2833.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 4. От романтизма до н

самых эластичных формулировок возобладала именно классовая теория с обоснованием примата экономических отношении. Суть дела в том, что гипотеза о взаимодействии структурного фактора с так называемым «надстроечным» (с суперструктурой) поставила бы Марксову теорию на одни весы с веберовской и любой другой. Но именно это мало устраивало теоретиков диктатуры пролетариата.

Аналогично дело обстоит и с диалектической теорией. Диалекти­ ка, будучи философской интерпретацией истории, в отличие от научной теории содержит в себе момент обмирщенной христианской веры в Провидение. Кроме того, нельзя не заметить, что так назы­ ваемое диалектическое противоречие не заменяет и не подменяет логического противоречия. Контраст интересов в виде диалектичес­ кого противоречия может и должен быть описан и объяснен в терминах логики, один из законов которой запрещает одновременно утверждать и отрицать нечто в одном и том же смысле.

Что касается определения «религия есть опиум народа», то уже по форме — это суждение представителя одной религии о другой. Марксизм нередко смешивает исторически данную форму церков­ ной организации с религией как таковой. Это обстоятельство хорошо понимал Тольятти (не говоря о Р. Гароди и др.), писавший о религиозном сознании, могущем стать стимулом движения к социа­ листической модели общества, подстегиваемого драматическими событиями.

Другая теоретическая брешь марксизма — эстетика и художест­ венные формы сознания. Они были объявлены формой идеологии, отражающей отошедшие в прошлое формы производства. Однако мы видим, что творения артистического гения не устаревают, и это говорит об автономии этой формы духа.

Классики марксизма не скупились на пророчества. Капитализм обрекает на абсолютную нищету бблыную часть трудящихся. Не­ избежна поэтому революция, которая сначала произойдет в эко­ номически более развитых странах. Техническая эволюция средств производства приведет к росту противоречий. Но не все пророче­ ства оправдались, что заставило апологетов приспосабливать тео­ рию с помощью гипотез ad hoc, вместо того чтобы критически ее пересмотреть. Дело кончилось тем, что Маркса пришлось спасать от марксистов (как раньше Аристотеля от учеников). Не только Карл Поппер заметил, что толкователи изменили Маркса.

Философия практики, как называл себя марксизм, не могла не считаться с произведенным практическим эффектом, близким и отдаленным. Цепи, которые надлежало порвать во имя освобож­ дения труда, становились все тяжелее и крепче. Обреченный на исчезновение государственный аппарат принимал все более гигант­ ские размеры. Свобода простого человека, знамя которой несли

поколения апостолов-революционеров, оказалась поруганной и растоптанной. Решение классовых проблем и упразднение государ­ ственной чиновной бюрократии отложено на неопределенное время в необозримом будущем, что яснее ясного указывает на утопический характер Марксовой доктрины.

Экономистами, кроме того, отмечена нагруженность экономичес­ кой теории Маркса неявными метафизическими и теологическими допущениями, что снижает ее оперативные характеристики. Например, она не в состоянии объяснить механизм формирования цен, ибо не столько количество времени и общественно необходимого труда влияет на величину стоимости товара, сколько его раритетность (ред­ костность) и схожие качественные характеристики.

Другими словами, не на фабриках определяется стоимость товара; ценность устанавливает рынок, где встречаются производитель и потребитель (покупатель). Всякий товар имеет: 1) начальную цен­ ность как себестоимость; 2) ценность в виде цены. Только рынок устанавливает конечную стоимость товара, цену, в которой отража­ ется комплекс потребительских запросов, культурно-обусловленных нужд, вкусов, индивидуальных предпочтений.

Маркс догматически настаивал на тезисе, что лишь труд рабочего детерминирует товар, наделяя его ценностью. Так, значит, все, чего не касались руки рабочего: земля, чистая вода, самородки золота, минералы, наконец, красивое тело — ценности не имеют? Не абсурд ли это! И разумно ли исключать из ценообразующих факторов труд тех, кто организует производство и распределение материальных ценностей? Мыслимо ли сегодня говорить о материальном, товар­ ном, рыночном, заведомо абстрагируясь от духовного измерения, моментов формы, вдохновения, идеального?

Однако это не все. Едва ли не самым тяжким наследием неаде­ кватной трактовки Марксовых идей стали авторитарные практики. В централизованной экономической системе государство — произ­ водитель и дистрибьютер товаров и услуг — обязует потребителей приобретать товары по установленным им же ценам, соответствую­ щим якобы себестоимости продукции. В таком обществе у потреби­ теля нет (и не должно быть) никакого выбора, а цена товара не зависит от покупательского спроса, зато произвол чиновников ничем не сдерживается. «Диктатурой над потребностями» назвала Агнес Геллер такую модель общества, где цена человеческой жизни и достоинства ничтожно мала.

Г л а в а п я т а я

Великие ниспровергатели гегелевской системы

1.РЕАЛИЗМ ИОГАННА ФРИДРИХА ГЕРБАРТА

1.1.Задача философии

Триумф идеализма время от времени нарушали голоса несоглас­ ных. Кьеркегор рассмотрел гегельянство с религиозных позиций. Неспособность системы объяснить жизнь, свободный выбор, трево­ гу и отчаяние индивидуума вместе с претензией редуцировать все к понятию философ назвал смехотворными. Существование реального человека нельзя свести к «понятийному существованию».

Как можно, подбросил масла в огонь Шопенгауэр, всю историю упрятать в клетку категорий, если слепая и иррациональная «Воля», а вовсе не «Разум» правит историей и жизнью людей? Жизнь — страдание, история — слепой случай, прогресс — иллюзия. Всякий финализм и всякая форма оптимизма безосновательны, ибо судьба трагична. Однако Гербарт сумел решительно и компетентно проти­ вопоставить гегельянству как системе свою систему реализма.

Иоганн Фридрих Гербарт родился в Ольденбурге в 1776 г. Ученик Фихте в Йене, он достаточно быстро продемонстрировал свое несо­ гласие с фихтеанской концепцией «Я». Начиная с 1808 г., Гербарт преподавал философию и психологию в Кенигсбергском универси­ тете, а после смерти Гегеля хотел занять его кафедру. Но переезд в Берлин не состоялся, и с 1833 г. и до самой своей смерти (в 1841 г.) философ работал в Геттингенском университете. Из множества сочинений Гербарта наиболее известны следующие: «Всеобщая прак­ тическая философия» (1808), «Введение в философию» (1813), «Психо­ логия как наука» (1825), «Общая метафизика» (1828—1829). Под влиянием швейцарского педагога Энрико Песталоцци (1746—1827) Гербарт занялся педагогикой. «Общая педагогика» (1806) и «Набросок лекций по педагогике» (1835) в немалой степени повлияли на теорию и практику воспитания не только в Германии, но и за ее пределами.

Гербарт начал с тезиса, что предмет философии как науки — реальность, независимая от Я. Частные науки призваны собрать и обобщить наблюдаемые данные в их взаимоотношении. Но каков же специфически философский подход к реальности? Цель филосо­ фии, по Гербарту, — познать истинную реальность. Именно поэтому философия —■метафизична Цель достижима путем разработки понятий, анализа фундаментальных понятий, которые структуриру­ ют наш опыт реальности. «У метафизики нет другой цели, как сделать понятными понятия, рождающиеся в опыте». Нетрудно показать, что наш опыт полон противоречий, он дает не саму реальность, а только ее видимость. Все-таки опыт свидетельствует о реальности, и в самом деле, видимость — всегда видимость чего-то, ничто не может иметь видимости.

Очевидно, что сомнение, считал Гербарт, — исходный момент философии, отсюда и споры по поводу видимой реальности. Потря­ сение сомнением отделяет случайное от необходимого, от данного мы идем к мысленно искомому. Каким образом возможен прорыв к сознанию другого? Как найти прочную основу для определения чужих переживаний? Есть ли гарантии того, что наши ощущения и восприятия достигают реальности? Эти сомнения питают дух, от них невозможно скрыться. Мы обязаны их преодолеть и разрешить. Это задача философии, наиболее важная часть которой — логика. Имен­ но логика заставляет вычесть все психологическое, указывая, что значимы лишь формы возможного соединения мыслимого, то, что само мыслимое допускает по своему качеству.

Понятия не столь реальны, как реальны предметы, но их нельзя воспринимать в качестве преходящих эмоциональных состояний. Понятия суть мыслимое сущее, объективным образом устанавли­ вающее такие отношения, как оппозиция, вывод, противоречие и т. п. Мышление, комбинируя понятия, формирует суждения, а со­ четая суждения и выводя из них другие, создает доказательство. Разумеется, для науки недостаточно одной логики, но без логики нет науки вообще. Частные методы предполагают Логику, устанав­ ливающую строгие правила вывода одних пропозиций из других.

1.2. Бытие едино, но путей познания бытия множество

Посмотрим, как плодятся противоречия в нашем опыте и как философия может преодолевать их. У нас есть понятие некой вещи, мы спокойно говорим о вещах. Но ведь любая вещь Всегда едина как целостность. Выясняя, что она есть, мы перечисляем свойства вещи, замечая, что их много. Стало быть, понятие вещи противоречиво: всякая вещь есть единое и многое. Не менее противоречиво и понятие «Я»: Я всегда едино как тождество человеческой жизни.

Однако любое Я дано как множество репрезентаций. Значит, Я в качестве прочного факта — основания идеалистических систем — просто нет. Я — это всегда проблема.

Проблематично и понятие движения. Противоречие в том, что меняется качество, но нечто остается, — сам принцип изменения. Понятия, посредством которых мы намереваемся удержать опорные точки основания (сущности) реальности, противоречивы, а значит, дают лишь видимость реальности. Философия, чтобы облегчить наше познание, может и должна интегрировать такие понятия. Подобно астрономии, восходящей от видимых движений к реаль­ ным, философия, преодолевая противоречия, двигается к действи­ тельно сущему.

Как можно решить упомянутое противоречие? Гербарт берет за аксиому метафизическое положение: «Бытие абсолютно просто», различает бытие и прогрессирующее и множественное познание его. Сущность вещей, каковы они есть в единстве и простоте своей, останется непознаваемой, но мы все-таки можем отслеживать их и накапливать самые разнообразные о них сведения. «Существует, — говорит Гербарт, — вне нас некое множество существ, о подлинной и простой природе которых нам не дано знать, но о внутренних и внешних условиях которых вполне возможно иметь сумму знаний. Последние можно бесконечно умножать».

1.3. Душа и Бог

Каждое потревоженное сущее реагирует на раздражитель в на­ правлении самосохранения. Репрезентации (то, что по-русски не совсем точно переводится как «представления») суть не что иное, как реакции самосохранения, используемые душой в случае необхо­ димости. То, что душа существует, очевидно вытекает из факта, что иначе мы не могли бы считать все наши представления нашими. Единство мира наших представлений обосновывает знание о суще­ ствовании души. Она реальна и проста. Ее бессмертие, полагает Гербарт, «проистекает из самой сути души, из того, что реальное — вне времени». Душа едина, а представлений разнообразно много. Возникает проблема: почему разнообразие не выливается в хаос и как понять закон, регулирующий жизнь и познание?

С точки зрения Гербарта, представления суть силы, акты самосо­ хранения души. Взаимно проникая в душе, они мешают друг другу, если противостоят, и объединяются в общую силу, когда не состоят в оппозиции. Психическая жизнь, таким образом, выглядит как столкновение и взаимная интеграция репрезентаций. Эта динамика душевной жизни ведет к тем «состояниям», которые мы называем

«способностями» (чувственность, воля и т. п.). Следовательно, не­ предполагаемые «способности» генерируют репрезентации, а напро­ тив, упорядочение этих последних порождает способности. Пред­ ставления, соответственно с их качеством, притягиваются или отталкиваются. Когда репрезентации соединяются неправильным (необычным) образом, мы видим сны, рождаются иллюзии или даже возникает слабоумие. Разум реализуется, воспринимая новые пред­ ставления, обрабатывая их в свете старых, устанавливая взаимосвя­ занные миры, обогащая их все новым опытом.

Если исследование нашей ментальной жизни ведет нас к понима­ нию реального бессмертия души, то исследование природной (осо­ бенно биологической) реальности демонстрирует финализм, не­ объяснимый без упорядочивающего разума И этот разум есть Бог.

1.4. Эстетика и педагогика

Под эстетикой Гербарт понимает науку о ценностях (или валютативную науку), заключающихся в художественных произведениях и моральных феноменах. В области, называемой эстетикой и этикой, устанавливаются понятия-модели, или идеи, функционирующие в качестве оценочных критериев. В сфере этики фундаментальны понятия-образцы: внутренняя свобода (согласие воли и оценки); совершенство (когда мы, не обладая абсолютной мерой, предпочи­ таем более высокие ценности); доброжелательность (когда собствен­ ное желание совпадает с желаниями других); право (политического основания, регулирующего волевые диссонансы); справедливость (согласно которой каждому да воздастся по заслугам). Эти пять идей, или моделей-концептов, образуют критерии морального поведения, хотя Гербарт и отдает себе отчет в том, что у них нет абсолютного логического основания: один идеал так же понятен, как и противо­ положный.

Что касается педагогики, то цели устанавливает мораль, в то время как психология, определяя природу субъекта воспитания, обозначает средства. Человеческая душа в начале пути лишена априорных идей, способностей. Гербарт не согласен ни с аристоте­ левской классификацией способностей души, ни с теорией врож­ денных идей, ни с кантианством. Душа наделена способностью к самосохранению. Под действием внешних стимулов она формирует собственные представления. Гербарт склонен видеть в воспитании феномен ассимиляции духом прогрессивно нарастающего опыта. Этот опыт приобретается через общение с природным миром и миром социальных отношений. Поскольку изначально дух ни плох, ни хорош, но при содействии внешних влияний может стать тем или другим, понятна вся важность личности педагога.

1. ПСИХОЛОГИСТИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ НА ИДЕАЛИЗМ:

ЯКОБ ФРИЗ

Идеалистической системе Гербарт противопоставил реализм. Якоб Фридрих Фриз (1773—1843) противопоставил идеализму пси­ хологический эмпиризм. Якоб Фридрих Фриз был профессором философии в Йене и Гейдельберге. В 1819 г. он был отстранен от преподавания прусским правительством, но с 1824 г. продолжил преподавать математику и физику, а затем и философию. Он автор работ: «Система философии как тука об очевидном» (1804), «Знание, вера и предчувствия» (1805), «Новая критика разума» (1807), «Систе­ ма логики» (1811), «Учебник психологической антропологии» (1821),

«Система метафизики» (1824). Фриз утверждает, что у философии нет другой базы, кроме опыта, а опыт — в самонаблюдении. Когда мы понимаем философию таким образом, т. е. как психологию, то воздушные замки идеализма рушатся.

Идеализм отступил от Канта. Но великий немец понимал, что за философией останется задача анализа ментальных структур, хотя ошибочно искал их в трансцендентальных основаниях познания. Но есть, по мнению Фриза, одна «фундаментальная наука» — это психология, или психологическая антропология, и три основных типа человеческой активности — познание, чувство и воля. Фриз убежден, что объектное познание достигает только чувственных явлений, а подлинная сущность вещей — предмет веры. «Уважение к личному достоинству человеческого духа» — такова основная максима моральной жизни. Его правовая концепция, в противовес гегелевской, либеральна. Никто не может быть унижен, в силу закона равенства достоинства личности.

3. АДОЛЬФ ТРЕНДЕЛЕНБУРГ, КРИТИК ГЕГЕЛЕВСКОЙ ДИАЛЕКТИКИ

Адольф Тренделенбург (1802—1872) сформировался как филолог, изучал Платона и Аристотеля. Из его работ отметим следущие:

«Elementa logicae Aristoteleae» (1836), «История теории категорий»

в трех томах (1846—1867) и, особым образом, «Логические исследова­ ния» (1840). Среди его слушателей — Кьеркегор, Фейербах, Маркс и Брентано. В знак признания неоспоримых заслуг он был избран секретарем Прусской академии наук.

Диалектика для Гегеля была «самодвижением» чистого мышле­ ния, которое есть «самопорождение бытия». Так в чем же заключа­ ется, спрашивает Тренделенбург, суть «диалектического отрицания», двигающего процесс развития? Отрицание, полагает он, «двойствен­ но по природе: либо его трактуют чисто логическим образом, и тогда оно отрицает первое понятие без замены чем-то другим; или отри­ цание понимают реальным образом, и тогда одно утвердительное понятие устраняется другим утвердительным понятием». В первом случае мы имеем «логическое отрицание» (негацию А и не-А), во втором — «реальную оппозицию» (например, столкновение двух интересов).

Однако из отрицания диалектическое движение извлекает некий момент преодоления. Но это невозможно, если мы помыслим логи­ ческое противоречие: «Утверждение и простое чистое отрицание одного и того же утверждения никоим образом нельзя примирить». Они не могут породить «синтез». Это не ведет с необходимостью к третьему новому понятию. Смешение диалектического отрицания и логического отрицания, по Тренделенбургу, — недоразумение.

Можно ли отождествить тогда диалектическое противоречие с реальной оппозицией? Можно ли вообще, спрашивает философ, достичь «реальной оппозиции» логическим методом? Гегель наме­ ревался вывести диалектику реального из диалектики чистого мыш­ ления, но это абсурдно. Логика не в состоянии изобрести Шш породить реальность. Если мы говорим о реальности, то необходимо апеллировать к опыту, к чувственной интуиции. Другими словами, даны факты, события, тип государства, конституция, ментальная традиция. Определение, какие факты, события, мысли противоречат данным, не является делом логики, а является задачей эмпиричес­ кого исследования.

Отсюда, по диалектике, следует неустранимая дилемма: « И ^ отрицание — чисто логическая негация (А и не-А), и тогда не мох^ет быть их объединения в третьем моменте синтеза; или же речь об “оппозиции реальной”, и тогда к ней нельзя прийти логически путем, а диалектика не является диалектикой чистого понятия».

Коротко говоря, по мнению Тренделенбурга, гегелевская сис­ тема основана на путанице и незаконном смешении «противор^ чия» и «контрарное™», логического противоречия и реальн^ противоположное™. Реальные оппозиции (например, несовпа^. ющих интересов как источников революций) могут и должны б ь ^ описаны только посредством непротиворечивых умозаключен^ с соблюдением логических законов тождества и непротиворечт^’ У реальных оппозиций нет ничего общего с «логическими прот^. воречиями».