Повседневность номенклатуры

ставление о системе льгот и привилегий, которые существовали в среде провинциального отряда партноменклатуры в период ее становления. В частности, ни в одной из имеющихся публикаций не затрагивалась проблема специфики спецснабжения в период 1920-х годов в одном из крупнейших национальных государственных образований РСФСР – Башкирской АССР.

Говоря о социальном обеспечении партноменклатуры, следует обратить внимание на то, что это понятие используется в смысле системы особого снабжения, предоставления специальных благ для партийно-хозяйственного актива советского государства. Очевидно, что более высокая норма социальной обеспеченности партийной номенклатуры проистекала из её монополии на власть, которая в терминологии партийных документов послереволюционной поры определялась выражением: «Власть осуществляет партия»1.

Появление социальных привилегий для партийной элиты отмечено на самой начальной стадии формирования партаппарата. Партактивисты получали дополнительный продовольственный паек2. Кроме этого высокими были и их оклады. Постановление Совнаркома от 1 декабря 1917 года гласило: назначить предельное жалованье народным комиссарам в500 рублей в месяц бездетным и прибавку в 100 рублей на каждого ребенка3. Таким образом, члены первого советского правительства оказались в классе богатых, который, согласно идеологии большевиков, в дореволюционной России являлся классом

1Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 151.

2Джилас М. Предисловие к кн.: Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 8.

3Ленин В.И. Об окладах высшим служащим и чиновникам // Полн. собр. соч. Т. 35. Октябрь 1917 – март 1918. М., 1962. С. 105. В какую категорию попали данным постановлением народные комиссары первого советского правительства, можно судить по записке В.И. Ленина Ф.Э. Дзержинскому в декабре 1917 г.: «…лица, принадлежащие к богатым классам (то есть имеющие доход в 500 руб. в месяц и выше)» // Ленин В.И. Записка Ф.Э. Дзержинскому с проектом декрета о борьбе с контрреволюционерами и саботажниками // Полн. собр. соч. Т. 35. Октябрь 1917 – март 1918. М., 1962.

251

господствующим. Вскоре разразившаяся продовольственная катастрофа затронула большую часть населения страны. Исключение составляли партсовруководители, снабжаемые льготными спецпайками1.

В первые годы советской власти была распространена практика удовлетворения индивидуальных заявлений коммунистов, обращавшихся непосредственно в партийные органы за помощью в обеспечении одеждой или обувью по так называемым «запискам». С целью упорядочения подобных многочисленных индивидуальных обращений в сентябре 1921 года ЦК принимает решение централизованного снабжения коммунистов обмундированием2. К осени 1921 года сложилась система материального обеспечения членов партии, выражавшаяся «в выдаче пособий, продовольственной помощи, обмундирования, в устройстве домов отдыха, санаториев и коммунистических кооперативов и т.д.». Однако на заре советской власти подобная практика не всегда находила понимание в партийных организациях. Многие партийные «комитеты рассматривали оказываемую помощь как некоторое нарушение коммунистической этики и проводили её нередко полуконспиративно»3.

Присланный вскоре на места в октябре 1921 года секретный циркуляр ЦК внёс ясность в этот вопрос. Было определено, какие виды вознаграждения могли получать партработники: денежное, продовольственное, обмундированием, предоставление длительных отпусков, поездки в санатории, дома отдыха и т.п. В начальный период нэпа ещё только складывалась система засекречивания образа жизни партаппарата, поэтому в ЦК полагали, что «помощь должна оказываться от-

1Декреты Советской власти. М., 1983. Т. ХI. С. 414.

2В конце 1921 г. во все губкомы отсылается согласно учтённому числу партийных функционеров, 40 тыс. пар мужской обуви // Центральный государственный архив общественных объединений Республики Башкортостан. (Далее: ЦГАОО РБ.) Ф. 1. Оп. 1. Д. 392. Л. 177.

3Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 392. Л. 177.

252

крыто, без какой бы то ни было маскировки губкомом и укомом из представленного губкомом в его распоряжение фонда»1.

Вусловиях голода 1921 года особую ценность имели продукты питания, распределение которых было не менее важным, чем обладание властью. Поэтому столь важно было находиться при должности, которая гарантировала, насколько это возможно, сытую жизнь в голодной стране.

Всентябре 1922 года привилегии партноменклатуры были зафиксированы в коллективном договоре, заключенном между Башкирским областным отделом Всероссийского профсоюза Совработников и Башкирским обкомом РКП(б). Помимо денежного вознаграждения, устанавливаемого «согласно особого тарифа», предписывалось также выдавать «работникам бесплатно муку» (от 50 до 90 фунтов в месяц в зависимости от разряда) и другие продукты, которые не были доступны другим смертным. В случае необходимости могла

производиться в счет зарплаты «выдача предметов широкого потребления» и (важно!) по ценам на 20 % ниже рыночных2. Поэтому в кладовых Тамьян-Катайского кантонального комитета партии помимо канцелярских принадлежностей, различного

продовольствия (муки, рыбы, масла, кофе и пр.), имелись мануфактура – 14 отрезов, белая бязь, полотенца и клеенка, и пр.3

Содержание уфимских партийных и советских органов,

получавших по разверстке ЦК 320 пайков на месяц, было немного лучше4. Кроме того, работникам, которые «по служебным обстоятельствам» не смогли воспользоваться отпуском

для лечения, выделялся паёк, необходимый для проведения курортного лечения5. По целому ряду прежде всего политических причин длительное время в общественное сознание вне-

1Там же.

2Там же. Ф. 234. Оп. 1. Д. 5. Л. 43.

3Там же. Л. 48–49.

4Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 526. Л. 5, 6, 24–25.

5Там же. Л. 56.

253

дрялась установка о «единстве партии и народа», что вело к мифологизации социального положения «слуг народа», как это нарочито изображалось в официозных изданиях типа «Очерки истории Башкирской организации КПСС»: «голодая, как и всё население, члены партии делились последним»1.

Особую роль в оформлении спецпривилегий партийного аппарата, которые прежде возникали стихийно и порой помимо воли центральных органов, сыграли решения, одобренные

вавгусте 1922 года на ХII Всероссийской конференции РКП(б). Принятая на основе доклада секретаря ЦК В.М. Мо-

лотова по партийно-организационным вопросам резолюция «О материальном положении активных партработников»2 положила начало официальному функционированию в масштабах государства единой для партийного аппарата системы льгот и привилегий, размер которых зависел от занимаемого поста в партийной иерархии. Отныне каждый партийный работник знал положенную ему заработную плату, место отдыха и уровень его обслуживания, объём и качество дополнительного пайка и т.п. Доклад В.М. Молотова примечателен тем, что он демонстрирует, как, используя социальную демагогию

вкачестве политических технологий, партийное руководство стремилось поставить работников партийного аппарата в материальную зависимость от вышестоящей партийной инстанции. Стремясь лишить аппаратчиков и в целом партийные организации побочных средств существования, партийным комитетам

запрещали организовывать хозяйственные предприятия и кооперативы для материальной помощи коммунистам3.

Помимо денежного довольствия партийная элита в первую очередь обеспечивалась через местные исполкомы жиль-

1Очерки истории Башкирской организации КПСС. Уфа, 1973. С. 279.

2См.: XII-я Всероссийская конференция РКП(б). 4–7 августа 1922 г. М., 1922. С. 1–145; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1983. Т. 2. С. 594-595.

3Там же. С. 595.

254

ем, по линии Наркомздрава – квалифицированной медицинской помощью, а по линии Наркомпроса – воспитательными и образовательными учреждениями для детей1. В 1923 году появилось специальное постановление Политбюро, обеспечивающее гарантированное поступление на рабфаки и в вузы страны детей ответственных работников. Для них «бронировались» места в учебных заведениях.

Уровень жизни партработников на несколько порядков отличался от, например, «шкрабов» (как именовали тогда школьных учителей), зарплата которых была нерегулярна и столь низка, что «учителя в некоторых кантонах бросали школы и уходили на другую работу»2. Реальность была такова, что зарплаты учителя, выдаваемой даже по самой высокой ставке 14го разряда, хватало лишь на покупку двух наборов продуктов, то есть содержать семью сдетьми нанеё было невозможно.

В то же время «жалованье» партаппарату выдавалось своевременно и в полном объеме. Если ЦК по каким-то причинам не переводил деньги в полном объёме, то Башобком моментально брал деньги в банке. Не было ни одного случая, чтобы партактиву республики «зарплата выдавалась несвоевременно и не по ставкам»3. Таких привилегий больше никто не имел. Даже тем, кто служил в советских ведомствах, приходилось терпеть то, что зарплата выдавалась не полностью, нередко с опозданием. В еще худших условиях оказались рабочие и крестьяне. На возмущения трудящихся партия большевиков и Советская власть реагировали лишь тогда, когда ситуация в социально-экономической сфере становилась действительно угрожающей, но вместе с тем в ЦК партии внимательно следили за тем, чтобы рост цен не сказался на уровне

1КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1983.

Т. 2. С. 597; ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 3. Д. 14. Л. 194.

2ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 2. Д. 27. Л. 126; Д. 21. Л. 76.

3Там же. Оп. 3. Д. 19. Л. 3.

255

жизни партаппарата на местах. Финотдел ЦК партии отслеживал уровень инфляции и регулярно увеличивал ежемесячные ассигнования «на содержание личного состава и соцстрахование»1. Так, расходы Башобкома на апрель-май 1924 года были определены в 21 383 рублей.2 Впоследствии они были значительно увеличены до 535 294 рублей на 1928 год, из которых на содержание самого аппарата Башобкома выделено179 111 рублей3.

Постепенно система льгот и привилегий партаппарата засекречивалась не только от рядовых коммунистов, но и тем более от беспартийных. Однако так называемое «хозобрастание», особенно заметное с утверждением нэпа, скрыть было невозможно. Роскошество партсовработников особенно раздражало беспартийных. Свидетельством тому служат вопросы, задаваемые рабочими и служащими уфимских железнодорожных мастерских и работниками железнодорожных служб во время встречи с председателем ВЦИК СССР М.И. Калининым 5 декабря 1923 года; а также сводки ГПУ, в которых постоянно фиксировались факты, однозначно свидетельствовавшие о том, что население выражало недовольство неоправданно высоким уровнем жизни «слуг народа». В записках, адресованных Калинину, работники возмущались снижением оплаты по тарифной сетке, ростом налогов, непомерно высокой платой за жильё, высокой инфляцией, ростом безработицы. Из 40 сохранившихся записок в 25 в той или иной форме выказывалось недовольство качеством жизни «простых людей». В русле этих настроений был вопрос: «Почему члены партии имеют преимущества в получении работы?»4. Крайне острыми были суждения рабочих о «хозобрастании» ответработников: «Почему наши коммунисты делаются вторыми

1Там же. Ф. 122. Оп. 2. Д. 11. Л. 134.

2Там же. Л. 165.

3Там же. Оп. 8. Д. 1. Л. 110. Численность партийного аппарата БАССР указанного периода составляла 300 – 400 сотрудников.

4Там же. Оп. 2. Д. 23. Л. 34.

256

буржуа? Например, тов. Першин, бывший слесарь Уфимских мастерских, а теперь председатель горсовета, имеет двух коров, одну лошадь и ещё несколько ульев?»1. Как бы резюмировала отношение рабочих к подобному положению вещей другая записка: «Всем рабочим нравится советская власть. Но не нравится то, что каждый выборный из рабочих куданибудь, в исполком или еще куда, начинает заводить себе кухарок и вообще жить по-буржуазному»2.

Сложившаяся наверху точка зрения была озвучена М. Калининым на собрании Уфимского партактива, где он признавал, что в партии существует материальное неравенство, вызывающее у «некоторых групп недовольство». Однако глава ВЦИКа оправдывал материальное неравенство, «когда целый ряд ответственнейших товарищей, целиком поглощённых работой, [не могут] ходить на рынок. Возьмём хотя бы Владимира Ильича или Бухарина»3.

Особые фонды создавались для обеспечения партийных съездов и конференций. Это был уже своеобразный ритуал кланового кормления за государственный счет4. Так, все делегаты состоявшейся в феврале 1923 года VIII Тамьян-Катай- ской партконференции, а наравне с ними все прибывшие руководители учреждений и заведующие отделами канткома по приказу секретаря канткома были обеспечены обедами5.

Партаппарат, помимо бюджетных денег, мог рассчитывать на средства создаваемых с 1922 года губернских и уездных фондов взаимопомощи. Средства фонда, которыми распоряжались комиссии взаимопомощи, формировались за счет 3%-ных отчислений из ассигнований, выделяемых парторга-

1Там же. Л. 22.

2Там же. Л. 30.

3Там же. Л. 15.

4Осокина Е.А. Указ соч. С. 70.

5ЦГАОО РБ. Ф. 234. Оп. 1. Д. 4. Л. 95; Д. 5. Л. 11.

257

низациям; членских взносов; отчислений со сверхставок1, заработной платы работников, имевших повышенные ставки; специального обложения членов партии. Преимущественно на деньги фонда могли рассчитывать те, кто нуждался в лечении, по заданию партии «перебрасывался» на новое место работы, лишался кормильца, погибшего на партийном посту2. К маю 1924 года двести десять человек, состоявших на учете в областной парторганизации, получили материальную помощь. Главным образом, это были члены партии, которые временно оказались безработными, а также заболели и нуждались в курортном лечении3. К концу 1920-х годов стало очевидно, что кассы взаимопомощи выполнили свою основную функцию, и само их существование стало формальным, поскольку с февраля 1926 года стали создаваться секретные фонды для помощи руководящим работникам и специалистам4.

Особое внимание партийные работники уделяли жилищному вопросу, который в соответствии с принципом «революционной целесообразности» решали оперативно. Целенаправленно реализуемая партаппаратом линия на улучшение жилищных условий ответработников вела к расширению количества «обкомовских домов», как правило, самых благоустроенных, находившихся в историческом центре города. Новый жилой фонд заполучался обычным предписанием, направляемым заведующему городским коммунальным отделом города Уфы, которому в целях улучшения материального положения активных партработников приказывалось в октябре

1Заработная плата коммунистов, работавших в хозяйственных, советских, кооперативных и профессиональных органах, месячный заработок которых был выше полуторной ставки 17-го разряда, именовалась сверхставкой // КПСС в резолюциях и решениях съездов и пленумов ЦК. 1898– 1986. 9-е изд. М., 1983. Т. 2. 1917–1922. С. 597–598.

2Там же. С. 595; ЦГАОО РБ. Ф. 234. Оп. 1. Д. 1. Л. 9.

3Восьмая Башкирская Областная конференция РКП(Б-ов). 1924. Вып. 3.

С. 34–45.

4Осокина Е.А. Указ. соч. С. 68.

258

1922 года предоставить в распоряжение Губкома партии дом № 5 по ул. Советской, выселив оттуда жильцов и произведя там капитальный ремонт1. Все «обкомовские дома» находились рядом с обкомом партии, располагавшемся в благоустроенном здании бывшего Крестьянского поземельного банка по ул. Советской, 142.

ЦК партии в условиях высокой инфляции первых лет нэпа большое значение уделял своевременному повышению оплаты труда ответработников. Партруководство, стремясь не допустить падения уровня их жизни, оперативно «пробивало» в Наркомате труда СССР новые ставки с учетом нараставшей инфляции. Так, жалование секретаря Башобкома за период с сентября 1922 по октябрь 1923 года было увеличено на170,8 %, а заведующего отделом повысилось на 166 %. Как показали расчеты, зарплата главы обкома в октябре 1923 года в 35,5 раз превосходила установленный госминимум3.

Изучение данных сводки ГПУ от 21 июля 1923 года, где анализировался уровень жизни служащих Башреспублики4, позволяет сделать вывод, что даже если бы работники областного партаппарата все необходимое для жизни своих семей покупали исключительно по рыночным ценам, их материальное положение было бы хорошим. Но, учитывая целый ряд льгот и привилегий и особенно спецмагазины, где сотрудники обкома РКП(б), РКСМ и горрайкомов могли покупать продукты и промтовары по госценам и брать их в кредит5, благосостояние партийно-советской номенклатуры по советским меркам было высоким и являлось предметом зависти обывателей.

1ЦГАОО РБ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 536. Л. 282.

2Там же. Оп. 3. Д. 13. Л. 11; Д. 16. Л. 201.

3Бубличенко Н.И. Партийная вертикаль власти БАССР в период НЭПа.

Уфа, 2011. С. 146-147; ЦГАООРБ. Ф. 122. Оп. 3. Д. 10. Л. 24; Д. 19. Л. 97-105.

4Там же. Оп. 2. Д. 27. Л. 63. Подсчитано: ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 2. Д.

19.Л. 107–102.

5Там же. Оп. 3. Д. 16. Л. 86–87.

259

В худшем положении находилось снабжение представителей сельского актива1. Вожаки комсомольских низовых организаций, активистки женотделов и инструкторы жаловались на невысокий уровень их заработной платы, нерегулярность выплат2. Как правило, недостаток средств компенсировали поборами с крестьян в духе «военного коммунизма»3. Тем не менее их социальная защищённость даже на самых низких ступенях управленческой иерархии была намного выше, чем у рабочего или колхозника.

Не жалела партия денег и на медицинское обслуживание «слуг народа». Целенаправленное «оздоровление» партноменклатуры началось в апреле 1922 года, когда ЦК РКП(б) разослал на места информацию о том, что «Наркомздрав выделил на южных курортах Республики свыше 2 тыс. коек в лучших санаториях». За Башкирской парторганизацией было забронировано 50 мест. Помимо символической платы за путевку, проезд и «суточное обеспечение отдыхающих» производились за счет обкома4. Уже с 1925 года руководящий персонал губерний получил возможность ежегодного медицинского обследования и систематического лечения в широко созданной сети санаториев и домов отдыха5. В ноябре 1928 года для лечения партактива были созданы особые медицинские комиссии из высококвалифицированных специалистов Наркомздрава республики. В их задачи входили охрана здоровья и оказание лечебно-профилактической помощи ответственным работникам и старым активным подпольщикам-партийцам6.

На стороне партсовработников был и КЗоТ, согласно которому «ответственные работники» имели отпуск продолжи-

1Осокина Е.А. Указ. соч. С. 72.

2ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 5. Д. 1. Л. 126, 238.

3Там же. Оп. 3. Д. 57. Л. 98.

4Там же. Ф. 122. Оп. 2. Д. 20. Л. 17.

5Пашин В.П. Указ соч. С. 237.

6ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 8. Д. 75. Л. 14–15.

260