Лицо тоталитаризма

Хотя современный коммунизм многое роднит с фео­ дализмом (та же почти до фанатизма доведенная догма­ тичность, например), но мы тем не менее не в средневе­ ковье, да и он — не церковь.

Внешне средневековую церковь и современный ком­ мунизм делает похожими их общее тяготение к идеологи­ ческой и любой иной монополии, а также родство мето­ дов «воздействия». Но суть все же разная. Церковь — собственник и власть лишь отчасти, в худшем случае ее претензии сводились к абсолютному господству в духо­ вной сфере во имя поддержки установившейся общест­ венной системы. Еретиков церковь преследовала нередко по воле догмы, не стремясь к практической выгоде, ибо господствовало представление, что грешная душа еретика спасется, если уничтожить его тело, то есть во имя дости­ жения царствия небесного допускались любые земные средства.

Коммунисты претендуют прежде всего на непосредст­ венную — государственную власть. И власть духовная, и гонения «по воле догмы» — это лишь вспомогательные средства для укрепления гбсударственной власти. В отли­ чие от церкви коммунисты не являются опорой системы, они ее «телесное воплощение».

Все это говорится для того, чтобы уяснить, почему, теоретически не являясь сторонниками неразборчивости в средствах, коммунисты вынуждены на практике изменять этому своему принципу. Поскольку новый класс возник не сразу, а постепенно превращался из революционного в собственнический и реакционный, то и его методы, неизменные внешне, меняли содержание, превращаясь со временем из революционных в поработительские, из оборонительных в насильственные.

По сути, аморальными и бесцеремонными коммуни­ стические методы остаются даже тогда, когда с формаль­ ной стороны они не чрезмерно жестоки. Власть, основан­ ная на всеохватном тоталитаризме, в любом случае ведет к неразборчивости в выборе средств.

Людей можно угнетать, грабить, уничтожать без тюрем и виселиц уже тем одним, что они лишаются возможности влиять на перемены в обществе, располагать собственным трудом, высказывать собственные мысли. Узаконивая об­ щественную, а на деле утверждая свою собственность, обещая отмирание государства по мере укрепления демо­ кратии, но в действительности все наращивая господство

деспотической власти, коммунисты и со средствами под­ держки своего правления поступают так же: если и смяг­ чают их при отсутствии противника или его полной ней­ трализации, то лишь условно.

Коммунисты продемонстрировали, что не в силах от­ казаться от своей сути и принципа «цель оправдывает средства», стоящего на страже их абсолютного господства и эгоистических интересов.

Даже не желая того, коммунисты обязаны оставаться собственниками и деспотами,, не брезговать никакими средствами. К этому их, вопреки красивым теориям и

*добрым намерениям, принуждает система. А когда нечто превращается в необходимость, находятся и те, кого си­ стема как моральных и духовных узников своих делает прямыми исполнителями собственной воли.

2

О «коммунистической морали», «новом человеке при социализме» и тому подобное коммунисты говорят как о неких возвышенных этических категориях. У этих туман­ ных понятий практический смысл единственный — спло­ чение коммунистических рядов и противодействие чу­ ждым влияниям. Действительными этическими категория­ ми они не являются.

И хотя ни особых коммунистических правил поведения человека, ни самого особого «социалистического» челове­ ка быть не может, коммунисты, всячески поддерживая кастовость, вводят в своем кругу «спецвзгляды» на мо­ раль: не абсолютные принципы, а некие подвижные нор­ мы, прочно укорененные в коммунистической иерар­ хической системе, где «верхам» — высшим кругам — доступно очень многое из того, что всячески осуждает­ ся, если, не дай Господь, в том же самом будут уличены «низы».

Эти кастовые дух и мораль, нестабильные и несовер­ шенные, прошли сквозь длительное и неоднозначное раз­ витие, часто и сами подстегивая возвышение нового клас­ са. Конечным итогом было нарождение особых кастовых моральных норм — неписаных, но категоричных и неиз­ менно подчиненных практическим нуждам олигархии. Грубо говоря, процесс оформления кастовой морали сов­ падает с возвышением нового класса, он идентичен отказу

последнего от общечеловеческих, этических, по сути, кате­ горий, то есть опоре на принцип «цель оправдывает любые средства».

Высказанные положения нуждаются в более деталь­ ном разъяснении.

Как и прочие коммунистические формы, кастовая мо­ раль развилась из морали революционной, в которой поначалу, несмотря на принадлежность к замкнутому дви­ жению, преобладали черты общечеловеческой, а не се­ ктантской или кастовой морали. Не случайно коммуни­ стическое движение начиналось как высшее проявление идеализма и самозабвенной жертвенности, собирая в свои ряды самых одаренных, мужественных и, естественно, самых благородных представителей нации.

Данный вывод и главным образом все высказанное ранее касается стран, где коммунизм в принципе возрос на национальной почве, победил в революции и достиг максимальной силы (Россия, Югославия, Китай). С неко­ торыми допущениями то же самое можно отнести и к другим коммунистическим режимам.

Коммунизм повсюду начинается как стремление к луч­ шему, к идеалу, что и делает его столь привлекательным для людей высокой морали. Вместе с тем, будучи движе­ нием интернациональным, он, как подсолнух к солнцу, поворачивается к тому движению, которое сильнее, у ко­ торого власть. До сих пор это был Советский Союз. Поэ­ тому коммунисты и тех стран, где власть им не принадле­ жит, быстро теряют первоначальные черты, приобретая другие, присущие коммунизму с властью. Коммунистиче­ ские лидеры на Западе, к примеру, сегодня так же привыч­ но манипулируют истиной и этическими началами, как и их советские собратья. В любом случае на первых порах каждое коммунистическое движение основывается на вы­ сокой морали, принципы которой отдельные люди долго берегут в душе, что и вызывает кризисы вследствие амо­ ральных поступков и волюнтаристских загибов со стороны вождей.

История не много знает движений, которые бы, подоб­ но коммунистическому, начинали свою жизнь и развитие с таких высокоморальных позиций и при участии таких преданных, знающих, окрыленных борцов, связанных вое­ дино не только идеей и муками, но и самозабвенной любовью, товариществом, солидарностью, той горячей непосредственной сердечностью, что рождается единст­

венно в совместной борьбе, где они решили либо побе­ дить, либо умереть. Общие усилия, мысли и мечты, само искреннее стремление, думать и чувствовать одинаково, ощущать личную радость и строить индивидуальное через полное подчинение партийному и трудовому коллективу, готовность пожертвовать собой ради товарища, заботли­ вое внимание к молодежи и нежное, уважительное отно­ шение к старикам — это черты подлинных коммунистов в момент, когда движение формируется как воистину ком­ мунистическое. Женщина-коммунист тут не просто това­ рищ и соратник. Надо постоянно иметь в виду, что она, присоединяясь к движению, готова пожертвовать всем — даже наслаждением любви и материнства. Между мужчи­ ной и женщиной устанавливаются чистые, теплые отноше­ ния, в которых товарищеское участие стало платонической страстью, а любое глухое желание преображается в друж­ бу и целомудренную опеку. Верность, взаимопомощь, искренность в сокровеннейших помыслах — черты насто­ ящих, идеальных коммунистов.

Но все это лишь до поры, пока движение молодо и не вкусило еще от плодов власти.

Чтобы такие черты возникли, нужна пройти долгий и трудный путь. Коммунистическое движение вбирает в себя людей из разных общественных слоев и сил. Внутренняя психологическая однородность, о которой мы говорили, не появляется вдруг, ей предшествуют ожесточенные столкновения разнотипных групп и фракций, где всегда побеждает (если объективные условия позволят) та, что глубже осознала суть движения к коммунизму, а потому и является в тот момент — до завоевания власти — также носительницей наивысших моральных ценностей. Через моральные кризисы, политические интриги, подлость, грязь, клевету друг на друга, неистовую злобу, разврат, дикие стычки, духовную и интеллектуальную разруху дви­ жение медленно поднимается, перемалывая все и вся на своем пути, отбрасывая ненужное, выковывая свое ядро и свою догму, мораль и психологию, интеллектуальные ин­ тересы, атмосферу и стиль работы.

Коммунистическое движение становится подлинно ре­ волюционным; и мы замечаем, что сторонники его дейст­ вительно обладают — на мгновение — всеми названными высокими моральными качествами. Наступает момент, когда в коммунизме слова крайне редко расходятся с делами, а точнее, когда идущие впереди, самые предан­

ные, настоящие, идеальные коммунисты, искренне верят в свои идеалы и стремятся неизменно следовать им. Мо­ мент этот, непосредственно предшествующий началу воо­ руженной борьбы за власть, дано пережить лишь движе­ ниям, которые пришли к подобной ситуации.

Конечно, перед нами мораль секты, но мораль — высо­ кой пробы. Движение замкнуто, здесь часто не видят истину, хотя это не значит, что ее по-прежнему не ищут и не ценят. Внутренняя моральная и интеллектуальная обо­ собленность есть следствие долгой борьбы за идейную монолитность и единство действий, без нее невозможно себе представить ни одно истинное — революционное — коммунистическое движение. «Единство воли и действия» недостижимо без психологически-морального единства. И наоборот. Но именно это психологическое и моральное единство, без уставов и правил, нарождающееся спонтан­ но, с тем, однако, чтобы стать обычаем, осознанной при­ вычкой, и делает (как ничто иное) коммунистов монолит­ ной семьей — непостижимой и неприступной извне, несо­ крушимой в своей солидарности и идентичности реакций, мыслей, чувств. Наличие такого психологическиморального единения, не возникающего сразу и не офор­ мившегося еще до конца, в большей мере цели, нежели реальности, и есть наивернейший знак того, что коммуни­ стическое движение, ослепительно прекрасное в глазах своих сторонников и многих других людей, прочно встало на ноги, что оно, спрессованное в единый кулак, в единую душу и единое тело, — необоримо. Возникло новое моно­ литное движение, перед которым будущее. Правда, буду­ щее совсем не такое, каким грезилось вначале.

Но все это медленно бледнеет, распадается, тает на пути восхождения коммунистов к вершинам власти и мо­ гущества. Остаются сплошь голые формы и привычки, истинное содержание выхолащивается.

Внутренняя монолитность, выкристаллизованная в борьбе с противниками и полукоммунистическими груп­ пами, при неминуемом захвате власти кучкой олигархов (а чаще всего — одним «социалистическим» абсолютным монархом) обращается в сплочение послушных «советчи­ ков» и роботов-бюрократов, населивших движение. Низ­ копоклонство, угодничество, боязнь открыто высказаться, вмешательство в личную жизнь (прежние формы товари­ щеского участия и взаимопомощи становятся орудием господства олигархии), иерархическая окостенелость и

моральные кризисы, вызываемые предательством вче­ рашних святынь и священных принципов, не могут внести в умы коммунистов того решающего перелома, какой наблюдается у простых людей или представителей .иных движений.

Хрущев подтвердил, что основным методом выколачи­ вания «признаний и самооговоров» в сталинских чистках были физические истязания. Он умолчал о наркотиках, хотя есть данные и о их применении. Но самые жестокие истязания и сильнодействующие наркотики осужденные несли в себе.

Обычные осужденные, не члены партии, не впадали в транс, не занимались истерическими самооговорами и не вымаливали смерть в награду за свои «грехи». Такое слу­ чалось только с «людьми особой закваски» — с комму­ нистами.

Сначала они были поражены жестокостью и амораль­ ностью удара и обвинений, которые «из-за угла» обрушил на них партийный верх, тот самый, в чью полную бесприн­ ципность они все же не желали верить, хотя в глубине душ своих (и в узком дружеском кругу) осуждали его за многое. И вот, внезапно, их, словно сорняки, вырвали с корнем. И кто? Их же собственный класс — их вожди, руководство. Взяли и выбросили на помойку. Хуже того, невинных, их пригвоздили к столбу преступления и преда­ тельства. А они давно воспитаны, они привыкли быть единой тканью с партией, с ее идеалами. Теперь, выдран­ ные с корнем, они оказались совершенно одинокими. Другого мира, вне рамок коммунистической секты, вне ее убогих понятий и отношений, они не ведали или же поза­ были его, отбросили, а теперь уже было слишком поздно искать что-то за гранью коммунистического: им бы и не дозволили, да и сами они, в мыслях, в психике своей, давно уже стали пленниками.

Вне общества, вне общности человек не может не только бороться, но и существовать. Это его неотъемле­ мый признак, который подметил и объяснил еще Аристо­ тель, назвавший человека «политическим животным».

Что остается человеку, некогда члену замкнутой секты, морально раздавленному и вырванному из привычного окружения, подвергающемуся к тому же утонченным и жестоким истязаниям, как не «признаться» и тем самым помочь классу, «товарищам», которым эти признания нужны для борьбы с «антисоциалистической» оппозицией

и «империалистами»? Это последнее «великое» и «рево­ люционное», что сохранилось еще в его потерянной и разоренной дотла личности.

Любой истинный коммунист был воспитан, воспиты­ вал себя и других в том духе, что фракции, фракционная борьба являются тягчайшим преступлением против пар­ тии, против ее целей. И верно, будь коммунистическая партия раздираема фракциями, не победить ей ни в рево­ люции, ни в схватках за власть, за господство. Единство любой ценой, невзирая ни на что, — вот мистический императив, в тени которого, как за стенкой окопа, укроет­ ся в итоге мечта олигархов о ничем не ограниченном господстве. Но деморализованный коммунистический оп­ позиционер, заподозривший или даже стопроцентно по­ нявший это, все равно не избавился еще от мистики единства. Кроме того, он может думать, что вожди при­ ходят и уходят, уйдут и эти — злые, глупые, непоследова­ тельные, себялюбцы и властолюбцы, а цель останется. Цель — все, не так ли испокон веку было в партии?

Сам Троцкий, наиболее последовательный из оппозиЦШЯЭДо!, недалеко ушел от подобных рассуждении. Од­ нажды в наплыве самокритики он провозгласил партию непогрешимой, ибо в ней воплощена историческая необ­ ходимость — построение бесклассового общества. А объясняя в эмиграции чудовищную аморальность мо­ сковских процессов, он упирал на исторические анало­ гии: перед победой христианства в Риме, в эпоху Возро­ ждения, на заре капитализма с той же неизбежностью вершились подлые убийства, процветали клевета, ложь и чудовищные массовые преступления. Такое же суждено эпохе перехода к социализму, заключал он, все это пере­ житки старого классового общества, задержавшиеся в новом. Вряд ли он что-то таким путем разъяснил, но хоть совесть свою успокоил: «диктатуру пролетариата» не пре­ дал, Советы как «единственную форму перехода к ново­ му» — «бесклассовому» — обществу тоже. Вникни он в проблему глубже, то понял бы, что в коммунизме, как и в эпоху Возрождения, да и вообще в истории, когда некий собственнический класс прокладывает себе дорогу, мо­ ральные соображения играют роль тем меньшую, чем с большими трудностями он сталкивается и чем на боль­ шую меру господства претендует, другими словами, чем «идеальнее» картинка будущего мира, которую он нари­ совал себе и другим, и чем глубже и возвышеннее была

устремленность к нему людей, пошедших за этот мир сражаться.

Точно так же и те, кто не понял, какие в действительно­ сти общественные перемены происходят после победы коммунистов, переоценили и значение разного рода мо­ ральных кризисов в их рядах. Было, например, переоцене­ но значение так называемой десталинизации — непринци­ пиальных, близких сталинскому стилю нападок на Стали­ на со стороны его бывших придворных.

Моральные кризисы, больших или меньших размеров, есть неотъемлемая черта любой диктатуры, поскольку ее сторонники, привыкшие считать униформированность по­ литического мышления патриотической добродетелью и священной гражданской обязанностью, страдают от неиз­ бежных поворотов и перемен. В тоталитарных системах эти кризисы тем более неминуемы.

Вместе с тем коммунисты «кожей чувствуют» и знают, что на таких поворотах их классовое тоталитарное го­ сподство не теряет, а лишь набирает силу; это его естест­ венный путь, а мораль и прочие соображения тут почти ни при чем, порой они просто мешают. И все это они быстро узнают на практике. Потому-то моральные кризисы в их рядах, пусть даже глубокие, весьма недолговременны. Действительно, когда всем существом стремишься к ре­ альной цели, прикрывая ее рассуждениями об идеалах, тут уж не до разборчивости в выборе средств.

4

Коммунизм не может морально деградировать, пока его вожди не начнут беспардонно сводить счеты в собст­ венных рядах, по преимуществу с теми из сторонников, кто дела стремится привести в соответствие со словами. Но моральная деградация в глазах сторонних наблюдате­ лей еще не означает слабость коммунизма. До сих пор обычно было наоборот. Всевозможные чистки и «москов­ ские процессы» не ослабляли, а, напротив, упрочивали и систему и самого Сталина. Конечно, определенные слои, особенно интеллигенция — и А. Жид тут самый выдаю­ щийся пример, — отходили из-за этого от коммунизма, заподозрив, что он — в его нынешнем виде (а другого, по сути, и не существует) — не то олицетворение идеи и идеалов, которое они себе представляли. Но именно та­

кой, какой есть, коммунизм не слабел: новый класс уже окреп, набрал силу, освободился от моральных препон и с успехом топил в крови самих сторонников коммунистиче­ ской идеи. Морально деградировав в глазах других, ком­ мунизм в глазах собственного класса и в господстве над обществом практически укрепил свои позиции.

Для того чтобы современный коммунизм морально деградировал в среде собственного класса, помимо вза­ имного сведения счетов между революционерами необ­ ходимы и другие условия. Необходимо, чтобы революция «сожрала» не только собственных детей, но и, если так можно выразиться, сама себя тоже. Нужно, чтобы сам господствующий класс понял, что его цели нереальны, утопичны, неосуществимы. Нужно, чтобы крупнейшие умы внутри него осознали, что это класс эксплуататорский, а власть его — неправедна. Конкретно, нужно, чтобы класс уяснил, что как об отмирании государства, так и об об­ ществе — коммунистическом, где каждый трудится по способностям, а получает по потребностям, нет и в обо­ зримом будущем не может быть речи и что сегодня реаль­ ность построения такого общества с научной точки зрения можно, в худшем случае, равно успешно опровергать и подтверждать. Тогда и средства, к которым этот класс прибегал и прибегает, стремясь к означенной цели, а в действительности — к утверждению собственного го­ сподства, лишились бы и для него самого всякого смысла, стала бы понятной их антигуманность и несовместимость с любой великой целью. А это, в свою очередь, означало бы, что и в самом господствующем классе наметились колебания и раскол, которые уже не остановить. Другими словами, борьба за самосохранение должна была бы за­ ставить господствующий класс как общее и его фракции по отдельности отказаться от прежних средств и самой цели — бесперспективной и нереальной.

Надежды на возникновение такой ситуации, чисто тео­ ретически предполагаемой, не дает пока ни одна комму­ нистическая страна, а послесталинский Советский Союз менее всего. Господствующий класс и там еще монолитен, а осуждение сталинских методов свелось — даже теорети­ чески — к его самозащите от произвола единоличной диктатуры. Хрущев на XX съезде оправдывал «необходи­ мый террор» против «врагов» в противоположность ста­ линскому произволу по отношению к «хорошим комму­ нистам». Он осудил не методы, как таковые, а лишь их