§ 2. Досуговое общение в контексте его исторического развития

Сущность и особенности досугового общения нель­зя в полной мере понять, не зная, хотя бы в самых общих чертах, исторической динамики его развития в целом и в российских условиях в частности.

История общения в России - благодатнейший пред­мет социокультурного изыскания. Перед исследователем здесь открываются самые привлекательные перспективы, занимательные сюжеты, весьма интересный фактологиче­ский материал. В контексте досугово-бытовой истории Русский народ предстает как исключительно радушный,

гостеприимный и общительный. Он и в самом деле всегда отличался повышенной коммуникативностью. Отсюда и особенности национального быта. Тон здесь неизменно задавала деревня с ее вековым общинным укладом. Рус­ские создали уникальную систему гостевания, накопили отличные традиции праздничного застолья, придумали великое множество форм совместных развлечений, ос­воили замечательный народный календарь. Конечно, на этом длинном и сложном пути были и нелегкие времена, когда обстановка отнюдь не способствовала проявлению радости, веселья и открытости, без которых полноценное общение в принципе невозможно. Но даже эти мрачные периоды не смогли пригасить общительность как коренную черту русского национального менталитета.

Оглядываясь назад, следует подчеркнуть, что на развитие и характер общественного досуга большое влия­ние оказало принятие христианства. В соответствии с пра­вославными заповедями полагалось делать свободными от работы воскресные и праздничные дни. Досуг четко от­межевывался от повседневной производственной дея­тельности. Это твердое членение временного бюджета было, без сомнения, прогрессивным явлением. Наличие санкционированного религией свободного времени разно­образило и по-своему украшало довольно нелегкую жизнь человека. Досуг и досуговое общение были для трудового люда совершенно необходимой отдушиной, выполнявшей важные компенсаторные функции.

Очень сильное воздействие на образ жизни русской деревни как хранительницы национальной культуры, ока­зывала сельская община, общинный дух и общинные тра­диции. Единые дела и единые заботы всегда сближают людей, порождают духовное единство. В рамках общины их сплачивали общая земля, общественная житница, об­щинные сходы, братчины, помочи, праздники, единый приход и многое-многое другое. Эта атмосфера братства утверждала и укрепляла систему взаимопомощи, добро­желательности, милосердия. Нельзя забывать и о том, что российское село всегда было буквально пронизано родственными связями, к которым примыкало вторичное родство, образующееся за счет крестин, побратимства, кумовства и других православных и чисто житейских обы­чаев.

Нельзя не отметить сильное влияние деревенской общины на становление и развитие нравственных начал. Русская деревня имела довольно строгие нормы поведе­ния. Здесь четко разделялось дозволенное и недозволен­ное. Весьма суровыми были суждения общественного мнения. Появление на посиделках молодого человека в пьяном виде, например, считалось крайне неприличным и безоговорочно осуждалось. Девицам предписывалась по- истине величайшая скромность.

Некоторые послабления в поведении допускались только в играх. Скажем, не подвергались осуждению игры с поцелуями. Существовали игры и игровые ситуации, санкционировавшие некоторые особенности в поведении молодых пар, готовившихся к свадьбе. Все было выверено в самых разумных пропорциях. Пресекалась любая рас­пущенность, но не было и супераскетизма. В целом сфера досуга была насквозь пронизана традициями и обычаями, которые ничуть не помешало бы больше чтить нашему обществу и сегодня.

Самым распространенным местом досуговых встреч летом с незапамятных времен считалась завалинка. Так в народе называли земляную насыпь вокруг избяных стен, которая для удобства устилалась поверху гладко струган­ными досками. Это было излюбленное место сбора муж­чин среднего и старшего возраста. Женщины сюда загля­дывали гораздо реже, но зато интенсивно восполняли по­добные пробелы беседами у деревенских колодцев.

Отличные возможности для вечернего и празднич­ного общения в летнюю пору предоставляла сама дере­венская улица. Главными формами такого общения стано­вились игрища, хоровод, карагод, круг. Все это происхо­дило обычно на околице, на лугу, у речки и в других тра­диционных для деревни местах отдыха и развлечений. Инициаторами были чаще всего молодые женщины и де­вушки, которые собирались посередине села и начинали «играть песни». Через некоторое время к ним присоединя­лись мужчины и парни. Появлялись гармошки, балалайки, бубны. Взявшись за руки, участники этого импровизиро­ванного гуляния составляли круг, в центре которого появ­лялся заводила. Начиналось веселье с песнями, пляска­ми, кадрилями, традиционными театрализованными дей­ствиями и т. д.

Весьма важное место в системе деревенского об­щения занимали братчины (кануны). Так назывались в се­лах периодически проводимые традиционные пиршества за общим столом. В процессе подготовки братчины со всех дворов собирали муку и деньги. Затем варили общее пиво, готовили праздничный обед, покупали у местного шинкаря водку. Обычно подобные празднества устраивались по так называемому обету и были связаны с какими-то давними событиями, случаями и происшествиями: большими ура­ганами, пожарами, наводнениями, засухой, побитием хле­ба градом и т. п. Это была своеобразная дань святым за спасение деревни. В день кануна (братчины) из приход­ской церкви выносили иконы и хоругви, окропляли дома, поля и скот святой водой. В деревнях, где существовала так называемая братская свеча, канунами отмечался день, когда свечу переносили для хранения из одного дома в другой. За общинный стол полагалось усаживать всех, включая и бедняков, не участвовавших в ссыпке, а также и тех, кто случайно оказался на этот день и час в праздную­щей деревне. В некоторых местах был принят обычай со­бираться на братчины несколькими соседними селами, входящими в единый церковный приход.

Осенью и зимой на смену летней завалинке прихо­дило так называемое сумерничание. Обычно это проводи­лось в наиболее гостеприимных избах, где вечерами со­бирались соседи, приятели, родственники. Экономя лучи­ны, а позднее керосин, зажигать свет не торопились. Так что интимная обстановка создавалась как бы сама собой. Беседы, рассказы, воспоминания, обсуждение каких-то но­востей и событий развертывались без сутолоки и, естест­венно, без всякого регламента. Никто никуда не спешил. Наговориться здесь можно было, что называется, всласть.

Популярной формой зимнего повседневного досуга в русской деревне были супрядки. Здесь собирались в ос­новном девушки, изредка - молодые женщины. Приходили непременно с рукоделием - чесали кудель, пряли, вязали, вышивали, шили. Главное на супрядках - работа, но за работой и в перерывах пели, играли, разговаривали, рас­сказывали. Супрядки проходили чаще всего в одной какой- то избе, выбранной на всю зиму. Обычно хозяева ее были наиболее приветливыми и общительными людьми в де­ревне.

Иначе обстояло дело с посиделками. Они проводи­лись по очереди в тех домах, где жили молодые девушки. Таким образом, за зиму супрядки нередко обходили дере­венскую улицу несколько раз. Этот вид посиделок мог быть общим, но гораздо чаще собирались по возрастам и, соответственно, посиделки делились на большие, сред­ние, малые. Сюда, как и на супрядки, девушки шли с прял­ками, гребнями, спицами. Досуг и труд в русской деревне сочетались довольно тесно. Зачином посиделок была ра­бота. До прихода парней никакого веселья не предусмат­ривалось: все занимались рукоделием, можно было вести разговор или петь «протяжные песни». Но хозяйка дома уже ставила самовар — ждали гостей. Парни приходили как из своей, так и соседних деревень. К чаю полагалось при­носить угощение: пряники, конфеты, орехи, изюм. Вино на посиделках исключалось. Пришедших под хмельком тоже почти никогдэ не было! применительно к молодым людям это считалось верхом неприличия. После чэепития начи- налась основная часть посиделок - танцы. Если не было гармони или какого-то другого музыкального инструмента, кадриль водили просто «под песню». Танцы тоже переме­жались с играми, забавами, потехами.

Вечоры, вечерины, беседы - в разных местах их на­зывали по-разному — проводились тоже в зимний период. Но значительно реже, чем супрядки или посиделки. Здесь мы видим уже много элементов чисто праздничного обще­ния, а праздники, как известно, каждый день не бывают. На вечеринах не полагалось брать с собой рукоделие, и это тоже свидетельствовало об их особом, развлекатель­ном характере.

Основной стержень вечерин — кадрили и хороводы. Здесь пели песни, играли, загадывали загадки. Как прави­ло, молодежь звала к себе на гулянье «почетных гостей» - стариков, умеющих «вести старины» и рассказывать сказ­ки. Ни одна вечеринка не обходилась без плясок и игр. Особое веселье разгоралось, когда приходили ряженые из своих или соседних деревень.

Популярностью пользовались хороводные игры, со­держанием которых был песенный диалог, где две танце­вальные пары поочередно «наступали» друг на дрУ^{га и} пели так называемые задорные частушки. На вечеринках любили «завивать веревочку»: участники ее, взявшись за руки, водили хоровод под исполняемые всеми песни. «Ве ревочка» разрасталась в длину, вываливалась в сени и даже на улицу, а затем снова возвращалась в избу. Уто­мившиеся могли «оторваться от веревочки» и отдохнуть, сидя на лавках, а затем опять включиться в эту веселую хороводную забаву.

Избу для бесед отдавали по очереди или нанимали. Девушки тут пряли, вязали и одновременно веселились, пели песни, плясали, играли в разные игры.

В русских супрядках, вечеринах довольно строго со­блюдался установленный «уклад». Но при этом они нико­гда не превращались в некие усредненные, трафаретные развлечения. Значительное разнообразие вносил в их со­держание обрядовый календарь. Это выражалось, прежде всего, в песенном репертуаре - в соответствии с вехами зимнего календарного цикла предпочтение отдавалось то колядкам, то надблюдным, то масленичным песням. На посиделках любили гадать. Начиналось это в доме, где ворожили на воске, олове, на курице, клюющей зерно, а потом, когда все высыпали на улицу, бегали кидать ка­мушки в прорубь, считать звезды, «слушать на перекрест­ках» и т. п.

Социально-педагогическая ценность традиционных форм деревенского досуга заключалась в том, что они бы­ли не только разновидностью общения, но и превосходной школой общения, чего так не хватает нашим сегодняшним дансингам и дискотекам. Система посиделок давала мо­лодым людям своеобразное «общественное воспитание». Здесь существовали хотя и неписаные, но обязательные для выполнения своды поведенческих правил. Красивая кадриль с изящными приглашениями, выходами, поклона­ми воспитала предельно уважительное отношение к парт­нерам, партнершам, ко всем окружающим. Нравственным уставом досугового поведения категорически осуждались всякое бахвальство, заносчивость, чопорность и превыше всего почитались скромность, уважение к старшим, дру­желюбие, доброта. Высоко ценилось умение ладно спля­сать, хорошо спеть, не растеряться в игре, проявить там, где это требуется — остроумие, находчивость, ловкость.

Посиделки вносили уникальный вклад в культурное развитие молодежи. Именно тут усваивала она азы музы­кального и хореографического искусства. Причем все это делалось не нарочито, не назойливо. Посиделки - пре­красный образец «обучения через развлечение», орга­нично вплетенного в общую ткань повседневной жизне­деятельности человека.

Не менее разнообразными были уличные игры. Иг­рали в горелки, лапту, чижа, в редьку, в лебеду, в задавки, в рюхи, в бабки. Любили круглые и веревчатые качели. Устраивали состязания в верховой езде, а в некоторых местах и кулачные бои.

В содержании и формах организации деревенского досуга всегда было много традиционного. Однако жизнь закономерно вносила даже в столь устойчивое образова­ние новые элементы. Отмена крепостного права и после­дующая затем эпоха интенсивного промышленного разви­тия породили такое, ранее незнакомое для сельской об­щины явление, как отходничество. Появилось большое число молодых мужчин, которые жили уже по принципу «одной ногой в деревне, а другой - в городе». При этом связи с родней обычно не нарушались. Даже те, кто рабо­тали в городах постоянно, бывали неизменными гостями деревни в большие праздники, отпуска, а если позволяло расстояние, то и в обычные выходные дни. Общение с та­кими людьми являлось для исконных сельских жителей особенно привлекательным. Это было своеобразное окно в какой-то другой, невиданный мир, притягательный и пу­гающий одновременно. Периодические наезды в деревню отходников приносили с собой массу городских историй, былей, быличек, рассказов о необычных случаях и проис­шествиях. Через этот канал в патриархальный мир сель­ской общины проникали элементы городской ранее незна­комой культуры: новые песни, танцы, мода, язык, обычаи и т.д.

Одной из самых распространенных форм досугового общения буквально всех слоев российского общества можно считать гостевание, то есть хождение в гости и прием гостей. Мы уже говорили, что русские люди с неза­памятных времен отличались своим ярко выраженным хлебосольством. Утверждению этой черты характера во многом способствовали и народные обычаи, и православ­ные традиции. Основной разновидностью гостевания по­всеместно являлись престольные храмовые праздники. В эти дни хозяева принимали своих родственников, друзей и хороших знакомых из соседних, а то и дальних деревень и сел. Обильное угощение в избе неизменно сочеталось с праздничным гулянием на улице. Храмовые праздники от­мечались не менее трех дней, а иногда занимали и целую неделю.

Средовые крестьяне (так называли мужиков средне­го возраста) собирались на улице отдельно от молодежи. Тут можно было встретиться со старыми знакомыми из со­седних сел, узнать новости, потолковать, побеседовать. Зачастую хозяин возвращался отсюда домой с новыми гостями, пополнявшими компанию ранее приехавших.

Прием гостей проводился не только по престольным праздникам. Во многих случаях он был связан с важными семейными событиями - родинами, крестинами, именина­ми, свадьбами и т.д.

Деревенское хлебосольство имело самый широкий диапазон. Известный этнограф М. Забылин в своей книге об обычаях и обрядах русского народа особо отмечает, что в сельской местности существовало правило пригла­шать к себе в дом прохожих и проезжих людей, угощать их за столом и никогда не брать за угощение никакой платы. «Эту прекрасную черту, наследие наших предков, можно было в прежние времена видеть как между помещиками, так и в крестьянском кругу. Хозяева обижались, если их гости мало пили и ели. И потчевание постоянно сопровож­далось поклонами и чествованием».

Среди гостевых праздников важное место занимала масленица, в рамках которой предусматривался особый распорядок хождения по родне. Масленичная пятница именовалась тещиными вечерками - зятья должны были навещать тещ, суббота - золовкиными посиделками - не­вестки приглашали к себе золовок, в прощеное воскресе­нье существовал обычай непременно посещать кума с ку­мой. Не менее хлебосольными являлись летне-осенние Спасы - Медовый и Яблочный, когда желанными гостями считались все, кто попадал в эти дни в деревню. Столы с обильным угощением выставлялись в хорошую погоду прямо на улицах и были доступными для любого человека.

Обычай радушного гостевания охватывал не только крестьянство, но и дворянское сословие. Особым хлебо­сольством славилось сельское мелкопоместное дворянст­во. Постоянные гости были основными поставщиками све­жих новостей. У некоторых особо общительных людей это становилось чуть ли не основным занятием. Вполне уме­стно вспомнить здесь соответствующие сюжеты из русской классической литературы. Тема гостевания нашла пре­красное отражение в книгах А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, И.А. Гончарова, И.С. Тургенева, А.Н. Островского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, И.А. Бунина, И.С. Шмелева и мно­гих других писателей.

Примерно со времен Ивана IV на Руси стало появ­ляться все больше и больше откупных питейных заведе­ний, именовавшихся кабаками. Царь Алексей Михайлович повелел завести их во всех российских городах. За корот­кое время число этих питейных домов выросло в несколь­ко раз. Благосклонно к развитию кабацкого дела относился в последующие годы и наследник Алексея Михайловича Петр Алексеевич. В известном петровском указе целесо­образность этого дела обосновывалась весьма своеобыч­но - «для развития духа общественности». Кабаки, трак­тиры, закусочные, чайные, ресторации действительно пре­вратились со временем в весьма популярные места досугового общения. Не зря обойма поговорок и пословиц на кабацкие темы открывается в «Толковом словаре» В. И. Даля народным изречением: «В кабаках побывать - людей повидать». Живописную картину трактирных увеселений мы находим в книгах И. Прыжова, А. Терещенко, В. Гиля­ровского. Это действительно весьма экзотичный пласт до­сугово-бытовой действительности и интереснейшая фор­ма общественной жизни России.

Петровские реформы стали началом постепенной перестройки дворянских досугово-бытовых традиций по европейским стандартам. Наиболее ярко это выразилось в развитии отечественного клубного движения, когда в об­ществе стали возникать культурно-досуговые структуры не побочно, а специально занимающиеся организацией по­вседневного общения.

По поводу рождения российских клубов существует много весьма экзотических легенд. Согласно одной из них зачинателем здесь стал некто Уленгуд - санкт- петербуржский гробовых дел мастер, выходец из Голлан­дии. Этот новый для России досуговый центр сразу про­славился буйными потехами и его пришлось быстро за­крыть. Вторая история более достоверна, ибо имеет со­хранившееся документальное подтверждение. С начала 1770 года около сорока петербуржских предпринимателей, в большинстве своем англичан, стали регулярно соби­раться по вечерам в одной из гостиниц, хозяином которой был голландец Францис Гардинер. К сожалению, гости­ничное заведение через некоторое время разорилось, а клуб был распущен. Однако клубная идея не умерла. Для ее реализации нашли новое помещение. Управляющим очередного клуба выбрали с 1770 года Корнелия Гардине­ра. Это культурно-досуговое общество стало именоваться Английским клубом. К началу 1780 года в нем состояло уже более 300 человек, большинство из которых были ко­ренными петербуржцами. Клуб имел свой устав и систему членства. В нем действовали буфет, гостиная, библиоте­ка, игровая комната. Выписывались газеты и журналы. Проводились ежедневные вечерние ужины, а по знамена­тельным датам - праздничные обеды. В уставе значилось, что в члены Английского клуба могут быть приняты особы из сословия дворянства, военных и гражданских чиновни­ков, из ученых, купцов и именитых художников. Согласно уставу, клубное собрание не имело «иного предмета, кро­ме общественного препровождения времени и занятия благопристойными разговорами, позволенными играми, чтением книг и периодических изданий». Нельзя не отме­тить, что членами этого клуба являлись многие из извест­ных и даже знаменитых людей того времени. К ним отно­сятся И. А. Крылов, Я. Б. Княжнин, М.М. Сперанский, В.А. Жуковский, А.С. Пушкин, Н.М. Карамзин, Н.А. Некрасов. Почетными членами клуба были избраны князь М.И. Куту­зов, канцлер А.М. Горчаков, граф К.В. Нессельроде, гене­рал А.П. Ермилов.

В 1772 году появился Английский клуб в Москве. Во времена Павла I его закрыли, но с июля 1802 года он сно­ва возобновил свою деятельность. Состав его членов был не менее именит. Мы находим здесь целые династии - Га­гарины, Голицыны, Волконские, Одоевские, Трубецкие, Хрущевы, Шаховские, Оболенские и многие другие. Ряд известных людей, состоявших его членами или просто бы­вавших в нем, отразили деятельность этого клуба в своих воспоминаниях, даже в литературных произведениях. Мы имеем в виду прежде всего А.С. Пушкина, А.С. Грибоедо­ва, Н. М. Карамзина, Е. А. Баратынского, Н. В. Гоголя, Н. А. Некрасова, Ф. М. Достоевского. Л. Н. Толстой пре­красно описал жизнь Московского клуба в своем романе «Война и мир». На протяжении полутора веков (клуб за­крыли в 1918 году) это было одно из самых популярных мест повседневного общения московской элиты.

Много сходного с английскими клубами имели в России многочисленные Благородные собрания. В Москве такое собрание возникло в 1783 году. Основателями его стали князь А. Б. Долгорукий и сенатор М. Ф. Соймонов. К этому собранию весьма благосклонно относились царст­венные особы. Екатерина II специальным рескриптом пе­редала в его полную собственность обширный дом в Охотном ряду. Александр I сразу после коронации не только посетил собрание, но и вступил в его члены. Соб­рание получило высокий титул Российского благородного собрания.

Членами этого собрания могли стать лишь предста­вители дворянского сословия. От возникших ранее в Пе­тербурге и в Москве английских клубов собрание отлича­лось тем, что было как для «кавалеров», так и для «дам». Здесь регулярно проводились пышные балы. Ориентиру­ясь на столичный опыт, собственные благородные собра­ния открыли затем практически во всех губернских городах России.

Мода на клубы оказалась весьма заразительной. Вслед за клубами дворянского сословия в большом коли­честве стали возникать купеческие клубы, клубы предпри­нимателей, чиновников, офицерские клубные собрания, клубы художественной интеллигенции, а затем и общедос­тупные досуговые центры в виде клубов учащейся моло­дежи, рабочих клубов, народных домов, культурно­просветительских кружков и сельских изб-читален.

Видное место среди форм досуговой жизни в горо­дах занимали салоны. Они начали зарождаться еще в первой половине XIX века. Вполне понятно, что в доволь­но пестром российском обществе салоны не могли пред­ставлять собой единого и однообразного явления. Среди них было немало таких, которые снобистски копировали парижские образцы, вроде известной «говорильни мадам Рекамье». В русской литературе лучше всех обрисовал эти досуговые встречи Л.Н. Толстой, великолепно изобра­зивший в романе «Война и мир» завсегдатаев салона ма­дам Шерер.

Другая разновидность русских салонов - салоны, где собирались вполне культурные, чаще всего либераль­но настроенные люди. В Петербурге пушкинских времен это был салон А.О. Смирновой-Россет. В Москве - салон З.А. Волконской. Здесь же проходили знаменитые «до­машние собрания» А.П. Елагиной - одной из образован­нейших женщин тогдашней России - матери И.В. и П.В. Киреевских. Этот салон охотно посещали видные москов­ские ученые и писатели. Частыми гостями. П. Елагиной были А С. Пушкин, П.Я. Чаадаев, А.И. Герцен, братья Ак­саковы и многие другие.

Интересная страница в истории русских салонов - «субботы» художника-передвижника Н.А. Ярошенко. Они начались в 1874 году как «рисовальные вечера», на кото­рые приходили в основном молодые живописцы. Посте­пенно круг собиравшихся в доме 63 по Сергиевской улице расширялся. К художникам присоединились видные пе­тербургские ученые, писатели, журналисты, несколько позднее - учащаяся молодежь. И так продолжалось более четверти века в тот самый период, который справедливо называют самыми «глухими» годами русской истории XIX века.

Завсегдатаями ярошенковских суббот были Д. И. Менделеев, И. П. Павлов, Г. И. Успенский,

2. М. Гаршин, И.Е. Репин, Н.Н. Крамской, Н.Н. Ге, философ и поэт B.C. Соловьев, актриса П.А. Стрепетова. В основ­ном салон посещали люди, активно участвовавшие в об­щественной жизни, их споры и обсуждения часто перехо­дили с художественных тем на социальные. Здесь много читали вслух, слушали музыку и пение, любили шутки и розыгрыши. В конце каждого вечера непременно садились за гостеприимный стол, на котором, кстати говоря, никогда не было горячительных напитков.

Во второй половине XIX века известный среди моск­вичей коллекционер В.Е. Шмарович основал у себя на квартире салон любителей искусства. Знаменитые «сре­ды» в Савеловском переулке сыграли немалую роль в де­ле открытия и популяризации молодых талантов - начи­нающих художников, писателей, музыкантов. Это был своеобразный театр дебютантов. Если новичка хорошо встречали «у дяди Володи», он мог смело рассчитывать на всеобщее признание. Собиравшиеся здесь тонкие знатоки искусства редко ошибались.

Писатель Владимир Алексеевич Гиляровский стал основателем знаменитых «столешников дяди Гиляя». Так назывались периодические встречи в его московской квар­тире в Столешниковом переулке, где Владимир Алексее­вич жил и работал с 1866 по 1935 год. Это был, судя по воспоминаниям современников, подлинный клуб интерес­ных встреч. Приходившие в гости к Гиляровскому могли увидеть любопытнейших людей, от таких выдающихся представителей культуры, как А.П. Чехов, А.И. Куприн, Ф.И. Шаляпин, J1.H. Толстой, А.М. Горький, И.А. Бунин,

2. А. Есенин, В.В. Маяковский и до экзотических обитате­лей легендарной Хитровки. Нельзя не отметить, что «сто­лешники» намного пережили самого дядю Гиляя. Продол­жателем их стал зять Гиляровского В.М. Лобанов - журна­лист, библиограф, книголюб, страстный поклонник живо­писи. В Москве знают его как основателя и ныне сущест­вующего клуба любителей книги при Центральном Доме работников искусств.

Отдавая должное клубам и салонам как формам ор­ганизации досугового общения, следует отметить, что преимущественная часть российского населения всегда ориентировалась в проведении своего досуга главным об­разом на народные традиционные формы. Так обстояло дело не только в деревне, но и в городе. И это было впол­не естественным - основную долю городского люда со­ставляли выходцы из села. Они хорошо знали, помнили, да и не хотели отказываться от деревенских обычаев. Мы видим и слышим здесь те же танцы, песни, игры, ту же знаменитую «завалинку», те же хождения в гости. Так жи­ли все без исключения малые города, то же можно было наблюдать на городских окраинах губернских центров, да и в самой столице.

Вторая половина XIX - начало XX века характерны для России усиленным ростом среднего класса, ядро ко­торого составляло многочисленное мещанство: ремес­ленники, мелкие торговцы, домовладельцы, чиновничест­во и т. д. В сфере досуга этой части населения, особенно молодежи, получили большое распространение городские вечеринки, которые заметно отличались от деревенских. Эти молодые люди собирались обычно в доме или на квартире одного из участников вечера. Состав отдыхаю­щих был небольшим, они так или иначе знали друг друга, и без специального приглашения сюда никто не приходил. Обычно устраивалось небольшое застолье, игры, танцы. Много беседовали, спорили, пели. Причем песенный, тан­цевальный и даже игровой материал в этих случаях был, как правило, иным, чем на сельских посиделках. Город­ская вечеринка упрочила моду на гитару, жестокий ро­манс, граммофон и европейские танцы.

Во второй половине XIX века в России получила широкое развитие очень своеобразная ветвь досугового общения, которую можно определить как дачную. Именно в этот период начинается своеобразный дачный бум. Те, кому это было по силам, строили собственные дома - обычно просторные двухэтажные, рассчитанные не толь­ко на себя, но и на многочисленных гостей. Другая, и, не­сомненно, большая часть любителей загородного отдыха активно осваивала принцип дачной аренды. О том, что это явление оказалось довольно значимым в социальной жизни России, наглядно свидетельствует русская литера­тура - особенно А.П. Чехов, А.М. Горький, Л.Н. Андреев, В.В. Вересаев, в многочисленных произведениях которых дачная тема нашла весьма выразительное отражение. По своему содержанию это общение было довольно разно­образным - здесь все зависело от типа отдыхающих и их интересов. Но в определенной интеллигентности, хотя и с неизбежной примесью мещанства, ему отказать нельзя. В структуру досуга стал входить спорт, были популярными никогда не уходящие из сферы отдыха игры и, что осо­бенно характерно для рассматриваемого периода, мод­ным стало театральное и музыкальное любительство: спектакли, инсценировки, живые картины, пение и т. д. Это была излюбленная форма летнего досуга врачей, учителей, служащих, средних и мелких предпринимате­лей, студенческой молодежи и др.

Послереволюционная сфера досуга в России до­вольно долгое время представляла собой затейливую смесь старого и нового. Деревня не спешила отказывать­ся от своих патриархальных общинных традиций. Город был более склонен к инновациям в основном за счет раз­нообразных комсомольских инициатив. Что касается ме­щанской среды, то здесь тоже не стремились порывать со старыми обычаями. Именно так обстояло дело с уже упо­минавшимися нами домашними вечеринками. Они совсем безболезненно перевалили через революцию и долго еще продолжали существовать в своем неизменном виде.

Новым в организации досугового общения в первые послереволюционные годы стал усиленный рост клубов, состав которых отличался большим разнообразием: ра­бочие, крестьянские, комсомольские, партийные, красно­армейские, школьные, детские и т. д. Нельзя не отметить, что клубное движение получило в ту пору основательную партийно-государственную поддержку. В общем русле то­тальной социализации стоявшие у власти люди увидели одно из важных средств «коммунистической организации свободного времени». Приобрел популярность лозунг о том, что общественному характеру производства должен соответствовать и общественный характер досуга. На этой основе родился самый настоящий клубный бум.

Определенное время новые клубы действительно работали неплохо. Однако уже с середины 20-х годов деятельность их стала вызывать серьезное недовольство. Разгорелась бурная дискуссия по поводу, каким должен быть клуб и чем он призван заниматься. Уместно вспом­нить в этой связи о горячих спорах, прокатившихся по страницам газет и журналов в 1924-1925 годах. Зачинате­лями его стали заводские рабочие, письмо которых было напечатано в газете «Правда». Это они первыми высту­пили против учреждавшейся агитационно- пропагандистской модели клуба, в рамках которой не ос­тавалось места ни свободному общению, ни обыкновен­ному отдыху, ни так необходимому для человека развле­чению.

Вполне понятно, что переломить партийную линию в области клубного дела в ту суровую пору не удалось. Конец 20-х и начало 30-х годов стали временем прямого запрещения клубного членства, в результате которого клуб превратился в элементарный проходной двор - сюда можно было заглянуть на какое-то массовое мероприятие или заседание политического кружка - но не более того. Клубы на глазах перерождались в казенные агитационно­пропагандистские учреждения. Тотальная идеологизация и политическая ангажированность со временем буквально выдавили из клубной деятельности то, ради чего она, собственно, и возникла - свободное досуговое общение.

Очень плохо пришлось свободным молодежным объединениям. Конец 20-х и последующее десятилетие стали временем, когда эти объединения разгоняли ни за что. Так случилось, например, с филологическим кружком ленинградских студентов, членом которого был тогда бу­дущий академик Д.С. Лихачев. Еще более трагичной ока­залась судьба литературно-театральной группы «Объе­динение реального искусства» (ОБЭРИУ) - поэтов Д. Хармса, Н. Заболоцкого, А. Введенского и др. Что касается неформальных объединений общественно- политической направленности, то о них и не приходится говорить. Здесь было вырублено все под корень. Причем жестоко и беспощадно. В 1932 году вышло постановление ВЦИК и СНК, утвердившее «Положение о добровольных обществах и союзах» - своеобразный «драконовский» за­кон, перекрывающий кислород даже малейшей граждан­ской инициативе. И, тем не менее, попытки молодежи создавать свои неформальные объединения не прекрати­лись даже в 30 - 40-е годы. Можно вспомнить разгром­ленную в 1946 году группу «Свежее вино». Через два года после этого были репрессированы воронежские студенты из объединения Бориса Батуева. Об истории этих отваж­ных ребят подробно рассказал в книге «Черные камни» Анатолий Жигулин, который сам являлся членом батуев- ской группы. По мере расширения доступа в закрытые ра­нее архивы мы узнаем все новые факты преследования в эти трудные времена неформальных молодежных объе­динений.

Положение несколько изменилось после смены партийно-государственного руководства в 1953 году и по­явления первых документов, осуждающих культ личности Сталина. В середине 50-х годов прошла бурная дискуссия

о путях перестройки клубной работы. Активное участие в этой дискуссии приняли «Литературная газета», «Комсо­мольская правда», «Труд», «Известия», «Советская куль­тура», журналы «Культурно-просветительная работа», «Молодой коммунист» и другие периодические издания. Во времена «оттепели» произошли некоторые позитивные сдвиги и в организации досуга. Одним из них было появ­ление молодежных любительских объединений и клубов по интересам. К сожалению, на пути их развития еще ос­тавалось немало помех.

По-прежнему сильно мешали развитию обществен­ных инициатив препятствия юридически-правового свой­ства. До начала 80-х годов все определялось устаревшим «Положением о добровольных обществах». В дополнение к нему циркулировала громадная масса более мелких ин­струкций, откровенным девизом которых было сакрамен­тальное «не пущать». Утвержденное в 1980 году «При­мерное положение о клубах и любительских объединени­ях» во многом повторяло нормативные акты 30-х годов. Чуть либеральнее оказалось принятое уже в годы пере­стройки «Положение о любительском объединении, клубе по интересам» (1986). Еще четыре года после этого шли бесконечные споры о функциях организации-учредителя, против контролирующей роли которой выступала вся де­мократическая общественность. Только к 1990 году от по­добного контроля, наконец, отказались - в новом «Законе об общественных объединениях» этот одиозный пункт был снят.

Явная неудовлетворенность молодежи слишком уз­ким диапазоном официально разрешенных форм общест­венной деятельности и свободного общения породила до­вольно мощное движение разнообразных неформальных объединений. Это была прямая альтернатива тому, что упорно насаждалось административно-командной систе­мой и откровенно не принималось молодыми. Аппарат штатных и нештатных агитаторов, пропагандистов, воспи­тателей попытался оградить молодежные инициативы се­рым забором официальщины. Молодежь выломала в нем дыру и ушла через нее в другой, более интересный мир. И пусть он был далеко не идеальным, зачастую иллюзор­ным, где-то скопированным с западных образцов, но в нем молодой человек все равно чувствовал себя более свободным. Здесь открывалась желанная возможность окунуться в новую, романтичную атмосферу и уйти от опостылевших, нудных наставников с их отшлифованны­ми истинами. Неформальные группы и объединения ста­новились в таких условиях своеобразным оазисом, где можно было спрятаться от не удовлетворяющей тебя действительности, восстановить утерянное сознание цен­ности собственной личности, реализовать себя в творче­ском плане.

Молодежь перенесла в жизнь неформального дви­жения все лучшее, что ей удалось выработать в свобод­ном улично-дворовом общении. Здесь собирались только свои и можно было ничего не опасаться в разговорах, спорах и обсуждениях. Тут особенно ценилась откровен­ность, смелость, незаезженность оценок. В таком обще­нии всегда господствовала столь милая сердцу молодого человека оппозиционность и критичность мысли и слова.

Нельзя не вспомнить в этой связи один из первых появившихся в период «оттепели» клубов — Ленинград­ский клуб молодежи. Он был создан на базе Дворца куль­туры им. Ленсовета Борисом Фирсовым. В 1956 году воз­никло очень интересное объединение, получившее назва­ние «Клуб молодежи города Одессы». Руководителем его стал Анатолий Бурштейн, который через несколько лет будет организатором легендарного новосибирского клуба «Интеграл».

В 1962 году родился по инициативе молодежи во главе с молодым архитектором Вячеславом Климовым Куйбышевский молодежный клуб. В его составе успешно действовали объединения любителей литературы, музы­ки, живописи, кино, туризма, а также эстрадный ансамбль «Гармония», студенческий театр миниатюр, центр инте­ресных встреч и ряд других самостоятельных групп.

Еще через год был организован уже упоминавшийся нами новосибирский клуб-кафе «Интеграл». В рамках его работали студенческий клуб «Понедельник», дискуссион­ный клуб «Научный четверг», литературный клуб «Грена­да», политический клуб «Молодежь и общественный про­гресс», джаз-клуб «Спектр», клуб туристов «Путешест­вие», клуб самодеятельной песни «Конек», клуб «Йога», журналистский клуб «Гусиное перо», клуб юмористов «Двенадцать стульев» и другие молодежные творческие объединения.

В целом для системы молодежного, да и не только молодежного, общения 60-70-х годов было характерно ярко выраженное деление на формальные и неформаль ные контакты. Внешне людям приходилось соблюдать официально принятый истеблишмент, но наряду с этим существовала другая жизнь с другим восприятием и оцен кой окружающего мира. Именно на этой основе родилось сначала робкое, а затем весьма широкое движение раз­нообразных андеграундных групп. Спектр их был весьма своеобычным: начиная от чисто кухонных встреч в ма­ленькой приятельской компании до хотя и «катакомбных», но хорошо организованных коллективов.

Социальной базой усиленного роста подобных объ­единений стало то, что с некоторых пор в стране появи­лось большое количество невостребованных людей. На­лицо была молодая энергия, желание включиться в ак­тивную общественную жизнь, но объективная ситуация отнюдь не способствовала реализации подобных устрем­лений. На этой основе в молодежной среде возникли две ясно различимые тенденции. Одна из них была связана с уходом части молодых людей в откровенно оппозицион­ное полуподполье. Так родился феномен «шестидесятни­ка», ставшего своеобразным предвестником грядущей пе­рестройки и будущего реформирования. Вторая тенден­ция выразилась в том, что другая и, очевидно, большая часть молодых людей того времени не пошла дальше не­кого досугово-бытового бунта и стала активно пополнять ряды хорошо знакомых всем хиппи, панков, рокеров и т.д. Отдельные молодые люди в своих неугомонных поисках истины начали склоняться кто к дзен-буддизму, кто к мар- кузианству, кто к фрейдизму, кто к сартровским мировоз­зренческим концепциям, кто к иным духовным ориенти­рам. Нельзя не отметить в этой связи, что неизрасходо­ванная на общественно полезные нужды энергия зачас­тую толкала молодежь на весьма извилистые и небезо­пасные тропы. Молодежный андеграунд стал^нашей тре­вогой, нашей болью, и вместе с тем - нашей надеждой. Он говорил о неизбежности грядущих перемен и в какой- то мере готовил эти перемены.

Как известно, жить неформалам приходилось тогда в весьма сложных условиях. Многие прибегали к искусной мимикрии, прибивались под крыло комсомольских коми­тетов и разнообразных учреждений культуры. Зачастую официальная вывеска была одна, а содержание деятель­ности — совсем другое. Определенная часть шла по еще более зыбкой тропе нелегальных квартирных, подваль­ных, загородных встреч. Власти с ожесточением пресле­довали и тех и других.

Новый этап закручивания гаек по отношению к мо­лодежным объединениям пришелся на период андропов- ского руководства Комитетом государственной безопасно­сти (1967 - 1982). Уже то, что в системе КГБ было создано по этим проблемам специальное и довольно мощное под­разделение, говорит о многом.

В 1967 году состоялся шумный разгром объедине­ния «Социально-христианский союз», созданного за три года до этого студентом ЛГУ Игорем Огурцовым. Руково­дитель объединения получил 15 лет лагерей и 5 лет по­следующей ссылки. В числе осужденных по этому делу был ныне известный российский писатель Леонид Боро­дин.

Следующий 1968 год ознаменовался уничтожением знаменитого новосибирского клуба-кафе «Интеграл». В марте 1968 года здесь прошел фестиваль самодеятель­ной песни. Он имел громадный успех, но очень не понра­вился партийному начальству и компетентным органам. Особенно ополчились тогда на песни выступавшего в «Интеграле» Александра Галича. Галичу пришлось после этого эмигрировать. Популярнейший в стране клуб в од­ночасье распустили, а здание, в котором он работал, пре­вратили в заурядную точку общепита.

Особенно жестко карались студенческие нефор­мальные объединения. Наиболее одиозным был разгон в 1976 году молодежной группы «Ленинградская школа» во главе с Аркадием Цурковым. В 1980 году был разогнан религиозный клуб Александра Огородникова в Москве. Сам Огородников был осужден по статье 70 УК РСФСР - за антисоветскую агитацию и пропаганду и получил 5 лет лагерей и 6 лет ссылки. Аналогичная судьба выпала в том же году на долю ленинградского христианского клуба «Мария». Руководители его - Н. Малаховская, Т. Горяче­ва и Н. Лазарева были выдворены за пределы СССР.

Полным ходом шло в первой половине 80-х и пре­следование объединений, связанных с нетрадиционными религиозными течениями. В 1983 году закрыли клуб «Космос» в подмосковном Калининграде. После злой ста­тьи в прессе в дело оперативно вмешались Московский обком и Калининградский горком партии. У руководителя опального клуба Яна Колтунова отобрали партбилет и уволили с работы.

С поистине иезуитской изощренностью придумыва­лись все новые и новые формы контроля за работой и способы наказания провинившихся художественно­творческих коллективов. Скольких сил и нервов стоила любителям так называемая «литовка» репертуара. Кол­лективы буквально замордовывали бесконечными требо­ваниями к планово-отчетной документации. Сложнейшей была процедура регистрации, перерегистрации и аттеста­ции объединений. О бедных учредителях, официально отвечавших за содержание деятельности, и говорить не приходится - их дергали беспрерывно по поводу и без по­вода. Нельзя не вспомнить о пресловутой инструкции Ми­нистерства культуры от 1983 года, согласно которой мо­лодежные любительские коллективы обязывались на 80% формировать свой концертный репертуар из песен, напи­санных членами Союза композиторов, средний возраст которых, кстати говоря, был равен тогда шестидесяти го­дам. В 1984 году Министерство культуры утвердило не­сколько запретительных списков с перечнем произведе­ний, не рекомендовавшихся к исполнению. В исключи­тельно трудное положение попали и клубные дискотеки. Все, кто включали в свой репертуар записи «Аквариума», «Зоопарка» и громадного числа западных рок-групп имели самые серьезные неприятности.

В 1984 году невероятная газетная шумиха подня­лась вокруг спокойных и не проявлявших, в сущности, ни­какой политической активности клубов любителей фанта­стики. Единственно, на что они тогда отваживались, был определенный интерес к отражаемым в отечественной и зарубежной литературе различным проектам социального усовершенствования окружающего мира. Но и этого ока­залось достаточным для оперативного вмешательства компетентных органов. Часть КЛФ была просто закрыта, часть перепрофилирована с условием непосредственного подчинения партийным и комсомольским комитетам. Сво­бодного общения все еще боялись пуще огня.

И, тем не менее, даже в этих трудных условиях мо­лодежи удавалось чего-то добиться. Напор молодежных инициатив был настолько велик, что партийно­государственная система уже не могла с ним справиться. К середине 80-х годов несколько изменился и характер деятельности комсомольских комитетов. Молодежные ли­деры начали понимать, что на сплошных запретах далеко не уедешь. Смелее сделались газеты и журналы. Моло­дежь научилась довольно ловко обходить бесконечные бюрократические рогатки.

Было бы несправедливо не отметить применитель­но к рассматриваемому периоду определенные успехи в сфере регулирования такой трудноуправляемой формы молодежного досуга, как дискотека. Во всяком случае, комсомолу и учреждениям культуры удалось тогда вне­дрить ту модель дискотечного движения, которая по це­лому ряду параметров выгодно отличалась от западных образцов. И, что особенно важно, молодежь приняла эту модель.

Немало полезного было сделано для организации популярных в ту пору молодежных кафе и кафе-клубов. Рассчитанные на вполне реальный бюджет молодого че­ловека и сумевшие при минимальных затратах конструи­ровать вполне приемлемые культурные программы, они, без сомнения, стали общедоступными и любимыми моло­дежью местами досугового общения.

В рассматриваемый период получила дальнейшее развитие методика коллективной творческой деятельно­сти (КТД), зачинателями которой были ленинградские эн­тузиасты И.П. Иванов, Л.Г. Борисова и Ф.Я. Шапиро. В плане рассматриваемой нами проблемы молодежного общения она интересна удачными поисками путей активи­зации сотрудничества детей и взрослых, раскрепощения личности воспитателя и воспитанника, создания модели повседневного творческого взаимодействия, формирую­щего человека-коллективиста.

Более благоприятные условия создала для разви­тия молодежных инициатив начавшаяся с 1985 года пере­стройка. В лучшую сторону изменились юридические пра­вовые основы создания и функционирования обществен­ных объединений. Досуг обрел большую, чем раньше, свободу - по существу, восторжествовали долгожданные принципы демократии.