному воспринимается носителями разных языков, а эту мысль И. И. Ревзин и В. Ю. Розенцвейг решительно отвергают. В этой связи отмечается также, что сторонники концепции Б. Уорфа недостаточно учитывают «социальную природу» коммуникации. Р. Браун в работе «Слова и вещи» подчеркивает, что «различия в материальной культуре и социальных обычаях … не ведут к различию в психологии человеческого познания»; кроме того, Р. Браун критикует использование «буквального» перевода как приема доказательства обусловленных языком фундаментальных различий в мышлении. В любом случае, критика «концепций непереводимости» апеллирует, как правило, к существованию неких логических универсалий и к социальной практике как фактору, в конечном счете обеспечивающему соотнесение содержания разноязычных сообщений с единой внеязыковой действительностью.

Более продуктивным, чем обсуждение вопроса о неком «полноценном» переводе, является рассмотрение более «гибкого» понятия эквивалентности перевода, которое, среди прочего, фиксирует то обстоятельство, что тексты оригинала и перевода в известных отношениях отождествляются друг с другом, так что ПТ служит своего рода иноязычной формой существования ИТ. Ясно, что такого рода отождествление в разных случаях может оказаться возможным на не вполне одинаковых основаниях. Обычно исходным пунктом для обсуждения вопроса об эквивалентности перевода является то соображение, что одна из основных задач переводчика - максимально полная передача содержания ИТ, причем, как правило, и фактическая общность содержания ИТ и ПТ также оказывается весьма значительна. Таков и ход рассуждений В. Н. Комиссарова, чья концепция типов / уровней эквивалентности является весьма влиятельной. Она претерпела в его собственном творчестве на протяжении десятилетий ряд модификаций. Мы рассмотрим ее в версии его руководства по теории перевода, изданного в 1990 году.

Прежде всего, В. Н. Комиссаров различает «потенциально достижимую эквивалентность», т. е. максимально возможную общность содержания ИТ и ПТ, допускаемую различиями ИЯ и ПЯ, и «переводческую эквивалентность» – реальную смысловую (содержательную) близость ИТ и ПТ, достигаемую при переводе. Первая и является пределом последней, но в каждом отдельном акте перевода смысловая близость ПТ к ИТ достигает разной степени и ее добиваются разными способами.

Различия в системах и способах функционирования ИЯ и ПЯ могут в разной степени ограничивать возможность «полного» сохранения в переводе содержания ИТ (часто это вообще невозможно, если такую полноту понимать достаточно строго). Именно поэтому переводческая эквивалентность неизбежно устанавливается при сохранении / утрате разных элементов смысла, содержащихся в ИТ. В зависимости от того, какая именно часть содержания ИТ передается в переводе с целью обеспечить его эквивалентность, различаются разные уровни (типы) эквивалентности. При этом на любом уровне (при любом типе) эквивалентности перевод способен обеспечивать достаточно эффективную для целей конкретного переводческого акта межъязыковую коммуникацию.

Любой текст всегда выполняет какую-то коммуникативную функцию: устанавливает контакт между коммуникантами, сообщает факты, выражает эмоции, побуждает рецепиента к какой-то реакции или какому-то действию и т.д. Подобная цель и определяет как общий характер сообщения, так и его языковое оформление. При этом текст может выполнять (последовательно или одновременно) несколько таких функций, но он не может вообще не иметь никакой функциональной задачи (В. Н. Комиссаров называет ее «целью коммуникации»), не утрачивая своей коммуникативности, т.е. не переставая быть элементом акта речевой коммуникации. «Цель коммуникации» представляет собой, т. о., некий «производный» смысл, выводимый из всего высказывания, взятого как смысловое целое. Поэтому отдельные языковые единицы и участвуют в создании такого рода смыслов не непосредственно, а лишь опосредованно, образуя смысловое целое с другими языковыми единицами. Рецепиент делает при этом выводы из всего содержания текста, стремясь понять не только то, что говорит ему Источник, но и для чего он это говорит, т.е. «что он хочет этим сказать».

Эквивалентность переводов первого типа как раз и заключается в сохранении только той части содержания ИТ, которая составляет цель коммуникации. В.Н.Комиссаров дает следующие примеры: (1) Maybe there is some chemistry between us that doesn't mix. – Бывает, что люди не сходятся характерами; (2) That's а pretty thing to say. – Постыдился бы! (3) Those evening bells, those evening bells, how many a tale their music tells. – Вечерний звон, вечерний звон, как много дум наводит он. В примере (1) цель коммуникации - передача переносного значения, причем коммуникативный эффект достигается за счет использования метафоры, которую переводчик находит неприемлемой для ПЯ (русского) и заменяет в переводе другим, менее образным выражением (но, строго говоря, тоже метафорическим), обеспечивающим необходимый коммуникативный эффект. В примере (2) цель коммуникации - выражение эмоций человека, возмущенного высказыванием собеседника. Для достижения этой цели в переводе используется одна из стереотипных фраз ПЯ, выражающих возмущение, хотя создающие ее языковые средства и не соответствуют единицам ИТ. Наконец, в примере (3) функцией оригинала, которую переводчик более всего стремится сохранить, является эстетическое воздействие на реципиента, основанное на звукописи, поэтическом размере и рифме. Именно ради воспроизведения этих характеристик переводимого высказывания исходное «сообщение» фактически заменяется другим, обладающим необходимыми, по мнению переводчика, поэтическими качествами.

Для отношений между ИТ и ПТ при первом типе эквивалентности характерно: (1) несопоставимость их лексики и синтаксической организации; (2) невозможность связать лексику и синтаксис ИТ и ПТ отношениями перефразирования или трансформации; (3) отсутствие реальных (прямых) логических связей между сообщениями в ИТ и ПТ, которые бы позволяли утверждать, что в обоих текстах «сообщается об одном и том же»; а также (4) наименьшая, по сравнению с другими типами переводческой эквивалентности, общность содержания ИТ и ПТ. Переводы на этом уровне эквивалентности уместны как тогда, когда (1) более детальное воспроизведение содержания ИТ просто невозможно, так и тогда, когда такое воспроизведение (2) может привести реципиента ПТ к ложным выводам либо (3) может вызвать у него существенно иные ассоциации, чем у реципиента ИТ. Всё это, разумеется, факторы, способные помешать достижению цели коммуникации.

При втором типе эквивалентности общая часть содержания ИТ и ПТ не только обеспечивает достижение одинаковой цели коммуникации, но и позволяет идентифицировать одну и ту же внеязыковую ситуацию.

Под ситуацией здесь понимается описываемая в высказывании совокупность объектов и связей между ними. Любой текст соотнесен с какой-то реальной или воображаемой ситуацией, и свою коммуникативную функцию он может осуществлять не иначе, как посредством ситуативно-ориентированного сообщения. Второй тип эквивалентности, подобно первому, представлен такими переводами, смысловая близость которых к ИТ также не основывана на общности значений их языковых средств. Вот примеры В.Н.Комиссарова: (1) He answered the telephone. – Он снял трубку; (2) You are not fit to be in a boat. – Тебя нельзя пускать в лодку; (3) You see one bear, you have seen them all. – Все медведи похожи друг на друга. В этих примерах большинство слов и синтаксических структур ИТ не имеют непосредственного соответствия в ПТ, но, вместе с тем, нетрудно заметить, что между ИТ и ПТ этой группы имеется большая общность содержания, чем при переводах первого типа эквивалентности: ведь здесь несопоставимые языковые средства ИТ и ПТ фактически указывают на одинаковую «реальность» (так, например, поговорить по телефону определенного образца можно не иначе, как сняв трубку; в обиходе о таких предложениях иногда говорят, что они «разными словами выражают одну и ту же мысль»).

Для отношений между ИТ и ПТ второго типа эквивалентности характерно: (1) несопоставимость их лексического состава и синтаксической организации; (2) невозможность связать лексику и синтаксическую структуру ИТ и ПТ отношениями перефразирования или трансформации; (3) сохранение в ПТ «цели коммуникации», ибо (NB!) сохранение доминантной функции высказывания вообще является совершенно обязательным условием переводческой эквивалентности; (4) сохранение в ПТ указания на ту же самую ситуацию: между ИТ и ПТ возможно установление прямой реальной или логической связи, позволяющей утверждать, что в обоих текстах «сообщается об одном и том же». Весьма широкое распространение в переводческой практике эквивалентности второго типа объясняется тем, что в любом языке нередко существуют т.н. «предпочтительные способы» описания тех или иных ситуаций, которые обычно оказываются неприемлемыми для других языков. Ср.: англ. We locked the door to keep thieves out, по-русски же было бы нелепо описывать эту ситуацию подобным образом (…*чтобы держать воров снаружи), но при этом вполне возможно сказать: чтобы воры не проникли в дом. Необходимость устанавливать эквивалентность на уровне общей идентификации ситуации может быть связана также и с тем, что во многих случаях носители языка постоянно применяют лишь один способ описания той или иной ситуации. Ср. стандартные речевые формулы, предупредительные надписи, пожелания и т.д.: указывать, в какую сторону открывается дверь, по-английски надо надписью Pull или Push, а по-русски – К себе или От себя; о свежеокрашенном предмете по-русски сообщают: Осторожно, окрашено, а по-английски – Wet paint.

Отказ от эквивалентности второго типа в пользу первого обусловливается необходимостью сохранить при переводе цель коммуникации тогда, когда данная ситуация не связана (или необязательно связана) у реципиента ПТ с такими же ассоциациями, с какими она связана у носителя ИЯ. Так, в романе Дж. Брэйна «Место наверху» герой, презрительно описывая внешность небогатого молодого человека, говорит о его лице: the face behind the requests on Forces Favourites (т.е. лицо человека, который посылает на радиостанцию письма с просьбой исполнить что-то в концерте по заявкам для военнослужащих). Это вряд ли будет непременно воспринято реципиентом русского перевода как уничижительная характеристика, поэтому переводчицы (Т. Кудрявцева и Т. Озерская) справедливо предпочли установить эквивалентность (первого типа) с совершенно иной ситуацией: такие лица видишь на плакатах.

Третий тип эквивалентности можно проиллюстрировать следующими примерами: (1) Scrubbing makes me bad-tempered. – От мытья полов у меня настроение портится; (2) London saw а cold winter last year. – В прошлом году зима в Лондоне была холодной; (3) That will not be good for you. – Это может для вас плохо кончиться.

Сопоставление ИТ и ПТ этого типа обнаруживает следующее: (1) отсутствие параллелизма в их лексическом составе и синтаксической структуре; (2) невозможность связать структуры ИТ и ПТ отношениями синтаксической трансформации; (3) сохранение в ПТ цели коммуникации и идентификации той же ситуации, что и в ИТ; (4) сохранение в ПТ общих понятий, с помощью которых описывается ситуация в ИТ, т.е. сохранение той части содержания оригинала, которую можно было бы назвать «способом описания ситуации».

Сопоставительный анализ переводов показывает, что при сохранении общих понятий в описании ситуации возможно, однако, определенное варьирование. Оно наблюдается по следующим параметрам.

(1) Степень детализации описания: указание на разное число деталей, в результате чего «синонимичные» сообщения будут несколько различаться по степени эксплицитности: Он постучал и вошел. – Он постучал и вошел в комнату; Она сидела, откинувшись в кресле. – Она сидела, откинувшись на спинку кресла. Нередко соотношение эксплицитного и имплицитного во многом определяется особенностями функционирования данной языковой системы. Так, часто отмечают большую имплицитность английского языка по сравнению с русским, отсюда – и большая эксплицитность русского ПТ по сравнению с оригиналом. Вот ряд примеров из текста перевода романа Дж. Голсуорси "Конец главы" (Пер. К. Корнеева и П. Мелковой): I saw there was а question asked. – Я видел в газетах, что был запрос; They lay watching. – Они лежали и следили за Ферзем; "Will you come here, my – Miss?" Jean went. – "Прошу вас, пройдите сюда, ми... мисс". Джин вошла вслед за ним.

(2) Способ объединения признаков в сообщении. Тот или иной язык налагает иногда ограничения на возможности сочетания понятий в составе сообщения, и тогда структура сообщения в одном языке оказывается как бы «алогичной» для носителей другого языка, вызывая необходимость перефразирования (трансформаций) при переводе. Так, в англ. He was thin and tentative as he slid his birth certificate from Puerto Rico across the desk соединение постоянного (thin) и временного (tentative) признака на правах однородных членов необычно для русского языка, особенно в связи с придаточным времени (*Он был худым и неуверенным, когда протягивал...)

(3) Направление отношений между признаками. Синонимичные сообщения могут быть связаны отношениями конверсивности: Профессор принимает экзамен у студентов – Студенты сдают экзамен профессору. Аналогичные отношения нередко обнаруживаются и между ИТ и ПТ рассматриваемого типа, причем перефразирование иногда не носит вынужденного характера, а избирается по стилистическим соображениям: He drove on. They had their backs to the sunlight now. – Он поехал дальше. Теперь солнце светило им в спину.

(4) Распределение признаков в сообщении. Эквивалентные сообщения могут отличаться друг от друга и распределением признаков по отдельным частям сообщения, например: Remarkable constitution, too, and lets you see it: great yachtsman. (J. Galsworthy) – Он отличный яхтсмен, великолепно сложен и умеет это показать. (Пер. Ю. Корнеева и П. Мелковой) Следует также отметить и возможность перераспределения признаков между соседними сообщениями: I haven't had а joint with you, old man, since we went up to Carmarthen Van in that fog before the war. Remember? (J. Galsworthy) – Помнишь, как мы взбирались в тумане на Кармартен Вэн сразу после войны? Это была наша последняя прогулка с тобой, старина. (Пер. К. Корнеева и П. Мелковой)

Как видно из примеров, перефразирование нередко носит комплексный характер: одновременно меняются и способ объединения признаков, и порядок следования, и распределение признаков и т.п.

В первых трех типах эквивалентности общность содержания ИТ и ПТ заключалась в сохранении основных элементов содержания текста. В содержании любого высказывания выражается (1) какая-то цель коммуникации (2) через описание (=идентификацию) некоторой ситуации, осуществляемое (3) определенным способом (т.е. через отбор тех или иных «признаков» данной ситуации). При первом типе эквивалентности в ПТ сохраняется лишь первая из указанных «частей содержания» ИТ (цель коммуникации), во втором типе – первая и вторая (цель коммуникации и идентификация ситуации), а в третьем – все три части (цель коммуникации, идентификация ситуации и способ ее описания). В любом переводе существует возможность обеспечить передачу одной (т.е., по меньшей мере, цели коммуникации), двух или всех трех упомянутых частей содержания оригинала.

Эквивалентность перевода при передаче семантики языковых единиц (IV и V типы эквивалентности). Для более полного соответствия содержания ИТ и ПТ необходимо, чтобы с возможно большей полнотой «совпали» составляющие их лексические единицы и синтаксические отношения между ними. Если в первых трех типах эквивалентности речь шла о передаче таких элементов смысла, сохранение которых возможно и при значительном несовпадении языковых средств, то четвертый и пятый предполагают поиск эквивалентных соответствий значениям языковых единиц ИТ. Значения единиц разных языков, как правило, полностью не совпадают, и замещающие друг друга элементы ИТ и ПТ поэтому обычно не тождественны по смыслу. Тем не менее, в переводе часто удается воспроизвести весьма значительную часть информации, передаваемой языковыми средствами ИТ.

При четвертом типе эквивалентности, наряду с тремя упомянутыми компонентами содержания (т.е. теми, которые сохраняются при третьем типе) в переводе воспроизводится также и основная часть значений синтаксических структур ИТ. Использование переводчиком аналогичных синтаксических структур обеспечивает инвариантность синтаксических значений ИТ и ПТ. Особенно важно обеспечить подобный параллелизм при переводе текстов государственных или международных актов, где перевод нередко получает юридический статус, равный оригиналу, т.е. оба текста имеют одинаковую силу (оба считаются аутентичными). Стремление к сохранению синтаксической организации текста без труда обнаруживается и при сопоставлении с ИТ множества переводов произведений иного типа, в том числе и художественных. Ср., например, отрывок из романа М. Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» и его русский перевод Н. Чуковского (удачный пример В. Н. Комиссарова, воспроизводимый и рядом других авторов):

One thing troubled me along at first – the immense interest which people took in me. Apparently the whole nation wanted a look at me. It soon transpired that the eclipse had scared the British world almost to death; that while it lasted the whole country, from one end to the other, was in a pitiable state of panic, and the churches, hermitages and monkeries overflowed with praying and weeping poor creatures who thought the end of the world has come. Then had followed the news that the producer of this awful event was a stranger, a mighty magician at Arthur's court; that he could have blown the sun like a candle, and was just going to do it when his mercy was purchased, and he then dissolved his enchantments, and was now recognized and honored as the man who had by his unaided might saved the globe from destruction and its people from extinction.

Одно тревожило меня вначале – то необыкновенное любопытство, с которым относились ко мне все. Казалось, весь народ хотел на меня поглядеть. Вскоре стало известно, что затмение перепугало всю Британию до смерти, что пока оно длилось, вся страна от края и до края была охвачена безграничным ужасом и все церкви, обители и монастыри были переполнены молящимися и плачущими людьми, уверенными, что настал конец света. Затем все узнали, что эту страшную беду наслал иностранец, могущественный волшебник, живущий при дворе короля Артура, что он мог потушить солнце, как свечку, и собирался это сделать, но его упросили рассеять чары, и что теперь его следует почитать как человека, который своим могуществом спас вселенную от разрушения, а народы – от гибели.

Здесь нетрудно заметить весьма значительную общность синтаксической организации ИТ и ПТ: общее количество предложений в отрывках совпадает; соотнесенные предложения ИТ и ПТ однотипны; при этом расположение и порядок следования главных и придаточных предложений одинаков; если в предложении ИТ имеются однородные члены, то и в соотнесенном предложении ПТ они присутствуют; в большинстве случаев каждому члену предложения в ИТ соответствует однотипный член предложения в ПТ и т.д.

Таким образом, отношения между ИТ и ПТ при четвертом типе эквивалентности характеризуются следующими важнейшими особенностями: (1) значительным (хотя всё-таки и неполным) параллелизмом лексического состава; (2) использованием в ПТ синтаксических структур, аналогичных структурам ИТ или же связанных с ними отношениями синтаксического варьирования (см. ниже), что обеспечивает максимально полную передачу в ПТ значения синтаксических структур оригинала; (3) сохранением в ПТ всех трех частей содержания ИТ, характеризующих третий тип эквивалентности.

В четвертом типе эквивалентности отмечаются три основных вида синтаксического варьирования: (1) использование «синонимичных» структур, связанных со структурами оригинала отношениями трансформации; (2) использование аналогичных оригинальным структур, но с изменением порядка слов; (3) использование аналогичных оригинальным структур, но с изменением типа связи между ними. Разумеется, синтаксическое варьирование в рамках эквивалентности данного типа может носить также и комплексный характер, когда при переводе одновременно изменяются и синтаксические структуры, и порядок слов, и тип синтаксического целого, ср.: And so, with sentinel in each dark street, and twinkling watch-fires on each height around, the night has worn away, and over this fair valley of old Thames has broken the morning of the great day that is to dose so big with the fate of ages yet unborn. (J.K. Jerome). – Всю ночь на каждой темной улице стояли часовые, и на каждом холме вокруг города мерцали огни сторожевых костров. Но вот ночь прошла и над прекрасной долиной старой Темзы наступило утро великого дня, чреватого столь большими переменами для еще не рожденных поколений. (Пер. М. Салье).

При пятом типе эквивалентности достигается максимальная степень близости содержания ИТ и ПТ, которая вообще может существовать между текстами на разных языках, например: I saw him at the theatre. – Я видел его в театре; The house was sold for 100 thousand dollars. – Дом был продан за 100 тысяч долларов.

Для отношений между ИТ и ПТ этого типа характерны: (1) высокая степень параллелизма в структурной организации текста; (2) максимально достижимая соотнесенность лексического состава: в переводе можно указать соответствия всем или практически всем знаменательным словам оригинала; (3) сохранение в ПТ всех трех основных частей содержания ИТ. Иначе говоря, к четырем «частям» содержания ИТ, сохраняемым в предыдущем типе эквивалентности, здесь добавляется максимально возможная общность отдельных сем, входящих в значения соотнесенных лексических единиц ИТ и ПТ. Семантика лексической единицы – это сложный комплекс, отражающий и признаки объектов (предметно-логическое значение), и отношение к ним членов языкового коллектива (коннотативное значение), и семантические связи слова с другими лексическими единицами (внутрилингвистическое значение). Бывает так, что любой из этих компонентов может быть по отдельности воспроизведен средствами ПЯ, тогда как одновременная передача их в переводе оказывается невозможной, ибо сохранение в ПТ некоторых элементов семантики исходной единицы иногда может быть достигнуто лишь за счет утраты других ее элементов. В таком случае эквивалентность обеспечивается воспроизведением лишь коммуникативно наиболее важных (доминантных) элементов смысла (сем). Различия в норме и узусе ИЯ и ПЯ приводят к тому, что в переводе нередко отказываются от использования ближайшего по смыслу соответствия слову ИТ, что препятствует полной реализации эквивалентности пятого типа. Ср.: She knew that he had risked his neck to help her. (По-русски рискуют не шеей, а головой.) She slammed the door into his face. (По-русски дверь можно захлопнуть только у кого-нибудь перед носом.)

Эквивалентность отдельных слов предполагает максимально возможную близость их не только денотативного, но и коннотативного значения. (Обычно в теории перевода выделяют эмоциональный, стилистический и ассоциативно-образный компоненты последнего.) Общий характер эмоциональной окраски, как правило, может быть без особых проблем сохранен при переводе. Это облегчается благодаря тому, что такая характеристика распространяется на всё высказывание: делает всё его эмоционально окрашенным или образным. Поэтому в ПТ этот элемент может быть при необходимости воспроизведен нелокально, т.е. в семантике другого слова (NB: это прием компенсации): Sometimes I feel about eight years old, my body squeezed up and everything else tall. – А иногда покажется, что я – восьмилетний мальчишка, сам махонький, а все кругом здоровенное. То же соображение, с необходимыми поправками, справедливо и в отношении стилистического и ассоциативно-образного компонентов коннотативного значения. Ср. пример стилистической компенсации: You will pardon me, I trust, this intrusion upon your space. (J. Galsworthy). – Льщу себя надеждой, что вы простите мою назойливость. (Пер. К. Корнеева и П. Мелковой). При передаче ассоциативно-образного компонента в подобных случаях иногда приходится заменять образ: I have never seen such an avid ostrich for wanting to gobble everything. – Я никогда еще не видал такой жадной акулы – все готов проглотить. Иногда воспроизведение этого компонента значения в образной форме оказывается совсем невозможным, и тогда в переводе образ утрачивается: "Cat". With that simple word Jean closed the scene. - Злючка, – отпарировала Джин, и это простое слово положило конец сцене. (Английское cat употребляется для характеристики сварливой или злобной женщины. Русское же кошка не вызывает подобных ассоциаций, причем в русском языке вообще вряд ли возможно найти «эквивалентный» образ, и в переводе поэтому приходится полностью отказаться от образности.)

Рассмотрев подробно популярную концепцию «уровней эквивалентности» В.Н.Комиссарова, перейдем теперь к некоторым другим влиятельным концепциям в этой области.

На рубеже 1950-60-х гг. Юджин Найда противопоставил формальную эквивалентность динамической эквивалентности. Последнюю оценивают через сравнение не самих текстов оригинала и перевода, а реакций их реципиентов. Если такие реакции совпадают, перевод эквивалентен, если нет – неэквивалентен. При этом речь идет о реакциях не конкретных людей, а неких «усредненных» реципиентов, что, разумеется, порождает очевидные проблемы при оценке такого рода «среднестатистических» реакций.

Наряду с понятием «эквивалентность перевода» исследователи оперируют и понятием «адекватность» (им широко пользовался, например, А.В.Федоров). Существуют разные подходы к разграничению этих понятий (причем иногда предпочтение отдается одному из них, а применение другого считается не вполне корректным). Обычно понятие адекватности предполагает, так сказать, предъявление более широкого спектра требований к ПТ, чем более «гибкое» в этом смысле понятие эквивалентности. (Ср. определение В.Н.Комиссарова: «Адекватный перевод – перевод, обеспечивающий прагматические задачи переводческого акта на максимально возможном … уровне эквивалентности, не допуская нарушения норм и узуса ПЯ, соблюдая жанрово-стилистические требования к текстам данного типа и соответствие конвенциональной норме перевода».) В нестрогом употреблении термина адекватный перевод – это наиболее «правильный» перевод, в котором максимально точно воспроизведено как содержание, так и формальные особенности ИТ.

В 1950 г. Я.И.Рецкер (см. известную статью «О закономерных соответствиях при переводе на родной язык») предложил концепцию «закономерных соответствий». Он выделил три их вида: (1) эквиваленты, т.е. однозначные соответствия, (2) аналоги, т.е. соответствия, полученные в результате выбора одного из возможных синонимов, (3) адекватные замены, т.е. соответствия, подобранные для конкретного случая с учетом некоего смыслового целого. Эта классификация впоследствии уточнялась и самим Рецкером, и другими исследователями. Так, Л.С.Бархударов (см. монографию «Язык и перевод») стал называть «аналоги» (в смысле Рецкера) вариантными соответствиями, а «адекватные замены» – трансформациями.

Понятие переводческих соответствий получило значительную популярность. Рассмотрим подход к этой теме в современном переводоведении, опираясь преимущественно на ее трактовку В.Н.Комиссаровым.

Стремление к максимальной смысловой и структурной близости ИТ и ПТ приводит к тому, что эквивалентными оказываются не только сами эти тексты, но и отдельные высказывания в них и даже входящие в такие высказывания единицы ИЯ и ПЯ. Использование определенной единицы ПЯ для перевода той или иной единицы ИЯ часто не является случайным. Обе такие единицы обладают относительно стабильным значением, и то, что одна из них может регулярно заменять другую при переводе, свидетельствует о значительной общности их значений, которая и создает в конечном счете предпосылки для установления между ними отношений переводческой эквивалентности (регулярного использования одной в качестве перевода другой). Итак, единица ПЯ, регулярно используемая для перевода определенной единицы ИЯ, называется переводческим соответствием.

При этом единицы одного ИЯ, имеющие в качестве переводческих соответствий определенные единицы другого языка, не всегда будут, в свою очередь, соответствиями этих последних, если данный язык будет использован как ПЯ, т.е. если перевод будет осуществлен «в обратную сторону». Иными словами, переводческие соответствия не полностью обратимы (NB), и поэтому в той или иной частной теории перевода отдельно изучаются отношения языковых единиц при переводе на каждый из двух языков.

Переводческие соответствия коммуникативно равноценны единицам ИЯ, поэтому близость значений некоторых единиц ИЯ и ПЯ сама по себе является не более чем предпосылкой для установления переводческого соответствия, а не достаточным условием этого. Отношения эквивалентности устанавливаются не между изолированными языковыми единицами, а между единицами в составе высказываний: их способность быть коммуникативно равноценными определяется не только их значениями в системе своего языка, но и особенностями их употребления, поэтому переводческие соответствия, как правило, нельзя обнаружить, сопоставляя единицы, занимающие аналогичное место в системах ИЯ и ПЯ, - их необходимо извлекать из коммуникативно равноценных высказываний, взаимно соотносимых при переводе. Это и достигается методом сопоставительного анализа, в ходе применения которого в большом числе ИТ и ПТ обнаруживаются единицы ИЯ и ПЯ, взаимно приравниваемые в процессе перевода. Еще Л.В.Щерба в предисловии к «Русско-французскому словарю» указывал, что для грамотного составления двуязычного словаря, который можно было бы реально применять при переводе, необходимо «расписывать» (на карточки с двуязычными соответствиями) большое число оригиналов и их образцовых переводов.

В практических целях в рамках частных теорий перевода наиболее подробно рассматриваются единицы словарного состава и грамматического строя ИЯ, выбор соответствий для которых связан с большими, чем обычно, трудностями. При сопоставлении, например, англо-русских переводов с их оригиналами обнаруживается весьма значительный межъязыковой параллелизм в употреблении числительных и прилагательных (взятых как части речи), и поэтому способы их передачи обычно детально не описываются. Напротив, подробнейшим образом рассматриваются русские соответствия различным категориям английского глагола и глагольным словосочетаниям; из неличных форм английского глагола самое пристальное внимание нередко уделяется инфинитиву (и особенно перфектному), а при описании способов русской передачи инфинитива наиболее подробно анализируется его употребление в функции определения, что связано с весьма значительными переводческими трудностями. Иначе говоря, происходит выделение наиболее релевантных для перевода явлений в системе ИЯ. Оно производится, исходя из характера их соответствий в ПЯ, поэтому совокупность переводчески релевантных явлений в любом ИЯ будет каждый раз меняться при изменении ПЯ, в отношении которого такие явления устанавливаются, т.е. для каждой пары языков выделяется свой собственный набор переводческих трудностей.

Исходным пунктом здесь, как правило, служат единицы ИЯ, для которых отыскиваются соответствия в ПЯ. В принципе такие соответствия можно обнаружить для единиц любого уровня языковой системы: от фонемы до предложения и даже текста.

1) Соответствия на уровне фонем: speaker – спикер; Churchill – Черчилль и т.д. Каждой фонеме английского слова ставится в соответствие «близкая по звучанию» фонема русского языка. 2) Соответствия на уровне морфем: table-s – стол-ы; back-bencher – задне-скамеечник и т.д. Каждой морфеме английского слова здесь соответствует определенная морфема русского. 3) Соответствия на уровне слов: he came home – он пришел домой; I looked at her – я посмотрел на нее. Каждому слову английского предложения можно найти соответствующее слово в русском переводе. При этом, разумеется, не предполагается наличие соответствий всем лексическим единицам ИТ, поскольку в русском переводе, как правило, нет и не может быть прямых эквивалентов английским артиклям и некоторым служебным и вспомогательным словам. 4) Соответствия на уровне словосочетаний: to come apart at the seams – потерять самообладание; to take part – принимать участие; to spill the beans – выдать секрет; to come to the wrong shop – обращаться не по адресу. Здесь словосочетания эквивалентны в целом, и в их составе нет слов, выступающих в качестве соответствий друг к другу. 5) Соответствия на уровне предложений: Keep off the grass – По газонам не ходить; There's а good boy! – Вот умница!; Will you leave а message? – Что ему передать? В эквивалентных предложениях нет слов и/или словосочетаний, которые можно было бы непосредственно соотнести друг с другом, но при этом предложения на ПЯ регулярно используются для передачи соответствующих предложений на ИЯ и являются их полноценными эквивалентами. 6) Соответствия на уровне текста встречаются, например, при переводе рекламы. Иногда таким образом трактуют и взаимоотношения ИТ и ПТ при переводе поэзии (поэтому, в частности, в ней допустимы большие вольности – ведь важна возможность установить отношения эквивалентности не тех или иных текстовых фрагментов, а двух текстов в целом, рассматриваемых каждый как поэтическое целое).

Основное внимание уделяется соответствиям лексических, фразеологических и грамматических единиц ИЯ, обладающих стабильным значением. Как правило, в качестве соответствия выступает единица ПЯ того же уровня. Однако в процессе перевода невозможно предопределить заранее, средствами какого уровня будет передаваться данная единица ИТ. Поэтому возможны и фактически встречаются случаи межуровневых переводческих соответствий. Например, ударение (единица фонетического уровня) на вспомогательном глаголе (обычно, т.е. при отсутствии эмфазы, безударном) в английском предложении But he will meet her передается в русском переводе с помощью лексических единиц: Но он ведь обязательно встретится с ней. Подобным же образом могут создаваться также лексико-грамматические (Give me some bread. – Дай мне хлеба.) и грамматико-лексические соответствия (The delegation had been received by the prime-minister. – До этого делегация была принята премьер-министром.).

Регулярные соответствия классифицируются (1) по характеру отношения к переводимой единице ИЯ (По этому признаку они делятся на единичные / постоянные и множественные / вариантные соответствия) и (2) по принадлежности исходной единицы к определенному уровню ИЯ (По этому признаку выделяют лексические, фразеологические и грамматические соответствия, а в необходимых случаях - также и межуровневые соответствия). При этом, как отмечает В.Н.Комиссаров, фонемные и морфемные соответствия рассматриваются в составе единиц более высокого уровня, а соответствия на уровне предложения либо включаются во фразеологические, либо рассматриваются как речевые штампы.

Единичное соответствие – это наиболее устойчивый способ передачи данной единицы ИЯ, используемый во всех (или почти во всех) случаях ее появления в ИТ, то есть относительно независимый от контекста. Единичные соответствия отмечаются, главным образом, у терминов, собственных имен, географических названий, а также у некоторых обиходных слов и словосочетаний: oxygen – кислород, dog-collar – ошейник, Cleveland – Кливленд. Единичное соответствие может быть у слова вообще или только в одном из его значений (ср.: Senator – всегда сенатор, а barrel – всегда ствол только в значении «ствол огнестрельного оружия»).

Множественное соответствие – это несколько регулярных способов передачи данной единицы ИЯ, выбор между которыми делается в зависимости от контекста. В этих случаях каждое из вариантных соответствий лишь частично передает значение исходной единицы: attitude – отношение, позиция, политика; actual – действительный, подлинный, текущий, современный. Нередко вариантные соответствия образуются синонимами в ПЯ: importance – важность, значение, значимость.

Деление на постоянные и вариантные соответствия применимо, главным образом, к лексическим и фразеологическим единицам. Иной характер носят соответствия грамматическим единицам ИТ. Выбор грамматической формы в ПТ нередко определяется не грамматическими единицами оригинала, а организацией ПТ в целом. Поэтому для грамматических единиц ИЯ не фиксируется единичных соответствий, причем множественные соответствия грамматическим единицам ИЯ также отличаются от лексических вариантных соответствий: среди них принято различать (1) однотипные (иначе - одноименные) и (2) разнотипные соответствия.

Однотипные соответствия обладают аналогичным грамматическим значением в обоих языках. Они обнаруживаются, главным образом, в языках, где совпадают или близки принципы выделения грамматических категорий (ср.: английское и русское существительное, категория числа и т.д.). Разнотипное соответствие не совпадает с исходной формой в этом отношении (ср.: английское наречие и русский предложный оборот в функции обстоятельства).

Выделение соответствий не предполагает возможности их механической подстановки вместо переводимых единиц ИТ. Неободим учет контекста, который и определяет выбор конкретного соответствия или отказ от использования известных соответствий и поиск иных способов перевода. При этом нерегулярный способ передачи единицы оригинала, пригодный лишь для данного конкретного контекста, называется окказиональным соответствием или контекстуальной заменой. Условия контекста могут заставить отказаться даже от единичного соответствия. Так, географические названия имеют, конечно, постоянные соответствия, и название города New Haven в штате Коннектикут регулярно передается на русский как Нью-Хейвен. Но в переводе романа Ф.С.Фицджеральда "Великий Гэтсби" Е. Калашникова отказалась от использования постоянного соответствия и перевела предложение I graduated from New Haven in 1915, как Я окончил Йельский университет в 1915 году: контекст ясно указывает, что название города употреблено в ИТ метонимически вместо знаменитого учебного заведения, в нем находящегося; поскольку же этот факт, скорее всего, неизвестен русскому Реципиенту, использование постоянного соответствия не обеспечит здесь коммуникативной равноценности ИТ и ПТ. Наряду с единицами ИЯ, имеющими единичные или множественные соответствия в ПЯ, есть и такие лексические и грамматические единицы, для которых в ПЯ нет прямых соответствий. Они называются безэквивалентными: ср. английские слова baby-sitter, backlog, etc.; безэквивалентными же грамматическими единицами могут быть как отдельные формы и части речи (герундий, артикль), так и синтаксические структуры (абсолютные конструкции). Описание системы соответствий предполагает выявление условий, дающих возможность использовать соответствия того или иного вида. Понятие системы переводческих соответствий имеет поэтому не статический, а динамический характер: это не просто пары соотнесенных единиц ИЯ и ПЯ, речь идет о системе отношений между коммуникативно равноценными единицами, от чего зависит и реальная взаимозаменяемость таких единиц в процессе перевода, и набор способов создания окказиональных соответствий. Описание соответствий становится возможным на основе изучения результатов переводческого процесса, а знание типов соответствий и правил их применения способствует, в свою очередь, решению переводческих задач в многочисленных реальных актах перевода.

Контрольные вопросы:

1. Какие из соображений, выдвигаемых в поддержку «теории непереводимости», Вы находите наиболее убедительными, а какие наименее убедительными? Почему? Почему эта позиция в целом оказалась отвергнута исследователями?

2. Охарактеризуйте уровни (типы) эквивалентности по В.Н.Комиссарову. Приведите примеры из области англо-русского перевода для каждого из уровней.

3. Чем, согласно концепции Ю.Найды, формальная эквивалентность отличается от динамической (функциональной)?

4. В чем обычно видят отличие понятия «эквивалентность перевода» от понятия «адекватность перевода»? Можете ли Вы кратко охарактеризовать какие-либо из подходов к их противопоставлению?

5. Воспроизведите классификацию переводческих соответствий по В.Н.Комиссарову.

Литература:

Алексеева И. С. Введение в переводоведение. – СПб.: Филологический факультет СпбГУ; М.: Академия, 2006. С. 132 – 147.

Тюленев С.В. Теория перевода. - М.: Гардарики, 2004.С.132-178, 199-203.

Лекция 6. Виды и формы перевода. Подходы к их классификации.

План

1. Принципиальное единство всех видов переводческой деятельности.

2. Жанрово-стилистическая классификация переводов: художественный и информативный перевод.

3. Психолингвистическая классификация переводов: письменный и устный перевод; подвиды устного перевода: синхронный и последовательный.

4. Теоретическое описание отдельных видов перевода, основные направления их изучения.

Принципиальное единство всех видов переводческой деятельности состоит в том, что в конечном счете они все основываются на единых лингвистических механизмах, при этом, однако, в отдельных видах перевода возможны существенные модификации общих принципов.

Жанрово-стилистическая классификация переводов основывается на характере ИТ и включае традиционно два основных типа: (1) художественный (литературный) перевод, в котором доминантной является эстетическая функция, причем для достижения эстетического эффекта допускается отклонение от максимально достижимой эквивалентности, и (2) информативный перевод, где основная функция – сообщение сведений, причем здесь выделяются подвиды, основанные на принадлежности ИТ тому или иному функциональному стилю ИЯ: перевод научно-технических материалов, официально-деловых материалов, политико-публицистических материалов и т.п.

Психолингвистическая классификация переводов предполагает их весьма традиционное деление на (1) письменный и (2) устный перевод; подвиды устного перевода: (2а) синхронный (переводчик, слущая речь Источника, с минимальным – обычно около 2-3 секунд – отставанием проговаривает ПТ; обычно это предполагает применение специальных технических средств) и (2б) последовательный (переводчик начинает говорить после того, как Источник закончил речь или - чаще – некоторую ее часть, относительно законченную по смыслу; нередко переводчик пользуется специальной скорописью, чтобы фиксировать те или иные моменты содержания ИТ).

Теоретическое описание отдельных видов перевода, основные направления их изучения: раскрывая специфику отдельного подвида перевода, специальная теория перевода, как правило, изучает три ряда факторов, которые должны учитываться при описании переводов того или иного типа перевода. Во-первых, сама по себе принадлежность ИТ к особому функциональному стилю может оказывать весьма значительное влияние на характер переводческого процесса и поэтому требовать от переводчика применения каких-то особых методов и приемов. Во-вторых, ориентированность на подобный ИТ может обусловить и определенные стилистические характеристики текста перевода, а, следовательно, и необходимость выбора для ПТ таких лексических и грамматических средств, которые характеризуют аналогичный функциональный стиль уже в ПЯ. И, наконец, в результате взаимодействия этих двух факторов могут обнаруживаться уже и собственно переводческие особенности, связанные как с общими чертами и различиями между существенными языковыми признаками аналогичных (соотносительных) функциональных стилей в ИЯ и ПЯ, так и с особыми, специфическими условиями и задачами переводческого процесса этого типа. Иными словами, специальная теория перевода изучает воздействие на процесс перевода языковых особенностей определенного функционального стиля в ИЯ, аналогичного ему функционального стиля в ПЯ, а также взаимодействия этих двух рядов языковых явлений.

В рамках каждого функционального стиля можно выделить некоторые языковые особенности, влияние которых на ход и результат процесса перевода бывает весьма значительным. Например, в научно-техническом стиле это, прежде всего, лексико-грамматические особенности научно-технических материалов и, в первую очередь, ключевая роль терминологии и специальной лексики. В газетно-информационном стиле, наряду с важной ролью политических терминов, имен и названий, весьма существенной языковой особенностью (в частности, для пары языков русский – английский) будет особый характер заголовков, широкое использование определенных газетных клише, а также наличие элементов разговорного стиля и жаргонизмов и т.п. (При этом, помимо общих для разных языков особенностей функциональных стилей, в каждом конкретном языке тот или иной функциональный стиль обладает и специфическими языковыми чертами.) В качестве еще одного примера можно отметить, что характерными особенностями научно-технического стиля являются его информативность (или «содержательность» как примат собственно содержания над другими чертами текста), логичность (ориентация на строгую последовательность изложения и четкую связь между основной идеей и деталями), точность и объективность и вытекающее из этих особенностей стремление обеспечить максимальную ясность и понятность. Отдельные тексты, принадлежащие к данному стилю, могут, разумеется, обладать указанными чертами в большей или меньшей степени, но у всех такого рода текстов неизбежно обнаруживается преимущественное использование таких языковых средств, которые наиболее эффективно способствуют удовлетворению потребностей данной сферы общения.

Контрольные вопросы:

1. По каким основаниям классифицируют виды перевода?

2. Воспроизведите жанрово-стилистическую классификацию.

3. Воспроизведите психолингвистическую классификацию.

4. В чем состоят отличия синхронного перевода от последовательного (в плане условий деятельности переводчика, относительной важности тех или иных способностей и навыков и т.п.)?

5. Какие группы факторов обычно учитываются при описании того или иного вида перевода? Охарактеризуйте эти группы.

Литература:

Алексеева И. С. Введение в переводоведение. – СПб.: Филологический факультет СпбГУ; М.: Академия, 2006. С. 242 – 320.

Тюленев С.В. Теория перевода. - М.: Гардарики, 2004.С. 216-259.

Лекция 7. Прагматические аспекты перевода.

План

1. Понятие прагматики перевода.

2. Цель перевода, тип переводимого текста и характер предполагаемого рецептора как компоненты переводческой ситуации.

3. Прагматическая адаптация текста перевода.

4. Понятие прагматической «сверхзадачи» перевода.

5. Экстрапереводческие факторы в прагматике перевода.

Воспринимая из текста информацию, Реципиент вступает в определенные отношения к нему, называемые прагматическими. Они могут иметь различный характер: например, преимущественно интеллектуальный, когда текст служит лишь источником каких-то сведений о фактах, лично реципиента не касающихся; полученная информация может, однако, оказывать и более глубокое воздействие: затрагивать его чувства, вызвать эмоциональную реакцию, побуждать к действиям. Способность текста производить подобного рода коммуникативный эффект (т.е. осуществлять прагматическое воздействие на получателя), называется прагматическим аспектом или же прагматическим потенциалом (а также – просто прагматикой) текста (В.Н.Комиссаров). Прагматический потенциал текста объективен в том смысле, что он определяется содержанием и формой самого сообщения и существует поэтому уже как бы независимо от автора текста, иногда прагматика текста даже не вполне совпадает с коммуникативным намерением Источника ("сказал не то, что хотел"). Важно учитывать, что анализ прагматики текста дает возможность лишь предположительно предусмотреть потенциальный коммуникативный эффект текста по отношению к некоему «усредненному» реципиенту. Влияние на ход и результат переводческого процесса установки воспроизвести прагматический потенциал оригинала и / или стремления обеспечить желаемое воздействие на реципиента перевода называется прагматическим аспектом или прагматикой перевода.

При этом как на характер, так и на решение переводческих задач оказывает влияние целый ряд факторов: цель перевода, тип исходного текста (и предполагаемого переводного, что, строго говоря, не всегда одно и то же) и характер предполагаемого реципиента ПТ, - все эти факторы могут рассматриваться как компоненты переводческой ситуации. Рассмотрим более подробно некоторые из наиболее существенных проблем, возникающих в этой связи.

Переводчик, выступая в роли реципиента ИТ, старается как можно полнее извлечь содержащуюся в нем информацию, для чего он должен обладать теми же (в идеале) фоновыми знаниями, которыми располагают носители ИЯ. Поэтому и необходимо всестороннее знакомство с историей, культурой, обычаями, повседневной жизнью и т. д. народа, говорящего на ИЯ. Как и у любого реципиента ИТ, у переводчика возникает некое личностное отношение к исходному сообщению, однако в качестве языкового посредника он должен стремиться к тому, чтобы это личностное отношение не отразилось на точности воспроизведения ИТ в переводе, т. е. переводчик должен быть прагматически нейтрален (это, помимо всего прочего, и требование профессиональной этики).

На следующем этапе переводчик стремится обеспечить понимание ИТ реципиентом перевода. Он учитывает, что тот принадлежит к иному языковому коллективу, чем реципиент ИТ, обладает иными знаниями и опытом, имеет иную историю и культуру. В тех случаях, когда такие расхождения могут воспрепятствовать полноценному пониманию ИТ, переводчик устраняет эти препятствия, внося в ПТ необходимые изменения. Так, отсутствие у реципиента ПТ необходимых фоновых знаний вызывает необходимость эксплицировать подразумеваемую информацию, внесении в текст перевода дополнения и / или разъяснения, особенно часто это происходит при использовании в ИТ имен собственных, географических названий и наименований культурно-бытовых реалий и т. п.: при переводе на русский географических названий типа американских Massachusetts, Oklahoma, Virginia, канадских Alberta, Manitoba или британских Middlesex, Surrey, нередко добавляются слова штат, провинция, графство, чтобы сделать их понятнее для русского читателя: штат Массачусетс, провинция Альберта, графство Миддлсекс и т.п. Аналогичные добавления обеспечивают также и понимание названий реалий, связанных с особенностями быта и жизни носителей ИЯ: ... for desert you got Brown Betty, which nobody ate ... – ... на сладкое – "рыжую Бетти", пудинг с патокой, только его никто не ел (В.Н.Комиссаров). В других случаях воспроизведение прагматического потенциала ИТ может обусловить опущение в ПТ некоторых деталей, неизвестных реципиенту перевода и при этом нерелевантных в данном тексте (что, естественно, целиком зависит от его типа): …everything smelled like Vicks' Nose Drops. – … все пахло каплями от насморка (в художественном переводе; в информативном такие опущения, разумеется, неприемлемы). Иногда имеет смысл заменить непонятный элемент ИТ некой добавочной информацией, которая лишь подразумевалась в оригинале, но была вполне очевидна для реципиента ИТ; здесь, таким образом, имплицитная информация в ИТ становится эксплицитной в ПТ: The Prime-Minister spoke а few words from a window in No. 10. – Премьер-министр произнес несколько слов из окна своей резиденции. Нередко такого рода замена носит характер генерализации: ... а "swept" yard that was never swept where johnson grass and rabbit-tobacco grew in abundance. – ... "чистый" двор, который никогда не подметался и весь зарос сорной травой. (В оригинале – названия сорняков, известные жителям южных штатов США, но русскому читателю вряд ли известны эти растения, поэтому в ПТ эти названия обобщены в сорной траве; это возможно, потому что существенным здесь является не то, какими именно растениями зарос двор, а то, что он зарос именно сорняками, т.е., что за ним никто не ухаживал.)

Прагматические проблемы перевода тесно связаны с жанровыми особенностями оригинала и типом реципиентов, для которых он предназначен. Так, произведения художественной литературы обращены, в первую очередь, к читателям, для которых этот язык является родным, но они часто переводятся на другие языки. При этом в них нередко встречаются описания фактов, связанных с национальной историей, литературными ассоциациями, бытом, обычаями и т.п. Все это требует внесения «поправок» на прагматические различия для обеспечения адекватного понимания ПТ. Куда реже возникает необходимость таких «поправок» в переводе научно-технических материалов, рассчитанных на специалистов, владеющих во всех странах примерно одинаковым объемом специальной информации, и пояснения поэтому приходится давать лишь в отношении названий фирм, нестандартных единиц измерения, специфических номенклатурных наименований и т.п. Особого рода проблемы связаны с прагматическим аспектом текстов, адресованных иностранной аудитории, и рекламе товаров, идущих на экспорт. В идеале авторы должны писать их с учетом характера и познаний иностранного читателя, однако нередко эта задача бывает в ИТ не выполнена, и переводчику приходится вносить прагматически обусловленные коррективы в ПТ.

В обеспечении прагматической адекватности перевода важную роль играют также и социолингвистические факторы, связанные со спецификой отдельных групп носителей языка. Так, дополнительные трудности могут возникнуть в связи с наличием в ИТ отклонений от нормы ИЯ (например, использование субстандартных форм, таких как территориально-диалектальные, социально-диалектальные и контаминированные, имитирующие речь иностранца). При этом элементы территориальных диалектов ИЯ не передаются в переводе. Если весь текст оригинала написан на каком-либо диалекте ИЯ, то этот диалект просто выступает в качестве средства общения, используемого Источником, и перевод с него выполняется таким же образом, как с любого общенационального языка. Если же диалектальные формы употреблены в тексте с целью языковой характеристики персонажей, то любой способ их воспроизведения в переводе ничего бы не дал, так как для реципиента ПТ они не выполняли бы никакой идентифицирующей функции (в русском языке нет и не может быть никаких диалектальных форм, которые могли бы идентифицировать шотландца, баварца, жителя Кёльна и т.п.) и поэтому были бы просто бессмысленны. Социальные диалекты имеют более «общий», т.е. нелокальный характер, поскольку аналогичные социальные группы и профессии часто обнаруживаются во многих странах. Поэтому передача информации, которую несут элементы социального диалекта в ИТ, оказывается в переводе возможной, по крайней мере, в принципе: можно, например, использовать при переводе речи английского матроса специфические слова и выражения, распространенные среди русских матросов.

Иногда в прагматическую цель перевода входит достижение желаемого коммуникативного эффекта по отношению к тем или иным группам реципиентов ПТ или даже к конкретному реципиенту (последнее – труднее всего). Здесь переводчику приходится ориентироваться на индивидуальные особенности реципиентов перевода. Осуществление этой установки часто требует прагматической адаптации текста, выходящей за рамки перевода как создания текста, коммуникативно равноценного оригиналу. Подобная адаптация при переводе, например, рекламы нередко приводит к составлению на ПЯ нового, не сводимого к оригинальному текста (со-writing), учитывающего специфические привычки, вкусы и наклонности будущих покупателей.

Встречаются и прагматические проблемы еще одного типа: они связаны с возможностью появления у переводчика дополнительных прагматических задач по отношению к реципиенту перевода. Тогда переводчик может преследовать дополнительные цели, т.е. фактически цели, независимые от основной прагматической задачи перевода, стремиться использовать результат переводческого процесса в каких-то особых целях. Подобная прагматическая «сверхзадача» не может не оказывать воздействия на ход процесса перевода и на оценку его результатов. При этом переводчик может иногда отказываться от достижения максимальной эквивалентности, довольствоваться выборочным переводом, добиваться воздействия на реципиента перевода, не совпадающего с намерениями Источника и прагматическим потенциалом ИТ. Иначе говоря, цель конкретного переводческого акта может и не совпадать с общей целью опосредованной межъязыковой коммуникации и не сводиться к созданию на ПЯ текста, коммуникативно равноценного ИТ. В этом случае перевод оценивается не столько по степени верности оригиналу, сколько по соответствию тем задачам, для решения которых он был создан, а степень такого соответствия называется прагматической ценностью перевода. Прагматическая сверхзадача переводчика может быть связана, например, со стремлением отразить коммуникативно нерелевантные черты ИТ, которые просто не передаются при эквивалентном переводе исходного сообщения (это могут быть формально-структурные особенности ИЯ, какие-то культурно-этнографические элементы или культурно-специфические особенности построения сообщений на ИЯ), что обычно приводит к нарушению норм и узуса ПЯ: так, He is running down the street может быть передано как Он есть бегущий по улице, что неприемлемо с точки зрения норм ПЯ, но помогает, например, показать ученику двухчастную структуру соответствующей английской формы (такие варианты используются лишь для демонстрации особенностей иноязычной формы в так называемом "филологическом" или "этнографическом" переводе). К иным результатам приводит стремление дать «упрощенный перевод», ограничившись передачей лишь «голого смысла», т.е. предметно-логического содержания текста. Такая задача иногда возникает, когда переводчику необходимо срочно ознакомить реципиента ПТ с основным содержанием сообщения.

Процесс перевода может осуществляться и для того, чтобы при его помощи достичь какой-то цели, связанной с намерениями самого переводчика или подсказанной его заказчиком (работодателем). Здесь перед переводчиком стоит задача, не имеющая ничего общего с созданием ПТ, коммуникативно равноценного ИТ. Перед переводчиком могут стоять цели пропагандистского, просветительского и т.п. характера, на него могут оказывать влияние соображения политического, морального и т.п. порядка, стремление избежать конфликта или обострить его и т.д. Наконец, во многих обществах просто существует цензура. Подобная тенденциозность, естественно, может привести к полному искажению оригинала, и, как правило, профессиональный переводчик по возможности избегает участия в такого рода деятельности.

Контрольные вопросы:

1. Чем обусловлена актуальность изучения прагматических аспектов перевода?

2. Охарактеризуйте прагматически релевантные компоненты переводческой ситуации.

3. Чем вызвана и какие формы принимает прагматическая адаптация перевода?

4. Какое влияние оказывает существование «прагматической сверхзадачи» на процесс перевода и характеристики переводного текста?

5. Какие экстрапереводчесие факторы оказывают влияние на перевод?

Литература:

Алексеева И. С. Введение в переводоведение. – СПб.: Филологический факультет СпбГУ; М.: Академия, 2006. С. 130 – 132.

Тюленев С.В. Теория перевода. - М.: Гардарики, 2004.С. 204-215.