На поля
Какую-нибудь картинку с модерновыми гадами
Итак, модерн начинается как декаданс, как упадок и усталость, как погружение в смутные бессознательные глубины и тоска по чему-то одухотворенному, что можно отыскать разве только в вине, наркотиках или же за пределами земного бытия. И было это еще в 70-е годы 19 века, но не у нас, а на Западе. К нам это поветрие пришло уже в 90-е годы, причем вначале шло от ума и подражания.
Серебряный век – явление элитарное, это игры очень образованных людей. И начиналось оно в узких кругах специалистов-гуманитариев: филологов, философов, искусствоведов. К примеру, Д.С. Мережковский читал лекции в Петербургском университете, потом издал их отдельной книжкой: «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» (1892 год). В этом достаточно академическом названии как минимум две вещи должны насторожить внимательного человека. Во-первых, «причины упадка». Какого упадка? Толстой жив, Чехов на глазах становится классиком, да и других талантливых авторов множество. Однако для Мережковского весь мощный пласт русского реализма – это упадок литературы и искусства, потому что оно с легкой руки шестидесятников (Некрасов, Чернышевский, художники-передвижники и т.п.) занялось не своим делом. Все стали гражданами и пытались решать в поэзии (прозе и т.д.) какие-то больные общественные проблемы. Мережковский решительно заявил: это не дело искусства. Общественными вопросами пусть занимаются политики, социологи, земские деятели. А поэзия (литература) должна решать другие задачи: развивать восприимчивость читателей к надмирной красоте. Учить улавливать ее отблески – потому что источник красоты и ее полное воплощение находятся за пределами земного бытия. Основа искусства не изображение видимого, материального мира, а религиозное, мистическое чувство, слияние с непознаваемым, с Душой Мира. Поэт (художник) никогда не сможет показать Красоту во всем ее блеске – он может только выстроить систему намеков и символов.
На поля
«В поэзии то, что не сказано и мерцает сквозь красоту символа, действует сильнее, чем сказанное словами». «Символ делает само искусство одухотворенным, прозрачным, как тонкие стенки алебастровой амфоры, в которой зажжено пламя». Д.С. Мережковский
Символ – это образ, который ничего не называет прямо и однозначно. Символ всегда допускает бесчисленное множество интерпретаций, смыслов и прочтений. И они становятся своего рода лестницей в бесконечность – лестницей, по которой можно идти навстречу недостижимой Красоте. Недостижимой – потому что она все-таки существует за пределами нашего мира. Любимое словечко символистов – трансцендентальный, выходящий за пределы человеческого опыта.
Цикл лекций Мережковского - это теоретическое обоснование символизма, первого из модернистских течений. Однако – вот вторая странность его книжечки – обоснование-то было, но самих «новых течений» в 1892 году еще толком и не было. Была теория и еще некое неуловимое брожение умов. Впрочем, о символизме мы еще будем говорить подробно. Пока же речь идет о модернизме в целом.
Можно сказать, что настроение «конца века», предчувствие и ожидание неведомых, но грандиозных перемен, и стало общей «платформой» всех «нереалистических течений» в литературе Серебряного века.
Некоторые свидетели считают, что все началось с вулкана Кракатау. Это пустынный остров в Тихом океане, буквально взорвавшийся в грандиозном извержении в 1883 году. Это был взрыв гигантской силы, ставший катастрофой для ближайших к Кракатау островов – Явы и Суматры. Цунами, поднятое извержением, обошло весь земной шар, а в атмосферу было выброшено столько пепла, что закаты окрасились в небывалый красный цвет. Так преломлялись о частицы пепла солнечные лучи. «Пурпурно-бриллиантовый» отблеск закатов держался в небе несколько лет, и случилось это накануне прихода нового века. Алые зори, кровавые закаты – мотив в первую очередь блоковский, но заметили их все. Декаденты-москвичи (А.Белый и др.) ходили любоваться алыми закатами по Арбату – к Смоленской набережной и многозначительно пророчили, что новый век будет кровавым. Справедливо, между прочим.