Глава II. Концепция вечного возвращения как выбора уходящего в вечность.

Стоит отдельно рассмотреть идею Ницше о вечном возвращении, фактически она нитью проходит через большую часть его произведений, начиная с «Веселой науки» (издана в 1882 году), и достигая своего апогея в «Заратустре». Сама же мысль мыслей (как называл ее сам Ницше) пришла к нему в 1881 году. 14 августа 1881 года он пишет из Сильс-Марии своему другу и помощнику Петеру Гасту: "Дорогой мой друг! Сияет августовское солнце, лето на исходе. Тише и безмятежнее становится в горах и лесах. На моем горизонте взошла мысль, подобной которой я еще не знал... но о том не хочу говорить и стараюсь сохранять непоколебимое спокойствие. Наверное, я должен прожить еще несколько лет!". В чистом виде это одна из самых спорных мыслей в творчестве Ницше. Он не объяснил, ни даже не намекнул на возможное объяснение ни в одном из известных произведений. Таким образом, появляется множество возможных трактовок этой мысли.

По-моему мнению, наиболее успешная попытка объяснить эту идею дана у Хайдеггера, хотя и ее можно оспорить по многим пунктам. Тем не менее, в его лекции посвященной этой проблеме прослеживается то, каким образом эта идея возникла у философа, как она развивалась, и приводится несколько вариантов объяснения (хотя эти объяснения и остаются личным мнением Хайдеггера) ее смысла. Примечательно, что он рассматривает описания «мысли мыслей» в «Так говорил Заратустра» и «Веселой науке» отдельно, хотя они и не отменяют, и не противоречат друг другу.

Я же постараюсь рассмотреть данную мысль в свете основной темы моей работы, то есть так, как ее мог представлять Ницше-антихристианин. Возможно, именно с этой точки зрения дано первое описание вечного возвращения в «Веселой науке»: «Что, если бы днем или ночью подкрался к тебе в твое уединеннейшее одиночество некий демон и сказал бы тебе: "Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь ты прожить еще раз и еще бесчисленное количество раз; и ничего в ней не будет нового, но каждая боль и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох и все несказанно малое и великое в твоей жизни должно будет наново вернуться к тебе, и все в том же порядке и в той же последовательности, - также и этот паук и этот лунный свет между деревьями, также и это вот мгновение и я сам. Вечные песочные часы бытия переворачиваются все снова и снова - и ты вместе с ними, песчинка из песка!"<…> Или насколько хорошо должен был бы ты относиться к самому себе и к жизни, чтобы не жаждать больше ничего, кроме этого последнего вечного удостоверения и скрепления печатью?» .

Во-первых: на лицо противопоставления самого понятия «вечности», точнее будет сказать не противопоставление, а утверждение «вечности», какой ее понимает Ницше. Вполне естественно, что в его философии, вечность не безмятежный, спокойный рай, а жизнь, какая она есть (а раз она есть, значит она уже была и будет бесконечное, вечное число раз). Следует напомнить, что Ницше покровительствовал жизни, что было подробнее рассмотрено в первой части этой работы. И, как становится понятно, для него не могло быть ничего лучше этой же жизни с ее борьбой, ее движением, развитием самого себя. Что же нам предлагает христианство: абсолютный, вечный покой. Стагнацию после смерти, жизнь перед которой была падением или стоянием на месте (ранее был рассмотрен аскетизм в христианском понимании, аскетизм, который возводится в идеал). Здесь и заключается ключ в «отсутствии смерти» для христиан: они фактически уже мертвы, по той причине, что если движение это жизнь, то покой всегда смерть (под движением подразумевается развитие – движение вперед).

Во-вторых: стоит рассмотреть подробнее то, как понимается «ответственность» в христианстве и у Ницше. За всю историю существования христианства рай ни разу не был описан реалистично, рай всегда абстрактен. Причем, в то же время, ад был описан весьма подробно, возможно в этом и заключается ключ популярности христианства, - неясный рай подходит всем (всем христианам естественно), каждый может найти свое. Однако это становится еще одним обвинением, вынесенным христианству: оно подрывает понятие об ответственности, в то время, как Ницше напротив провозглашает вечную ответственность за каждый поступок: «вопрос, сопровождающий все и вся: "хочешь ли ты этого еще раз, и еще бесчисленное количество раз?" - величайшей тяжестью лег бы на твои поступки!» . Людям свойственно стремится к наиболее простому пути, а что может быть проще, чем отказ от ответственности и, вместо нее, надежда на вечную жизнь, не уверенность в будущем, независимо от того, что будет после смерти, а именно надежда на спасение, которое должно прийти от некоего опять же абстрактного божества. Кроме того, каждый христианин должен иметь внутри подсознательное знание, что он попадет в рай, иначе было бы абсурдно оставаться христианином, молиться, приносить богу жертвы, зная (или хотя бы догадываясь), что ты попадешь в ад. Отсюда становится ясно истинное желание христиан – избежать ответственности, так как они, в большинстве своем позиционируют себя как праведников (даже если человек назвал себя грешником, можно быть уверенным, что в глубине души он считает себя праведным), они надеются попасть в рай, не давая независимой оценки своей жизни (бог рассудит). Фактически, большая часть христиан, точнее людей, которые себя так называют, считает, что чтобы попасть в рай достаточно ходить в церковь и выполнять некоторые из десяти заповедей. Однако учение Ницше «скидывает их с небес на землю». «Вечное возвращение» служит символом вечной ответственности, которую может вынести только познающий, судящий сам себя. В то время как христиане ожидают милосердного суда, совершаемого богом, познающий вершит справедливый суд, над каждым своим поступком, каждой своей мыслью, каждой вещью: «Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы сохранить себя, - он создал сперва смысл вещам, человеческий смысл! Поэтому называет он себя "человеком", т. е. оценивающим. Оценивать - значит созидать: слушайте, вы, созидающие! Оценивать - это драгоценность и жемчужина всех оцененных вещей. Через оценку впервые является ценность; и без оценки был бы пуст орех бытия. Слушайте, вы, созидающие!» . Следует также заметить, что бог, каким он представлен в библии обычно жестокий, реже милосердный, и, наконец, очень сложно найти место, где он предстал бы справедливым: «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и [все] произрастания земли. Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом». «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его» , можно привести еще массу примеров, Библия предлагает их достаточно, значит ждать справедливого суда от бога абсурдно. В то же время, становится понятно, что Ницше для нас и предстает «неким демоном», который заставляет оценивать все будущие поступки с точки зрения вечности. В несколько другом ключе это несоответствие вечного возвращения религии замечено Юнгером: «Учение о возвращении неуютно, его глубина зловеща; реакция на него спонтанна. Тот, кто отвергает его, не имеет обыкновения давать себе в этом отчет; он отодвигает его в сторону как нечто неприятное, потешается над ним и объявляет его абсурдным с начала до конца. В особенности это применимо к тем, кто прошел школу иудаизма, христианства или ислама. Ибо очевидно, что учение о вечном возвращении несовместимо с религиями откровения, его трудно объединить с верой в единого творца мира и творение мира, с верой в конечную цель и задачу этого творения и создаваемого в нем человека».

Третья сторона учения – на деле оно оказывается неким фильтром: своей тяжестью оно отпугивает от Ницше тех, кто смог добраться до его философии, но так и не смог понять. Конечно, легче объявить нечто абсурдным или слишком простым, чем осознать его истинную сущность. О двух возможных трактовках, как о «маленькой пропасти» в понимании говорит и Хайдеггер, сам Ницше в «Заратустре» предостерегает от ложного, упрощенного трактования. Эта концепция позволяет сохранить своего рода чистоту учения от черни, от толпы, от отребья, - если говорить словами самого Ницше.

Сделав небольшое отступление, можно представить, что и христианство первоначально было, или лучше сказать предполагалось не таким ужасным для развития общества, каким стало через две тысячи лет своего господства (на мой взгляд, очень хорошо это различие христианства «материалистического» и «духовного» представлено в романе Д.С. Мережковского «Смерть Богов», автор в художественной форме романа показывает, что на деле между античным язычеством и ранним христианством не такая большая пропасть, как кажется на первый взгляд, особенно, если рассматривать эти религии с чисто духовной стороны). Возможно, что «порча» христианства и началась с того, что оно было адаптировано для массы, а Христос заблуждался, считая всех людей a priori хорошими (в христианском смысле). Философия Ницше тем и отличается, что она принципиально не может быть раскрыта толпе и, хотя, и принимались попытки «упростить» учение Ницше все они не выдерживают критики.

Часто неверная трактовка говорит нам о том, что если все уже когда-то было и не может измениться, и будет повторяться в том же виде, то от самого человека ничто не зависит. Об этом же говорит и карлик «Все прямое лжет, - презрительно пробормотал карлик. - Всякая истина крива, само время есть круг» . Хайдеггер прекрасно опровергает такое понимание вечного возвращения: «Карлик видит только две уходящие в бесконечность дороги, размышляя приблизительно так: поскольку обе дороги уходят в бесконечность ("вечность"), там они и встречаются; поскольку же в бесконечности — где-то очень далеко от меня — круг замыкается, все возвращающееся в своем упорядоченном разнообразии следует друг за другом и проходит через ворота. Карлик не обращает внимания на несколько отчужденное замечание Заратустры, что дороги "сталкиваются лбами" в воротах. Название ворот написано вверху: "Мгновенье".<…> Самое трудное в учении о вечном возвращении, подлинная его глубина — присутствие вечности в мгновении, причем мгновение — вовсе не преходящее сейчас, не проносящийся перед наблюдателем мимолетный миг, но столкновение будущего с прошлым. В мгновении вечность становится самой собой и определяет, как именно все возвращается». Было бы естественно подумать, что все уже предопределено, если бы это было написано в священной книге очередной религии спасения, однако Ницше никогда не был простым для понимания и мы фактически вынуждены всматриваться в глубину, не ограничиваясь тем, что видно на поверхности.

Из всего вышесказанного, мы можем заключить, что идея вечного возвращения фактически заставляет человека тысячу раз обдумать свое решение, прежде чем совершить решенное. При этом принятие решения зависит только от одного человека, отрицается все «духовное», что могло бы повлиять на его решение, будь это бог или дьявол. Вместе с тем отрицается и какая-либо возможность загробного существования: все возвращается так, как было свершено, а значит и человек возвратится в самого себя и так же будет должен решить в каждый момент как ему поступить и будет принимать одно и то же решение всегда, каждый раз испытывая перед ним одни и те же сомнения и страхи. Помимо этого, отрицается и наличие цели существования мира (не просто отсутствие императивного смысла жизни у человека), а вместе с ней и наличие творца, который бы создал этот мир с определенной целью, в случае христианства эта цель – судный день, когда все сущее перейдет либо в стагнацию рая, либо в покой ада, ведь если пытать человека вечность, то рано или поздно он будет уже невосприимчив к пыткам. Поскольку если бы у мира была цель, то она вследствие своей необходимости (заложенной творцом) была бы уже достигнута, и движение мира прекратилось. То, что Ницше не доказывает свое вечно возвращение, может быть поставлено ему в вину, но стоит отметить, что он, во-первых: не объявляет свое учении данным свыше и обязательным для следования ему всеми, ему не нужно, чтобы как можно большее число людей (любого качества и развития) «уверовали» в него, а во-вторых: концепция может быть принята человеком для более здравой оценки себя и своих поступков. Те, кто желает развиваться могут взять эту идею за основу совершенно без доказательства (в конце концов, она не хуже других мыслей о том, что будет после смерти).

Отвергая воздаяние или другую жизнь после смерти, тем, кто жил, «не совершив ни шага вперед», выносится ужасающий вердикт: вместо рая они будут переживать свою никчемную жизнь снова и снова, нет разделения на рай и ад, все получат то, что они заслужили, а именно - собственную жизнь, сложно придумать нечто более справедливое. Однако люди не уходят из христианства, осознавая свою беспомощность и неопределенность, они уже не пытаются изменить что-либо, а принимают все как есть, становясь лишь частью механизма.

Стоит упомянуть и о конкретном случае того, о чем было сказано ранее, а именно отвержение вечного возвращения, под предлогом его абсурдности, на примере Карла Ясперса: «Однако ни в вечное возвращение, ни в ницшевского Диониса, ни в сверхчеловека никто никогда по-настоящему не верил» . Вполне достаточно рассмотреть одно слово «верил», чтобы сказать с какой позиции трактуется Ницше в данном случае, не есть ли это отребье, которое пьет из нашего родника?..

«Что с того, что всякая почти мысль его уходит в пустоту; что с того проявляется во всех суждениях Ницше. Словно Ницше вышел из христианства и остановился, что читатель, вначале захваченный восторгом, каждый раз снова оказывается в бесплодной пустыне, - в это постоянном преодолении, в этой жажде большего, в этом стремлении все выше и выше все же что-то живет и действует на нас. Нас прогоняют с каждой занятой нами позиции, то есть из каждой конечности; нас захватывает и несет вихрь. Если мы попытаемся нагляднее представить главный, последний мотив, побуждающий Ницше двинуться прочь от нигилизма, нам придется искать его как раз там, где несутся самые бурные потоки этого вихря - в противном случае у нас не останется от Ницше ничего, кроме кучи пустых нелепостей и абсурдных выкриков». Естественно, что подобная «всезнающая» статья не может обойтись без предупреждения о том, что многие мысли были написаны Ницше под влиянием болезни, хотя это и несколько не стыкуется с тем, что философ всегда описывает свое состояние, в котором он писал то или иное произведение. Проблема подобных переосмыслений состоит именно в том, что они даются зачастую с позиции «добра», то есть критерия, который не может быть применен вследствие собственной неопределенности, о чем и говорил Ницше. Однако, понимание этого приходит только вместе с желанием понять, в случае же если имеют целью доказать несостоятельность чего-либо - понять не стремятся.

Учение о вечном возвращении по сути своей утверждает только один суд – суд человека над самим собой. Конечно, все зависит от искренности и честности конкретного человека, но, как уже было сказано ранее, эта «мысль мыслей», как и вся философия Ницше, для всех и не для кого. Принятие данной концепции помимо того, что заставляет избежать ошибок в будущем, приводит и к переоценке уже установившихся в сознании ценностей, и если сущность вечного возвращения понята правильно, то сформируются вполне определенные новые ценности, причем в этом случае человек сам осознает созданную систему, в отличие от факта религии, где все уже давно закреплено в догме и не остается ничего, кроме как принять эту догму на веру. «Можешь ли ты дать себе свое добро и свое зло и навесить на себя свою волю, как закон? Можешь ли ты быть сам своим судьею и мстителем своего закона? Ужасно быть лицом к лицу с судьею и мстителем собственного закона. Так бывает брошена звезда в пустое пространство и в ледяное дыхание одиночества» .

Достаточно часто вечное возвращение рассматривается вместе с таким понятием как становление, которое в свою очередь является выражением воли к власти. Следует, однако, заметить, что слово «macht» скорее переводится как мощь, то есть власть понимается не как чисто человеческое, а как нечто присущее, в том числе и животному миру. «Основная черта сущего как воли к власти определяется, поэтому еще и как «вечное возвращение того же самого». Тем самым мы называем еще одну главную рубрику метафизики Ницше и сверх того обозначаем, нечто существенное: только из достаточно понятого существа воли к власти становится видно, почему бытие сущего в целом должно быть вечным возвращением того же самого; и наоборот: только из существа вечного возвращения того же самого можно схватить средоточие, сущностное ядро воли к власти и ее необходимость. Обозначение “воля к власти” показывает, что есть сущее в своем «существе» (конституции). Обозначение «вечное возвращение того же самого» показывает, как должно существовать сущее такой природы в целом». Фактически, каждая воля желает видеть саму себя многократно возвращенной и повторенной, так как она полагает то, что она совершила лучшим и не нуждающимся в изменении, воля не должна раскаиваться в содеянном, а значит и совершить нечто нужно так, чтобы потом не сожалеть. «Воля - так называется освободитель и вестник радости; так учил я вас, друзья мои! А теперь научитесь еще: сама воля еще пленница. "Хотеть" освобождает - но как называется то, что и освободителя заковывает еще в цепи? "Было" - так называется скрежет зубовный и сокровенное горе воли. Бессильная против того, что уже сделано, она - злобная зрительница всего прошлого. Обратно не может воля хотеть; что не может она победить время и остановить движение времени, - в этом сокровенное горе воли <…> Всякое "было" есть обломок, загадка, ужасная случайность, пока созидающая воля не добавит: "Но так хотела я!" - Пока созидающая воля не добавит: "Но так хочу я! Так захочу я!" Но говорила ли она уже так?..». Приведенный отрывок вполне доказывает наличие связи между «волей к власти» и «вечным возвращением», тем не менее, Ницше лишь намекает на вечное возвращение как таковое в этом отрывке, не раскрывая его полностью вплоть до отдельной главы.

Завершая рассмотрение вечного возвращения, можно вывести то, что, наверное, хотел нам передать философ через эту мысль: выбор есть всегда и он не зависит ни от чего, ни от возможного наказания или поощрения, воздаянием будут служить сами последствия поступка в этой жизни, но не за ее пределами.