Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Gachev_G_Natsionalnye_obrazy_mira_Kavkaz

.pdf
Скачиваний:
9
Добавлен:
04.05.2022
Размер:
11.63 Mб
Скачать

^5 Мугам = скважина народной Психеи. Повтор одного звука и

его опевание — это как бурение в одной точке, спиралевидное

gвлагалище, как в картинах Джавада — мотив вогнутых мандал,

^которые — глаз наоборот: внутрь себя ввергают — затягивают смотреть. Что образ скважины и ее бурение — архетипический во азербайджанском Логосе, демонстрирует композитор Кара Караев, когда он в своем рассуждении о фольклоре и професси­ ональной музыке прибегает именно к этому уподоблению: «При­ нято говорить, что фольклор — это неисчерпаемый родник, из которого только и остается, что без конца черпать и черпать.

Образ этот поэтичен, но, по моему мнению, не вполне точен.

Если уж делать сравнение, то скорее всего народную музыку можно уподобить нефтяным залежам, которые расположены на земле в виде пластов (и в картинах Джавада многогрузные смыслом отверстия многослойны и спиралевидны.— Г.Г.), на­ ходящихся от поверхности на различной глубине. Еще каких-

нибудь 70-80 лет назад на Апшероне достаточно было выкопать колодец в несколько метров, и он быстро заполнялся нефтью,

обогащая счастливого владельца. Несколько позже уже прихо­ дилось бурить неглубокие скважины и тянуть нефть желобка­ ми. Люди в погоне за обогащением хищнически растрачивали верхние, наиболее доступные пласты. Нефть стала уходить вглубь. Верхние пласты истощились, и теперь уже добывать ее стало возможно только при помощи сложных технических при­ способлений. Похоже обстоит дело и с народной музыкой. Да­ вайте призадумаемся, а не слишком ли легко мы ее добывали, не слишком ли безжалостно пользуемся ее верхними, легкодос­ тупными пластами, не пора ли нам подумать о том, что народная музыка действительно неисчерпаема, но главные ее богатства находятся не только на поверхности, а залегают значительно глубже, чем мы предполагаем, ичто пора нам до них добраться,

вооружившись необходимыми «техническими приспособлени­ ями » (цит. по кн. 3. Сафаровой, с. 44).

Певец Алим Касымов, кого я слушал в видеозаписи на теле­ видении,— классный исполнитель мугамов: как непринужденно перебирал тут всевозможные рулады! Виртуоз — от virtus = «добродетель ». Этик эстетики.

290

Два основных инструмента сопровождали пение: тар, что из­ дает трепет, как листва (= представитель древесного царства в азербайджанской музыке) и кяманча — струнно-стонущая,

смычковая, что животный голос подает, представляет. Кстати,

обычно армяне — исполнители были на этом инструменте (как мне пояснил Рахман).

Внародных же песнях и танцах инструменты: зурна (играет)

ибарабан (тянет звук). Здесь уже все — исполнители, демокра­

тичнее... «Если мы рассмотрим отношение азербайджанских тюрков к музыке, то увидим, что, с одной стороны, музыка яв­ ляется обычаем, носящим всеобщий характер, а с другой сторо­ ны, профессией отдельных лиц».

Примером первого типа, по Гаджибекову, является своеоб­ разная музыкальная самодеятельность азербайджанского народа на свадьбах, в дни праздников или траура, также музыка, свя­ занная с различными обрядами или ремеслами. Другим типом музыки Гаджибеков считал искусство мастеров: городских му­ зыкантов — хакенде, сазандаров (они — исполнители мугамов,

при дворах, среди аристократии.— Г .Г .) и сельских музыкан­ тов — ашугов. Первых он считал представителями «оседлого » искусства, а вторых — искусства кочевников «... Ашуги ушли в деревню, оттесненные профессиональными музыкантами» (с. 46).

Тут две составляющие субстанции азербайджанства: коче­ вая и оседлая — музыкально означены. Ашуги недаром и у про­ чих тюркских народов, кочевников в прошлом (казахи, туркме­ ны), а вот мугамисты встречаются еще у таджиков (кто близки к персам) и у узбеков (там мугам называется «макам »), т. е. у осед­ ло-земледельческих, городских народов. У народов вертикали

(растения-дерева), города (стена, башня) и структуры-архитек-

туры социальной.

С водворением ашугов в крестьянстве кочевье звуковое опе-

вается с оседлостью. Тут музыка более народная, простая, ни­ зовая. Она образует материал песенно-танцевальных эпизодов в операх Гаджибекова.

Интересно заметил Рахман, что песенные прокладки между мугамами мобильны и по ладу-складу своему способны менять­ ся каждые 20 лет вместе с переменной модного сейчас в городс-

291

§кой цивилизации мелоса. Вкус эпохи наиболее сказывается на

этих заставках. А вот мугам, хоть и личен, но древен, горд, родо-

g вит, аристократичен, зороастрийск...

.. .Разглядывая народные одежды, танцы, обратил внимание на то, как сурьмятся и молодые азербайджанки, и из народа:

блестки под глазами и прочие украшения. Человек изукрашива­ ется, как азербайджанская миниатюра. Косметика — что пря­ ности в пище: необходимое усиление солнечной знаковости на сыром веществе тела или снеди.

Космос ко&ра

8 вечера. Что ж: работать — так работать! Идти мне завтра в музей ковров — попробую предварительно сосредоточиться и вникнуть: что есть ковер? Какую философскую притчу о мире мне в нем ожидать?

Ковер на полу — что значит?

Технически — это изолятор человечества от матери-сырой земли, от глиняного пола, от тяги могилы. Как человек между собой, своей жизнью и небом слагает крышу, так ковер — меж ­ ду собой и землей. Ковер = крыша под ногами. И это не совсем глупо: благодарение ковру — узорчатому, прекрасному, на ко­ торый смотреть да смотреть, расшифровывая заветы его пись­ мен, мы теряем ориентировку верха-низа в Бытии, становимся в доме своем — что антиподы, что свисают вниз головой (на наш взгляд).

Более того: на потолке обычного дома нет ковра, узоров, пись­ мен-знамений (есть в мечетях, в дворцах, там росписи: изрече­ ния из Корана и проч... Это дворцы Тагиева верх имеют распис­ ной и даже интереснее низа, как в будуаре, где верх из осколков венецианского стекла сложен, так что любовники на ложе могут вверху себя калейдоскопически размноженными созерцать...), а

вот низ — значим, значительнее, духовнее, логоснее верха. Сказ

тут, сказка...

Обратное — в западноевропейской цивилизации: там, в Ита­ лии,— росписи на плафонах: фрески Сикстинской капеллы и проч. Расписано, сказуемо Небо: туда задирай голову для разу-

292

мения, питания смыслами и, соответственно, сваливай шапку, в

храм входя. В исламскую же мечеть и дом вступая, разувайся, а

шапку снимать не надобно. Ноги приходят в пиететное сопри­ косновение с шитьем социальным, и голова склонится вниз и в смирении, и в поучении.

Ковер = площадь, место социального общения в городе. И вот это социальное учреждение, место вече, схода мирского, парла­ мента — расстилается в доме: как табло основных законов и пра­ вил организации мира как Космоса. Здесь в красоте, в косметике вышивок скрижали эти начертаны.

Да, ковер = как Моисеевы скрижали Завета. В формах-лини­ ях и фигурах тут зримо всевозможные нормы — меры вещей,

существ и идей нанесены. Он изобилует Платоновыми идеями,

тут чет и нечет, прямая и кривая, квадрат и круг, крест и дуга,

животное и растение, птицы и животные,— и все с помощью атомов (простейших элементов, клеточек) составлены дискрет­ но. Тут — Демокрит: все бытие состоит из элементарных частиц,

из атомов и пустоты — таково философское первоутверждение Ковра как модели мира.

Джавад Мирджавадов рассказывал, как он, младенцем пол­ зая по ковру, впитывая его формы, идеи, образы,— проходил начальное обучение миру как ряду, наряду, строю: из чего имен­ но он составлен...

Ковер на полу — это также нега... Вот и я в гостинице, когда с улицы прихожу и босой по ворсу и шитью ковра похаживаю,

будто ласку бархатистой кожи Бытия ощущаю, любовь снизу

получаю, Вечно Женственного...

Ковер на стене — уже не у всех: у бедных этого заведения нет. Повиснув на стене, ковер словно выпрямляет своего челове­ ка; повелевает отодрать главу и взгляд с низу — и гордо его на уровень своей головы и глаз установить, прямо и вверх смот­ реть, как на картину и книгу.

Ну, а засим позволю себе начать читать эссе Анара «Муд­ рость ковра », где я предвижу: встречу много прекрасных и род­ ных мыслей...

Ну вот, так и есть: Анар начинает с проекции ковра — на всю землю Азербайджана, которая с самолета так и видится: в умень-

293

шении ковром. Будто расслоилась древняя сказочная мифоло-

гема «ковер-самолет», и самолет полетел по небу, а ковер конг-

2РУэнтно совместился с землей. Ковер строится из элементов, как ив науке всякая видимая вещь и явление не просто берутся «как есть», а собираются-воспроизводятся из условных понятий,

формул,— подобно тому и в ковре растение и всякая непосред­ ственная форма: петух, человек... — преформируются и выра­ жаются на априорном языке собственных форм коврового пле­ тения и вышивки — прямо по Канту. Вот элемент ковра,

называемый «гель »; он соответствует озеру и оттуда наименова­ ние этого элемента. Но на языке Европы этот элемент именуется

«медальоном». Великое озеро Гекгель с филиалами шести сес-

тер-озер — да вот они, «семь красавиц » Низами!

Мифологему ковра-самолета Анар толкует так: «Может быть,

человек мечтал взлететь, не отрываясь от земли, а что, как не ковер, так связано с почвой? Любая мебель отрывает нас от зем­ ли — неважно, табуретка это или трон. Ковер — это слиянность с землей, полное и непосредственное соприкосновение с ней ».54

Да, но и отделяет, как это выше я толковал. Однако, действи­ тельно, жизнь азербайджанца понижена, скажем, на полтела в сравнении с теми народами, что дома за столом сидят на стульях и имеют повышенную вертикализацию. Ковровые народы телом прилегают к земле, понижены и оживотнены, округлены: сами свиваются в шар, подбираются ноги, сидя по-турецки. Сидящие же на скамьях и стульях имеют форму более инструменталь­ ную, прямоугольный зигзаг собой образуют — как трудовой ин­ струмент, угольник в ремесле строительном. Тут человек уже мыслится как работник — строитель — Bauer: одно слово не­ мецкое и для «крестьянина», идля «строителя» (первично); зна­ чит, даже земледелец = строитель, а изделие земли, Baum,—

дерево, буквально — «построенность».

Анар развивает иную мифологему: сама Природа и ее суще­ ства вышивают себя и собою в ковре. «Первоистоки ковра — на зеленых склонах гор, усеянных, как камнями, белыми и черны-

54 Анар. Мудрость ковра.— В кн. Анар. Путь ближе к звездам. Баку,

Язычи, 1986. С. 349.

294

ми баранами. Высококачественная шерсть баранов, пройдя мно­ госложный этап обработки, станет именно тем материалом, из которого ковру предстоит родиться.

Но на тех же склонах гор, в густых девственных лесах или чуть ниже, в зеленых долинах, или, наоборот, еще выше, на аль­ пийских лугах, растут тысячи цветов, трав, деревьев, кустов — их корни, стебли, листья, лепестки, бутоны в соответствующее время года, в соответствующий день ичас будут замечены опыт­ ным глазом, отобраны бережной рукой и, опять-таки, пройдя замысловатые этапы обработки, станут красками — сотнями красок, благодаря которым пряжа на хане — ткацком станке заиграет всеми цветами радуги, всеми ее оттенками. Ковер — дитя,

рождающееся от соприкосновения человека с землей, приро­ дой... Пряность красок ковра достигается добавление в раствор не только яичного желтка, но коровьей мочи и болотного ила »

(там же, с. 349-350,— подчеркнуто мною.— Г .Г .).

Итак, Земля пишет себя, свой автопортрет, вышивая ковер.

Тут — как философская субстанция-субъект, causa cui = при­ чина самого себя; самотождество (Шеллинг, Гегель): я творю себя собою; сам себе и творец, и материал, и предмет и ум-

умение...

Если европейское сознание трактует архитектуру как зас­ тывшую музыку, то азербайджанский Логос умом Анара приво­ дит архитектуру — к ковру. «Ковер связан с самыми различны­ ми сферами жизни и деятельности людей. Эстетически и функционально он близок к архитектуре. Порой ковер цитиру­ ет архитектуру — в число его орнаментов входят арки и порта­ лы, колонны и купола, окна и висячие лампады-гяндили... М а­ ленькие молитвенные коврики — намазлык — в своем рисунке обязательно имеют архитектурную деталь — Михраб — алтарь в мечети. В любом месте, расположившись на молитвенном ков­ рике, молящийся способен ощутить себя в желаемом интерье­ ре — архитектурном пространстве храма» (с. 350).

То есть, ковер = портативный (буквально — «переносный »)

храм. «Расстеленный на лужайке ковер означал — ограничивал социальное на ней пространство, служил атрибутом музыкаль­ ных и поэтических меджлисов» (с. 350).

ч щ ц

295

§Но ковер — и школа, и наука: «Испокон веков азербайджан-

ский ковер выражал не только эстетические пристрастия наро-

gда, его критерии красоты и соразмерности, но и более отвлечен-

ные философские категории национального образа мышления. (Вот он — национальный Логос! Это — ковер, его модель.— Г .Г .).

Борьба добра со злом, изменчивость быстротекущей жизни, в

которой цветение чередуется с листопадом, ее круговорот, оли­ цетворенный в караванах верблюдов, бредущих по замкнутому квадратному пространству из одного в другой угол и возвраща­ ющихся к исходной точке,— все эти мотивы, по-разному отра­ женные в наших коврах,— то в виде зримо-сюжетных рисун­ ков, то зашифрованные языком орнаментов и знаков,— были своеобразной формой размышления о жизни и смерти, о мире и смысле бытия » (с. 351).

Таким образом, ковер обнаруживается как всеобщий знаме­ натель и значитель, к которому приводимы все явления и отрас­

ли бытия, природы, общества и человека — во азербайджанстве.

И Времена года, сезоны — записаны на ковре. «Ранней вес­ ной собирали полевые цветы, коренья трав, осенью — пожел­ тевшие листья тутового дерева — для желтого цвета... Надо было знать и время использования каждого плода, каждого дерева,—

от этого зависело, какими получатся краски — светлыми или темными. Осень — была сезоном ореха, барбариса, весна — дуба, ивы, яблони. Шафран, алычу и айву можно было исполь­ зовать лишь в пору цветения, а некоторые цветы, наоборот, были пригодны лишь после увядания » (с. 354).

Да, действительно: ковер все более проясняется мне как то

«конкретно-всеобщее » (термин Гегеля и Маркса) явление Азер­ байджанского мира, которое существует и как отдельная, част­ ная вещь, и в то же время является образом Целого, стяжением всеобщих закономерностей, их эквивалентом. Таково золото как деньги. Таковы в германском Космо-Психо-Логосе Дом (Haus),

иДрево (вселенная = мироздание, Stammbaum — генеалогичес­ кое древо); в «Капитале » Маркса таков товар и анализ через него всеобщих отношений капиталистического производства... Таково для эллинства тело человека: согласно философии и эстетике Гегеля, все к нему здесь приводимо и из него объясняемо...

296

Виды ковров = подразделения Азербайджана на основные этно-природные и культурные области: Ширван, Гянджа, Кара­ бах, Тебриз... «Сине-голубой цвет бакинской зоны навеян мор­ скими пейзажами Каспия» (с. 355).

Понятно мне становится теперь, отчего вдохновенное эссе Анара о ковре разрастается в энциклопедию азербайджанства:

основные элементы и факторы, из коих оно состоит, приводит пред очи ума. То, что здесь слились оседлый и кочевой принци­ пы жизни, так сказать, женский, материнский, и отцовский

(уравнение Анара), откликнулось и в технике изготовления ков­ ров: ворсовые = оседлые; безворсовые — «легки на подъем », съем-

ны и переносны, украшают не полы и залы дворцов, а образуют

«стены », «двери » кибиток и т. д. Аналоги ворсовому ковру — мугам в музыке, газель и касыда в поэзии. Аналог безворсовому ковру (паласу, килиму...) — это искусство ашугов в музыке, а в поэзии — «легкодоступный национальный поэтический раз­ мер — хеджа », что «воплощаясь в холаварах, гошма, герайлы,

баяты, агы,— переходил из уст в уста, звучал и на сельских свадь­ бах и на кочевых праздниках, во время трудовых процессов и в часы горя, траура, поминок» (с. 356).

И еще важное уравнение Анара: ковер — это дизайн: искус­ ство прикладно-бытовое, промышленная эстетика.

Но ковер — женское искусство, женская ипостась азербайд­ жанского Логоса. (Или так нельзя сказать? Логос — один, а Ис­ тина, и Идея, иСубстанция и на европейских языках — женского рода...) Запрет исламской религии изображать человеческое лицо изакабаленное положение женщины — «парадоксальная диалек­ тика заключается в том, что оба этих исторически негативных фак­ тора стали, косвенным образом, стимулом для развития восточ­ ного ковра... Преграды, вставшие на пути фигуративного искусства,

направили усилия художников в сторону условности, декоратив­ ности, абстрактных форм отражения бытия» (с. 357-358).

Понятные имена

23.V.87. И последний мой день настает в Баку. С утра на ры­ нок поехал: восточный базар — это целый мир, космос, как по­ мню по Бухаре некогда... Однако сейчас упорядочен базар и рас-

297

vклассифицирован по овощам и фруктам, и нет дервишей и обще-

ственной жизни. Однако, жизнь натуральная — вот она, не за-

gпираемым в теснины социума потоком струится: изобилие все-

^го — помидоры, курага, орехи, пряности, кишмиш, цветы. Люди полнокровные и довольные там сидят — и потому странно мне было увидеть возле метро среди кустов на газоне испитого блед­ ного азербайджанца с рюкзаком тощим за спиной и с газетой.

Вот — духовный азербайджанец, изгой, как меджнуны Духа и Любви некогда...

Но как непринужденно живет народ! Вчера около 12 ночи вышел прогуляться по Приморскому бульвару, освежить нали­ тую трудом мышления голову — и вижу: чайхана еще работает,

сидят люди...

И утром, в 7 — пожалуйста чайничек. Навстречу ведь потре­ бе людей предприимчивы чайханщики, и никто их не гонит, ни один милиционер; нет и расписания часов работы и казенного ответа человеку: «Не положено! Приходите завтра!»

Нет отлагания во Времени и отсыла в далъ в Пространстве.

Все бытие здесь и теперь и сразу. Снова Психо-Космос близко-

действия. И в этом Азербайджан вполне «европейск » — хотел сказать, но также и «восточен»: как в странах-обществах, где люди живут для жизни, а не для отчета руководителям и по воле и ритму бюрократической отписки от жизни и дела, где инст­ рукция и резолюция заслоняют существо-вание и суть...

Просто Жизнь — как буйная Кура — проламывает себе путь и сквозь казематы казенного дома, и выносит и гарантирует про­ лонгацию и бессмертие народа своего...

А он — молод и продуктивен и животворящ, он и цивилиза­ ция Азербайджана. Показатель — имятворчество в нашем веке;

оказывается, множество новых живых, осмысленных имен вве­ дено в обиход культуры — и кем? Прямо писателями, особенно драматургом Джафаром Джабарли (1899-1937). Севиль = «будь любимой », Айдын = «ясный » (название и пьесы Джабарли), Гюль-

текин — «подобная цветку »,Эльхан= «хан страны »,Яшар= «жи­ вой »,Солмаз= «не увядающая »,Горхмаз= «бесстрашный» идр.

Отчего это значимо? Сказано было в древности, что Гомер и Гесиод дали эллинам их богов... Но чем «дали »? Тем, что назва-

298

ли, дали имена и эпитеты. Продуктивное слово-и-имя-творче-

ство характерно для становящегося общества, период молодос­ ти его отмечает собой. И вот эта процедура — наименования как сотворения (ведь и то творение, что в книге Бытия Библии пере­ сказано,— не есть ли раздание имен, ибо «в начале бе Слово!» —

тем существам и явлениям, что уже порождены были Природой в операции рожания?) — протекает бурно в Азербайджанской цивилизации с начала нашего века, тем самым вводя ее в ранг становящихся — при древности элементов ее субстрата, состав­ ляющих и втекающих в эту целостность. Но вот она бурно зажи­ ла и преформировала свои предпосылки...

Вообще это важный аспект национального Логоса — значи­ мость или незначимость имен для народного слуха. Например,

русский человек привык жить, нося совершенно непонятное ему имя: Иван, Мария, Николай, Василий, Виктор, Дуня, Шура и проч.... Эти имена пришли из древнееврейского, греческого и латинского языков, итам для слуха народов они значили: Мария

= «госпожа», Николай = «победитель народов», Василий = «цар­ ственный», Виктор = «победитель», Дуня-Евдокия = «благо­ воление », Шура-Саша-Александр = «защитник мужей » и т. д.

Но русскому слуху и духу ничего эти иена не говорят, ибо не из своих, не славянских корней составлены... Лишь Светлана, Люд­ мила да еще два-три имени: Вера, Надежда, Любовь — говоря-

щи, сказуемы русскому разуму.

Но это значит, что, не понимая смысла своего имени, человек вообще к миру Слова привыкает относиться как к чему-то апри­ орно и законно непонятному, неисповедимому, что не моего ра­ зума дело — ну так же, как исламитянин-тюрок или перс к бого­ служению из Корана: на арабском языке.

Иное дело даже болгары: Живка, Здравка, Милка, Божидар,

Пламен, Цветан, Огнян, Стоянка — все имена славяноязычные и питают рационализм: что понятие мира и себя и смысла ж из­ ни — это и моего ума дело...

Подобно и в азербайджанстве. Наряду с традицией не впол­ не внятных древних имен арабских и проч.,— огромен слой имен сказуемых: Мирза = «умный »,Кямал= «рассудительный», Ай-

гюн= «светлый день »,Гюнай= «день луны », Рафига = «подру-

299