Возница

С. В. Смирнову

Бежит дорога звонко, торно, По самой середине дня.

Среди увязанных бидонов Возница посадил меня.

...А он бы мог, подъехав ближе, Хлестнуть вдоль всей спины коня, Как человек, что разобижен И на себя, и на меня!

В глубоких ледяных бидонах Свое вместилище нашли—

От житняка и до озона— Богатства неба и земли.

Мы долго ехали, молчали. Возница начал, наконец, Простым вопросом для начала: — Что скажешь нового, юнец?

И я выкладывал дорогой, Как коробейник на пенек, Все, что в душе своей нестрогой Имел— берёг и не берёг.

♦

В исканьях радости и хлеба— По крутизне, по крутизне!

Мне хорошо и это небо В его пустой голубизне.

Пройдет гроза, запахнет мятой, Забьют кузнечики впотьмах, И воздух горечью невнятной Поскрипывает на губах.

♦ ♦

...Как будто летом на картошке Мир —незатейливей яйца!— К нам тянет влажные ладошки И простодушие лица.

К чему выспрашивать ответа, Когда желания полны, Когда рассвет в дороге где-то— От молнии и до луны.

МАРК ВАЙНШТЕЙН

Озеро сыроежек

Мы поедем .на Озеро Сыроежек. Там воздух сырой и свежий.

Там гладкие лысые валуны — как будто капли луны.

И всюду — как росы — крупной брусники россыпи.

Красные сыроежки.

Крепкие сыроежки.

У них плотные белые ножки.

В озере холодная темная вода. Страшно входить туда.

А волосы русалок — как водоросли в воде... Ты в сказку хотела? А сказка везде!

У озера мягкий зеленый мох...

И елка, вся в бороде...

Туда придем, не чуя ног.

Пробудем целый день.

А к ночи,

как месяц выставит рог,

мы

между трав,

как между строк, увидим, как черный шишига под месяцем будет прыгать.

И вдруг услышим странный крик, нелепый, как лес без леших...

И так просидим до самой зари...

Давай поедем на Озеро Сыроежек!

•6 Альманах № 1

БААТР БАСАНГОВ.

КЕРМЕН

(Подневольная девушка)

Пьеса о трех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

3 а м ь я н, хошеутовский владелец. Ользя-Ораш, его вторая жена. К е д .м ей, сын Замьяна от первой жены.

Тетя, старшая сестра Замьяна.

Б а дм а-Х а а л г а.

•Г а р я.

Санджара.

К е р м е н.

Улан, .мать Кер мен.

Мухтар, татарин.

Слуги Замьяна.

Кречетников, губернатор Астра­хани.

Следователь.

Экзекутор.

Пугачев, Петр III.

Еремин а-Ку р и ц а.

X лопу ш а.

Белобородов.

Салават, башкирец.

Полковники Пугачева.

III в а н в и ч. подпрапорщик, писарь

Пугачева.

Офицер.

Пугачевцы, слуги, каторжане и др.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Волга. Село Замьяна. Берег поднимается с запада на восток. На возвышенности, среди деревьев Бадма-Хаалга, Гаря, Санджара и еще три-четыре человека собирают ягоды.

яблоки. Слышно, как вдали бурлаки поют «Хогдандаши». Солнце заходит.

Гаря (поет).

Пусть умру, ударит небо, Коль тебя обижу я.

Говоришь, >не человек, а золото? Ха, ха! Да разве есть на свете зо­лото, ценнее человека?.. А кто же она?

Б ад м а-Х а а л га. Да есть такая.

Гаря. Так назови ее?.. Иль ты боишься, что я отниму?

Бадма-Хаалга (переминаясь, застенчиво). Кермен.

Гаря. Дочь Эрдни? О, знаю, девушка, да еще какая! (Обтерев,, показывает яблоко.) Вытертое, чистое яблоко! (Надкусив яблоко, цо­кает языком.) Даже слов не найду, чтобы сказать, какая она. Толька

82

вот таких, -как ты, робких и тихих, она за пояс заткнет и пикнуть не даст... Но это беда невеликая... Так почему же ты ее не сватаешь?

Б а д м а-Х а а л г а. Не знаю, согласится она или нет.

Г а р я. Ах, вон оно в чем дело. Не знаешь согласится или нет. А может ты ждешь того, как в один из благословенных дней, указанных святыми зурхачи, придет к тебе ее «мать, поклонится в ножки и произ­несет: «Высокочтимый Гаря, умоляем вашей милости, пожалуйте к нам, да посватайте нашу дочь». Ты этого ждешь? А вдруг она согла­сна, но гы не знаешь ее желания? Ведь у тебя единственный недо­статок—робок ты и застенчив, а в остальном... чем же ты хуже дру­гих? Но если ты будешь только вздыхать, гадая: «Да или нет», кто-либо другой уведет ее из-под твоего носа.

Б ад м а-Х а а л г а. А кого же я пошлю сватом?

Гаря. Только и всего? Да ты, как я погляжу, вместо того чтобы вперед продвигать задуманное дело, все норовишь назад оттолкнуть. Сказал бы мне раньше про свою печаль, я бы давным давно так обтя­пал это дело, что уже бы детки в вашей кибитке жалобно пищали. Ко­роче, завтра же найди бутылку водки. Я сам буду стариком-сватом и тебе, моему сыночку, Кермен сосватаю. Хе-хе! А вон приказчик идег (поет).

Папин, дядин пестрый пес

Лает громко там и тут...

Приказчик (приводит двух-трех татар, свистом подзывает к себе рабочих). Фюить! Скоты! Здесь будете работать. Понятно?

Мухтар. Понятно, понятно (другие согласно кивают головой).

Приказчик. (Гаре). А ты, собака, этим скотам покажешь, что и как делать. Понятно?

Гаря. А как же, ясное дело понятно. Что же тут такого непонят­ного (в сторону). Хоть мы и разной породы скоты, но друг друга как- нибудь поймем.

Приказчик. (Бадма-Хаалге). А ты на какую невидаль глазеешь, разинув рот, чего стоишь! (Ударив плеткой Бадма-Хаалгу, уходит.)

Гаря. Кто же вы за несчастные люди, что вам довелось с нами ра­ботать?

Мухтар. Мы были людьми муллы соседнего аула. Наш мулла за­должал вашему Замьяну пятьсот рублей. Так вот, в счет долга, нас пять семей, восемнадцать душ, мулла подарил ему.

Гаря. Ну и дешевая живность.

Мухтар. А каков ваш нойон?

Гаря. Ха! Пусть умру, ударит небо... Да разве спрашивают: чей волк лучше — ваш или наш?

Б а д м а-Х а а л г а. Однако, такого волка, чтобы сравнить с нашим, едва ли сыщешь. С утренней зари за полночь, не разгибая спины ра­ботаем. А побоям, а поркам плетью — так и счету нет...

Гаря. Видели плетку в руках приказчика, что вас привел?

Мухтар. Видели.

Гаря. Тогда готовьте спины. Завтра-послезавтра ближе познако­митесь с той плеткой.

Мухтар. Пйетка— наша старая знакомая Уж она по нашим спинам вдоволь нагулялась.

Гаря (поет).

На вершину я взойду — Солнце красное сияет. Солнцеликую тебя Будто руки обнимают.

Б а д м а-Ха а л г а. Ну, а как на вашей стороне живут?

Мухтар. Да все так же... Бегам числа нет.

Б а д м а-Х а а л г а. А куда они бегут?

Мухтар. На Янк подаются; ходят слухи, что в те места прибыл его величество белый царь, поднял яицких казаков и на Москву пойти собирается.

Б а д м а-Х а а л г а. Есть слухи и наши к нему бегут.

Г а р я. А он и вправду настоящий царь?

Мухтар. Одни говорят, что он не царь, а беглый казак с Дона, Емельян Пугачев, другие говорят, что на груди у него есть царская мета. Кто его знает, какая молва правду говорит.

Б а д м а-Х а а л г а. Нам, чернокостным, все одно: что казак, что царь, лишь бы добро делал.

Гар я. Верные слова, как говорится: «Шапке подходящей — голо­ва рада, слову подходящему — сердце радо».

Мухтар. Так-то оно так... Наши, прежде чем бежать, кончают своих хозяев или палят их добро.

Б а д м а-Х а а л га. Что же поделаешь, если доведут до этого.

Гар я. Измывательствам наших нойонов тоже счета нет. Наши с давних пор на своих нойонов зубок имеют. В позапозапрошлом году, когда калмыки бежали на Алтай, про их тайные сборы Замьян доно­сил белой царице. Потому, как только наши ушли, белая царица, в знак благодарности, построила Замьяну этот дозорный дом. За то, что За­мьян доносил на своих, в награду, из владений бежавших нойонов, подарила ему около семисот семей калмыков.

Б а д м а-Х а а л га. И вот так, за счет предательства, он разбогател.

Мухтар. Ай-ай! Яман, яман...

Гаря. Разузнав про темные дела Замьяна, наши точат зубы и но­жи (поет).

Думал ветер дует с юга, Оказалось с севера.

Ах, зачем любовь, подруга, В сердце ты посеяла.

Ба дм а-Х а ал г а. А вон опять гонят несчастных...

Гаря. Удивительная штука.

Б а д м а-Х а а л г а. Что?

Гаря. Сколько я помню, по этой дороге бессчетную тьму народа в Сибирь прогнали. Какая же должна быть обширная земля та Си­бирь, если до сих пор битком не набилась?

Мухтар. Если бы даже всю Русь туда загнали — все равно ту землю не заполнишь,

(Около десяти человек, прикованных друг к другу, сопровождают военные)

Офицер. Стой!.. (Гаре.) Чей этот крайний каменный дом?

Гаря. Нойона Замьяна.

Офицер. Гм... Отдохните. Всю ночь будем двигаться дальше (капралу). Я скоро вернусь. Крепче смотрите (уходит).

Капрал. Слушаюсь!

1-й человек. Братцы, 1нет ли закурить?

Гаря. Без еды да еще без табаку мыслимо ли .работать? (Дает закурить. Другие тоже тянутся к табаку.) Откуда и куда путь держите, братья?

1-й человек. Из тюрьмы в тюрьму.

Гаря (указывая на Хлопушу). А это что за человек с ноздрями, как у верблюда, рваными?

1-й человек. В России нет острога, где он не сидел бы, нет этапа, по которому его не -г.нали бы. Не в шутку ведь у него клеймо вора на лице да ноздри рваны... Бежал из последней каторги, прятался в на­ших местах, да вот снова изловили. И то он не отчаивается; все равно, говорит, убегу.

Б а д м а-Х а а л г а. О, боги! Разве можно так уродовать человека?

Г а р я. И не говори... А вас за что гонят?

1-й человек. За то, что своего зайсанга убил.

Г а р я. Зайсанга убил?

1-й человек. Да. Однажды, во время работы, я ему что-то попе­рек сказал, и он ударил меня, »ну я ему дал сдачу —пнул ногой. Он стал падать, ударился виском о багор и богу душу отдал.

Г а р я. А может черту. И хрупкая же была у него душа, если от одного пинка вон вылетела.

1-й человек. Да, лучше не вспоминать. Теперь вот через него, оставив семью и дом, иду на каторгу.

Б а д м а-Х а а л г а (второму человеку). А вас за что гонят?

2-й человек. За то, что против 'власти (правдивое слово сказал. Капрал. Не разговаривать!

2-й человек. А ты замолчи. Иначе в Волгу сброшу.

Капрал. Говорите, говорите. Мне-то что за дело.

2-й человек. Слышали вы о том, что царь прибыл .на Яик, поднял казаков и на Москву собирается, чтобы взойти на свой престол?

Б а д м а-Х а а л г а. Слышали. Только вправду ли он царь?

2-й человек. Конечно, вправду. Все, кто видел его, говорят: на­стоящий царь (тихо). Даже если не .настоящий — он хочет нам, черно­костным мужикам, рабочему люду, волю дать. Нам лишь бы волю, а не все ли равно, кто ее дал: царь или сам черт-дьявол?

Б а д м а-Х а а л г а. Верно.

2-й человек. Скоро он к вам на Волгу придет.

Б а дм а-Х а а л га. Скорей бы пришел да малость нашего тирана утихомирил.

2-й человек. Не то что утихомирит — на первом попавшемся де­реве повесит...

(Офицер, сопровождая дзух-трох калмыков, входит вместе с Замьяном. Вслед за 1шми, со слезами и плачем, идут семьи конвоируемых).

Замьян (Бадма-Хаалге, Гаре и др.). А вы на что глазеете, бро­сив работу? У-у, подлецы! (Бьет, разгоняет.)

Офицер. (Капралу.) Почему ты им разрешил разговаривать с людьми?

Капрал. Никак не разговаривали они, ваше благородие. Токмо ' табаку выпросили.

Офицер (указывая на приведенных). Присоединяй к этим.

Капрал (одевает кандалы). Ну, пошли. Встать!

(Калмыки прощаются с семьями, уходят. Жены, дети плачут).

Гар я. Доброго пути! И нам там место приготовьте!

(Мимо проходит Замьян. Солнце зашло, восходит луна. Поют соловьи, птицы)

Кер мен (входит справа, держит ведра, напевает).

Волга берег бьет волной, Закипает, ленится. Помню я тебя, родной, Все мечтаю встретиться.

Замьян (выходит из-за возвышенности). Почему ты перестала петь? Пой, пой. (Кермен, набрав воды, собирается уйти). Погоди, куда так торопишься?

Кер мен. Мама ждет.

Замьян. Ничего, подождет (пытается обнять Кермен, та отсту­пает).

Кер мен. Что вы делаете, стыдно! Вон люди увидят...

Гар я (Бадма-Хаалге). Вот вам и возьмите, «отец» нойон!

Замьян. Вечером придешь к задним дверям... тебя впустят ко мне... Захочу, я тебя с ног до головы озолочу...

Кермен. Мне чужое золото не нужно (пытается уйти).

Замьян (догнав, пытается обнять). Постой.(Кермен толкает, За­мьян падает.) Поглядите на нее... Погоди уж! (Поднявшись, снова схва­тил Кермен.)

Гар я (Бадма-Хаалге). Вот как раз момент, чтобы показать какой ты мужчина. Нападай!

(Бадма-Хаалга прыгает и оказывается между Кермен и Замьяном. Замьян замахи­вается плеткой. Бадма-Хаалга вырывает плетку и швыряет прочь).

Замьян (выхватывая с пояса нож). Кто ты таков, чтобы против моей воли идти?! (Замахивается ножом.)

Гар я (спрыгивает, хватает руку Замьяна). Разве можно ножич­ком играться? Хватит, спрячьте, а то еще потерять недолго. (Бадма- Хаалге.) А ты почему так неучтиво разговариваешь со старшим?!

Замьян. Постойте ужо, собаки проклятые! (Выходит.)

Г а р я. А мы и так стоим, не бежим... Господин нойон, вы плеточ­ку забыть изволили. (Подает с насмешкой.)

Пусть умру, ударит небо, Коль тебя обижу я.

(Подает Кермен воду.) Будь осторожна с тем псом.

Керм е н. Спасибо. (Уходит.)

Б а д м а-Х а а л г а. Теперь он не даст ей покоя.

Г а р я. Прежде чем ей, нам с тобой покоя не даст.

«На вершину я взойду. Солнце красное сияет...

Сказал я и ждать не долго. Видишь? Вон уже за нами идут.

Б а д м а-Х а а л г а. Бежим?

Мухтар. Бегите, бегите... Иначе он вас со света сживет.

Гар я. К тому же и у меня нет большого желания стать пищей Для червей, козявок и букашек... Бежим!

Мухтар. Счастливого пути! Не забывайте нас!

Гар я. Не забудем! (Поет.)

Дядин, папин пестрый пес

«Лает громко там и тут...

(Уходят за возвышенность).

КАРТИНА ВТОРАЯ

Река Янк. Звездная ночь. Лагерь Пугачева. Вдали чернеют очертания Оренбурга. Пугачевцы пьют, шумят. Пугачевец калмык играет на дудке. Салават поет. Здесь Шванвич.

Салават (поет).

Вай, вой, вай, вой, вой, Аранзал бежит рысцой.

На седле сидит герой.

Рядом с ним Яик-река — Мать родная казака.

Голос из шатра. Ха-ха! Пить будем, гулять будем!

2-й голос. Поднимем чарки, братцы!

Салават. Что-то не к добру гуляют.

Казак. Добрым молодцам, которые взяли столько крепостей, не грех повеселиться, выпить и погулять.

Еремина-Курица. Они храбрости назавтра набираются — на Оренбург пойдем.

Салават. Еще не убив льва, нельзя кутить за счет его шкуры.

Еремина-Курица. Моих сыновей на турок угнали. Жену по­боями на тот свет извели. Бесчетно пороли меня самого. А теперя на моей улице солнце всходит. Так почему же мне нельзя выпить?! Лей сюда, Матреша! Лей сюда! Все будем пить: мужики, казаки, все! Се­годня на нашей улице праздник! Ах, Матреша, какая ты распрекрас­ная девка! Садись сюда, ко мне на колени! (Встает, танцует с Матре- шей.)

Шван вич (Салавату). А где ваш царь?

Салават. Уехал осматривать крепость, которую надо взять завтра... О, в таком деле он никому не доверяет. Непременно лично должен осмотреть... А вон и сам он подъезжает.

Петр III (входит с Белобородовым, который держит в руках волчьи капканы. Все затихают). Это что тут деется?

Еремина-Курица. Не гневайся, батюшка. Мы от радости боль­шой малость повеселились.

Петр III. Пока шибко радоваться нечему. Что же будет, коли все станут так бражничать? Весь лагерь пьян, срамота!

Еремин а-К у р и ц а. Знать ты, батюшка, уморился. Садись сюда, возле нас. (Петр III, выпив чарку вина, задумался, прикрыв лицо ру­ками.)

Белобородов. А я чуть было не угодил в капкан Рейнсдорпа... Ха-ха...

Петр III. Ха-ха-ха! Глупый немец окрест крепости капканы вол­чьи расставил... Хотя вояка он неважнецкий, а охотник, .видать, доб­рый. Ха-ха! (Все смеются.)

Белобородов Решил он всех нас, будто волков, по одному кап­канами изловить...

Петр III (увидев Шванвича). О, благородные тоже ко мне пожа­ловали?

Еремина-Курица. Сами изволили прийтить. Твоему величе­ству, говорит, хочу служить.

Петр III. А звать-то как?

Шванвич. Шванвич.

Петр III. Откуда родом?

Шванвич. Из Питера.

Петр III. Из Питера? О-о! Иноземные языки ведаешь?

Шванвич. Знаю французский и немецкий.

Петр III. И писать можешь? Подать бумагу. (Шванвич пишет и возвращает.) По какому это ты нацарапал?

Шва вич. По-французски. Только вы, ваше величество, читаете держа верхом вниз.

Петр III- А это ничего... лишь бы прочитал, а как бумагу дер­жишь ■— это неважно... Ты будешь отныне моим писарем.

Шванвич. Слушаюсь.

Казак. Тут один человек из Оренбурга пришел, говорит дело к тебе есть.

Петр III. Пусть войдет.

Казак. Только страшно глядеть на его обличье, ноздри рваные, на морде тавро...

Петр III. Лишь бы человек был, а по мне все едино — рваны ли ноздри али в собольей шубе.

Казак. Слушаюсь (вводит Хлопушу).

Петр III. Говори.

Хлопуша. Кличут меня Хлопуша. На Руси нет острога, где бы я вшей не кормил, этапов, по которым не маялся. Бежал из послед­ней каторги, пойман был на Волге и услан в Оренбургскую тюрьму. Вдруг вызывает меня сам губернатор Оренбурга и посылает к тебе.

Петр III. Это зачем же?

Хлопуша. Чтобы я твоим казакам подметывал грамоты импе­ратрицы (подает грамоты). В них сказано: изловить тебя да влас­тям передать. А мне велено поджечь твой порох, зничтожить припасы, повынимать курки с пушек да ружьев, а буде возможно — самого те­бя порешить. Ежели все это я сделаю — обещано прощение всех моих вин да награда.

Петр III. А не врешь ты?

Хлопуша. Хотя как вору мне на лбу и щеках клеймо выжгли, как злодею лютому ноздри вырвали, а никому я никогда не врал.

Петр III. Можно ли так изуродовать человека... Садись сюда, сынок (подает грамоту Шванвичу). Читай.

Шванвич (читает). «Грамота императрицы всея Руси, жалу­емая яицким казакам, последовавшим за тем вором Емелькой Пуга­чевым, который ложно присвоил царское имя. Вы, яицкие казаки, от­ступивши от бога, нарушив присягу, пошли за вором и злодеем Емель­кой Пугачевым. Оной грамотой изобличаем: тот Емелька Пугачев, ложное царское имя присвоивший, есть вор и беглый донской казак...»

Петр III. Хватит на этом! А кан они лихо брешут. Настоящий то царь — я. Не сумеете вы дать мне имя вора...

Шван вич. А вот в грамоте губернатора Рейнсдорпа сказано, что как у вора у вас ноздри рваны да еще на щеках и на лбу клей­ма выжжены...

Петр III. Ха-ха-ха! Вот они каковы, видали? Поглядите, рва­ны ли у меня ноздри? Есть ли какое-либо клеймо на моем лице? Вог они как брешут. Ну, Хлопуша, что будешь делать? Обратно в Орен­бург али со мной? Твоя воля... Я силком никого не заставляю за собой идти.

Хлопуша. От чистой души хочу послужить тебе.

Петр III. Добро, добро. Ты будешь у меня полковником.

Е р е м и н а-Ку р и ц.а (шепчет Петру). А можно ли так дове­ряться вору?

Петр III. Правдивый вор лучше лживого царя. Ежели у тебя нет казацкого звания —то жалуем. В каких местах у тебя более зна­комых?

Хлопуша. На яицких заводах. Прежде там я работал.

Петр III. А как ты думаешь, они мне помогут?

Хлопуша. Помогут. Они живут хуже чем скоты. Заводской люд — народ мастеровой, дружный, верный.

Петр III. А не отольют ли они мне пушки?

Хлопуша. Как волю ты им объявишь, они не токмо пушки, а черта с рогами отольют.

Петр III. Отменно. Ты поезжай на заводы не задерживаясь. От моего имени вели им пушки лить.

X лопуша. Добро.

Петр III. Да гляди у меня, если позаришься на чужое —сам твою башку отрублю.

X л о п у ш а. Вот небо...

Казак. Тут пришли два калмыка и .хотят тебя повидать.

Петр III. Впусти.

(Входят Бадма-Хаалга и Гаря).

Хлопуша. А-а! Старые приятели! Здравствуйте! Я с ними по­знакомился, когда меня этапом гнали.

Петр III. Откуда вы?

Гаря. С Волги, из села Замьяна.

Петр III. По какому делу прибыли?

Гаря. Мы люди нойона Замьяна. Нестерпимо стало жить под его рукой. К вашему величеству мы с жалобой на него пришли.

Калмык с дудкой. О, Замьяна я знаю, настоящий дьявол... Встретился бы с ним — показал что надо.

Петр III. А как там у вас живут?

Бадма-Хаалга. Так плохо, что дальше некуда. Притеснениям нет конца. Люди сильно возмущаются. Как сухое сено стали — чирк, и пожар будет.

Петр III. Знаю. Все это — проделки моей жены, царицы... У калмыков есть причины возмущаться. Отняли у них ханский престол. Будь я на своем законном троне — не позволил. Да будь я на троне — калмыки в Китай бы не бежали. Бедняги несчастные. А ежели я пожа­лую ханский престол да волю объявлю всем, да земли и воды, коими пользуются они, навечно отдам —пойдут калмыки за мной?

Бадма-Хаалга. Пойдут.

Гаря. И без того они ждут вашего приближения.

Петр III. А что если и вправду мимо Оренбурга да на Волгу двинемся, а?

Шванвич. Верная мысль. Напрасно мы здесь время тратим. Дойдем до Волги, а там и на Москву двинемся (казаки взволнова­лись).

Белобородов. А что мы в той Москве потеряли?

1-й казак. Дальше Оренбурга мы никуда не пойдем. _с

2-й казак. Пусть поднимутся волгари да московиты и нам по- можут.

3-й казак. И то правда. Неча ждать, пока мы придем да кро­вушкой своей их вызволим.

Салават. Башкирцы за себя всегда постоят. И другие пусть ра­ди себя поднимаются.

Петр III. Да погодите вы! Что это все разом загалдели?

Еремина-Курица. Ведь яицкие казаки —твоя опора. Ежели •на Волгу и Москву пойдешь —как же мы можем побросать свои дво­ры, детишек?

Белобородов. Истинно. Не во гнев тебе будь сказано, госу­дарь, но обратно царем тебя поставили мы —яицкие казаки.

Петр III (задумавшись). Когда я прятался от своей жены ца­рицы, жил я -недолго у одной старой калмычки. Как-то потчевала она меня калмыцкой едой булмук —это вроде нашей каши, только вместо пшена — мука, вместо воды — ж-ир, вкуснющая еда. Хотел было я на­чинать с середки, да чуть было пальцы не обжег. Видит это старуш-

ка и говорит: «Булмук надо кушать с краю —тогда не будет горя­чо». В жисть этих слов не забуду... Умно сказала старушка... Вот и вы мне даете такой совет... Эх, улица моя тесна! Улица... Да что ж поделаешь, быть .по-вашему...

Казаки. Верно, верно.. Вот это, воистину, наш царь!

Петр III (обращаясь к Гаре и Бадма-Хаалге). Вы возвращай­тесь домой и передайте калмыкам, что <мы жалуем волю, землю и во­ды. А своих нойонов и владельцев сами накажите по их заслугам, ' дабы моих людей не обижали впредь. А коли будет 'надо —мы по­можем.

Г а р я. Слушаем.

Салават. Мы, башкиры, своих князей и нойонов пустили на биш-бармак. Очень даже неплохо получилось. И вы, калмыки, сде­лайте так же. О, я калмыков знаю. Настоящие батыры (поет).

Мой конь рысцой бежать привык.

Как волна, седок дрожит.

Башкирец, русский и калмык Будут вечно в дружбе жить

(Берет под руки Бадма-Хаалгу и Гаря, проходит дальше. Калмыки .их окружают).

Петр III. Уж поздно стало. Завтра спозаранок подниматься. Отдохнуть надо. Ну, братцы, затянем-ка на сон грядущий мою лю­бимую песенку. Курица, начинай!

(Все поют).

Не шуми ты, мати, зеленая дубравушка, Не мешай ты мне, доброму молодцу, думу думати. Что заутра мне, доброму молодцу, в допрос идти Перед грозного судью, самого царя.

Еще станет государь-царь меня спрашивать: Ты скажи, скажи, детинушка, крестьянский сын, Уж -как, с кем ты воровал, с кем разбой держал, Еще много ли с тобой было товарищей?

Я скажу тебе, надежа, православный царь, Всю правду скажу тебе, всю истину, Что товарищей у меня было четверо: Еще первый мой товарищ темтая ночь, А второй мой товарищ булатный нож, А как третий-то товарищ, то мой добрый конь, А четвертый мой товарищ, то тугой лук, Что 1рассыльщики мои, то калены стрелы. Что возговорит надежа православный царь: Исполать тебе, детинушка, крестьянский сын, Что умел ты воровать, умел ответ держать! Я за то тебя, детинушка, пожалую Среди поля хоромами высокими, Что с двумя ли столбами с перекладиной.

(Свет постепенно угасает).

Занавес.

/

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Столовая в доме Замьяна. Двое слуг «накрывают стол.

1-й слуга. Вон еще с двух человек спустили шкуры. Один из них, кажется, уже умер.

2-й слуга. За что же их так (нещадно избили?

'1-й слуга. Кто его знает Он, небось, сам не знает, за что заста­вил их так исхлестать.

2-й слуга. И от кого же он уродился такой.

1-й слуга. По моему глупому разумению, похоже, что его мать впотьмах мужа перепутала с дьяволом и вместо мужа ласкала черта...

2-й слуга. Вечно жить под страхом, что вот-вот тебя изобьют или в холодную яму посадят,.такова тяжкая наша участь.

1-й слуга. Тихо, вон идут (делают вид, что усиленно работают. Увидев Кедмен, кланяются в пояс).

К ед мен (взволнованно ходит по комнате). О, боги! дальше терпеть невозможно. Поглядишь со стороны: волосы становятся ды­бом, мороз по коже пробегает... О, господи, господи! (Закрывает ру­ками лицо, вздыхая, садится.)

Тетя (входит, держа в руках пучок шерсти). Что с тобой. Кед- мен? Что случилось?

Кедмен. Ах, лучше не спрашивайте! Вот только сейчас стари­ка и парня так исполосовали, что живого места не оставили. Старик, наверно, уже скончался (взволнованно прохаживаясь). Господи, гос­поди! Можно ли так немилосердно избивать человека! Сердце обли­вается кровью, когда видишь такое... С каждым ударом бедняги так вздрагивали и корчились, что страшно было смотреть.

Тетя. О, всевышние бурханы! Что же теперь нам делать? При­вык он к тиранству, и муки людей доставляют ему удовольствие. Жа­жда жестокости брата неутолима.

Кедмен. Но, ведь, говорится же, что терпенью подневольного тоже есть предел. Через жестокость отца мы все останемся без голов. Из тех людей, которые на бахчах работали, двое ушло в бега. Вот увидите, и другие уйдут.

Тетя. Те двое, говорят, грубили Замьяну.

Кедмен. Я бы на их месте не только грубил, но дал бы по вис­кам и поминай как звали (наливает со стола водку и пьет).

Тетя. Ничего не поделаешь. Нас с тобой он не станет слушать. Ведь из-за его жестокостей, оставив мать и всю родню, (Бовгон ушел на Алтай.

Кедмен. И я хорош, что не ушел со старшим братом. К кому же теперь мне тянуться? Нет такой родни, у которой я мог бы укрыть­ся, чтобы не видеть всего этого. Такая уж у меня горькая доля, что я в этой семье родился.

Тетя. Ах, лучше не говори об этом. Тебя и Бовгона отдалили от отца эти бесстыдная Ользя-Ораш и Тюмень.

Кедмен. Коль мила вторая жена, то, верно, мил и ее сынок, хоть и не от него. Ну, к дьяволу разговоры о мачехе. Мне не понятно, есть ли в моем отце что-либо человеческое. Оказывается, он донес белой царице о том, что калмыки тайно собираются откочевывать на Алтай. Таким бесстыдным путем, предательством он приобрел и этот дом, и все свое богатство. Как же мне продолжать жить в этом доме по-

зора? Когда я вхожу сюда, все мое нутро переворачивается (снова наливает со стола водку и пьет).

Тетя. Среди всей этой мерзости ты еще наживешь душевную бо­лезнь... Не следует тебе так много пить (увидев, что он снова нали­вает). За последнюю неделю не было дня, чтобы ты не был пьян. Вод­ка, ведь, кроме посуды, все портит.

Кед ме н. Ах, тетя, это верно, что водка портит человека, «о когда . видишь, как убивают человека,— вот где по-настоящему страшно. Лю­ди начинают убивать человека, а водка лишь доделывает дело. Да разве я пил бы, если бы не проделки отца? Я знаю, что отравляю се­бя... Глуп наш отец, ох, как глуп! Стыдно людям в глаза смотреть. Вы знаете, что он делает? Силой заставляет приводить девушек бед­няков и в своем собственном доме их позорит. Да разве не вправе на­род ненавидеть нас? Разве родственники этих девушек не точат на нас. можи? Не думает об этом папаша...

Тетя. Твоя правда, сыночек, твоя правда...

Кед мен. Если бы нашелся уголок, где меня приютили, давным- давно мой след простыл. От того, что у тебя такой отец, ни на кого не смеешь глядеть...