35.Теория индустриального и постиндустриального общества

Теория «индустриального общества» возникла в 40-х гг. ХХ в. Ее родоначальником можно считать американского экономиста П. Дракера, который опубликовал ряд трудов: «Будущее индустриального человека» (1942), «Новое общество. Анатомия индустриального строя» (1949) и др.

Капиталистическое общество XIX в. Дракер называет «предынду­стриальным». Появление индустриального общества он связывает с ХХ в., с появлением и ростом корпораций. Дракер возвестил наступление «второй промышленной революции», флагманом которой признает США. Главным принципом революции он считает массовое поточное производство, начало которому положил Генри Форд в автомобильной промышленности.

Главным социальным последствием внедрения массового производства Дракер считает «отделение рабочего от продукта и средств производства». Процесс отделения рабочего от средств производства и продукта Дракер видит в следующем. В «традиционном обществе» XIX в. люди производили продукты самостоятельно. С переходом к индустриальному обществу продукт уже не выпускается отдельным рабочим, он становится коллективным. Отдельный рабочий обычно не может определить свой вклад в производственную организацию и в продукт. Виновник этого процесса – массовое производство с его специализацией. Кроме того, Дракер употребляет понятие «свободное индустриальное общество», образцом которого он считает американское общество. «Свободное индустриальное общество», по Дракеру, есть сочетание следующих элементов: 1) машинизированное массовое производство со специализацией и интеграцией работ в рамках крупных корпораций; 2) частная собственность на средства производства и деление хозяйства страны на автономные предприятия; 3) сосредоточение управления предприятиями в руках менеджеров; 4) координация деятельности различных хозяйственных единиц и отраслей через рынок, играющий роль регулятора производства и обмена.

Капитализм и социализм для Дракера – две разновидности «индустриального общества», но капиталистическое общество он считает свободным, а социалистическое – рабским.

В 50-х гг. теория индустриального общества находит широкое распространение, однако наиболее законченное и развернутое выражение эта теория получила в трудах американского социолога и экономиста

У. Ростоу, французского социолога Р. Арона и американского экономиста Дж. Гэлбрейта.

36.Теория информационной экономики

37.Теории современной переходной экономики

38.Экономическая мысль в ссср

Весьма существенно отличались от большевистских экономические взгляды лидеров меньшевистского движения. К 1917 г. у них сложилось особое видение перспектив революции. В теоретическом отношении представляют интерес позиции Г. Плеханова (возглавлял группу «Единство», находившуюся на правом фланге меньшевизма), П. Маслова, примыкавшего некоторое время к группе «Единство», и Ю. Мартова - лидера левой фракции и центра меньшевистской партии.

Идейным завещанием Г. Плеханова стали его речи и статьи, написанные в 1917-1918 гг., в последний период жизни (опубликованы в сборнике «Год на Родине». Париж. 1922). Г. Плеханов, опираясь на хорошо известные высказывания К. Маркса и Ф. Энгельса, утверждал, что «далеко не во всякое данное время возможен переход от одного способа производства к другому, высшему - например, от капитализма к социализму».

Россия, по его глубокому убеждению, страдала скорее от недостаточного развития капитализма. С этим тезисом, подчеркивал Г. Плеханов, соглашались практически все русские марксисты. А тот, кто понимал, что период капиталистического развития в России не закончился, не имел логического права третировать буржуазию как совершенно отживший общественный класс, способный только вредить делу прогресса. Поэтому Плеханов рассматривал позицию Ленина, требовавшего в «Апрельских тезисах» полного разрыва на деле со всеми интересами капитала, а, следовательно, выступавшего за социалистическую революцию, как разрыв с марксизмом и переход к анархизму. Ведь именно анархисты неустанно призывали рабочих всех стран к совершению социалистической революции, никогда не справляясь о том, какую именно фазу экономического развития переживает та или иная отдельная страна.

В отличие от Ю. Мартова, ратовавшего за «однородное социалистическое правительство» «от энесов до большевиков», Г. Плеханов летом 1917 г. заявлял, что коалиционное правительство не может быть исключительно социалистическим, так как экономическая отсталость России делала широкую массу пока еще совершенно неспособной к сознательному и организационному движению в сторону социализма.

Социалистическая программа в России, по словам Г. Плеханова, могла рассчитывать только на «постепенное осуществление в капиталистическом обществе». А чтобы развитие пошло в таком направлении, необходим компромисс между двумя основными силами: пролетариатом и буржуазией. «Результатом должна быть система широких социальных реформ, выработанная путем всестороннего обдуманного соглашения между революционной демократией и торгово-промышленной буржуазией». Г. Плеханов полагал, что надо требовать уступок от торгово-промышленного класса, так как «могучее развитие производительных сил, несомненно, лежащее в интересах этого класса, возможно теперь только там, где рабочее население поднимается до высокого ... уровня жизни».

Сразу же после Октябрьской революции Г. Плеханов обратился с открытым письмом к петроградским рабочим. Он прямо заявил, что октябрьские события его огорчают: пролетариат в России составляет меньшинство населения, крестьянство же было «совсем ненадежным союзником рабочих в деле устройства социалистического способа производства», так как стремилось к частной собственности на землю. «Несвоевременно захватив политическую власть, - писал Г. Плеханов, - русский пролетариат не совершит социальной революции, а только вызовет гражданскую войну, которая, в конце концов, заставит его отступить далеко назад от позиций, завоеванных в феврале и марте нынешнего года».

П. Маслов так же, как и Г. Плеханов, отмечал полную невозможность социалистической революции в России в условиях 1917 г., и, прежде всего из-за ее экономической отсталости.

Главным препятствием прогрессивному развитию страны П. Маслов считал огромное непроизводительное потребление со стороны государства и имущих классов. Траты на разросшийся административный аппарат, военные расходы отвлекали от производительного труда огромные ресурсы, поглощали основной капитал страны. По мнению П. Маслова, буржуазия (за исключением некоторых ее слоев, связанных с военными заказами) в целом беднела. Шло сокращение средств производства, одинаково угрожавшее как классу капиталистов, так и классу рабочих. Все это осложнялось неразрешенностью аграрного вопроса.

В том, что и после революционных событий хозяйство России останется товарно-капиталистическим, П. Маслов сомнений не выражал. Но он полагал, что демократия, опираясь на завоевания Февраля; сможет и должна будет повлиять на экономическое развитие в более выгодном для трудящихся смысле. Для демократии в России в 1917 г. прежде всего, открывается возможность оказать давление на государственную власть, чтобы путем государственной организации изменить распределение национального дохода (в сторону более производительного его потребления), с одной стороны, и отчасти повлиять на распределение производительных сил страны наиболее целесообразно - с другой.

В качестве главного будущего завоевания революции в экономической области П. Маслов рассматривал отчуждение земли крупных и средних собственников (путем муниципализации). Он указывал, что именно из обновленного сельского хозяйства здоровый импульс передается в другие отрасли и сферы, что «подъем промышленности, начнется с деревни». Капитализм в сельском хозяйстве поведет к дифференциации хозяйств, укреплению более крупных; слабые же хозяйства, разоряясь, будут поставлять рабочие руки для развивающейся индустрии.

На этой основе, по мнению П. Маслова, станет возможна и серьезная структурная перестройка - перемещение производительных сил из отраслей и сфер, обслуживающих непроизводительное потребление, в отрасли производительные. Все это в перспективе должно было существенно изменить облик российской экономики, увести ее от отсталости. Таким образом, линией П. Маслова, так же как и Г. Плеханова, была линия компромисса между трудящимися массами России и демократически настроенной буржуазией. П. Маслов ориентировался на длительное сохранение капитализма, только более цивилизованного и демократического. Не удивительно, что он резко отрицательно оценивал Октябрьскую революцию, указывая, что в результате ее опасные тенденции экономического развития не были приостановлены, а некоторые из них даже усилились. По мнению П. Маслова, после октябрьских событий средства производства страны, ее капитал продолжали сокращаться, промышленность была на грани остановки, а потребление росло. Кризис экономический и финансовый в такой ситуации становился неизбежным, «потому что страна не может продолжительное время потреблять больше, чем она производит».

В сложившейся экстремальной ситуации П. Маслов считал необходимым любой ценой остановить нарастание разрыва между производством и потреблением. С этой целью он предлагал усилить налоговый пресс на непроизводительное потребление (особенно предметов роскоши) и вместе с тем «в интересах самих же рабочих» временно отказаться от их завоеваний в материальной области: сократить потребление городских классов, увеличить интенсивность труда, ограничить потребление трудящихся, может быть, даже более низким уровнем, чем при самодержавии. В противовес жесткому антибуржуазному курсу большевиков, П. Маслов требовал ни в коем случае не изымать прибыль у капиталистов и не уничтожать ее путем личного потребления рабочих, не облагать капитал налогами до таких размеров, что станет невозможным его накопление, а пойти на всякое поощрение капиталистов, использующих прибыль на цели расширения производства. В условиях обострения социальных конфликтов такая программа не могла получить поддержки рабочих, к которым П. Маслов формально апеллировал.

Начало проведения политики военного коммунизма вызвало негативную реакцию у всех представителей меньшевизма. Так, Ю. Мартов в 1919 г. написал ряд очерков, в которых стремился выяснить истоки военно-коммунистического курса. Анализируя социально-экономическое развитие России, Ю. Мартов, так же как и П. Маслов, обращал внимание на преобладание в массах пролетариата потребительской точки зрения над точкой зрения производителя, господство так называемого «потребительского коммунизма» над мотивами организации производства. Он также указывал на наивный социальный оптимизм, некритически верующий, что можно реализовать любые максимальные результаты, так как ресурсы и богатство общества якобы неистощимы; на пренебрежение к задачам поддержания и обеспечения развития производительных сил, склонность к решению всех политических вопросов методами вооруженной силы, скептическое отношение к демократическим способам разрешения проблем, пренебрежение к духовной культуре.

Еще раньше, в декабре 1917 г., Л. Мартов писал: «Дело не только в глубокой уверенности, что пытаться насаждать социализм в экономически и культурно отсталой стране - бессмысленная утопия, но и в органической неспособности моей примириться с тем аракчеевским пониманием социализма и пугачевским пониманием классовой борьбы, которые порождаются, конечно, самим тем фактом, что европейский идеал пытаются насадить на азиатской почве. Для меня социализм всегда был не отрицанием индивидуальной свободы и индивидуальности, а, напротив, высшим их воплощением, и начало коллективизма я представлял себе прямо противоположным «стадности» и нивелировке. Да не иначе понимают социализм и все, воспитанные на Марксе и европейской истории. Здесь же такой «окопно-казарменный квазисоциализм», основанный на всестороннем «опрощении» всей жизни, на культе даже не «мозолистого кулака», а просто кулака, что чувствуешь себя как будто бы виноватым перед всяким культурным буржуа».

Вместе с тем в отличие от представителей правого крыла меньшевизма - Г. Плеханова, А. Потресова, П. Маслова и других - Ю. Мартов не соглашался рассматривать Октябрьскую революцию как заговор большевиков и контрреволюционную авантюру. Он признавал ее неизбежность. Основные причины и идейные истоки послереволюционных эксцессов, в том числе в социально-экономической сфере, Ю. Мартов видел не в особенностях большевизма, а в предшествующей политике правящих классов: в течение четырех военных лет «правящие классы разрушали производительные силы, уничтожали накопленное общественное богатство, решали все проблемы поддержания хозяйственной жизни первобытным методом «грабежа награбленного» - реквизициями, контрибуциями, конфискациями, принудительным трудом за счет побежденных. «Мудрено ли», - восклицал Ю. Мартов, - что народные массы начинают с того, чем кончили правящие классы?»

В чем видели лидеры меньшевизма выход из тяжелой ситуации, в которой оказалась страна после нескольких лет «военного коммунизма»? Ответ на этот вопрос можно найти в материалах VIII Всероссийского Съезда Советов (22-29 декабря 1920 г.), на который с правом совещательного голоса были приглашены представители РСДРП(м) (они составляли всего 0,3% всех участников съезда). От имени партии выступал Ф.Дан. Съезду были предложены альтернативные проекты резолюций по основным вопросам, которые в конечном итоге были заблокированы большевиками (91,7% участников).

Предложенный меньшевиками проект резолюции по докладу Совнаркома констатировал ситуацию паралича советской системы, замирания всякой жизни во всех организациях трудящихся, превращения гражданской и военной бюрократии в самодовлеющий аппарат, установления диктатуры одной партии. Меньшевики предлагали демократизировать советскую конституцию, установить свободу печати, союзов, собраний, гарантировать неприкосновенность личности, отменить террор и репрессии.

Не менее важны представленные ими проекты резолюций о задачах восстановления экономики и поднятия сельского хозяйства. В них выдвигались следующие меры: отказ государства от политики общей национализации промышленности, привлечение частного капитала и кооперации; поощрение государством мелкой национализированной промышленности, работающей на вольный рынок; широкое привлечение иностранного капитала при полной гласности в этом вопросе; отмена милитаризации труда и жесткое ограничение трудовой повинности, понижающей производительность труда и негативно влияющей на личность; свободное развитие независимых от государства рабочих и крестьянских организаций, дающих трудящимся простор для самодеятельности; изменение продовольственной политики, предоставление крестьянину стимулов для расширения и улучшения хозяйства; обеспечение за крестьянами неприкосновенного пользования той землей, которую они получили в ходе революции; сведение числа советских хозяйств в земледелии к тому минимальному количеству, которое государство может содержать как образцовые и экономически выгодные; сдача отсталых хозяйств в аренду; упразднение комбедов и других подобных организаций; свобода распоряжения крестьян излишками продуктов, оставшихся после выплаты строго фиксированных повинностей государству; переход к индивидуальному товарообмену (т.е. торговле - вместо прямого продуктообмена).

В сущности, здесь были сформулированы все основные пункты будущей программы новой экономической политики, которая была введена по инициативе Ленина лишь несколько месяцев спустя. Но было одно очень важное отличие. Меньшевики считали необходимым проводить не только экономические реформы, но и сочетать их с демократическими изменениями в политической жизни, полагая, что только это обеспечит успех. Данный момент (требование политического нэпа) выделялся ими и при анализе результатов нэповского курса.

Отношение различных групп меньшевиков к практической реализации нэпа было далеко не одинаковым. Так, деятели «Лиги наблюдателей» (небольшая тайная организация, объединившая в 1922-1927 гг. меньшевиков, оставшихся в Советской России) восприняли введение нэпа с немалым оптимизмом. Руководители лиги, в том числе такие известные идеологи меньшевизма, как Н. Валентинов, В. Громан, лояльно относились к большевистской власти и выражали надежду, что нэп приведет к отказу от многих дискредитировавших себя лозунгов и принципов.

«Лига наблюдателей» коллективно подготовила доклад-меморандум «Судьба основных идей Октябрьской революции», в котором выделялись те основополагающие концепции большевиков, которые, по мнению авторов меморандума, оказались разбитыми жизнью. В числе последних были: тезис Ленина о непосредственном переходе от государственно-монополистического капитализма к социализму (который якобы смотрит на нас сквозь окна современного капитализма), идеи о построении «скелета социалистического общества» путем создания единого государственного банка, а также ориентация на управление государством всеми поголовно и по очереди («каждая кухарка выучится управлять государством»). Не оправдали себя и установки на сплошную национализацию и учет, общественную обработку земель коммунами, налаживание прямого продуктообмена, ликвидацию денег и, наконец, надежды на грядущую мировую революцию.

«Лига наблюдателей» делала вывод: если с горизонта страны удалить эти ложные идеи, тогда появится надежда, что страна пойдет уже по другому и на этот раз правильному, разумному пути