Gachev_G_Natsionalnye_obrazy_mira_Kavkaz
.pdfЧто делаю — не так важно.
—Это напоминает мне принцип лютеранства (замечаю я): не делами, а верою — спасение... Однако тут и не вера, а обет, ко-
^торый вроде откупной католическими индульгенциями...Лютер же ополчился на них именно в восценение мук совести, кото рые — не только страдание, но и ценность, есть привилегиро ванное страдание человека, где он — наиболее сыновей Богу, божественен, чуток к уровню бытия в Духе...
—Еще любит азербайджанец себя ругать. Не чтоб его дру гой ругал, но сам себя — и тогда добродушно, с юмором.
—О, тогда понимаю,— включился я,— разность между Джалилом Мамедкулизаде и Сабиром: отчего первый уступает в по пулярности второму, на что мне указывал Рахман. Первый выс меивает азербайджанца сверху и со стороны, отчужденно и холодно, а интонация стихов Сабира — как бы самообличительная: от «я »в роли-образе ханжи, или скряги, или ленивца и т. д.—
иот этого сатира не обидна, а весела. Как у Беранже...
Заспорили об эпохах азербайджанской культуры: когда же
ее собственный облик сложился? Ниязи предложил для сред невековой культуры модель концентрических кругов. В центре — Коран, Логос, сакральный язык — арабский. Далее — Магомет (хадисы о нем). Далее — Бог. На социальном уровне центр — Мекка. В суфизме, в исламской мистике иная система концент ров. В центре — «я ». И когда некто собирался в хадж в Мекку, чтобы обойти там семь раз вокруг Каабы, как положено по риту алу, дервиш ему сказал: зачем так далеко? Обойди семь раз вок руг меня — вот тебе и Кааба...
—Также концентричны зоны языков. Арабский — язык свя щенный, на нем риторика, язык духовенства. Персидский — язык тонкого ума, остроумия, аристократический. Тюркский — здра вый смысл на нем, простота и грубость, язык фундаментально народный, язык жизни и быта.
Вэпоху Вагифа произошла перестройка структуры.
—Вагиф поднял низовой тюркский азербайджанский язык до высокой литературы,— свою важную мысль выразил Рахман.
—Но Вагиф — антикнига в отношении Физули,— сказал Ни язи.— Именно потому, что была так великолепно сложена и от-
310
работана целостность средневековой культуры, в ориентировке на нее и осмыслен был сдвиг, сделанный Вагифом, его приникание вновь к фольклорным элементам. И к тому же в какой исто рической ситуации оказался азербайджанец в его эпоху? Было пространное, величавое свое исламское государство — тюркс кое, персидское, где Азербайджанство плавало как рыба в воде; а теперь осколок, мизер — маленькое Карабахское ханство, где Вагиф — визирь.
(Как Гете —министр в Саксен-Веймарском герцогстве. Ну что ж: маленькое государственное образование ценно тем, что где много разных очагов цивилизации, интенсивнее каждым строится культура... —Г.Г.). Классическая средневековая литература предполагает государственно-бюрократическую структуру, ее имеет своим аналогом в Социуме, и подобно сама построена... А ситуа ция общества в литературе при Вагифе, скажем, уже более лич но-предпринимательская, отважная, на свой страх и риск и опыт и творческую изобретательность. Оттого и посмел рушить старые каноны и проложить путь более лично-свободному сочинитель ству (это я уж сейчас так формулирую их мысль).
Спросили меня: какое я имел представление об азербайджанце до приезда сюда?
—Я не знал, я имел лишь внешнее, несколько страхолюдное, представление об азербайджанцах, как об очень жизненно хват ких, прагматичных, мало духовных, ценящих животное суще ствование, очень брутальных, грубоватых, хитрых, кому ничего не стоит обмануть чужака, очень при себе, замкнутых между собой и не открытых во вне... Даже писателей — увидишь в ЦДЛ, сидят вместе черные, говорят свое, непонятное, как мафиози и заговорщики... Я утрирую, и это моя вина, от несоприкосновения и незнания (литературу-то я не знал, не читал), но я не выс казываю этим утверждения, что таков азербайджанец на самом деле. Вы спросили о стороннем образе — вот я его, пусть и утри рованно, но искренне пытался выразить...
—Вот, а о грузинах и армянах у мира, в Европе и России пред ставление ценящее, почтенное, более совпадающее с их внутрен ним самоощущением,— сказал Рахман.— При этом мы сами, помоему, во многом виноваты, что вмире о нас такое представление...
311
—Почему «в мире »?— включился театральный режиссер ВаV2 гиф Гасанов.— На юге, в странах исламского региона, Азербай- g джан знают и ценят по существу...
—Я бы так эту трудность сформулировал,— я снова.— Азер-
^байджанство мало экстравертно; занято собой, такой «между собойчик ■>культуры и цивилизации. При этом создаваться мо гут первоклассные, мирового ранга ценности, но они еще за стеной крепости, не знаемы снаружи — и не самосознаемы. От того не имеют рефлексии, самоотражения. (Вон как Мирджавад беспечен насчет «паблисити»: хотят у него из Франции отдель ные картины закупить, а ему жаль разрушить серию...).
Ироль интеллигенции национальной — интеллектуальную элиту растить, которая бы реализовала это самосознание и са
мочувствие своей культуры среди прочих цивилизаций, давала бы самосознание, рефлексию и внутреннюю спокойную откры тость миру. Такие люди, как Анар, что сделают честь мысли-
тельности любой стра ны...
— Да, у грузин — что ни сотворят для себя, то тут же крис талл-образование мировой отзывчивости и видимости,— со вздо хом Рахман.
— Но подобная же зависть может быть и у России перед Парижем. Там, что кто ни бзднёт, ни пёрнет, что ни мазнет кис тью или шепотнет стихом,— сразу на ура громкоговорителями рекламы и сенсации усиливается тысячекрат выше ценности,
может быть, и разносится по весям мира. А тут хоть глубже и ярче творения — Платонов, например, Андрей, архигений,— а
кто его на Западе, в мире знает? Да и у нас-то стали допирать до
осознания его ценности — как спустя!.. Не двадцать лет...
Еще такое у меня ощущение про вас. В истории азербайд-
жанства было несколько сильных пластов, эпох культуры; но они дискретны пока, не сложились влинию: волны прокатились отдельно, не усилив одна другую. Эпоха Низами, эпоха Физули,
эпоха Вагифа, столетие от Ахундова, включая и динамическую культуру начала XX вв— Но срезались культурные слои, не наслаивались друг на друга, образуя структуру и развитость и утонченность и цветущую сложность.
312
Но зато это все вам сейчас предстоит делать. Так что для творчества у вас ситуация завидная. Вы — молодая, становяща яся культура. Вам творить синтез из пластов-традиций великих ваших прошлых эпох культуры. Субстанция — в порядке: народ выжил, язык не ассимилировался. Сколь ваша ситуация пред почтительнее белорусской иль украинской, например!..
...Устали мы от культурологических прений. И Вагиф Гаса нов предложил почитать стихи из только что вышедшей книги Рамиза Ровшана «Небо камни не держит». Сказали мне: ему 40 лет. Его упрекали в модернизме. А он в новой книге дал такие образцы традиционных форм: гошма, баяты — и так непринуж денно, свежо в них свое личное и современное выразил, что те «традиционисты »только позавидовать могут — именно красоте и дыханию вольному традиционных форм в его стихах.
Вагиф читал сначала стих на азербайджанском языке. Слу шали — восклицали, смеялись... Потом переводили мне вместе, а я пытался скорописью зафиксировать...
Попробую сейчас нечто склеить из моих обломков и что-то на основе их понять-продумать об азербайджанстве...
Агженщины како&ы?
25.V.87. Что-то я сегодня никак не приступлю к азербайджанству! Грозна для этой работы Москва и моя «жизнемысль »: оттягивает на себя. Но все же и к этому прицелюсь: отсюда к азербайджанству подступ отыскался.
Спросила меня Светлана:
—Ну а как там — на кого зырил? Каковы там женщины?
—Да что-то не видел.
—Ну а интеллигентки-эмансипантки — неужто не было?
—А и тут мужчины своим кругом собираются. В чайханах — тоже однополовые столы. И в кафе, и ресторанах...
—Что ж, нельзя женщинам?
—Нет, можно: вон и ко мне за столик подсели две и чирика ли... Но просто их мало тут очень. Не то, что в Прибалтике, где, напротив, в кафе преобладают женщины, тоже однородно сидят, матерые тетки, и курят. Тоже важное косморазличение — Эрос и
313
Социум: где смеют Эрос и Женщина из тьмы выступить на горизонтальную плоскость Общества — теряет тут же она свою мис- '2 терию и заведованьетаинством Ночи и Глубины...Уплощается...
Тоже и разница: КРУЖЕВО И КОВЕР!
Северные женщины — ткут белое кружево: вологодское, бельгийское. Женщины средней полосы вышивают отдельные вещицы: рушники, рубашки, престилки; но все это — мелкие формы, лирические стихотворения, в сравнении с монументаль ным эпосом ковра, что ткется чуть ли не всю жизнь один — как Фирдоуси «Шах-Намэ»сочинял...
Кружево — белое, представитель Снега и Белого Света — этих стихий. И Воз-Духа: отверстия дыхательные меж нитей белых и фигур звездчатых, как снежинки...
Ковер же — сбитая и сплошная плоскость, без воз-духа, без продыху. Недаром там стихии Воз-духа недостаток и непочте ние... Плоть ковра — как камень гор Кавказских...
Вышивка: по белоснежному полю = Белому Свету Неба и Духа — цветистая Жизнь, умеренно-скромная в своих притяза ниях, но тем более — в мере своей — милая и красивая и чаемая. И Духа тут вдоволь, и Материи воля, и Логос Матьмы п р и к а зывается...
Ковер же — Логос Матьмы и ее матьматика. Ум Великой Ма- тери-и сего региона, Кибелы и Лета рты, Иштар...
И — Юг и Огонь тут.
Голова у Ван-Дейка — на белом кружеве — как на блюде подчеркнута, оторочена, вознесена и вознебеснена.
А на Юге вообще голов-лиц нет почти, запрещено изобра жать. Вместо них — головы птиц, животных, тотемны, заместительны, представительны. И если человечья голова — то в орна менте цветастом из ветвей, крыл иль арабесок...
Национальный запах
accкaзaлa Светлана, как ей одна поэтесса в Переделкине, f уже пожилая, но переспавшая за свою переводческую де
ятельность и крепя дружбу, с поэтами всех народов СССР, св впечатление об азербайджанцах в постели передала:
314
—Грубые, не внимают женщине вэтом деле. Тяжелые и плот ные и потные. Запах сильный, сальная кожа — не моются, что ли? Или пища такая...
—Это оттого, что жирную пищу, плов едят, сласти...
Да, на северный, снежно-воздушный, тонкий нюх и переснабженность водами и очистителями — ветрами, цветастый запах тела южного сильно в ноздри должен бить —то, чего не ощущают так остро, а наоборот: как милое нечто — свои там женщины...
—Нет, мне азербайджанцы бы не нравились,— Св.— Вон косоглазенькие, более восточные...
—Они — сухонькие, проветренные...
Да, еще припомнил: как утром, пасясь любовно по лицу Свет ланы, прейдя к волосикам ее, вдруг чуть полынный там запах уловил... А у глаз, шеи — свои тонкие легчайшие излучения...
— А как это важно: запахами супругам друг ко другу подхо дить, внимать, быть милыми!..
П у т ь с в о з в р а т о м
27.V.87. Как общеазербайджанское сживается, сплавляется с нынешне-историческим, всемирным и советским, и как совер шается это в тигле личности,— это я мог почувствовать, читая стихи Сабира Рустамханлы. Ключ к мироощущению его поколе ния — стихотворение «Дети сорок шестого »:
«Мы родились в сорок шестом — то есть в первом мирном году и сразу же наполнили светом пасмурный дом и выселили из него беду»57. Вот, сразу объявлен всемирно-исторический смысл жизни его поколения: им продлена жизнь на Земле, продолже на эстафета. И тут же — приметы национального образа жизни:
«Росли, подпрыгивая на материнской спине в гамаках из цве тастых платков ». Так, образуя горб человека-верблюда, сращенно с телом матери уже не в животе, а на спине, проводят началь ное свое время детки вземледельческих семьях среднеазиатского региона. Как кенгуру, сумчатое из аналогичного пояса в Южном
57 Сабир Рустамханлы. Жду весточки. Пер. С азербайджанского Вла димира Трофименко. М., Советский писатель, 1984. С. 87.
авказ К
315
полушарии. Симметричен с ним — верблюд в нашем полушарии...
Ну а пестрота гамаков — да это же «хурджины », сумки-торбы, расшитые, как ковры.
^«Словно побеги росли и росли в тишине. Слушая сказочную
^воркотню стариков ». Ну, старики, что предание прошлого содер жат и сказками, и пением, и через дудочку вливают внынешних,— возлюбленный сюжет многих стихотворений этого поэта.
«Животворная сила той благословенной весны столь была велика, что старухи, наши бабушки, были поражены: дочерям — хоть столы бедны — некуда девать молока ». Ну да: Земля, не рожавшая, а лишь кровь приемлевшая,— оттого и выплеснула вдруг неслыханное плодородие. Ведь ее лоно тоже было в запо ре, в заключении. Так по целине и на поле после пара славно родится... И в то же время крепко жизненные и цепкие и непри хотливые существа:
«Словно муравьи, что живут себе зернышком одним семь лет, мы, первые, кто родились в селе после четырех бесплодных лет, подобно полыни на солончаках (вот примета пространства древ нетюркского кочевья, среднеазиатского, откуда огузы, один их этносов, вошедших в азербайджанство.— Г.Г.), подобно мху на каменных валунах (а это уже примета горной природы: так зачи нается жизнь на высокогорье Кавказа, под зоной вечных льдов и снегов.— Г.Г.), довольствуясь тем, что есть, не тоскуя о том, чего нет...» А это уже и личностное вероисповедание, принцип отношения к жизни и ее превратностям, дарам и лишениям. Очень здравый и философски-мудрый. Терпеливый — оттого и терпи мый. Нет в нем ни капризности, ни жадности, а есть — благодар ность... В этих понятиях я обозначил основные тона эмоцио нальной и нравственной гаммы, в которой сочиняется музыка и других стихов поэта.
«...Разлетелись по свету наши возмужавшие голоса (совер шающаяся непременно центробежность из очагов родины — в большой мир планеты — Г.Г.), но мы слышим друг друга и за тысячи верст. По небу Азербайджана наши глаза рассыпались наподобие звезд». А вот и центростремительная, возвратная сила, что и удерживает Психо-Космос Азербайджана от энтро пии растворения в просторах Вселенной: души людей, тут
31G
рожденных, где бы ни были, в каких бы далях и землях и про фессиях, у станков или в кабинетах,— глаза их в звездах азер байджанского Космоса. Так, при энергии подвижности внутри и при динамике, мир азербайджанства сохраняется ровный Це лым, при себе себя чуя и удовлетворенным, а не неуравновешен ным и «от самой от себя у-бе-гу », как иные, избыточно центро бежные национальные миры... Отсюда идея Возврата — лейтмотив в поэзии Сабира Рустамханлы. И тем важнее и силь нее эта интонация, что многие соблазны современной цивилиза ции мира сего усиливаются оттянуть некогдашних горцев к себе
иудержать и оторвать от родного лона и стиля жизни. И грех и вину в себе зачует поэт, пребывая в городском общежитии во студентах или редактором в кабинете,— перед младшим братом своим, кто в это время пасет в промозглую погоду стадо и под держивает стариков-родителей (стихотворение «Младший брат»).
«Вот — тропинка судьбы сбегает вниз, к веселой Куре, вот — пройдя по мосту, на заре превратилась в дорогу, чтобы где-ни будь превратиться в жизненный путь...» Тропинка, Дорога, Путь — вот последовательность ухода из азербайджанства в широкий мир в пространстве, возрастания и в смысле жизни. Тропинка — образ детства, малого круга жизни у родного лона. А Путь-Дорога — это уже символ из большого раздолья, архе типы русского Космоса и мирочувствия, гдеДаль — заместо Выси
иесть местопребывание Бога...
Вэтой раскладке Путь ценнее, значительнее Тропинки. Но вот и обратное восценение: в стихотворении «Дорога в горы» поэт возвращается на родину — и иначе мыслит о том же:
Но будут попутными змейками виться Река и дорога все выше, пока, Дорога в тропиночку не превратится,
А речка — в падучую нить родника (с. 18).
Ну да: ведь и Волга — из родника, и равномощен он ей по ценности. Так семя и ген породы — в Природе важнее единич ной особи. Так идея и суть важнее отдельной вещи и существа — в философии бытия. И так малый горский народ может себя чувствовать гордо и равным обширным цивилизациям равнин,
ч щ щ
3 17
§ что образуются в результате стока родников и спуска тропинок. V2 Потому и ценит азербайджанский ум-Логос не большое пространство, а свитость в малое, в атом, в семя, в дитя, в рисинку плова и крестик вышивки. Атомарно-дискретно, а не контину-
ально его воззрение на строение вещества и строй Космоса.
Родные тропинки! Поклонимся им!
Веками — к рождениям, свадьбам, поминкам Друзья собирались по этим тропинкам, Враги врассыпную бежали по ним.
Потому тут четко все видится, под яснозвездным горным не бом,— не то, что в мареве русской измороси и в петербургском тумане, где все течет и расплывается: и формы вещей, и понятия и ценности — внепрерывность и перетекаемость взаимную, где ди алектика друзей и врагов, и понятно прощение... Тут же — кров ная месть, четкое членение: друг и враг, свой родич — и чужой. Также и первичные события на уме и высказаны —те, что связа ны с выживанием народа: рождения, свадьбы, поминки...
А молнии гору охлещут — она, В поводьях тропинок, представится в неком Подобии вздыбленного скакуна,
Чье ржание — гром, умножаемый эхом.
О, как красиво идет развертывание образа Тропинки! Наци ональный Космос сегодняшних гор и некогдашних степей — при веден к Коню, священному животному, тотему и важнейшему персонажу национальных мифов и сказок. И тут еще Заратустров символ: Свет, молния. И вот уже тройное уподобление: тро пинки = поводья = лучи!.. Но образ еще не сыт развитием, а прет дальше и цепляет новое видение:
В дорогу — к бегущей в долине реки — Сливаются тысячи тропок безвестных. Но ниточки трасс и земных и небесных Как если б зажаты у гор в кулаке... (с. 18).
Вот итоговый образ — статуарного Космоса, где есть и энер гия стока, ухода — и воля к со-держанию, к устойчивости: ку лак гор! Вего узле и хватке первоначальной, древней, извечной,— даже авиалиний трассы, шоссе-автобаны, все эти чудеса развив-
318
шейся техники и цивилизации. Но они — все равно суть лишь произведения от того, что зачинается в малом лоне в окружении гор... Ведь и по истории — народы, населившие Евразию в вели ком переселении народов,— спустились с гор. И у Платона в «За конах» в мифе о том, как образовалось человечество после все мирного потопа,— острова = горы принимаются за исходное...
Но вернемся к «Детям сорок шестого»: после этой модуля ции в иные стихотворения и образы поэта, крепче и богаче рас крывается исповедание смысла жизни сего поколения:
«И мы, родившиеся в сорок шестом, вчерашние малютки с жадным ртом, ищущим материнский сосок, кем стали, кто на прямик, кто наискосок придя в сегодняшний день? (Внимание! Задается нравственный уже вопрос и уровень: ты жив, но чем жив, человече?— Г.Г.). Без потерь не обошлось. Одного погуби ла лень. Другого погубила злость... (Безнравственность = без жизненность оказывается: к этому, основному знаменателю — Жизни приводимо тут все!— Г.Г.). Но мы ведь были теми зеле ными листьями, которые оживили заглохшее было древо ж из ни» (= Библейское! Символическое! После всемирного кроваво го потопа Войны. И потому ПЮ СТО ЖИЗНЬ, даже без особо усильных великих идеалов и целей и дел,— есть уже главный долг и оправдание существованию этого поколения: ВЫЖИТЬ надо роду человеческому — прежде всего! А уж на этой основе Жизни — и могут далее надстройки идеалов высоких, сих гор обществотворных, и прочие тонкости и духовности и нравствен ности более высокого пошиба возникать и развиваться — уже последующим поколениям очередной долг и работа.— Г.Г.).
«Но мы ведь были теми брызгами радости чистыми, что губы потрескавшиеся освежили ». Вот это в них главное: ими доказа но, что Есть Жизнь! Жив курилка, Человек!— И это их главное дело. И хотя поэт, выросши, ставит себе, как личности, и нрав ственные задачи:
«Но мы ведь родились, словно клятва павшим, что родная земля пребудет трудами нашими изобильна и щедра, что мы ниву, оставшуюся без пахаря, вспашем и кинем в нее добрые семена!..
Да пребудет каждый из нас и скромен и самоотвержен, ибо дело в том, что исторический смысл огромен того факта, что
310