книги2 / 281
.pdf
единить синергетику, экономику сложности, теорию хаоса и самоорганизации. (Wei-Bin Zhang, 2020).
Проанализировав историю этих колебаний между большими теориями и фрагментацией, легко заметить, что большие теории встречаются только в рамках первого, более абстрактного канона в истории экономической науки. Это понятно: чем теория абстрактнее, тем она универсальнее. Теории второго канона (исторические, институциональные) не обладали достаточно глубиной абстракции, чтобы вместить в себя универсальную конструкцию большой теории (см.: (Автономов, 2013)).
Если давать этой картине нормативную оценку, то следует отметить, что в отличие от естественных наук, в которых большие теории пользуются заслуженным авторитетом, общественные науки, объектом которых является человеческое поведение, предполагают, на наш взгляд, методологический плюрализм и, следовательно, неизбежную сегментацию. Идеал большой теории, безусловно, эстетически привлекателен, но недостаточно практичен. Надо сказать, что в российском научном сообществе он популярен из-за привычки к марксистской политической экономии.
Причиной, в силу которой некоторые экономисты озабочены сегментацией своей науки, является естественное стремление к синтезу полученных ими знаний. Отвечая на этот запрос, можно сказать, что в настоящее время возникла новая тенденция к синтезу уже не на базе одной большой экономической теории, а на основе сближения различных общественных наук, пользующихся методами, которые среди обществоведов первыми начали применять экономисты: эконометрикой, теорией игр, анализом больших данных. О формировании такого междисциплинарного синтеза в последнее время много писал В.М. Полтерович (Полтерович, 2018а, б). В этих методах самих по себе нет ничего экономического, речь идет о разделах математики, действительно имеющих универсальное применение. Интересно, что среди экономистов эта тенденция в конце
21
22
В.С. Автономов • «Большие теории»: от идеала к жупелу и обратно?
концов стала вызывать тревогу, поскольку упор на анализ больших данных и приближенных к естественно-науч- ным экспериментов в экономической науке потенциально может привести к отказу не только от большой теории, но и от теории вообще (Капелюшников, 2018).
Похоже, что большие теории более прижились в экономической истории, чем в экономической теории. Так теория, выдвинутая Нортом и основанная на индивидуальной максимизации индивидуальными субъектами своей целевой функции, кажется, смогла стать современной альтернативой марксовой концепции исторического материализма, которая отличалась от нее выбором объекта исследования и методологическим коллективизмом вместо методологического индивидуализма (Wisman, Willoughby, Sawers, 1988).
Обрисованная нами историческая эволюция больших теорий и фрагментации, кажется, не дает оснований для ценностных суждений относительно преимуществ того или другого подхода. Однако в последнее время, на фоне преобладающей сегментации, становятся слышны голоса ученых, призывающих вернуться к большим теориям, чтобы во всеоружии подойти к большим и сложным проблемам мирового развития. Пожалуй, наиболее глубокой попыткой обоснования такого подхода можно назвать работу О.И. Ананьина (Ананьин, 2005). Двумя критериями «больших» или «великих» теорий автор называет универсальность их обобщений и то, что они являются основами для практической политики (там же. С. 149). Причем практические рекомендации следуют из жестких универсальных теоретических схем как логически неизбежные выводы (там же. С. 148). Очевидно, эти критерии отличаются от тех, что применяли выше. Было бы нелепо настаивать, что наши критерии, которые ориентируются на критерии Мертона, «правильнее» отражают суть больших теорий, чем те, которые предлагает Ананьин. Правильных и неправильных определений умозрительного объекта быть не может. Но нам кажется, что два критерия Ананьина в некоторой степени противоречат друг другу. Универсальная экономи-
ческая теория может служить обоснованием политики лишь в очень ограниченном смысле, обрисовывая общие принципы, на которых последняя должна быть основана. В этом смысле теорию можно назвать «установочной» для политики, как пишет Ананьин. Но это вовсе не относительно гибкое «искусство» политической экономии в духе Дж.С. Милля а, действительно, жесткие концептуальные рамки, от которых не так просто перейти к реальной экономической политике.
Ананьин считает, что «большие теории» – не чистая наука. Это теории, привязанные к историческим реалиям» (там же. С. 165–166). «Эта теория служит строительными лесами практики, искусства экономики» (там же. С. 167). Если же придерживаться мертоновского определения, то большие теории могут быть скорее фундаментом, над которым можно возвести разные здания. Конечно, автор волен дать большим теориям то определение, которой ему кажется целесообразным. Но нам кажется, что здесь возникает одна важная проблема. Ее можно сформулировать так: в какой мере искусство может быть основано на науке? Можно ли на самом деле поверить алгеброй гармонию? Если бы политические рекомендации экономистов можно было бы уподобить реальной музыке Сальери, дело обстояло бы совсем не плохо. Но Пушкин, кажется, переоценил роль алгебры в процессе ее сочинения. Ананьин приводит пример Рикардо, который действительно пытался построить свои политические рекомендации на своей абстрактной теории. Но насколько этот переход можно считать плавным и адекватным? Шумпетер, как известно, называл его «рикардианским грехом», Ананьин – «синкретизмом теории и практики» (там же. С. 152), а Милль призывал, переходя от абстрактных выводов к политике, принять во внимание те факторы, от которых мы поневоле отвлеклись первоначально. Как именно достичь этой цели, он не указывал. Вероятно, каждый экономист, в том числе и создатель многоэтажных теоретических систем, хочет принести какую-то пользу для общества. Но эта установка не устраняет проблемы разрыва между теорией и практикой, о котором
23
24 |
|
|
|
впервые написал Дж.С. Милль, разграничивая «чистую тео- |
|
|
рию» и «искусство политической экономии». |
|
|
Понятно, что набор больших теорий у Ананьина |
|
|
включает проект Вебера, теорию крестьянского хозяйства |
|
|
Чаянова, ордолиберализм Ойкена. Эти проекты можно отне- |
|
|
сти к попыткам перебросить мост между двумя канонами |
|
|
(Ойкен прямо пишет о необходимости преодолеть «большую |
|
|
антиномию»). В то же время в нем нет места системе общего |
|
|
равновесия Вальраса и ее развития у Эрроу и Дебре. |
|
|
Если следовать нашему определению, то характер боль- |
|
|
ших теорий скорее затрудняет, чем облегчает связь теории |
|
|
и политики, делает ее более косвенной. Как уже было сказано, |
|
|
большие теории никогда не бывают полностью достроенны- |
|
|
ми, оставаясь на уровне первого этажа или даже фундамента. |
|
|
А основывать политику на абстрактной теории – все равно |
|
|
что покрывать крышей фундамент. Самый яркий пример |
|
|
здесь – попытки российских большевиков построить эко- |
|
обратно?и |
номическую политику на идеях Маркса. Напомним, что они |
|
тализму, а не к социализму, но и для капитализма вывести |
||
|
начали с попыток ввести прямой продуктообмен и вытес- |
|
|
нить деньги. Конечно, система Маркса относилась к капи- |
|
жупелу |
политические выводы для пролетариата не удалось. Попытка |
|
завершить первый том «Капитала» всеобщим законом капи- |
||
к |
талистического накопления, где из концентрации и центра- |
|
идеала |
лизации капитала вытекает экспроприация экспроприато- |
|
|
||
от |
ров, была очевидным забеганием вперед в изложении теории |
|
с политическими целями. Из теорий второго канона – Листа, |
||
теории»: |
||
Кейнса, Ойкена – вывести политику действительно можно, |
||
|
||
«Большие |
они для этого и предназначены, но относить их к большим |
|
теориям, на наш взгляд, непродуктивно. Концепцию Листа |
||
|
||
|
можно назвать теорией, но она сосредоточена на поверх- |
|
• |
ностном конкретном уровне, использует компаративистику |
|
и органические метафоры. Хотя Кейнс и назвал свою теорию |
||
Автономов |
||
нято относить к микроэкономике. Теорией, воплотившейся |
||
|
«общей», она была общей для занятости, процента и денег, |
|
|
но не включала других проблем, прежде всего тех, что при- |
|
В.С. |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
вуспешную экономическую политику, называют ордолиберализм В. Ойкена и его последователей. Но если вглядеться в нее повнимательней, мы ясно увидим методологические основы экономической науки (в первой книге) и принципы экономической политики (во второй), но не найдем у Ойкена того, что мы привыкли называть собственно теорией.
Взаключение нам придется согласиться со скептическим мнением Мертона относительно больших теорий: «Безотлагательность или масштабность практической социальной проблемы не гарантируют ее немедленное решение
внауке» (Мертон, 2006. С. 77).
ЛИТЕРАТУРА
Автономов В.С. (2013). Абстракция – мать порядка? (историкометодологические рассуждения о связи экономической науки и экономической политики) // Вопросы экономики. №4. С. 4–23.
Автономов В.С. (2022). Три источника и три героя маржиналистской революции // Вопросы экономики. № 7. С. 104–122.
Ананьин О.И. (2005). Судьба «больших теорий» в экономической науке / Ананьин О.И. Структура экономико-теоретического знания. М.: Наука. С. 145–169.
Капелюшников Р.И. (2018). О современном состоянии экономической науки: полусоциологические наблюдения // Вопросы экономики. 2018. № 5. С. 110–128.
Коган А.М. (1983). В творческой лаборатории Карла Маркса. План экономических исследований 1857–1859 гг. и «Капитал» М.: Мысль.
Мертон Р. (2006). Социальная теория и социальная структура. М.: Хранитель.
Миллс Ч.Р. (1998). Социологическое воображение. М.: Стратегия.
Полтерович В.М. (2018а). К общей теории социально-экономиче- ского развития. Часть 1. География, институты или культура? // Вопросы экономики. № 11. С. 5–26.
Полтерович В.М. (2018б). К общей теории социально-экономиче- ского развития. Часть 2. Эволюция механизмов координации // Вопросы экономики. № 12. С. 77–102.
25
26
A Revisionist’s View of the History of Economic Thought (Interview with Philip Mirowski) // Challenge. 2005. Vol. 48. No. 5. September/October. Pp. 79–94.
Colander D., Huei-chun Su. (2018). How the economics should be done. Essays on the Art and Craft of Economics. Publisher: Edward Elgar.
Wei-Bin Zhang (2020). The Time for a Grand Economic Theory. In: WeiBin Zhang. The General Economic Theory. Springer. Pp. 1–17.
Wisman J.D., Willoughby J., Sawers L. (1988). The Search for Grand Theory in Economic History: North’s Challenge to Marx // Social Research. Vol. 55. No. 14. Pр. 747–773.
В.С. Автономов • «Большие теории»: от идеала к жупелу и обратно?
О.И. Ананьин
НИУ ВШЭ, Институт экономики РАН, г. Москва
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ НАУКА: ВЫЗОВ ФРАГМЕНТАЦИИ1
От сегментации к фрагментации
Феномен фрагментации научного знания не случайно привлекает к себе все большее внимание. Речь идет о новой фазе долгосрочной тенденции дифференциации знания в рамках процесса общественного разделения труда. Давно подмечено, что прогресс науки достигается одновременно за счет как углубления специализации научного труда, так и интеграции разных отраслей знания. Однако сегодня эти процессы сопровождаются тревожной тенденцией к фрагментации знания. Применительно к экономике Мишель де Фрей отнес процесс фрагментации к периоду после маржиналистской революции и определил его как «процесс, в ходе которого с течением времени экономическая наука становится все более и более разнородной. Сначала это проявилось в разделении на подходы, которые в той или иной мере соперничали между собой, а неоклассический был среди них наиболее заметным. Затем разделение прошло и внутри этих подходов, порождая отдельные сферы, со своими объектами исследования, выделившимися научными сообществами, часто
1Доклад был подготовлен на основе статьи для Журнала Новой экономической ассоциации.
27
28 |
|
|
|
с собственными специализированными журналами и свои- |
|
|
ми методологическими идиосинкразиями. Вследствие этой |
|
|
эволюции о неоклассической теории уже нельзя говорить |
|
|
в единственном числе, речь может идти скорее о неокласси- |
|
|
ческом подходе, состоящем из отдельных теорий. То же верно |
|
|
и в отношении институциональной экономики» (De Vroey, |
|
|
2016. Pp. 1, 6). |
|
|
Аналогично, хотя и с другими акцентами, Джон Дэвис |
|
|
связал фрагментацию с такими «изменениями в природе |
|
|
и организации экономических исследований, в результате |
|
|
которых снижается уровень понимания ученым исследова- |
|
|
тельских программ за рамками его собственной, а его деятель- |
|
|
ность замыкается в относительно изолированной нише (см.: |
|
|
(Cedrini, Fontana, 2018)). Что объединяет разные программы |
|
|
и делает экономику единой дисциплиной становится все |
|
|
менее ясно. Этот сценарий – потенциально тревожное пред- |
|
|
упреждение для экономики как науки» (Davis, 2019. P. 273). |
|
|
Фундаментальные причины этих тенденций имеют |
|
|
общенаучный характер, тогда как их конкретные проявления |
|
|
различаются на уровне междисциплинарных взаимодействий |
|
фрагментации |
и внутри отдельных научных дисциплин, в частности в сфере |
|
экономического знания. |
||
|
||
|
Общая предпосылка обсуждаемых проблем известна |
|
|
давно. Это то, что называют «бременем знания» (burden of |
|
вызов |
knowledge). Автор этого выражения пояснил его смысл, пере- |
|
фразировав известный афоризм Исаака Ньютона: «чтобы |
||
наука: |
стоять на плечах гигантов, сперва нужно карабкаться по |
|
|
||
Экономическая |
их спинам, и этот подъем дается тем труднее, чем больше |
|
Literature», предупреждал еще в 1991 г.: «[Э]кономисты будут |
||
|
запас знаний» (Jones, 2009. P. 284). О грядущем «фрагмен- |
|
|
тированном мире специализаций» в экономической науке |
|
|
Джон Пенкэвел, тогдашний редактор «Journal of Economic |
|
• |
все более неоднородным собранием ученых...; будет затрудни- |
|
Ананьин |
тельным даже установить, что их объединяет... Среди универси- |
|
на основе изучаемой тематики..., либо на базе [разных] подхо- |
||
|
тетских экономистов я предвижу изрядную сегрегацию: либо |
|
О.И. |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
дов... Изменится понятие специализации: сегодня под типичными специализациями мы мыслим широкие категории экономической науки – международную торговлю, организацию отраслевых рынков, эконометрику и т.д.; в течение нескольких десятилетий специализациями станут области, которые сейчас представляются небольшими подразделениями этих широких сфер» (Pencavel, 1991. Pр. 85–86).
Минувшие тридцать лет прогноз Пенкэвела в основном подтверждают. Сегодня объем информации, накопленный в любой науке, таков, что индивидуальному исследователю освоить его не под силу, и он вынужден ограничивать сферу своей деятельности относительно узким участком изучаемых проблем. Со временем такие участки будут только сужаться. Экономика вообще все чаще замещается экономиками с уточняющими определениями: социальной, поведенческой, экспериментальной и т.п. (см.: (Ambrosino еt al., 2022)). По расчетам Ф. Клаво и Т. Гинграса (Claveau, Gingras, 2016. P. 559), число ежегодно публикуемых статей в экономических журналах, учитываемых в базе данных Web of Science, выросло за полвека (с конца 1950-х гг. до 2010 г.) примерно в 20 раз (с 1000 до 20 000), а количество самих журналов увеличилось в 7 раз (с 50 до 350).
Надеяться, что наука – дело коллективное и узость отдельных участков этого фронта компенсируется их множественностью, значит упустить из виду ключевое условие эффективности коллективных усилий – их координацию. В этом отношении наука отличается от экономики, где положительный баланс плюсов и минусов разделения труда определялся со времен Адама Смита выгодностью рыночных обменов. В науке эффективного аналога рынка нет, напротив, действуют силы, затрудняющие внутренние коммуникации.
В философии науки этот тезис в своих последних работах обосновывал Томас Кун. «С большое неохотой, – отмечал он, – я постепенно убеждался, что процесс специализации, накладывающий ограничения на коммуникацию и единство научного сообщества, является неизбежным следствием базо-
29
30
О.И. Ананьин • Экономическая наука: вызов фрагментации
вых принципов [науки]» (Kuhn, 1990. P. 8). В отличие от своей классической работы о структуре научных революций, где речь шла о несоизмеримости только таких крупных единиц знания, как научные парадигмы, позже Кун пришел к выводу, что этот эффект имеет более широкое распространение и возникает уже при формировании новых научных дисциплин, каждая из которых вырабатывает свой собственный словарь (таксономию). Поэтому, пишет Кун, «[н]е существует lingua franca, способного выразить в полной мере содержание их всех или даже любой их пары», и, более того, «ограничение круга возможных партнеров для плодотворного общения – это существенная предпосылка того, что известно как прогресс и в биологическом развитии, и в развитии познания» (ibid.). В итоге Кун пришел к новому образу научной деятельности: «Единому огромному и независимому от разума миру, истинную природу которого, как некогда считалось, открывали ученые, на смену идет разнообразие ниш, в которых работники всевозможных специальностей занимаются каждый своим делом» (Kuhn, 2000. P. 120).
Настороженное отношение ученых к выходу за рамки привычных парадигм или ниш получило рациональное объяснение в известном исследовании Рональда Хайнера (Heiner, 1983; см. также: (Davis, 2019)), показавшего, что в основе такого поведения лежит разрыв между компетенциями субъекта и трудностью выбора между вариантами решения проблемы (К-Т разрыв). Этот разрыв порождает неопределенность выбора, что в свою очередь ограничивает допустимую гибкость в принятии решений. «Условие надежности», при котором такая гибкость возможна, требует, по Хайнеру, чтобы «действительная надежность при отборе вариантов действия превышала уровень надежности, минимально необходимый для улучшения результативности такого действия» (Heiner, 1983. P. 566). На практике это поведенческое правило требует «избегать действий, пригодных лишь для “редких” и “необычных” ситуаций» (ibid. P. 567). В общем случае это объясняет инертность любых