85. "Глобальное село" м. Маклюэна

Глобальное село (англ. Global Village) — социологический и философский термин,

которым пользуются, чтобы указать на то, что современное человечество при условиях сверхвысоких скоростей и информационных технологий живет на планете будто без границ: весь мир становится для индивидума настолько близким и доступным, как будто село, в котором родился и вырос. Срок в первый раз употреблен в 1962 году канадским теоретиком Маршаллом Маклуеном (англ. Marshall McLuhan) в произведении «Галактика Гутенберга» (англ. The Gutenberg Galaxy), в котором он описывает, как масс медиа преодолевают барьеры пространственные и часовые, делая возможным людям общаться в невиданных до сих пор масштабах — и в этом смысле земной шар превращается в виртуальное «глобальное село» благодаря СМИ. Этот труд автора вместе с другими был за СССР в условиях «железного занавеса» малодоступной.

Согласно Маклуеном, человечество достигло той стадии развития, в основе которой лежит полная взаимозависимость всех человеческих групп, наций, культур и религий. Теперь человечество находится в одной зоне тесного взаимодействия: любое событие на любом континенте сразу же осуществляет влияние на благосостояние и поведение людей на всех других континентах, из чего и выплывает, что все нации и все содружества связаны между собой тесной сетью взаимосвязей, будто проживают в «единственном селе». Такие процессы многоразово уменьшают мир, превращая его в «глобальное село», почему также способствует деятельность транснациональных корпораций, электронные СМИ, в том числе и международные и Интернет, а уже последствиями выступают массовые миграции населения в пределах мира, глобализация, вестернизация и тому подобное.

Сегодня термин «глобальная деревня» главным образом используется как метафора, описывая Интернет и Всемирную паутину. В Интернете физическое расстояние между собеседниками не играет существенной роли для общения, стираются не только пространство и время, но происходит сближение культур, мировоззрений, традиций и ценностей. Из-за усовершенствованной скорости он-лайн обмена информацией, у людей появилась возможность читать, распространять и реагировать на ситуацию в мире гораздо с большей скоростью. Маклюэн полагает, что этот процесс вынуждает людей быть вовлеченными в дела друг друга, будто это были наши собственные. Вступая в коммуникацию друг с другом посредством электронных средств связи, люди рассуждают и поступают таким образом, как если бы они находились совсем рядом, жили бы в «одной деревне». Они вольно или невольно все основательнее вторгаются в жизнь друг друга, рассуждая обо всем увиденном и услышанном. Это форма коммуникации формирует новую социологическую структуру в пределах существующего контекста культуры.

86. «Общество риска» у. Бека

Рассуждения У. Бека базируются на теории модернизации. Он подчеркивает практическую беззащитность человечества перед техногенными угрозами, создаваемыми «вторичной природой», детищем индустриального общества, трактует переход к эпохе риска как объективную историческую закономерность, как результат действия механизмов модернизации. Из методологических ориентаций У. Бека следует, что риски модерна не уходят корнями в прошлое. Они, скорее, связаны с опасностями настоящего и будущего. Социолог, подчеркивая свою приверженность неодетерминизму, пишет: «Общество риска подразумевает, что прошлое теряет свою детерминирующую силу для современности. На его место - как причина нынешней жизни и деятельности - приходит будущее, т.е. нечто несуществующее, конструируемое, вымышленное. Когда мы говорим о рисках, мы спорим о чем-то, чего нет, но что могло бы произойти, если сейчас немедленно не переложить руль в противоположном направлении». Согласно У. Беку, риск — это не исключительный случай, не «последствие» и не «побочный продукт» общественной жизни. Риски постоянно производятся обществом, причем это производство легитимное, осуществляемое во всех сферах жизнедеятельности общества — экономической, политической, социальной. Таким образом, для социолога риск представляет собой имманентное свойство современного общества рефлексивного модерна, что качественно отличает его от модернистского индустриального общества.  Фундаментом перехода от общества индустриального модерна к обществу риска является «смена логики распределения богатства в обществе, основанном на недостатке благ, логикой распределения риска в развитых странах модерна». При этом развитие производительных сил, технологий, прогресс науки, овладение природой порождают риски, превосходящие те, которые порождались неразвитостью науки и технологии, бедностью, бессилием перед природой. Современные риски, продукт рефлексивной модернизации (то есть модернизации модернизации), отличаются универсальным характером и сопряжены с формированием качественно новых «социально опасных ситуаций».  Риски, как и благосостояние, распределяются по социальному принципу: они становятся, прежде всего, уделом малоимущих. У. Бек пишет: «История распределения рисков показывает, что риски, как и богатства, распределяются по классовой схеме, только в обратном порядке: богатства сосредотачиваются в верхних слоях, риски в низших. По всей видимости, риски не упраздняют, а усиливают классовое общество. К дефициту снабжения добавляется чувство неуверенности и избыток опасностей. Эта тенденция, считает У. Бек, прослеживается и среди стран. Рисков чаще и больше встречается в менее развитых странах. Там чаще случаются технологические катастрофы. Более развитые страны могут даже получать экономическую выгоду от глобального увеличения рисков, разрабатывая технические новинки, минимизирующие риски, оказывая помощь специалистами по преодолению последствий катастроф. Однако замечает социолог, риски модернизации рано или поздно затрагивают и тех, кто их производит или извлекает из них выгоду. «Им присущ эффект бумеранга, взрывающий схему классового построения общества. Богатые и могущественные от них тоже не защищены». Социальные группы, которые в процессе модернизации извлекают выгоду из производства рисков - прежде всего, техногенных, на первых порах могли снизить для себя экологические риски, используя «приватные» пути или компенсации ущербов. Благодаря материальным благам и ресурсам они могут позволить себе экологически чистые продукты питания и проживание в районах, удаленных от вредных производств и т.п. Однако, замечает У. Бек, «нужда иерархична, смог демократичен», и в условиях глобальности рискогенных факторов укрыться от них не может практически никто. Согласно логике У. Бека, риски современного общества подрывают основы индустриального модерна, в том числе и классовое деление на собственников, извлекающих прибыль из владения ею и ее использования, и тех, кто собственности лишен. Ведь те, кто в меньшей степени подвержен риску, оказывается в таком положении не за счет того, что кто-то этому риску подвержен больше. Избегание риска не связано с перекладыванием его на других.

Интересны для рассмотрения еще три положения этой теории. Во-первых, это пересмотр основополагающей нормативной модели общества. Если нормативным идеалом прошлых эпох было равенство, то нормативный идеал общества риска – безопасность. «Социальный проект  общества  приобретает  отчетливо  негативный  и  защитный  характер  –  не достижение «хорошего», как ранее, а предотвращение «наихудшего». Иными словами, система  ценностей  «неравноправного  общества»  замещается  системой  ценностей «небезопасного   общества»,  а   ориентация   на   удовлетворения   новых   потребностей   –  ориентацией на их самоограничение».  Во-вторых, в обществе риска возникают новые социальные силы, разрушающие старые социальные перегородки. У. Бек полагает,  что это  будут  общности «жертв  рисков», а  их  солидарность  на  почве беспокойства и страха может порождать мощные политические силы.  В-третьих, общество риска политически нестабильно. Постоянное напряжение и боязнь опасностей раскачивают политический  маятник от  всеобщей  опасности  и  цинизма  до  непредсказуеых политических  действий.  Недоверие  к  существующим  политическим институтам  и организациям растет. Нестабильность и недоверие периодически вызывают в обществе поиск точки опоры – «твердой руки». Таким образом, возврат к прошлому, в том числе авторитарному и даже тоталитарному, не исключен. 87. «макдональдизация» общества дж. Ритцера

Популярные рестораны дешевого фаст-фуда – основная, но не главная тема книги Ритцера, так как «Макдональдс» является образцом и моделью современной системы потребления: как следует изучив его, мы сможем увидеть общую тенденцию, благодаря которой и возникла эта и другие сети ресторанов быстрого питания. По словам Т. Дмитриева, редактора книги и автора предисловия к ней,«под процессом “макдональдизации” Ритцер понимает, однако, не просто процесс распространения ресторанов быстрого питания сети “Макдональдс” по всему миру, но прежде всего превращение тех функциональных принципов, на которых основывается ресторанный бизнес этой сети, в базисные принципы организации современной социальной жизни, способствующие ее дальнейшей рационализации». Ключевое понятие в этой цитате – рационализация. Оно было введено выдающимся немецким социологом Максом Вебером, который считал, что процесс рационализации определяет и направляет развитие современного капиталистического общества. В первую очередь он понимал под этим увеличение просчитываемости и управляемости поведения индивидуумов и институтов. По мысли Вебера, в ХХ веке содержательные цели общественного развития были оттеснены на второй план, а на первый вышла эффективность достижения этих целей. Характерный пример – конвейерное производство, широко распространившееся в начале прошлого века. Введение конвейера повлекло за собой дальнейшую специализацию труда, в рамках которой рабочий оказался сведен почти до состояния робота, изо дня в день выполняющего однотипные операции, причем, поскольку за одним рабочим была закреплена одна операция, он мог справиться с ней максимально быстро, качественно и эффективно (никого, разумеется, не волновало, во что превратилась жизнь такого человека, с утра до вечера из года в год закручивающего одну и ту же гайку на одной и той же детали автомобиля).

Аналогия конвейерного промышленного производства с организацией труда в ресторанах фаст-фуда очевидна – для того, чтобы убедиться в этом, не нужно быть большим ученым, достаточно посетить ближайший «Макдональдс». Однако между ним и конвейерным производством существует еще один, гораздо более зловещий пример капиталистической рационализации: речь идет о Холокосте и фабриках смерти, созданных в середине ХХ века нацистами. Только тотальная бюрократизация и рационализация позволили гитлеровцам в столь короткие сроки уничтожить такое количество людей, причем двигало ими отнюдь не безумие, как это подчас изображают, но холодный разум и стремление с максимальной эффективностью решать поставленные задачи – вне зависимости от того, в чем эти задачи заключались. Разумеется, было бы крайне неосмотрительным проводить между Холокостом и «Макдональдсом» прямые параллели, но при этом нужно учитывать, что и то и другое – явления, обусловленные одним и тем же процессом рационализации.

Ритцер выделяет следующие отличительные черты макдональдизации как современного варианта рационализации: эффективность (подбор оптимальных средств для скорейшего достижения целей), просчитываемость (ставка делается на количество, которое не переходит в качество – критерием качества является количество проданных гамбургеров), предсказуемость (в любом «Макдональдсе» вы всегда получите один и тот же гамбургер – их рецепты идентичны во всех городах и во всех странах), а также обширное применение так называемых нечеловеческих технологий. Под последними понимаются не только автоматизация рабочего процесса, но и различные бюрократические процедуры, благодаря которым не человек контролирует инструменты своего труда, но наоборот – инструменты труда контролируют человека.

У макдональдизации есть как положительные, так и отрицательные стороны. С одной стороны, услуги и товары становятся дешевле и доступнее (например, сегодня мы уже с трудом представляем себе жизнь без интернет-торговли, но еще совсем недавно ни о чем подобном не могло быть и речи), возможности потребления постоянно увеличиваются, с другой – непрестанно возрастающая рационализация зачастую порождает иррациональность. Проиллюстрировать этот тезис примером крайне просто – достаточно вспомнить, насколько вреден фаст-фуд, насколько ограниченный сервис предлагают рестораны быстрого питания и в каких тяжелых условиях трудятся сотрудники заведений подобного рода, вынужденные изо дня в день выполнять ограниченный набор примитивных действий.

Автор книги не питает иллюзий: макдональдизация – процесс необратимый, и пути назад нет, однако это не означает, что нам остается только заниматься критикой общества потребления и вздыхать по старым добрым временам. Напротив, достигнутая на сегодняшний день рационализация производства и потребления открывает перед нами множество возможностей – вопрос только в том, как именно мы ими воспользуемся.

88 Информационное общество (М.Кастельс)М. Кастельс делает существенное различение между известными концепциями "информационного общества" и собственной концепцией "информационального общества". Если в первом случае подчеркивается определяющая роль информации в обществе, то по мнению, М. Кастельса информация и обмен информацией сопровождали развитие цивилизации на протяжении всей истории человечества и имели критическую важность во всех обществах. В то же время зарождающееся "информациональное общество" строится таким образом, что "генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальными источниками производительности и власти". Одной из ключевых черт информационального общества является сетевая логика его базовой структуры. К тому же информациональное общество развивается на фоне ускоряющихся и противоречивых процессов глобализации, процессов, затрагивающих все точки земного шара, вовлекая или исключая из общего социального, символического и экономического обмена. М. Кастельс придает особое значение исследованию того, как развивались такие технологии в послевоенный период. М. Кастельс очерчивает границы информационно-технологической парадигмы, имеющей несколько главных черт. Во-первых, информация в рамках предлагаемой парадигмы является сырьем технологии и, следовательно, в первую очередь технология воздействует на информацию, но никак не наоборот. Во-вторых, эффекты новых технологий охватывают все виды человеческой деятельности. В-третьих, информационная технология инициирует сетевую логику изменений социальной системы. Так, по мнению М. Кастельса, зарождается новая культура, "культура реальной виртуальности". Реальная виртуальность — это система, в которой сама реальность (т.е. материальное/символическое существование людей) полностью схвачена и погружена в виртуальные образы, в выдуманный мир, где внешние отображения не просто находятся на экране, но сами становятся опытом. М. Кастельс использует теорию сетей для анализа изменений, происходящих в городской среде информационного общества. Таким образом, М. Кастельс дает рельефное описание процессов, происходящих в структуре городов в период перехода к информациональной эпохе.Изучение пространственных трансформаций не ограничивает анализом городской среды, опирающимся на богатый эмпирический материал — читателю предлагается социальная теория пространства и теория пространства потоков. Под потоками М. Кастельс понимает "целенаправленные, повторяющиеся, программируемые последовательности обменов и взаимодействий между физически разъединенными позициями, которые занимают социальные акторы в экономических, политических и символических структурах общества". Таким образом, "пространство потоков есть материальная организация социальных практик в разделенном времени, работающем через потоки". Пространство потоков видится автору в виде трех слоев материальной поддержки: первый слой состоит из цепи электронных импульсов; второй слой состоит из узлов и коммуникационных центров; третий слой относится к пространственной организации доминирующих менеджерских элит, осуществляющих управленческие функции.Элиты информационального общества могут рассматриваться как пространственно ограниченная сетевая субкультура, в которой формируется стиль жизни, позволяющий им унифицировать собственное символическое окружение по всему миру. Складывающиеся в пространстве потоков слои материальной поддержки формируют инфраструктуру того общества, которое М. Кастельс называет информациональным. [

89 глобализм глобализация интернационализацияПонятие "глобализм" имеет объективное и субъективное содержание. С объективных позиций - это единое мировое пространство, создаваемое рыночной цивилизацией обмена. С субъективной стороны глобализм означает последовательное отстранение от всех местных интересов, норм и традиций, формирование мира экономического и политического монополизма с международным центром властиВопрос о том, что есть глобализация, не имеет однозначного ответа. Сформировавшиеся научные школы определяют процесс глобализации с различных методологических подходов.Культурологический подход рассматривает глобализацию в широком цивилизационном контексте. Глобализация - двуединый процесс превращения всеобщего в особенное и особенного во всеобщее. Она предполагает свободное распространение идей. Глобализация–это заключительный этап всеобщей глобальной трансформацииВторой подход - экономический. Он определяет глобализацию как бурное развитие мировых рынков, интернационализацию хозяйствования происходит слом экономических национальных границ, формирование всемирной экономики, приведение национальных норм и механизмов в соответствие с нормами ведущих стран. Экономическая глобализация проявляется в интернационализации экономических процессов, транснационализации и универсализации (приведение национальных норм в соответствие с теми, что сформировались в целом в мироэкономике).Экологический подход. Основные понятия этой школы - экологическое распределение (неравномерность использования человеком природных ресурсов); политическая экология Глобализация как отражение конфликта между модерном и постмодерном, между Западом и Востоком.Комплексный подход. Глобализация представляет собой комплексное геополитическое, геоэкономическое, геокультурное явление, оказывающее мощный эффект на все стороны жизнедеятельности вовлекаемых в этот процесс общностей. Её можно определить как процесс ослабления традиционных территориальных, социокультурных, государственно-политических и экономических барьеров, которые изолируют народы друг от друга и, наряду с этим, предохраняют их от неупорядоченных внешних воздействий..При составлении рейтинга учитываются четыре основные параметра. Во-первых, экономическая интеграция - объем международной торговли, инвестиций и различного рода выплат (в т.ч. и зарплаты), совершаемых с пересечением госграницы. Во-вторых, персональные контакты -международные поездки и туризм, объем международных телефонных переговоров, почтовых отправлений и переводов. В-третьих, технология - количество пользователей Интернета, интернет-серверов. В четвертых, вовлеченность в международную политику - членство государств в международных организациях, количество посольств и т.п. За последние годы перечень наиболее глобализированных государств мира практически не претерпел изменений. Наиболее глобализированной страной является Ирландия, на втором месте - Сингапур, на третьем - Швейцария (государства, никогда не выпадавшие из первой пятерки). Кроме них, в числе 20 наиболее глобализированных стран (в порядке занимаемого места): Нидерланды, Финляндия, Канада, США, Новая Зеландия, Австрия, Дания, Швеция, Великобритания, Австралия, Чехия, Франция, Португалия, Норвегия, Германия, Словения и Малайзия. Украина занимает 42-е место. Основываясь на вышеприведенных параметрах в определении глобализации, исследовательская компания провела опрос среди жителей 49 государств об их отношении к процессу глобализации. Большинство жителей земли дали положительный ответ на поставленный вопрос.К примеру, глобализацию приветствуют преимущественно люди в возрасте 18-29 лет: африканцы - 75%, североамериканцы - 43%, за падноевропейцы - 41%, жители Восточной Европы - 39%, латиноамериканцы - 36%. Наибольшее неприятие глобализация вызывает у тех, кому за 65 лет. Характерно, что среди людей старшего поколения, которые проживают в странах Восточной Европы и на собственном опыте могут оценить последствия процесса современной глобализации, только 7% высказались положительно о происходящемВот как разделяет термины “глобализация” и “интернационализация” английский ученый Лесли Склэр. Он пишет: “Я утверждаю, что должно быть четкое разграничение между интернационализацией и глобальностью. Дефис в интер-национальном должен показывать запутанную концепцию глобализации, основанную на существовании даже изменяющейся системы нации-государств, в то время как глобальное выражает появление процессов и систем социальных отношений, не базирующихся на системе наций-государств” Эта фраза означает, что интернационализация охватывает область международных или межгосударственных отношени а глобализация покрывает всю область мировых отношений, субъектом которых являются не только государства, но и множество других акторов мировой политики.Кроме того, теория глобализации предполагает анализ явлений, порожденных не только взаимодействием субъектов и акторов, что и образует пространство международных отношений, но и трансформацию самих государств в национальные сообщества, которые формируют мировое сообщество.