книги / Экономическая социология переходной России. Люди и реформы

численности работников крупных государственных строи­ тельных организаций, уходивших из них по собственному желанию [10]. В этих условиях обследованное нами ПСО “Новосибирскстрой” в 1989—1990 гг. потеряло свои лучшие кадры — экономистов, технологов, прорабов, мастеров. Не­ смотря на огромные трудности, кооперативное движение в строительстве набирало силу. На базе мелких кооперативов создавались их объединения. Первоначально — под “пятой” государства, но постепенно они “вырывали” самостоятель­ ность, поскольку объем продукции становился сопостави­ мым с объемом продукции государственных трестов. Глав­ ным социальным фактором развития строительных коопера­ тивов был размер зарплаты, который был почти в 4 раза вы­ ше, чем в ПСО. Так, в иркутском государственном производ­ ственном кооперативном объединении дорожных* и строи­ тельных работ “Агродорспецстрой”, созданном в 1988 г. при тресте “Агропромдорстрой”, среднемесячная заработная плата в 1989 г. составляла 1505 руб., тогда как в ПСО — 416 руб. За 1988—1989 гг. зарплата в кооперативе выросла на 89%, тогда как в ПСО — на 37%, хотя темпы роста произ­ водительности были одинаковыми [10].

Резкие различия в оплате труда в кооперативах в срав­ нении с государственными предприятиями в сочетании со значительно большей свободой для работников кооперати­ вов создали своего рода экспериментальную ситуацию. Впервые после нэпа советские работники получили воз­ можность выбирать: работать на государство или работать

вкооперативе. В рассматриваемый период неудовлетворен­ ность трудом на государственных предприятиях достигла максимума. Так, при опросе работников ПСО “Новосибир­ скстрой” выявилось, что оплатой труда недовольны 82%, условиями труда — 78% [11]. На этом фоне тяга к коопе­ ративам была вполне естественной.

Таким образом, при всем критическом отношении насе­ ления к кооперативам их развитие пробило первую брешь

вмонолите огосударствленной экономики СССР.

Однако в целом до конца 1991 г. экономические реформы в СССР проводились по старой схеме — добиться подъема в рамках огосударствленной экономики и административнокомандной системы управления ею. Горбачев, наверное, “вы­ жал” из административно-командной системы управления максимум тоге* что она могла дать, — он заставил ее дать дорогу кооперативам и индивидуально-трудовой деятельно­ сти, предпринимательству. В апреле 1991 г. был принят За­ кон СССР “Об общих началах предпринимательства”, где признавались предприниматели и наемный труд.

Однако все внедрявшиеся Горбачевым “новые формы хо­ зяйствования” несли на себе родовую печать советского со­ циализма: они вводились “сверху”, во исполнение соответст­ вующих постановлений ЦК КПСС и СМ СССР, проводились как единовременная кампания и, главное, не только без ка­ кого-либо разгосударствления, но и без ослабления экономи­ ческой власти партийных органов. И хотя Горбачев, введя гласность, снял идейные ограничения, но поднять руку на со­ ветскую систему управления экономикой он не смог.

Об этом говорил Василий Леонтьев, считавший, что на­ учить советских хозяйственников обходиться без плано­ вых заданий “так же сложно, как научить пингвинов ле­ тать”. Считая, что введение в России свободной капитали­ стической экономики американского типа невозможно, он делал вывод: “Идеальным результатом успешной пере­ стройки было бы установление смешанных систем евро­ пейского типа, при которых состязательный рыночный механизм функционирует под строгим присмотром госу­ дарства, а всевозможные общественные и социальные службы поглощают большую часть общего национально­ го дохода” [12]. Но для выполнения этой программы тре­ бовалось не такое реформирование государственного ап­ парата СССР, системы министерств и ведомств, которое проводил Горбачев (и которое не шло дальше сокращения численности кадров). Для реализации курса, рекомендо­ ванного Леонтьевым, нужна была рыночная переориента­ ция самого государства. Причем переориентация, осно­ ванная не на групповых, а на гражданских, действитель­ но общественных мотивах. Нужно было, чтобы бюрокра­ тизированное и, по существу, антинародное государство вдруг превратилось в собственную противоположность. Это было невозможно. Горбачев это понимал. Поэтому даже после Фороса он говорил о “социалистическом вы­ боре”. Но процесс пошел дальше.

§ 27• Процесс пошел дальше: люди — за частную собственность

Выход процесса перестройки за рамки традиционных со­ ветских реформ стал возможным благодаря слому полити­ ческой системы СССР, включая и руководящую роль КПСС в экономике. Усилиями Б. Н. Ельцина в декабре 1991 г. ры­ ночная реформа в России стала фактом. Впервые вместо традиционного внедрения “сверху” неких фиктивных “но­

вых форм хозяйствования” акцент стал делаться на созда­ нии реальных рыночных отношений.

Пришедший в правительство Е. Гайдар считал, что ус­ ловия для этого шага в стране есть. Впрочем, так считала образовавшаяся еще при Горбачеве “рабочая группа” под руководством академика С. Шаталина. В своей программе, опубликованной летом 1990 г., на первое место среди этих условий авторы поставили социальную готовность населе­ ния. Они писали: “Понимание широкими социальными слоями сущности процессов... экономической жизни дос­ тигло уровня, позволяющего разработать и осуществить на практике комплекс реформ” [13]. Главная идея про­ граммы состояла в том, что на смену всевластно правив­ шему антинародному государственному управлению дол­ жен прийти “народный капитализм”: “Программа ставит задачу: все, что возможно, взять у государства и отдать людям”. “Есть серьезные основания считать, что возвра­ щение народу значительной части собственности и ресур­ сов обеспечит их гораздо более эффективное хозяйствен­ ное использование и позволит избежать многих негатив­ ных явлений в процессе перехода к рынку” [13]. Как вид­ но, и готовность к реформе, и ожидавшееся повышение эффективности экономики идеологи реформы мотивиро­ вали социальными факторами.

Какова же была реакция населения на намерения власти по реформированию экономики? По данным опроса ВЦИ­ ОМа (декабрь 1991 г.), реакция была в основном положи­ тельной (в %):

Как видно, доля противников рынка была тогда не бо­ лее 15%.

В то же время отношение людей к развитию в стране не­ государственных форм хозяйствования было неодинаковым (табл. 28). Наибольшей поддержкой пользовались четыре формы: ИТД, фермеры, государственные предприятия, а также предприятия, выкупленные (и взятые в аренду) тру­ довыми коллективами. Положительные оценки этих форм давали 72—79% опрошенных. Противоположная картина выявлялась в оценке иностранных предприятий и коопера­ тивов: положительное отношение к ним было у 22—35% оп­ рошенных. Оценки остальных форм — малых, частных и

МНЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ О РАЗВИТИИ РАЗНЫХ ФОРМ ХОЗЯЙСТВОВАНИЯ ( ДЕКАБРЬ 1991 г.) (в %)

совместных предприятий — были посередине между двумя крайними формами [14].

В феврале 1992 г. ВЦИОМом населению задавался воп­ рос: “Какая экономическая система кажется вам более при­ емлемой?” Ответы были следующими (в %):

Как видно, большинство ответов было в пользу частной собственности: доля сторонников последней была почти в 2 раза больше, чем доля сторонников государственной собственности (при 1/5 не имевших определенного мнения

-21).

Надо отметить, что социальные условия в стране для сравнения и выбора государственной и рыночной экономи­ ки в конце 1991 г. — начале 1992 г. складывались отнюдь не в пользу первой. Люди были в шоке от роста цен и уже не имели иллюзий, что их материальное положение улучшит­ ся. На задававшийся ВЦИОМом в декабре 1991 г. вопрос “Сможет ли руководство вашей республики в ближайшие месяцы улучшить материальное положение населения?” от-

вет “да” дали лишь 14%; “нет” — 76% (10% затруднились ответить). Причем, по мнению 65% людей, опрошенных в декабре 1991 г., за истекший год экономическая ситуация стала хуже (оценку “лучше” дали лишь 13%) [14].

Однако, несмотря на все это (а может быть, именно по­ этому), отношение населения России к рыночной реформе было скорее поощряющим.

В марте 1992 г. в обстановке “шоковой терапии” ВЦИОМ задал населению России вопрос: “Как вы считаете, эконо­ мическую реформу сейчас надо продолжать или ее надо прекратить?” Ответ “нужно продолжать” дали 47%, “следу­ ет прекратить” — 27, затруднились ответить 26%.

Итак, почти половина опрошенных были за продолже­ ние реформ. По мере их хода доля тех, кто поддерживал все формы частной собственности, увеличивалась: если в 1990 г. она составляла 43%, в ноябре 1991 г. — 51, то в 1992 г. - 56%.

Вместе с тем аналитики отмечали, что отношение к ма­ лым формам частной собственности (небольшие предпри­ ятия, магазины, кафе) и к крупным частным предприятиям и (или) земельным участкам различалось: “капитализацию” малых форм в 1992 г. поддерживали 68—85%, тогда как крупных — 27—33% [15].

Если учесть предысторию, т. е. отношение к капитализму, которое было сформировано в СССР, то эти различия не столь существенны. На фоне очевидного (по крайней мере, вербального) принятия рынка более чем половиной населе­ ния страны разное отношение к тем или иным конкретным рыночным формам было менее важным. Это относится и к другим аспектам развития рыночных отношений — к внедре­ нию в российскую экономику иностранного капитала, к раз­ витию предпринимательства и др. Главное состояло в том, что чаша весов склонилась в сторону частной собственности.

Процесс “капитализации” экономического сознания за­ трагивал отношение людей не только к разным формам собственности, но и к разным формам распределения. Здесь тоже происходила серьезная переориентация: число сторонников государственного регулирования цен и норма­ тивного распределения продуктов по талонам и карточкам

втечение 1990—1992 гг. уменьшилось с 60% в 1990 г. до 44%

в1992 г. [16].

Итак, в 1991—1992 гг. российское общество, освободив­ шись от мифов и иллюзий социализма, оказавшись в ситу­ ации свободного выбора, выразило предпочтение не огосу­ дарствленной, а частной экономике.

ГЛАВА VIII

О характере российских реформ

—капиталистическое обновление или деградация общества?

§28. Почему капитализм в России развивается

втайне от общества?

Когда, говоря о целях развития российской экономики и российского общества, приходится затрагивать возмож­ ность капиталистического пути, всегда слышишь одно и то же стандартное возражение: понятие “капитализм” устаре­ ло, “чистого” капитализма в развитых странах давно нет, а есть те или иные виды смешанных экономик. Не пристало России повторять путь, который всеми уже отброшен.

Конечно, экономисты правы. Но применительно к Рос­ сии что-то здесь не договаривается. А вопрос стоит того, чтобы докопаться до сути.

Пожалуй, первым, кто во всей полноте поставил вопрос, строит ли Россия капитализм, был Рой Медведев. В его книге [17] есть раздел: “Десять препятствий на пути капи­ талистического развития России”, где он перечислил соци­ альные, политические, производственно-технические, тер­ риториально-географические, психологические, экономиче­ ские, военные, идеологические, внешнеэкономические — словом, все мыслимые факторы, которые исключают ус­ пешность движения России по капиталистическому пути. Со всеми описанными автором негативными обстоятельст­ вами движения России к капитализму нельзя не согласить­ ся. Ситуация описана предельно четко.

Но остался без ответа главный вопрос: строит ли Россия капитализм?

Прежде всего отмечу наблюдение Медведева, которое в моем последующем анализе будет играть ключевую роль. Он пишет: «Наши новые реформаторы из окружения Ель­ цина опасаются слишком открыто использовать понятие “капитализм”. Сам Президент ни в одном из своих про­ граммных выступлений не говорил о капитализме как о ко­ нечной цели проводимых в стране “структурных реформ”». А между тем один из соратников Гайдара экономист Але­ ксей Улюкаев считает победу Ельцина на выборах решаю­ щим успехом капиталистической революции. «Президент^ ские выборы 1996 года, — писал Улюкаев, — событие ис­ торическое и судьбоносное... В том смысле, что, по выра­

жению товарища Сталина, вопрос “Кто кого?” окончатель­ но решен в России в пользу капитализма» [17. С. 4]. Сам Гайдар тоже многократно оценивал трансформацию рос­ сийской экономики именно как движение в сторону капи­ тализма, подчеркивал, что деятельность его команды — это строительство капитализма (это не мешало ему позднее се­ товать на негативные черты этого капитализма). Однако та­ кие оценки в доступной печати достаточно редки.

Отмеченная осторожность в оценках целей реформ объ­ ясняется, с одной стороны, неопределенностью целей пост­ советского развития страны. С другой стороны, описанная ситуация объясняется исторически сложившейся сложно­ стью взаимоотношений между Россией, ее обществом и го­ сударством, с одной стороны, и капитализмом как “идеаль­ ным типом” и как реальной общественно-экономической формацией, с другой стороны. Эти отношения имеют свою длительную историю, которая все еще на памяти у немалой части населения нынешней России.

Главные вехи этой истории: дискуссия Ленина с народ­ никами в 90-е годы XIX в. по вопросу о развитии капита­ лизма в России [18]; свержение царизма в России в 1917 г. под лозунгом борьбы с капитализмом и установления дик­ татуры пролетариата; истребление Сталиным “врагов наро­ да” как якобы идеологов капитализма внутри партии и со­ ветского общества (20—50-е годы); борьба КПСС против “пережитков капитализма” в послевоенный период; внешне­ политический курс на борьбу против “капиталистического окружения” и др.

Более того, вся духовная жизнь эпохи СССР была про­ низана идеологической борьбой против капитализма во всех его проявлениях и формах — начиная от “капитали­ стического окружения” и “буржуазной идеологии” и кон­ чая “буржуазным искусством”, “буржуазной наукой” и др. Поэтому понятия “капитализм”, “капиталистический”, “буржуазный” в эпоху СССР приобрели одиозный смысл. Это были слова, с помощью которых власть как бы “мети­ ла” людей: подразделяла их на “наших” и “ненаших”, на преданных строю и “чуждых элементов”.

Все это оставило глубокий след в сознании общества: миллионы людей в России ненавидят и (или) боятся капи­ тализма. Сегодця это ощущается, например, в отношении российского общества к НАТО. Бесспорно, что это отно­ шение “замешано” на традиционном “образе врага” — “ка­ питалистического окружения”, “капиталистической опасно­ сти” и др. Каков генезис всего этого?

Во-первых, понятие “капитализм” напоминает о недавно исповедовавшейся идеологии марксизма-ленинизма, где главным звеном был извращенный образ капиталистическо­ го мира. Ведь рассказы о капиталистической экономике в советских учебниках и монографиях по политэкономии действительно были грандиозным вымыслом. Поэтому се­ годня многим (в первую очередь экономистам!) неприятно вспоминать, что еще недавно они верили во все это. А ведь реформу делают экономисты.

Во-вторых, бурная капитализация в постсоветской Рос­ сии рождает некое коллективное чувство вины: мол, боро- лись-боролись с капитализмом, а теперь сами встали на путь его “строительства”.

В-третьих, наличие коммунистической оппозиции огра­ ничивает возможность обсуждения перспектив развития капитализма в России, так как чревато обострением поли­ тических конфликтов.

Совершенно естественно, что страна, которая прошла такую историю, не может иметь спокойного, объективного отношения к капитализму.

В эпоху перестройки и перехода к рынку все это выли­ лось в особые формы. Прежде всего, как выше отмечалось ссылкой на Роя Медведева, в официальных политических документах, где говорится о реформе, о переходе к рынку, понятие “капитализм” не используется. Это связано с тем, что вопрос о цели трансформации российского общества вообще не ставится. А понятие “капитализм” делается не­ обходимым лишь в ситуациях, когда обсуждаются цели движения страны.

Аналогична ситуация и с массовыми опросами общест­ венного мнения. В описанных выше результатах массовых опросов выяснялось отношение жителей страны не к капи­ тализму как к системе, а Лишь к одному фрагменту такой системы — к частной собственности. Отношение населения страны к капитализму в целом социологи не выясняют. Идеологические ограничения здесь действуют железно: ав­ торы анкет опасаются употреблять это понятие, опасаются спрашивать об этом жителей страны. Сложилось что-то вроде “заговора молчания”.

Аналогична ситуация и в экономической литературе, включая и учебную. Например, в интереснейшем учебнике по экономике для школьников 9—11-х классов [19] поня­ тие “капитализм” не используется.

С учетом всего этого ясно, почему, начиная перестрой­ ку, Горбачев не мыслил ее как переход к капитализму, т. е. как процесс, обратный тому, который был начат Лениным

в 1917 г. Хотя, конечно, глубинные мотивы Горбачева с по­ мощью рентгеновского аппарата не просвечивались, но по­ хоже, что таких намерений у него не было. По крайней ме­ ре, на ближайшую для того времени перспективу, например на 1985-1990 гг.

Сегодня же мы оказались “на грани капитализма”.

Как бы ни относиться к нему, но любому ясно: разли­ чия между ним и советским социализмом весьма глубоки. Советские марксисты были правы, считая, что СССР и ка­ питалистические страны — это два разных мира: противо­ положные экономики, противоположные политические системы, противоположные ценности. Наверное, не слу­ чайным был и курс коммунистов на создание “железного занавеса”, строго отделявшего СССР от всего остального мира.

Но несмотря на все это, сегодня совершенно очевидно, что Россия строит капитализм. Хотя и делается это по-осо­ бому: “невербальное поведение” (реальное развитие эконо­ мики) — прокапиталистическое, а “вербальное поведение” (идеология, мнения, оценки) демонстрирует “фигуру умол­ чания”.

Действительно, направленность перемен, происходивших в СССР начиная с 1985 г., прямо противоположна тем, ко­ торые происходили в России с 1917 г. до середины 80-х го­ дов, когда коммунисты еще строили социализм и комму­ низм. Поэтому естественно сравнить характер протекания этих двух процессов: перехода от капитализма к социализ­ му и обратного перехода, от советского социализма к но­ вому российскому капитализму.

Если отвлечься от некоторых “частностей” (таких, как материальное благосостояние населения в 1917 г. и в сере­ дине 80-х годов, особенности его менталитета в период ре­ волюции и к началу горбачевской перестройки и др.), то можно сказать, что главное отличие сравниваемых процес­ сов, т. е. движения от капитализма к социализму в эпоху революции 1917 г. и обратного движения от социализма к капитализму в 90-е годы XX в., наверное, состоит в том, что первый переход происходил в форме радикальной ре­ волюции, тогда как второй — в форме эволюционных из­ менений.

Напомню, понятие “революция” имеет два смысла: обще­ философский и цолитический. В общефилософском смысле революция — это смена одного социального качества на другое независимо от того, “летели” при этом чьи-то голо­ вы или нет. Бесспорно, что природа социального строя, введенного Ельциным, качественно иная, чем в горбачев­

ский период. В этом смысле Россия пережила то, что фи­ лософы вслед за Гегелем называют “качественным скач­ ком”: пережила смену качества системы.

Однако в политическом смысле переход от СССР к пост­ советской системе не был революцией, а, напротив, произо­ шел в основном эволюционно. Тогда как установление со­ ветской власти после 1917 г. происходило в форме полити­ ческой революции.

Революционный характер развития событий в период и после 1917 г. привел к тому, что капиталистические отно­ шения были подчистую ликвидированы, причем вместе с их носителями. Все, что грозило помешать воплощению в жизнь идеалов коммунизма, беспощадно уничтожалось. Во имя этого не жалели ничего. В результате облюбованная модель социализма действительно была реализована и главное — была создана социальная система, которая не только не мешала, но, напротив, много десятилетий способ­ ствовала поддержанию созданной экономической и поли­ тической модели общественного устройства.

В отличие от этого процессы, начавшиеся в середине 80-х годов, хотя и включали некоторые радикальные перемены (развал СССР и отказ от диктатуры КПСС), хотя и вызыва­ ли проявления насилия и жертвы (1991 и 1993 гг.), но про­ исходили без уничтожения каких-либо социальных слоев и классов. Если социалистическая революция 1917 г. уничтожа­ ла все капиталистические институты дореволюционной Рос­ сии, то переход к капитализму 80—90-х годов, напротив, осу­ ществлялся усилиями тех классов и групп, которые в СССР

находились у власти и господствовали в экономике. Не сто­ ит забывать, что Ельцин — это бывший секретарь Свердлов­ ского обкома КПСС.

Правда, к середине 1997 г. социальный состав властвую­ щей элиты изменился: его руководящая верхушка — это уже не переродившаяся номенклатура, а новое поколение прокапиталистических политиков, которые сформирова­ лись в годы горбачевской перестройки. Гайдару, Б. Федо­ рову, Чубайсу, Немцову, Коху, Нечаеву, Беляеву, Авену, Сысоеву и другим членам этой команды в начале пере­ стройки было чуть больше 30 лет. Но инициатор капитали­ зации вырос все же изнутри аппарата КПСС.

Именно эта особенность российской революции 90-х го­ дов проявляется в нынешнем противостоянии двух основ­ ных политических сил:

1) властвующей элиты — пропрезидентской команды, сконцентрированной в аппарате исполнительной власти (в