Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Философия науки Матяш 1 (2).doc
Скачиваний:
49
Добавлен:
10.12.2018
Размер:
1.15 Mб
Скачать

3. Становление развитой научной теории

Сфера научного знания распадается на эмпирический и теоре­тический уровни (см. предыдущую главу). Опыт, эксперимент, на­блюдение — это составляющие эмпирического уровня познания. Абстракции, идеализированные объекты, концепции, формулы и принципы — необходимые компоненты теоретического уровня. Теоретический и эмпирический уровни познания нельзя свести к соотношению чувственного и рационального. И на эмпирическом, и на теоретическом уровнях познания имеют место взаимодействие и единство чувственного и рационального.

Развитая теория представляет собой не просто совокупность связанных между собой положений, но содержит в себе механизм концептуального движения, внутреннего развертывания содержа­ния, включает в себя программу построения знания. В этой связи говорят о целостности теории. Для классической стадии развития науки характерен идеал дедуктивно построенных теорий.

Описательные теории ориентированы на упорядочивание и систематизацию эмпирического материала. Математические тео­рии, использующие математический формализм, предполагают формальные операции со знаками математизированного языка, выражающего параметры объекта. Теория не должна рассматри­ваться как «закрытая» и неподвижная система. Она содержит в себе механизмы своего развития, как посредством знаково-символи-ческих операций, так и благодаря введению различных гипотети­ческих допущений. Существует и путь мысленного эксперимента с идеализированными объектами, который также обеспечивает приращение содержания теории.

Язык теории, надстраиваясь над естественным языком, в свою очередь подчинен определенной иерархии, которая обусловлена иерархичностью самого научного знания. Многообразные науки

148

имеют самостоятельные предметные сферы и связаны необходи­мостью существования специфических языков. Научный язык — специфический понятийный аппарат научной теории и приемле­мые в ней средства доказательства. Как знаковая система он созда­ется и служит эффективным средством мышления. Сам процесс продвижения к истинной теории есть также и своеобразная успеш­ность «выразительных возможностей языка». Многие ученые счи­тают, что развитие науки непосредственно связано с развитием языковых средств выражения, с выработкой более совершенного языка и с переводом знаний с прежнего языка на новый. Можно выделить языки эмпирических и теоретических наук, язык наблю­дений и описаний и др. В науке четко проявляется тенденция пе­рехода от использования языка наблюдений к языку эксперимен­та. Убедительным примером тому служит язык современной физики, который содержит в себе термины, обозначающие явле­ния и свойства, само существование которых было установлено в ходе проведения различных экспериментов.

В философии и методологии науки обращается особое внима­ние на логическое упорядочивание и сжатое описание фактов. Вместе с тем очевидно, что упорядочивание и логическая концен­трация, сжатое описание фактического материала ведут к значи­тельной трансформации в смысловом семантическом континуу­ме. Когда описательные языки выходят за пределы описания и указывают на закономерности, объединяющие данные факты, их статус меняется, возникает номологический язык.

Многообразная спецификация различных типов научных язы­ков вызвала к жизни проблему их классификации. Одним из пло­дотворных решений этой проблемы было предложение о класси­фикации языков научной теории на основе ее внутренней структуры: языки стали различаться с учетом того, в какой из подсистем тео­рии они преимущественно используются. В связи с этим выделя­ются следующие классы языков науки: (а) ассерторический — язык утверждения, с его помощью формулируются основные утверж­дения данной теории. Ассерторические языки делятся на форма­лизованные и неформализованные. Примерами первых служат

149

любые формальные логические языки. Примерами вторых — фраг­менты естественных языков, содержащих утвердительные предпо­ложения, дополненные научными терминами; (б) модельные языки, которые служат для построения моделей и других элементов модель-но-репрезентативной темы и также подразделяются на формализо­ванные и неформализованные. Формализованные основываются на использовании средств математической символики; (в) процедурный — язык, служащий для описания измерительных, эксперименталь­ных процедур, а также правил преобразования языковых выраже­ний, процессов постановки и решения задач. Особенностью про­цедурных языков является однозначность; (г) аксиологический -язык, создающий возможность описания различных оценок эле­ментов теории и располагающий средствами сравнения процес­сов и процедур в структуре самой научной теории; (д) эвристичес­кий — язык, осуществляющий описание исследовательского поиска в условиях неопределенности. Именно с помощью эврис­тических языков производится столь важная процедура, как по­становка проблемы.

Осевыми составляющими языка являются знак и значение. В на­уке под значением понимается смысловое содержание слова, обеспе­чивающее относительное постоянство структуры речевой деятель­ности и ее принадлежность к тому или иному классу предметов. Знак определяется как материальный предмет (явление, событие), вы­ступающий в качестве представителя некоего другого и использу­емый для приобретения, хранения, переработки и передачи ин­формации. Языковой знак квалифицируют как образование, репрезентирующее предмет, свойство, отношение действительнос­ти. Совокупность данных знаков, их особым образом организо­ванная знаковая система и образует язык.

Наиболее распространенные пути создания искусственных языков научных теорий: (1) терминологизации слов естествен­ного языка; (2) калькирование терминов иноязычного происхож­дения; (3) формализация языка. Язык не всегда располагает адек­ватными средствами воспроизведения альтернативного опыта, в его базовой лексике могут отсутствовать те или иные символичес-

150

кие фрагменты. Для философии науки принципиально важным ос­тается изучение специфики языка как эффективного средства реп­резентации, кодирования базовой когнитивной системы, выясне­ния специфики научного дискурса и взаимосвязи языковых и внеязыковых механизмов построения теории. Острота проблемы соотношения формальных языковых конструкций и действитель­ности, аналитичности и синтетичности высказываний присутству­ет на этапе построения, развития теории. Представление об уни­версальной репрезентативности формализованных языков, об их идеальности изобилует парадоксальными конструкциями, что вызывает к жизни альтернативную концепцию репрезентации (представления предметности), указывающую на то, что отноше­ние языковых структур к внешнему миру не сводится лишь к фор­мальному обозначению, указанию, кодированию.

В процессе становления развитой научной теории большое зна­чение принадлежит процедуре верификации, т.е. подтверждения. Вместе с тем К. Поппер доказал, что любая теория в принципе фальсифицируема, т. е. подвластна процедуре опровержения. Принцип фальсифицируемое™ составляет альтернативу принци­пу верификации, но подтвержден историей науки. Теория назы­вается эмпирической или фальсифицируемой, если она точно раз­деляет класс всех возможных базисных высказываний на два подкласса: во-первых, класс всех тех базисных высказываний, с которыми она несовместима, которые она устраняет или запре­щает (это класс потенциальных фальсификаторов теории), и, во-вторых, класс тех базисных высказываний, которые ей не противоречат, которые она «допускает». Иначе говоря, как счи­тает B.C. Степин, «теория фальсифицируема, если класс ее потен­циальных фальсификаторов не пуст».

Развитая научная теория содержит в себе тенденцию к экст­раполяции, т. е. к переносу ее принципов и моделей на все слу­чаи теоретического поиска. Однако экстраполяция во многом ограничена и не является универсальной процедурой. В разви­той теории сохраняются инвариантное содержание и концеп­туальная модель ее дальнейшего роста. Значительное место зани­мают процедуры интерпретации и математической формализации.

151

B.C. Степин выделяет три особенности построения развитой научной теории. Первая указывает на то, что «развитые теории большей степени общности в современных условиях создаются коллективом исследователей с достаточно отчетливо выражен­ным разделением труда между ними», т. е. речь идет о коллектив­ном субъекте научного творчества. Это обусловлено усложнени­ем объекта исследования и увеличением объема необходимой информации. «Вторая особенность современной теоретико-позна­вательной ситуации состоит в том, что фундаментальные теории все чаще создаются без достаточно развитого слоя первичных тео­ретических схем и законов», «промежуточные звенья, необходи­мые для построения теории, создаются по ходу теоретического синтеза». В качестве третьей особенности выступает применение метода математической гипотезы, «построение теории начинается с попыток угадать ее математический аппарат».

Развитая теория обладает прогностической функцией, которая проявляется в следующих видах прогнозов: тривиальный и нетри­виальный, поисковый и нормативный. Тривиальный прогноз строится в системе причинно-следственных отношений и опирается на предположение, что существует определенность, задаваемая про­шлым состоянием системы. Нетривиальный прогноз заставляет учи­тывать потенциальную возможность влияния факторов, не вклю­ченных «в модель в силу их весьма малой значимости в прошлом», а также изменчивость и подвижность самой системы, особенно в случае ее открытости. Нетривиальный прогноз использует так на­зываемый фильтр предпочтений, создаваемый на основе образа желаемого будущего. Поисковый прогноз предполагает выявление характеристик предметов и событий на основе экстраполяции тен­денций, обнаруженных в настоящем. Нормативный предсказыва­ет возможные состояния предмета в соответствии с заданными нормами и целями. Уровень развитой теории позволяет разработ­ку и активное использование таких прогностических методов, как «прогнозный граф» и «дерево целей». Графом называют геометри­ческую фигуру, состоящую из вершин точек, соединенных отрез­ками-ребрами. Вершины обозначают собой цели, ребра — спосо-

152

бы их достижения. Причем на всем протяжении ребра могут встре­чаться прогнозируемые отклонения от предполагаемой прямой на­учного поиска. Тогда граф имеет структуру с ответвлениями, отра­жающую реальный ход движения научной мысли. Графы могут содержать либо не содержать так называемые циклы (петли), мо­гут быть связанными или несвязанными, ориентированными или неориентированными. Если связанный граф не содержит петель и ориентирован, то такой граф называют деревом целей или графо-деревом. Графический образ дерева выполняет во многом иллюст­ративную функцию и может быть заменен списком альтернативных решений с принципом вытеснения все менее и менее значимых уровней и событий. Для оценки их значимости можно приписать каждому из них коэффициент относительной важности.

4. Проблемные ситуации в науке

Традиционная классическая гносеология описывает движение научно-познавательного процесса как ход мышления от вопроса к проблеме, затем к гипотезе, которая после своего достаточного обоснования превращается в теоретическую модель (вопросы, свя­занные с пониманием проблемы и гипотезы, рассматривались ча­стично в предыдущей главе 4). Таким образом, гносеологическая цепочка: вопрос—проблема—гипотеза—теория скрепляет разви­вающееся научное знание. Проблема (от греч. problema — задача, трудность, преграда) в самом общем смысле понимается как зна­ние о незнании, как совокупность суждений, включающая в себя не только ранее установленные факты, но и суждения о еще не­познанном содержании объекта. Проблема выглядит как выражен­ное в понятии объективное противоречие между языком наблю­дения и языком теории, эмпирическим фактом и теоретическим описанием. Постановка и решение проблемы служит средством получения нового знания. Понятие проблемы определяется Нео­днозначно: (а) как содержание, которое не имеется в накоплен­ном знании; (б) как реконструкция имеющейся исходной теорией наличествующего массива знания. Проблемы следует отличать от псевдопроблем, которые фиксируют мнимое противоречие. Вы-

153

деляют также допроблемную и предпроблемную стадии, которые предшествуют формированию собственно проблемной ситуации.

Этап проблемного осмысления и выдвижения гипотезы опи­рается на использование уже имеющегося познавательного ар­сенала, т.е. теоретических конструктов, идеализации, абстракт­ных объектов с учетом новых данных, расходящихся с устоявшимся объемом знания. Гипотеза выступает как основополагающий этап создания теоретической модели. Гипотеза (от греч. hypothesisпредположение) по форме представляет такого рода умозаключение, посредством которого происходит выдвижение какой-либо догадки, предположения, суждения о возможных основаниях и причинах явлений. Широко распространен вывод о том, что гипотеза явля­ется формой развития естествознания. Ньютону приписывают суждение «гипотез не измышляю», которое, в некотором роде, опровергает роль и значение гипотезы в научном познании. Когда гипотеза оказывается в состоянии объяснить весь круг явлений, для анализа которых она предложена, она перерастает в теорию.

К условиям обоснованности гипотезы немецкий философ и математик Г. Лейбниц относил следующее: во-первых, гипотеза наиболее вероятна, чем более она проста; во-вторых, гипотеза наи­более вероятна, чем больше явлений ею может быть объяснено; в-третьих, гипотеза наиболее вероятна, чем лучше она помогает пред­видеть новые явления. Гипотезы, как и абстрактные объекты и идеализации, являются средствами построения теоретических моделей, их строительным материалом. Вместе с тем они должны содержать в себе предметность, отражать стоящие за ними эмпи­рические связи, данные опыта, экспериментов и измерений.

Проблемные ситуации являются необходимым этапом разви­тия научного познания и достаточно явно фиксируют противоре­чие между старым и новым знанием, когда старое знание не мо­жет развиваться на своем прежнем основании, а нуждается в его детализации или замене. Они предполагают особую концентрацию рефлексивного осмысления и рационального анализа. При этом необходимо соотнести ряд параметров, среди которых понятие «приемлемо», «адекватно», «необходимо», а также «санкциониро-

154

вано». Проблемные ситуации указывают на недостаточность и ог­раниченность прежней стратегии научного исследования и культи­вируют эвристический поиск. Они свидетельствуют о столкнове­нии программ исследования, подвергают их сомнению, заставляют искать новые способы вписывания предметности в научный кон­текст.

Симптомом проблемных ситуаций в науке является возникно­вение множества контрпримеров, которые влекут за собой мно­жество вопросов и рождают ощущения сомнения, неуверенности и неудовлетворенности наличным знанием. Результатом выхода из проблемных ситуаций является конституирование новых, рацио­нально осмысленных форм организации теоретического знания.

Проблемные ситуации бывают (а) глобальные и (б) локальные. Глобальные вызывают трансформацию мировоззренческих ориен­тации. Например, на рубеже XIX-XX веков был зафиксирован кризис в физике и одновременно произошла научная революция в естествознании, изменившая научную картину мира. Проблем­ные ситуации локального порядка возникают повсеместно, когда трудно установить непротиворечивое соотношение теории с ее эм­пирическим базисом. В этом случае поиск причинно-следствен­ных отношений является основополагающим условием разреше­ния данной проблемной ситуации. Принцип причинности всегда занимает доминирующее место в научном исследовании. Вместе с тем проблемные ситуации могут возникать и в силу того, что изу­чение современной наукой более сложных объектов (статистичес­кие, кибернетические, саморазвивающиеся системы) фиксирует помимо причинных связей иные: функциональные, структурные, коррелятивные, целевые и пр. В связи с этим современная фило­софия науки осознает в качестве глобальной проблемную ситуа­цию, связанную с заменой представлений о линейном детерми­низме и принудительной каузальности нелинейной парадигмой, предполагающей квантово-механические эффекты, стохастичес­кие взаимодействия. Другой проблемной ситуацией считается на­пряжение между рациональностью и сопровождающими ее вне-рациональными формами постижения действительности. Слепая

155

вера в рациональность осталась в прошлом как образец класси­ческого естествознания. Сейчас для ученых актуальны дискуссии по поводу открытой рациональности, впускающей в себя интуи­цию, ассоциацию, метафору, многоальтернативность и пр. Про­блемные ситуации дают мощный импульс рефлексивному мыш­лению. Интеллектуальный процесс, рожденный проблемными ситуациями, направляется на организацию поиска решения. Мыш­ление предстает как «алфавит операций», позволяющий развер­нуть творческий поисковый процесс.

Проблемные ситуации в науке свидетельствуют о том, что име­ет смысл различать «знает что-либо» и «знает, что». Знание необ­ходимо рассматривать как отношение между человеком и объек­том и как отношение между человеком и суждением. Первое названо перцептуальным знанием, а второе — сужденческим. С уче­том историко-философской традиции первый тип знания может быть отнесен к Локку, второй — к Декарту. Следовательно, проблем-ность указывает на изначально промежуточное эпистемологичес­кое поле, в котором нет деления на сектора: эмпиризм, рациона­лизм, логическое, историческое. Преодоление проблемных ситуаций шло в направлении рациональной связанности, сопро­вождалось ростом согласованности выводов.

Важная роль для преодоления проблемных ситуаций принад­лежит точности репрезентаций (представления объекта понятий­ным образом). Репрезентация может быть формальной, а может быть и интуитивной. В последнем случае схватываются основные характеристики, особенности поведения и закономерности объек­тов, без проведения дополнительных или предварительных логи­ческих процедур. Формальная репрезентация требует процедур обоснования и экспликации (уточнения) понятий, их смыслового и терминологического совпадения.

В целом, наличие проблемных ситуаций в науке индексирует этап ее качественного изменения. Решение проблемных ситуаций стимулирует пересмотр оснований, в рамках которых проблема возникла и была поставлена, предполагает новый уровень науч­ной рефлексии и приводит к развитию научного познания.

156

5. Познание и проблема взаимосвязи действительности, мышления, логики, языка

В философии науки проблемы взаимосвязи действительности, мышления, логики и языка являются фундаментальными для объяснения возможности или невозможности научного познания истины. Смысл этих проблем можно передать с помощью следую­щих вопросов. Совпадает ли содержание мышления с содержани­ем действительности (действительность — объективно существу­ющее подлинное бытие, в отличие от видимости)? Если «да», то «вычерпывает» ли логическое мышление все содержание действи­тельности? Может ли вербальный язык адекватно передать содер­жание логического мышления? Как соотносятся логика мышле­ния и грамматика? Насколько можно быть уверенным в том, что язык репрезентирует достаточно адекватно содержание действи­тельности?

Рассмотрим, как решались указанные проблемы в истории фи­лософии.

1. Проблема совпадения содержания мышления с содержанием дей­ствительности. В классической философии эта проблема актуаль­на, так как положительное её решение способствовало обоснова­нию возможности познавать с помощью мысли то, что мыслью не является.

Аристотель, анализируя словарь греческого языка, открыл де­сять категорий и назвал их «общими видами сказывания о бытии». То есть он зафиксировал, что наше мышление строит предложе­ния по логической кальке «причина—следствие», «сущность—яв­ление», «пространство—время» и т.д. Например, предложение «Солнце нагревает камень» построено по форме суждения «при­чина—следствие». Аристотель был первым, кто не только открыл категории мышления, но одновременно стал рассматривать их как принадлежащие бытию, как общие роды бытия, т.е. отождествил содержание категорий мышления с содержанием действительно­сти. Такое отождествление называется в философии онтологиза-цией мышления.

157

В дальнейшем классическая философия вплоть до Гегеля отож­дествляла онтологическую картину мира (картину действительно­сти) с содержанием общих идей, которые обнаруживались в со­знании, но рассматривались при этом, как принадлежащие не нашей субъективности, а чему-то, что находится вне этой субъек­тивности. Примерами таких идей являются идеи Бога, причины, субстанции, сущности и т.д., т.е. практически все логические и философские категории. Философы были убеждены, что каково содержание общих идей в мышлении, таково и содержание дей­ствительности «как она есть сама по себе».

Мышление трактовалось, с одной стороны, как нормирование, организация и обоснование рассуждений, а с другой, как субстан­ция, определяющая и устанавливающая порядок и закономернос­ти действительности. Способность мышления к суждению отож­дествлялась со способностью оперировать универсальными логическими категориями. Поэтому философской теорией мыш­ления была логика. Считалось, что мышление судит, т.е. строит суж­дения об онтологических причинах и следствиях, сущности и яв­лении и т.д., но то, о чем мышление судит, одновременно является и средством мыслить, т.е. средством создавать всеобщие суждения. Поэтому категории бытия рассматривались одновременно и как категории мышления. А это означало признание того, что логика мышления (субъективная логика) и логика действительности (объективная логика) тождественны. Логика, как наука о мышле­нии, выступала одновременно и как наука о всеобщих закономер­ностях развития действительного мира. Так обосновывалось со­впадение содержания мышления с содержанием действительности, тождество онтологии и логики, что и позволяло обосновывать спо­собность мышления познавать действительность. Гегель выразил идею тождества онтологии и логики, мышления и действительно­сти так: логика есть «всеживотворящий дух всех наук», ибо она изучает систему чистых определений мышления, т.е. логических категорий, а последние есть основания всего, что есть в действи­тельности.

158

2. Проблема взаимосвязи мышления и языка, действительности и языка.

Проблема взаимосвязи мышления и языка, действительности и языка решалась следующим образом. Логические категории мышления определяют форму суждений, которые являются осно­вой предложений. А так как предложение не существует вне язы­ка, то, следовательно, язык и мышление связаны непосредствен­но. Гегель, например, считал, что логические категории мышления отложились, прежде всего, в языке, а потому логика и грамматика взаимосвязаны: анализируя грамматические формы языка, мож­но открыть логические категории. То есть логика и грамматика вза­имосвязаны. Мыслительная деятельность, представляющая собой нахождение единства во многообразии, совершается преимуще­ственно в языке и через язык. А это значит, что в языке адекватно выражены и зафиксированы свойства, структуры, законы не толь­ко мышления, но и совпадающей с ним объективной реальности.

Итак, классическая философия исходила из убеждения, что, во-первых, мышление есть, прежде всего, логика, содержание которой совпадает с содержанием реальной действительности; во-вторых, язык, как способ существования логического, непосредственно свя­зан с мышлением, а потому является средством адекватного ото­бражения действительности.

Признание тождества мышления и бытия, понимание языка как адекватного средства отображения действительности открывало простор для уверенности, что обо всем, находящемся на земле, под землей, над землей, можно получить истинное знание, т.е. узнать, каково содержание действительности как она «есть сама по себе» и адекватно выразить это содержание в языке науки.

В неклассической философии проблема совпадения содержания мышления с содержанием действительности решалась по-иному.

Сомнение в том, что мысль и бытие, мышление и действитель­ность как она есть «сама по себе» тождественны, появилось еще в классический период. Уже Кант утверждал, что мышление «кон­струирует» явления (феномены) действительности, которые затем

159

и изучает. Поэтому научное знание имеет дело не с действительно­стью как она есть «сама по себе», а с реальностью, сконструиро­ванной мышлением. Физики изучают «физическую» реальность, химики — «химическую» и т.д. За пределами возможности логи­ческого мышления остается непознаваемый с его помощью «оста­ток» («вещь в себе», в терминологии И.Канта).

Эпистемология второй половины XX века отказалась от жесткого утверждения Гегеля о тождестве (полном совпадении) онтологии и логики, бытия и мышления. Начался пересмотр классического решения проблемы «познание, действительность, мышление, логика, язык». М.Хайдеггер, например, считал, что он­тология шире логики, логическое мышление не может дать исчер­пывающего знания о действительности. Логическое мышление было «обвинено» многими философами в том, что оно узурпировало зна­ние о мире, представив в научном знании искаженное содержание действительности. Э. Гуссерль также считал, что классическая фи­лософия абсолютизировала логическое мышление в качестве основ­ного структурного элемента сознания, тогда как на самом деле та­ким элементом является интенциональность, т.е. направленность, мотивированность, преднамеренность. Интенциональность — это слитность сознания с бытием, где формируется содержание, обла­дающее подлинной очевидностью и достоверностью. В сознании существуют первичные интенции, или смыслообразующие эле­менты «жизненного мира». Онтология — сфера таких элементов. Утверждение, согласно которому существует тождество субъек­тивной и объективной логики, т.е. тождество мышления и дей­ствительности, а логическое мышление объявляется субстанцией, определяющей и устанавливающей содержание действительнос­ти, было подвергнуто радикальному сомнению.

2. Проблема взаимосвязи мышления и языка, действительности и

языка.

В классической философии существовало убеждение, что «если слово что-нибудь обозначает, то должна быть какая-то вещь, кото­рая имеется им в виду». Представители логического позитивизма (Дж. Мур, Б. Рассел, Л. Витгенштейн и др.) занялись уточнением

160

логического статуса обозначающих выражений, что предполагало рассмотрение вопроса об отношении языка к реальной действитель­ности. Так, Рассел считал, что философы не всегда четко проясня­ли для себя существующие типы отношений языка к действитель­ности, что и приводило к формулировке псевдопроблем. Одной из таких псевдопроблем, по его мнению, является вопрос о том, что соответствует в действительности таким общим понятиям, как сущность, причина, субстанция и т.д. Люди, писал он, пользуются в обыденном языке обобщающими словами: «дерево», «человек» и др. Но они не замечают парадоксальности суждений типа «Я уви­дел дерево», «Я встретил человека» и т.д. Парадокс состоит в том, утверждал Рассел, что увидеть «дерево вообще» или встретить «че­ловека вообще» невозможно. Увидеть можно только «вот это» де­рево, встретить можно только «вот этого» человека. Язык вводит нас в заблуждение. Называя некие абстрактные сущности, он по­рождает нашу склонность верить в их реальное существование. Из этой веры и родился идеализм, который наделял общие идеи и понятия, логические категории, имеющие языковое выражение, статусом объективного существования. Соблазн объективировать (вынести вовне и приписать объективное существование) содер­жание общих понятий и категорий лежит в основе идеалистичес­кой идеи тождества мышления и бытия. С точки зрения Рассела, реальное отношение к действительности имеют только имена еди­ничных вещей. Все другие обозначающие выражения, особенно общие понятия и категории, ни к чему в реальности не относятся, ничему не соответствуют, а признание такого соответствия есть язы­ковые «ловушки», в которых мышление запутывается и начинает фор­мулировать псевдопроблемы, а затем их решать.

Витгенштейн поделил все высказывания на осмысленные или информативные повествования о фактах и событиях и бессмыс­ленные, которые ничему не соответствуют в действительности, но в силу своей языковой фактуры создают видимость наличия в них информации о действительности.

Идея о необходимости покончить с иллюзией о каком-то адек­ватном соотнесении вербального языка и действительности стала

6. Философия науки

161

главной в философии языка XX века. Так, французский лингвист Ф. де Соссюр одним из первых стал настаивать на произвольнос­ти связей между словом и предметом, знаком и означаемым, раз­рушив тем самым уверенность классической философии, что язык репрезентирует реальность, что он как-то соотносится с не-язы-ком, выступает посредником между человеком и миром. Призна­ние посредничества языка означало признание существования объекта познания, субъекта познания и наличия связи между ними. Отрицание посреднической роли языка разрушало традиционную субъект-объектную модель познания, согласно которой язык че­ловека связан, с одной стороны, с его мышлением, а с другой — с внешней действительностью. В наиболее жесткой форме отказы­вает языку в способности быть посредником репрезентации или выражения содержания действительности современный американ­ский философ-прагматист Р.Рорти. С его точки зрения, существу­ет «демаркационная линия» между вещами и словами. То, что вы­ражено в слове, предложении, не существует вне них. Ни одно описание мира, даже научное, не является точной репрезентацией действительности как она есть «сама по себе». Более того, сама идея такой репрезентации лишена всякого смысла, а высказывание, со­держащее эту идею, является бессмысленным. Язык не связан с действительностью, а она не имеет способности говорить. Гово­рим только мы, люди, и мы же создали язык, на котором говорим. Языковые тексты имеют отношение только к другим текстам. Они включены в языковую игру, которая и определяет их смыслы. Та­кая позиция ведет к отказу от прежней гносеологической пробле­матики, связанной с обоснованием возможности познания исти­ны и ее адекватного выражения в языке.

Современные постмодернистские философы «освобождают» язык не только от функции репрезентации действительности, но и от его непосредственной связи с мышлением. Они считают, что язык искажает мысль, ибо диктует ей правила и нормы оформле­ния в порядок, а потому ищут способы выражения содержания мысли до ее логического и грамматического оформления. Это и

162

делает тексты постмодернистов трудными для читателя, воспитан­ного на философской «классике».

Разрыв связей и взаимоотношений между действительнос­тью, мышлением, логикой, языком породил теоретико-методоло­гический плюрализм и релятивизм «на грани удручающей бес­связности». В этой «бессвязности» понятие истины стало лишним и, более того, бессмысленным.

Литература

1. Кун Т. Структура научных революций. — М., 1975.

2. Лакатос И. Бесконечный регресс и основания науки // Со­временная философия науки. — М. 1996.

3. Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т.1. — М., 2000.

4. Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход. — М., 2002.

5. Степин В. С. Теоретическое знание. — М., 2000.

6. Тулмин Ст. Человеческое понимание. — М., 1984.

7. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. — М., 1986.

163