Uchebnik_Yaroslavskaya_yuridicheskaya_shkola

ной собственности. И. Ф. Эверс пустил в обращение мысль, что в древние времена в России существовали только семейные и родовые имущества.

Подвергая сомнению правомерность этой точки зрения, Н. А. Гладков, солидаризуясь с К. А. Неволиным, утверждает, что древняя славянская семья никогда совершенно не уничтожала по­ нятия об отдельном самостоятельном лице, признавала за ним право на собственное имущество. «Славянская семья никогда не уничтожала отдельной личности; ибо она была союзом, основан­ ным не на одном кровном начале, но и на взаимном согласии»78.

Окончательное утверждение нового порядка поземельных отношений им связывается с законодательными мерами, до конца XVII в. определившими за вотчиной положение имения служебного, совершенным запретом неслужилым людям при­ обретать вотчины покупкою или закладом. К несомненным достоинствам исследования нельзя не отнести сопоставление поземельных отношений Московского государства и Новгород­ ской республики, уяснением особого уклада этих отношений в северной республике. Н. А. Гладковым высказывается хорошо аргументированное мнение, что в Новгородских волостях все свободные люди независимо от их сословной принадлежности могли владеть вотчинами.

Эти начала землевладения, сохранявшие свою устойчи­ вость на протяжении многих веков, вполне утверждают в мыс­ ли, считает Н. А. Гладков, что и в остальных частях России из­ древле существовали те же поземельные отношения: «Как Нов­ город представляет из себя полнейшее, иногда доведенное до крайности развитие тех же начал, которые действовали во всей древней России, то должно принять, что и в прочих ее частях, право обладать поземельной собственностью не принадлежало исключительно и преимущественно некоторым разрядам со­ стояний»79. За свое исследование исторического хода развития поземельных отношений в древней и средневековой России Н. А. Гладков получил степень магистра гражданского права,

но следует признать, что его труд имеет главным образом исто- рико-правовое значение.

78Гладков Н. А. О влиянии общественного состояния частных лиц...

С. 14.

79Там же. С. 122.

51

В. Н. Никольский80, о котором уже упоминалось несколько выше, был так же, как Н. А. Гладков, цивилистом. Его сочине­ ние «Обзор главнейших постановлений Петра I в области лич­ ного семейного права», представлявшее собою актовую речь, произнесенную в торжественном собрании лицея 10 ноября 1857 г., является основательным научным исследованием. В

нем всесторонне анализируются законодательные меры Петра I по преодолению домостроевского уклада русской семейной жизни, по внедрению более цивилизованных форм семейно­ брачных отношений. Особое внимание автором уделяется рас­ крытию исторического значения Указа Петра I от 5 января 1724 г., которым запрещалось под страхом «тяжкого штрафова­ ния» принуждение детей к браку по родительскому выбору. Случаи такого рода возводились в разряд преступных и подле­ жали суждению гражданского суда. Главный результат законо­ дательной деятельности Петра I в этой сфере В. Н. Никольский видит в том, что русское семейство было введено в свои естест­ венные границы и получило гражданское установление.

В другом труде «О началах наследования в древнейшем русском праве», написанном, как уже отмечалось, с позиций теории родового быта, утверждается противоположная защи­ щаемой Н. А. Гладковым точка зрения на общественные поряд­ ки древней России, подчеркивается полное отсутствие у чело­ века той эпохи прав и достоинства личности. «Везде человек в первобытную эпоху народной жизни, - пишет Н. А. Николь­ ский, - является не сам по себе, как самостоятельное лицо, как индивид, но как часть известного целого, как член известной массы себе подобных, членов общины. Прав, следовательно, во имя собственного достоинства он не имеет, а имеет их на столько, на сколько может иметь в качестве члена своей общи­ ны»81. Подобно А. М. Рейцу и И. Ф. Эверсу В. Н. Никольский считает, что устройство первоначальной жизни наших предков, основанное на твердом сознании родового единства и крепости родственных уз, исключало возможность индивидуального вла­ дения недвижимым имуществом.

80См.: Егоров С. А. Научное наследие цивилиста В. Н. Никольского

//Журнал российского права. 2002. № 9. С. 156-164.

81Никольский В. Н. О началах наследования в древнейшем русском праве. М., 1859. С. 36.

52

Но не отстаивание этого взгляда составляет главное содер­ жание сочинения В. Н. Никольского, его основное достоинство во всестороннем исследовании самобытных начал древнерус­ ского наследственного права. Автором довольно убедительно обосновывается мысль о том, что древнерусское право не знало как такового наследования по завещанию, поскольку пред­ смертная воля древних не выходила за пределы распределения имущества между детьми. Умирающий в те времена, по его мнению, не мог отказать свое имущество стороннему лицу, ми­ нуя прямых наследников, поскольку подобное считалось в высшей степени греховным и даже преступным. Сопоставляя византийские законы о наследовании и древнерусские нормы наследственного права, В. Н. Никольский приходит к выводу, что влияние первых на последние было незначительным: «Та­ ким образом, христианство и Византия не изменили, в сущно­ сти, ни начал древнего нашего семейного быта, ни его воззре­ ний. Они только смягчили их до известной степени и придали им определенный юридический характер, которого они по пат­ риархальной простоте нравов этого времени не имели»82.

Спереходом Н. А. Гладкова в сферу практической юстиции

иуходом В. Н. Никольского в Московский университет лицей лишился двух профессоров-юристов. Но в 1858 г. начал в лицее свою педагогическую деятельность талантливый криминалист, выпускник юридического факультета Московского университета

Александр Павлович Чебышев-Дмитриев (1835-1877). На торже­ ственном собрании Демидовского лицея 29 апреля 1859 г. про­ звучала его актовая речь «О праве наказания». В этом труде мо­ лодого профессора отчетливо проводится гуманная мысль о том, что наказание не должно сводиться к «поражению преступника» или быть самоцелью, а преследовать в качестве главной цели достижение определенного общественного блага. «Полная бес­ цельность наказания, - утверждает он, - оскорбляет наше чувст­ во и несовместимо с мудрыми, благими законами природы. Ко­ нечная цель человека - благо, и все существующее мы должны рассматривать как средство к достижению цели»83. Мысль эта

имеет, безусловно, прогрессивную направленность. А. П. Чебы­

82Никольский В. Н. Указ. соч. С. 374.

83Чебышев-Дмитриев А. П. О праве наказания. Речь, произнесенная

вторжественном собрании Демидовского лицея 29 ноября 1859 года. Ярославль, 1859. С. 74.

53

шев-Дмитриев заявляет себя решительным противником теории устрашения: «Принимая, что род и степень наказания должны определяться ... внешней посторонней целью устрашения, мы отказываем в уважении личности человека и низводим его на степень материального средства ... ни один самый тяжкий пре­ ступник не должен быть наказываем для того только, чтобы вид его мучений устрашил толпу»84. Глубоко волновал А. П. Чебы­ шева-Дмитриева и вопрос о причинах преступности. Делает честь молодому криминалисту его взгляд на преступность как явление, порождаемое определенными общественными условия­ ми, пороками: «Можно сказать без преувеличения, из числа всех совершенных преступлений, по крайней мере, половина являют­ ся не столько позорным клеймом для преступника, сколько скорбным укором обществу»85. Догматическая разработка уго­ ловного права не мыслится А. П. Чебышевым-Дмитриевым вне его исторического исследования.

А. П. Чебышев-Дмитриев является самым ярким предста­ вителем историко-философской школы уголовного права, пола­ гающей, что последнее как предмет изучения определяется ис­ торическими и философскими началами, которые дают указа­ ния для общего направления уголовного законодательства и уголовной политики. А. П. Чебышев-Дмитриев проявляет резко критическое отношение к уголовно-правовым воззрениям исто­ рической школы права: «... господствовавшая доселе историче­ ская школа, которой начало положено Савиньи, скользит более по одной поверхности юридических явлений, не определяя их физиологии, природы. Историческая школа ... указала на одни источники права, на одни внешние видимые формы, которыми обозначается процесс юридических идей в пространстве и вре­ мени. Но здесь еще не видно внутренней стороны отношений

... Мы видели тело, но не знали духа»86.

К разрешению проблем, относящихся к философии и догме права, А. П. Чебышев-Дмитриев подходит с гегелианских мето­ дологических позиций. Он строго придерживается гегелевского критерия в разграничении «неправды» гражданской от «не­ правды» уголовной (первая представляет собой добросовестное

84Чебышев-Дмитриев А. П. Указ. соч. С. 50.

85Чебышев-Дмитриев А. П. Вступительная лекция // Юридический журнал. 1860. № 2. С. 69.

86Там же. С. 69.

54

правонарушение, втораязлонамеренное): в духе учения Г. Ф. Гегеля усматривает в преступном действии проявление единичной воли, противопоставившей себя воле общей. Геге­ левская тенденция прослеживается и в лучшей из историко­ криминалистических работ А. П. Чебышева-Дмитриева «О пре­ ступном действии по русскому допетровскому праву». Однако, несмотря на «гегелевские предпосылки этого труда, - подчер­ кивает Г. Ф. Фельдштейн, - А. Чебышев продолжает в нем ос­ таваться в большинстве случаев на фундаменте исследования реальной истории институтов уголовного права»87. Это иссле­ дование является ценным вкладом в историю уголовного права.

На основе анализа памятников древнерусского права А. П. Чебышев-Дмитриев приходит к выводу, что во времена «Русской правды» понятие преступления определялось субъек­ тивной стороной, тогда как сторона внешняя (деяние) «имела значение только в качестве указателя на свойство внутренней стороны». Иной объективно-юридический взгляд на преступле­ ние насаждался, по его мнению, духовенством посредством усиления влияния византийского права. «Законодательство в течение времени от Русской Правды до Судебников, - пишет А. П. Чебышев-Дмитриев, - не отказывалось от воззрения на преступные действия, как на материальное зло, начиная видеть в нем сверх того зло формальное и нравственное»88. К сожале­ нию, и этот профессор в 1860 г. покинул лицей. В последую­ щем он широко проявил себя как процессуалист, был профес­ сором Санкт-Петербургского университета, участвовал в под­ готовке судебной реформы 1864 г.

Преемники этих ученых на юридических кафедрах яро­ славского лицея уже не блистали научными дарованиями и ус­ пехами. Последними преподавателями юридических дисциплин в этом учебном заведении были Владимир Сергеевич Власьев и Николай Михайлович Цветаев. Первый исправлял должность профессора энциклопедии законоведения, государственных за­ конов и учреждений, законов казенного управления и финан­ сов, второй - должность профессора законов государственного благоустройства и благочиния (полицейских законов), граждан­

87Фельдштейн Г. Ф. Указ. соч. С. 603.

88Чебышев-Дмитриев А. П. О преступном действии по русскому до­ петровскому праву. СПб., 1862. С. 241.

55

ских и уголовных законов и гражданского и уголовного судопроизводств. Политическую экономию и статистику в 1860-е гг. в лицее читал сторонний преподаватель, магистр всеобщей по­ литической истории Фердинанд Семенович Лыщинский.

Положение лицейского профессора в целом было незавид­ ным. В 1864 г. профессор лицея имел оклад 856 рублей, тогда как преподаватель гимназии мог получать до 1400 рублей. Профессо­ ра университетов, кроме основных окладов, получали гонорары за чтение лекций. Кроме того, падавшая на лицейских преподавате­ лей учебная нагрузка была непомерной. На шесть профессоров лицея приходилось 26 учебных дисциплин. Каждому из них при­ ходилось преподавать около пяти (подчас не родственных) пред­ метов. Юрист B.C. Власьев выступал дополнительно в роли лек­ тора французского языка89. Также нельзя признать серьезным воз­ ложение на одного профессора преподавание полицейских, уголовных, гражданских законов и их судопроизводств. Слишком велика специфика каждой из этих дисциплин.

Популярность лицея падала и по ряду других причин. Его выпускник, желавший получить университетское образование, дававшее куда больше преимуществ, вынужден был начинать обучение в университете, подобно окончившему гимназию, с первого курса или держать экзамены на правах вольных слуша­ телей. Такое положение складывалось из-за того, что лицей, хо­ тя и формально считался высшим учебным заведением, не имел полного курса наук какого-либо факультета. Поэтому молодые люди предпочитали поступать сразу в университеты и не тра­ тить время на прохождение мало что дающего лицейского кур­ са. Министр народного просвещения барон А. П. Николаи по­ зволил себе шутку по поводу существовавших тогда в России лицеев. Последние, по его мнению, «не принадлежат ни к выс­ шим, ни к средним учебным заведениям, страдают неполнотою, неопределенностью, слабостью научного в них курса, где они создают недоученность, несравненно худшую невежества»90.

К 1862 г. число студентов в лицее сократилось до 34, а в 1864 г. - до 29 (в их числе 20 «казеннокоштных», т. е. таких, которые могли получать образование из-за материальной не­ обеспеченности только благодаря Демидовской стипендии).

89 Иностранные языки преподавались не профессорами, а лекторами. 90 Цит. по: Щеглов В. Г. Указ. соч. С. 140.

56

Новый попечитель московского учебного округа В. И. Левшин в 1853 г. констатировал, что лицей «в настоящее время сам со­ бой распадается: в нем только три профессора по естественным наукам и ни одного по юридическим»91. Внешне лицей, однако, производил солидное впечатление. Здание и учебные кабинеты содержались в надлежащем порядке. Посетивший лицей в 1866 г. наследник престола, будущий император Александр III, осматривая его учебные помещения, несколько раз восторжен­ но произнес: «Какое прекрасное заведение!». Лицей к тому времени несколько пополнил свою библиотеку, в ее фондах числилось только книг свыше 8 тысяч.

Вопрос о дальнейшей судьбе ярославского, а также других лицеев обсуждался в начале 1860-х гг. на широком форуме, в котором приняли участие многие видные ученые, Советы уни­ верситетов, государственные деятели. В плане нецелесообраз­ ности сохранения учебных заведений подобного типа вполне определенно высказывался министр народного просвещения А. В. Головин. Он отмечал, что количество поступающих в ли­

цеи ничтожно, преподавательский состав слаб и недостаточен. Причины упадка этих лицеев усматривались министром в са­ мих недостатках их устройства: они не имели ни научного, ни практического значения, занимая какое-то среднее место между университетами и гимназиями, не принадлежали вполне ни к разряду средних, ни к разряду высших учебных заведений. Подчеркивалось, что печальным следствием этого является не­ счастная поверхностность образования, которая всегда вредила нашему обществу92. Некоторые университетские профессора, участвовавшие в этой дискуссии, обосновывали необходимость существования учебных заведений промежуточного типа и воз­ ражали против ликвидации лицея. Ряд предложений сводился к тому, чтобы преобразовать его в высшее учебное заведение с юридическим и реальным отделениями. Высказывалась также

91Там же. С. 175.

92См.: Рождественский С. В. Исторический обзор деятельности Ми­ нистерства народного просвещения. 1802-1902. СПб., 1902. С. 429; За­ писка о необходимости преобразования лицеев: Демидовского и князя Безбородко. СПб., 1863. С. 1-2; Шпилевский С. М. Столетие училища имени Демидова: Демидовское училище высших наук. Демидовский ли­

цей. Демидовский юридический лицей. 1803-1903. Ярославль, 1903.

С. 16-17.

57

мысль о преобразовании лицея в специальную юридическую школу. Вероятно, первым ее высказал профессор Московского университета К. Д. Кавелин, а поддержали его главноуправ­ ляющий II Отделением Собственной его императорского вели­ чества канцелярии В. Н. Панин и окружной московский ин­ спектор П. Д. Шестаков. Они указывали на большой недостаток в стране подготовленных юристов, на то, что юридические фа­ культеты университетов и училище правоведения не в состоя­ нии покрыть даже одну треть этой потребности. При этом под­ черкивалось, что юридический лицей должен в отличие от уни­ верситетов готовить юристов-практиков. В учебных планах такого рода учебных заведений должна быть широко представ­ лена юридическая практика по новому судопроизводству93. Ре­ шающую роль в преобразовании лицея сыграла позиция нового министра народного просвещения Д. А. Толстого, о чем будет сказано в следующей главе.

Потребность в юридических кадрах, вызванная Судебной реформой 1864 г., и определила судьбу Демидовского лицея: в 1868 г. он был преобразован в высшее чисто юридическое учебное заведение и стал именоваться Демидовским юридиче­ ским лицеем94. Но с 1868 по 1870 гг. находился в состоянии ре­ организации. Имея директора в лице Каллиника Андреевича Митюкова95 (1823-1885) (проректор Киевского университета им. Св. Владимира), он управлялся исправляющим директор­ скую должность, старшим профессором бывшего лицея физи­ ком Петром Васильевичем Федоровым. Последний был выпу­ скником Ярославского высших наук училища. Всего в 18351871 гг. Демидовский лицей окончили 550 человек.

В заключение напомним основные вехи развития Ярослав­ ского Демидовского лицея.

93См.: Записка о необходимости преобразования лицеев: Демидов­ ского и князя Безбородко. С. 17; Щеглов В. Г. Указ. соч. С. 179.

94Ришельский университет в Одессе в 1862 г. был преобразован в Новороссийский университет. Нежинский лицей с 1875 г. стал историкофилологическим институтом.

95К. А. Митюков был выпускником юридического факультета Киев­ ского университета, известным специалистом по римскому праву. После возвращения в 1870 г. в Киев он был там деканом юридического факуль­ тета, а затем и ректором.

58

1. Ярославское училище высших наук и Демидовский ли­ цей внесли свою, хотя и скромную лепту в развитие отечест­ венного юридического образования. Особенно значительна в этом отношении преподавательская деятельность К. Д. Ушинского, который упорядочил систему преподавания юридических дисциплин в лицее, подверг критике министер­ скую бюрократическую рутину, убивавшую живое дело препо­ давания, едва ли не первый возвысил голос за право быть чест­ ным преподавателем.

2.Бюрократически насаждавшаяся, нацеленная на объятие необъятного система камерального образования обрекала сту­ дентов на общую и специальную недоученность. Этот негатив­ ный опыт утверждает нас в мысли о том, что искусственное со­ единение в учебном процессе дисциплин, составляющих основу образования по специальности, с дисциплинами неродственны­ ми подрывает его органическое единство, стержневую направ­ ленность, ведет к снижению уровня профессиональной подго­ товки, поскольку потеснение фундаментальных курсов внедре­ нием сторонних предметов преподавания чревато недополучением собственно профессиональных знаний.

3.Вклад Ярославского высших наук училища и камераль­ ного лицея в научное правоведение исторически весьма значим. Это прежде всего: речь студента Н. Коковцова «О происхожде­ нии законодательства», проникнутая стремлением к выявлению закономерностей правообразования, некоторые речи профессо­ ров Г. Ф. Покровского и Д. М. Семеновского, юридическое на­ следие К. Д. Ушинского, в котором особо примечательным яв­ ляется развитие концепции «общественного права», историко­ правовые исследования цивилистов Н. А. Гладкова,

В. Н. Никольского. Научное восхождение выдающегося русско­ го юриста, криминалиста А. П. Чебышева-Дмитриева имеет своей отправной точкой актовую речь «О праве наказания», произнесенную на лицейском торжестве.

59

Глава 2. Третий в Российской империи

(1870-1917 гг.)

3 июля 1868 г. был утвержден Временный устав Демидов­ ского юридического лицея96. Предполагалось, что он будет дей­ ствовать три года в виде опыта. Министру просвещения предос­ тавлялось право вносить в него коррективы. На министра же возлагалось в течение этого срока назначить лицейских профес­ соров. Во Временном Уставе нашли отражение основные прин­ ципы университетского устава 1863 г., придававшего всему юри­ дическому образованию энциклопедическую ориентацию97.

Лицею полагалось иметь в штате 10 профессоров и трех доцентов. В соответствии с Уставом на 10 кафедрах преподава­ лись ведущие учебные дисциплины: энциклопедия права, исто­ рия русского права, римское право, государственное право, гражданское право, уголовное право, судоустройство и судо­ производство, полицейское право, финансовое право, междуна­ родное право, политическая экономия и статистика, т. е. в ос­ новном те же учебные юридические дисциплины, что и на юри­ дических факультетах университетов. На последних сверх того читались: история важнейших иностранных законов, древних и новых, история славянских законодательств, церковное законо­ ведение (для студентов православного вероисповедания), исто­ рия русской литературы, русская и всеобщая история, языки немецкий и французский.

Наряду с профессорами допускались к преподаванию юри­ дических дисциплин доценты, но лишь на трехлетний срок. Иностранные языки преподавались лекторами. Устанавливался четырехлетний срок обучения. Но пребывать студентом лицея можно было в течение 6 лет. Директор избирался Советом с по­ следующим «высочайшим» утверждением из числа ординарных профессоров98. В уставе подчеркивалось, что на лицей распро­

96 ПСЗ: собр. второе. Т. XIIII, отд. 2. (1868). СПб, 1873. № 46075.

97См.: Емельянова И. А. Юридический факультет Казанского государ­ ственного университета. 1805-1917 год: Очерки. Казань, 1998. С. 66.

98Кроме ординарных были экстраординарные и заслуженные орди­ нарные профессора. Должность экстраординарного профессора мог ис­ полнять магистр наук (первая из высших ученых степеней, дающая право преподавания в высшем учебном заведении). Ординарным профессором

60