- •Москва "наука" 1993
- •Глава первая
- •1. Становление основных подходов к измерению установок (1920-е - 1930-е годы)
- •3. Психологическая ориентация: ф.Олпорт, л.Л.Терстоун, р.Ликерт
- •4. Традиция Гутмана-Лазарсфельда
- •2. Надежность и валидность эмпирическх моделей
- •3. Множественные индикаторы в оценке качества измерения
- •1. Концептуализация и косвенное измерение
- •2. Взаимозависимость концептуализации и измерения:
- •1. Обобщение моделей структурных уравнений с латентной переменной и "общеизвестные истины" измерения
- •2. Г£гяао-методология и процедуры автоматического поиска моделей
- •4. Реалистская стратегия измерения
- •Вместо заключения: о радикальной критике "количественных" процедур в социологии 1
- •Литература
1. Концептуализация и косвенное измерение
как предмет "вспомогательных теорий измерения"
(исходные предпосылки)
Впервые понятие "вспомогательной теории измерения" было введено Х.М.Блейлоком в статье 1968 г.29 В этой статье, названной "Проблема измерения: разрыв между языками теории и исследования" [82], Блейлоку удается принципиально реорганизовать сам "гештальт" традиционных споров о соотношении теоретического и эмпирического в социологическом анализе. В сущности, ни одно из используемых в статье понятий (теоретический конструкт, эмпирический операциональный индикатор, измерение как приписывание числовых значений объектам "по правилам", валидность) не несет в себе принципиально нового содержания. Новизна заключается в том, что Блейлок определяет в качестве действительно проблематичного. Этим "действительно проблематичным" и теоретически нагруженным пунктом оказывается сам процесс измерения, обычно рассматривавшийся как скорее рутинная и собственно техническая манипуляция, обосновываемая если не на сугубо эмпирическом уровне, то с помощью какой-то "общей теории измерения", не имеющей ничего общего с содержательной (substantive) теорией, подвергаемой эмпирической проверке. В результате такой смысловой реорганизации принципиальной методологической проблемой в социологии оказывается для Х.Блейлока не "охватывающий" закон и не "аксиоматико-дедуктивная система" (хотя влияние этого круга позитивистских идеалов ощущалось в ранних работах Блейлока и справедливо критиковалось - см.: [183; 241]), а связь между содержательной социологической теорией и открытой по отношению к этой содержательной теории концепцией измерения, чаще всего остающейся имплицитной и "замаскированной" какими-то утилитарными или ad hoc обоснованиями выбора эмпирических показателей тех или иных теоретических переменных. В дальнейшем Блейлоку удалось более систематически проанализировать связи между концептуализацией и измерением и его более поздние работы содержат детальный анализ возможностей учета в причинных теориях измерения мультикаузальности, неразделимости содержательных и "измерительных" эффектов, принципиальной ограниченности доступных нам данных и возможностей сравнения и, более того, попытки определить круг "эмпирически безнадежных" ситуаций, когда теоретические споры и уточняющие эмпирические исследования заведомо бесплодны [84; 86; 88; 90]. Исходной точкой роста,
92
постоянным центром кристаллизации этого круга идей служит тема "вспомогательной теории измерения", позволяющая удерживать определенную теоретическую высоту даже в дебрях технических проблем, скажем, константности параметров структурных уравнений (при обосновании сравнимости измерений) или нелинейной связи неизмеряемой переменной и переменной индикатора. Поэтому нам представляется полезным, прежде чем перейти к обсуждению более поздних взглядов Х.Блейлока, вкратце изложить идеи, развиваемые в вышеупомянутой статье 1968 г.
Отмечая существование разрыва между социологической теорией и реальными эмпирическими исследованиями, Блейлок подчеркивает, что если этот разрыв и нельзя полностью закрыть в силу ограниченности самого научного метода, то и попытки его игнорировать всякий раз обнаруживаются в "эмпирических" на первый взгляд проблемах - результаты исследований оказываются несопоставимыми, в планировании исследования внимательный критик находит огрехи (например, не были проконтролированы смешивающие факторы или взяты "не те" индикаторы), а выводы всегда можно оспорить, так как для проверки всех возможных альтернативных гипотез всегда не достает нужных данных. С точки зрения Блейлока, неоценимую роль в прояснении проблематичности соотношения теоретического и эмпирического, и прежде всего - отношения процесса измерения к процессу конструирования теории, сыграла полемика вокруг операционализма, которая в социологии достигла максимума в 30-40-е годы. Операционализм и крайний эмпиризм свершили благое дело уже тем, что они "постоянно подчеркивали, что проблема измерения является ключевой для прогресса любой науки" [82. Р.6]. Ведь даже самая красноречивая теория без адекватного измерения обречена остаться непроверяемой, так как всегда существуют не менее красноречивые альтернативные теории.
Проанализировав взгляды П.У.Бриджмена, А.С.Эддиштона и защищавшего операционалистский подход в социологии Дж.ЭЛанд-берга, Блейлок отмечает, что общей и не лишенной смысла посылкой здесь является утверждение, что понятия эмпирически могут быть соотнесены не в терминах "внутренне присущих качеств" (например, масса как количество материи), а в терминах действительных эмпирических операций (показаний стрелки весов).
Это утверждение, с точки зрения Блейлока, обосновано постольку, поскольку обнажает и подчеркивает принципиальное различие языков теории и эмпирического исследования. Блейлок особо отмечает, что Бриджмен, в ответ на критику, признал что операции являются необходимым, но не достаточным условием введения понятий (т.е. смысл понятия может быть шире его операционального смысла), и более того - расширил круг возможных операций, чтобы включить в их число и нефизические. Наиболее существенными Блейлок считает следующие антиоперационалистские аргументы: операциональные определения недоступны для конструктивной критики; препятствуют прогрессу науки, так как не позволяют работать с новыми ситуациями и еще не измеряемыми понятиями (ср. [65 ]),
93
а кроме того, в силу своей финальности и ригидности препятствуют дальнейшим попыткам усовершенствовать измерение и классификацию. И самое существенное, с точки зрения Блейлока, - неясным остается, как приходят к операциональным понятиям. Именно этот вопрос, будь он поставлен в операционализме, сделал бы возможным анализ проблем концептуализации и измерения и, вероятно, избавил бы операционалистский подход от крайних упрощений и некоторой карикатурности. Но, с другой стороны, сама по себе артикулированная постановка этого вопроса во многом стала возможна именно в результате бурных дискуссий вокруг операционализма.
Блейлок считает, что прежде чем практически решать проблему соотнесения высокоабстрактных понятий социологической теории с набором переменных, имеющихся в распоряжении социолога-эмпирика, ее нужно корректно сформулировать на некотором метауровне, т.е. на уровне философии науки (отметим здесь, что для более поздних взглядов Блейлока вообще не характерно стремление обосновать свой анализ дилеммы концептуализации и измерения отсылками к общим логико-философским или историческим концепциям науки, позитивистским или каким-нибудь иным, за исключением предметного обсуждения или критики отдельных аргументов). В качестве возможной конструктивной альтернативы операционалист-скому подходу Х.Блейлок рассматривает подход, изложенный Ф.Нортропом в работе 1947 г. [190]. Нортроп различает два типа понятий (и два языка науки) - 1) понятия, задаваемые интуитивно, означивающие что-то, что может быть непосредственно воспринято [190. Р.36], и 2) понятия, задаваемые через постулирование, т.е. понятия, значение которых полностью или частично определяется постулатами дедуктивной теории, в которую они введены. Эти два вида понятий определяют два языка, преобладающих на последовательных стадиях развития науки - естественноисторической стадии, характеризуемой ведущей ролью метода прямого наблюдения, классификации и дескриптивного анализа, и более продвинутой стадии формулирования дедуктивной теории. Однако существенными для собственной концепции Блейлока оказываются не эти взгляды на генезис научных понятий и стадии созревания науки, а то, как Нортроп определяет характер соотнесения интуитивных понятии с понятиями, заданными через постулирование.
Отношением, соединяющим язык теории с обсервационным языком, является эпистемическая корреляция - "отношение, соединяющее ненаблюдаемый компонент чего-либо, обозначенного через постулируемое понятие, с его ("чего-либо") прямо наблюдаемым компонентом, обозначаемым интуитивным понятием" [190. Р.119]. Т.е. эпистемическая корреляция соединяет вещь, известную одним способом, с той же по сути вещью, известной другим способом (делая возможным, например, переход от массы как количества материи к массе как "показанию стрелки"). Блейлок довольно детально анализирует обоснованность введения двух разных языков, отмечая, что смешивание понятий теории и интуитивных понятий в одном языке привело бы к появлению бессмысленных утверждений, скажем, о
94
цвете электрона30. Рассматривается здесь и проблема изоморфного "отражения" понятий теории в понятия наблюдения, при этом Блейлок вслед за Нортропом делает вывод о невозможности их однозначного соединения и неизбежности существования "остатка" - теоретически определенных понятий, не имеющих операционального индикатора. Самым же существенным в обсуждении нортропов-ской концепции эпистемических корреляций для дальнейших рассуждений Блейлока оказывается следующее - 1) не существует строго логического обоснования перехода от постулируемых понятий к интуитивным; 2) эпистемические корреляции непосредственно не наблюдаемы и принимаются учеными "по общему согласию" как априорно (до наблюдения и эксперимента) устанавливаемая взаимосвязь между постулируемыми сущностями и непосредственно наблюдаемыми фактами; и, как следствие предыдущих рассуждений, 3) никакая дедуктивно сформулированная теория не является "прямо проверяемой" [82. Р.10-11 ]. И хотя в дальнейшем первая и вторая из перечисленных констатации превращаются для Блейлока собственно в проблему, а для устранения или, по крайней мере, осознания всех логических следствий этой проблемы будут разрабатываться причинные модели измерения, эти рассуждения оказываются очень важны для становления концепции теоретического обоснования измерения в социологии. Они помогают осознать, во-первых, произвольный, т.е. связанный с выбором (не всегда эксплицирующим свои основания), характер соотнесения теоретических переменных с эмпирическими индикаторами и, во-вторых, вытекающую отсюда необходимость разработки общей модели концептуализации измерения в причинных терминах. Последнее в общем случае означает постулирование определенных причинных отношений между неизмеряемой переменной и ее индикаторами. Причем каждое из таких постулируемых отношений должно быть заранее и развернуто обоснованно через совокупность допущений. Эти допущения вытекают из содержательных соображений теории, относящихся к процессам "реального мира", связывающим индикатор и неизмеряемую переменную.
Прежде чем перейти к детальному анализу проблем концептуализации, косвенного измерения и "вспомогательных теорий измерения" в данной статье и более поздних работах Х.Блейлока, нам необходимо сделать небольшое отступление и вкратце ответить на естественно возникающий вопрос: в чем все же состоит принципиальная новизна подхода Блейлока к проблеме измерения в социологии? Ведь и представление о латентной переменной, и концепция теоретической валидности были введены ранее, и именно как реакция на существование "пропасти" между теоретическими конструктами и операционально определенными индикаторами. Отчасти на этот вопрос ответил и сам Х.Блейлок в книге " Концептуализация и
95
измерение", вышедшей в 1982 г. Отмечая тесную, но не всегда получающую должное внимание со стороны исследователей взаимосвязь между теоретической концептуализацией и решением сугубо технических или формальных проблем измерения, он пишет: "... забота о концептуализации часто мотивирует или помогает рационализировать многие из более специальных дискуссий, нацеленных на разработку формальных или аксиоматических оснований выбора модели измерения. Многие обсуждения проблем шкалирования, как и посвященные шкалированию учебные курсы, имеют дело с процедурными вопросами "болтов и гаек", так что философскими и теоретическими основаниями часто пренебрегают или, по меньшей мере, не доводят до достаточного уровня осознания явную заботу о теории. Однако те, кто внес самый активный вклад в создание этих техник <измерения> - Л.Л.Терстоун, Пол Лазарсфельд, Луи Гутман, Клайд Кумбс, Роджер Шепард, Патрик Суппес, Р.Льюс, Амос Тверски и Дэйвид Кранц,- также были очень заинтересованы в проблеме сцепления между теоретически определенными конструктами и операциональными процедурами, хотя, возможно, они определяли проблему другими способами. Так, Гутман (1944) представлял проблему в выборочных терминах, т.е. через отбор пунктов из содержательного универсума. Терстоун (1947), разрабатывая обоснование для вращения осей в факторном анализе, сосредоточил внимание на критерии экономности, стремясь прежде всего к "простой структуре". Лазарсфельд [1954) понимал эту проблему в терминах латентных классов, внутри которых паттерны ответов в сущности случайны..." [89. Р.43 ]. Х.Блейлок здесь вводит, хотя и не заостряет, очень существенное различение между своим подходом и взглядами предшественников. И заключается оно в принятии детерминистских представлений о связи между неизмеряемой (в том числе, латентной) переменной и переменной-индикатором. Хотя в отдельном случае окончательно определить или количественно оценить эту связь часто невозможно, ее надо отчетливо и заранее специфицировать в модели измерения, как и все другие причинные связи31 . В противном случае нельзя отличить ошибки субстантивной теории от ошибок, связанных с теоретическим обоснованием измерения, а зачастую - и заподозрить их существование (т.е. детерминизм здесь выступает как норма исследовательского подхода, а не как онтологический постулат о том, "как обстоят дела на самом деле"). На первый взгляд, различие взглядов Х.Блейлока и, например, П.Лазарсфельда, наиболее последовательно развивавшего представления о вероятностной природе отношений теоретической переменной и ее индикатора, не так уж велико, а идея спецификации всех причинных связей в модели измерения, когда заведомо известно, что некоторые из них вообще не могут быть оценены численно, кажется не вполне обоснованной. Не проще ли принять вероятностную парадигму отношения индикатора к латентной переменной, чем
96
строить гипотезы о характере причинных связей, которые в некоторых случаях в принципе невозможно проверить? Для ответа на этот вопрос нам представляется полезным привести один иллюстративный пример. В статье по истории квантификации в социологии П.Лазар-сфельд [165] анализирует причины неудачи А.Кетле в измерении нефизических интеллектуальных и "моральных" характеристик через манифестные характеристики поведения, являющиеся следствием первых, не поддающихся прямому измерению. Отмечая, что представления Кетле о косвенном измерении латентных качеств, представляющих теоретический интерес, и его теория измерения социальных явлений значительно опередили свое время (притом, что, в силу свойственной социальным наукам "дисконтинуально-сти", не стали прямым основанием дальнейшей традиции социологического измерения), Лазарсфельд полагает, что трудности, с которыми столкнулся Кетле при решении интересовавшей его проблемы, были связаны с детерминистским характером его представлений о связи неизмеряемой переменной и ее индикатора. Аргументация Лазарсфельда построена на анализе конкретного примера измерения криминальной тенденции ("Penchant au crime") [165. Р.305-309]. Изложив точку зрения Лазарсфельда, мы проанализируем этот пример на языке "вспомогательных теорий измерения", что позволит сделать более рельефным различие вероятностной, "симптоматической" концепции измерения (Спирмен, Терстоун, Лазарсфельд) и детерминизма причинных моделей измерения32 .
Кетле располагал данными об уровне преступности для большого числа групп населения (выделенных по социально-демографическим признакам - пол, возраст, образование и т.д.). При этом его не удовлетворяло чисто дескриптивное описание различий между группами ("дескриптивных корреляций"). Он использовал свои оценки уровня преступности как показатели скрытых наклонностей к преступлению. Как отмечает Лазарсфельд, это давало Кетле преимущество более драматического описания результатов и почву для теоретической интерпретации [165. Р.305 ]. Большая частота убийств среди молодежи, чем среди представителей старших возрастов, расценивалась как свидетельство "насильственной природы молодости", более высокий уровень преступности среди мужчин - как проявление "ограниченной природы женской личности" (которая сама по себе не поддается прямому измерению). Кетле осознавал уязвимость для критики применяемого им метода эмпирического обоснования выво-
7 И.Ф.Девятко 97
да о неизмеряемых переменных (тенденциях, склонностях) и постоянно стремился найти контраргументы (фактически вводя новые допущения в свою "теорию измерения"):
верно, что число совершенных преступлений не равно числу преступников, но так как бдительность полиции можно считать приблизительно постоянной (для разных групп), то это не играет роли при сравнении криминальных тенденций по возрастным или каким-либо другим социально-демографическим группам;
верно, что криминальная тенденция проявляется при определенных обстоятельствах и не проявляется при других, т.е. мы имеем дело с "Penchant apparent" а не с "Penchant reel", но для сравнительных целей обе равно пригодны (Кетле проводит "эмпирическую проверку" этого допущения, сравнивая распределение числа обвинений, приговоров и оправданий для разных возрастных групп);
действительно, отсутствует возможность сравнить данные социальной статистики по всему населению с данными по преступникам (Кетле не располагал, например, статистикой образования), но можно снова применить относительные оценки, например, построить кросс-классификацию преступников по полу и образованию.
Однако, пишет Лазарсфельд, все это еще не решает главной проблемы: "Что предполагается, когда делается вывод от совершенных преступлений к криминальной тенденции? Сделал ли Кетле нечто большее, чем просто заменил словами "криминальная тенденция" наблюдаемые оценки преступности?" [165. Р.306]. С точки зрения Лазарсфельда, Кетле принял детерминистскую модель: "причина (тенденция к преступлению в данной группе) - следствие (доля совершивших преступления в этой группе)", тогда как в социальных науках типичной является вероятностная связь между индикаторами (симптомами) и гипотетическими конструктами.
Какова, с точки зрения Лазарсфельда, природа этих вероятностных отношений? Оказывается, они необходимо связаны с нелинейностью отношения "тенденция - симптом". Объясняя причину, по которой Кетле не смог отказаться от детерминистской модели в пользу вероятностной, Лазарсфельд указывает на аксиоматически принимаемое Кетле допущение "пропорциональности причин и следствий", т.е. в терминологии самого Лазарсфельда, предположение о линейных отношениях между латентным континуумом, который пытается измерять Кетле, и вероятностью индикатора, который он может наблюдать. Далее Лазарсфельд без труда демонстрирует на примерах, что график, операциональная характеристика наблюдаемого индикатора на латентном континууме, может иметь любую форму, помимо линейной. Но в обоих приводимых им вымышленных примерах (теста конформности по отношению к моральным нормам и измерения "репродуктивной стратегии семей", имеющей результатом определенное число рождений мальчиков и девочек) хотя и наличествует безусловно нелинейное отношение гипотетической переменной и индикатора, сама нелинейность не выводится из постулата вероятностной связи. Т.е. вероятностная трактовка связи " тенденция - симптом" оказыва-
98
ется сама по себе бесполезна для выявления нелинейности этой связи. Напротив, объясняя в обоих случаях,) почему отношение оказалось нелинейным, Лазарсфельд просто вводит дополнительные объясняющие переменные в причинную модель, делая ее более сложной, но не индетерминистской (в случае теста - это зависимость формы кривой от различающей мощности вопроса, в случае числа рождений - это влияние на конечный исход, помимо "тенденции иметь мальчиков", "тенденции продолжать рождения до появления мальчика", которая делает сверх-представленным потомство семей, имеющих биологическую склонность к рождению девочек). Суть здесь, оказывается, не в вероятностной природе самой связи, а в нелинейности зависимости конкретного эмпирического индикатора либо в присутствии неучтенной объясняющей переменной (которую в принципе можно включить в нашу причинную модель измерения, если мы ее эксплицитно рассматриваем, и найдя для этой неучтенной переменной независимый индикатор, вычленить чистый эффект интересующей нас "тенденции"). Суммируя, можно сказать, что Лазарсфельд прав, отмечая сверхупрощающий и часто вводящий в заблуждение характер сделанного Кетле допущения о прямой линейной связи неизмеряемой тенденции и ее манифестации33 , но ошибается, когда считает, что нелинейный (1-й пример) и мультикаузаль-ный (2-й пример) характер нашей модели измерения делает обоснованным, теоретически или из практических соображений, постулат о вероятностной природе измерения. И собственный ход рассуждений Лазарсфельда демонстрирует, сколь существенны для выбора формальной модели, описывающей характер отношений между доступными нам индикаторами и измеряемыми латентными характеристиками, содержательные представления о причинных связях "реального мира", вытекающие из теории явления (хотя, еще раз это , подчеркнем, результирующая формальная модель может оперировать и вероятностями).
Интересно отметить, что "стохастическая" аргументация никак , не соотнесена в данном случае с проблемой конструктной валидности измерения, которую Лазарсфельд также затрагивает в данной статье [165. Р.307-308]. В сущности, конструктная валидность - т.е. обоснованность связывания гипотетического конструкта теории с данным эмпирическим индикатором, - явно избыточное понятие с точки зрения последовательно "вероятностного" подхода. В общем случае любой тест, не обладающий конструктной валидностью, может иметь ненулевую вероятность "положительного" ответа на него в любой точке латентного континуума. Рассуждение Лазарсфельда об условиях, при которых допустим вывод от наблюдаемого поведения (доля преступлений в данной группе или при данных социальных обстоятельствах) к причине, т.е. к "преступным тенденциям" (на микроуровне анализа - мотивационным состояниям принадлежащих к этой
7* 99
группе индивидов), по существу показывает, что модель Кегле была недостаточно детерминистской, т.е., говоря современным языком, Кегле не специфицировал все причины, влияющие на интересовавшую его теоретическую переменную и ее поведенческий индикатор. В результате Лазарсфельд от "вероятностной" модели измерения и критики детерминизма в социологическом измерении переходит к каузальному анализу, как только возникает необходимость объяснить, в чем на самом деле заключалась "проблема Кегле". Он указывает, что так как измерение криминальной тенденции является "внутренней" процедурой и внешний критерий валидации используемого поведенческого индикатора отсутствует, то уже на стадии концептуализации нам придется искать разные индикаторы помимо уровня преступности (проявления неуважения к закону, агрессивность). И кроме того, если мы включим в их число долю действительно совершенных преступлений, мы уже не сможем узнать, каково эмпирическое отношение между криминальными тенденциями, измеренными независимо, и частотой преступлений, совершенных в разных группах и при различных социальных обстоятельствах [165. Р.308]. Лазарсфельд отмечает, что Кегле проводит разграничение между общей криминальной тенденцией, умением осуществить преступление определенного типа и возможностью его осуществить при определенных обстоятельствах. Однако уверенность Кегле в том, что в его сравнительных оценках уже учтены (поддерживаются на постоянном уровне) умение, возможность и вероятность обнаружения, помешала ему осознать необходимость найти меру криминальной тенденции, независимую от самого преступного акта. Таким образом, ПЛазарсфельд, поначалу обосновывающий в рассматриваемой статье вероятностную природу косвенного измерения (как соотнесения гипотетического конструкта теории и измеряемого индикатора), вынужден постоянно эксплицировать предположения о причинных связях "реального мира", включенных в конкретную ситуацию косвенного измерения. Т.е. то, что он считал излишним "в принципе", оказывается неизбежным практически. Отличительная же особенность подхода, развиваемого Х.Блейло-ком, - постоянное подчеркивание необходимости заранее, основываясь на имеющихся теоретических представлениях, строить причинную теорию, связывающую постулируемые свойства с какими-то индикаторами, которые мы можем наблюдать относительно непосредственно.
Рассмотрим "проблему Кегле" с точки зрения такого подхода (заведомо ограничившись лишь теми трудностями, о которых говорит в своей статье ПЛазарсфельд и которые в значительной мере осознавал сам А.Кетле). В некоторой простейшей ситуации можно считать, что единственной причиной определенного индикатора (который мы обозначим как эффект-индикатор, в отличие от индикатора-причины) является переменная, которая и представляет теоретический интерес для исследователя. Т.е., применительно к рассматриваемому нами случаю, криминальная тенденция X является единственной причиной уровня преступности Xv не считая каких-то
случайных факторов (не скоррелированных с X возмущений, разброс которых будет уменьшаться по закону больших чисел с ростом числа исследуемых случаев). Эта ситуация изображена на рис. 8 (для большей наглядности кружком здесь и далее обведены неизмеряемые переменные, а квадратом - измеряемые). Однако, если мы хотим далее сравнить значения Х1 в разных группах (или разных субкультурах) , нам нужно 1) решить, как составить полный список альтернативных форм преступного поведения, т.е. всех возможных видов преступлений, и выбрать критерий их включения или исключения (скажем, обращение жертвы в полицию и официальная регистрация факта преступления) , 2) найти способ их агрегирования, т.е. подсчета, заранее решив, что для получения сводного показателя альтернативные виды преступного поведения должны суммироваться или, скажем, перемножаться. Допустим, мы имеем полные списки видов преступлений для двух групп, например низкоквалифицированных фабричных рабочих и представителей "свободных профессий" с высоким доходом. Предположим также (не очень реалистически), что мы располагаем полными данными для двух выборок из этих групп о частоте совершения ими каждого вида преступлений из наших списков. Вполне возможно, однако, что в списке для второй группы намного меньше видов преступлений, чем в списке для первой группы (скажем, в нем отсутствуют убийства в пьяных драках и мелкие кражи). Мы, вероятно, захотим предположить, что возможно какое-то "замещение" одного типа преступного поведения другим (джентльмен, скажем, не убьет свою жену, но с помощью хитроумного мошенничества серьезно заденет ее финансовые интересы). Как мы можем получить сравнимые численные показатели для двух этих групп (если "криминальные тенденции", относительно которых мы могли бы "взвесить" преступления из двух списков, по-прежнему остаются прямо не измеряемыми)?
Вернемся, однако, к предположениям, сделанным для простейшей ситуации, изображенной на рис. 8. Не обсуждая проблем межгрупповой сопоставимости индикаторов, т.е. считая их каким-то образом решенными, введем определенное усложнение в нашу модель. Допустим, что навыки, необходимые для свершения какого-то вида преступления (У), и возможности его совершить (P), зависящие от конкретной ситуации и вероятности быть уличенным, также влияют на наш эффект-индикатор, т.е. имеет место ситуация, изображенная на рис. 9.
Очевидно, в этой ситуации нам нужно скорректировать нашу меру преступной тенденции, статистически проконтролировав Y и P, что возможно лишь если У и P достаточно хорошо измерены. Последнее требование еще более важно, если мы предположим наличие между независимыми переменными существенной корреляции: даже чисто случайная, но существенная ошибка измерения в одной из этих независимых переменных не только сдвинет к нулю "ее" коэффициент в уравнении множественной регрессии, но и в случае высокой скоррелированности этой независимой переменной с другой будет приводить к завышенной оценке влияния этой второй
100
101
к старшим).
Введем еще одно усложнение в ситуацию, представленную на рис. 9. Допустим, прежний уровень криминальной тенденции X (в более ранний момент времени) влиял на различия в преступных навыках Y между двумя нашими группами (рабочих и представителей "свободных" профессий), а различие в навыках, в свою очередь, влияло на возможность совершения преступления. Кроме того, прежнее значение уровня преступности Х1 может через механизм обратной связи влиять на последующее значение криминальной тенденции X (такое предположение вполне правдоподобно, если допустить, что криминальное поведение в определенной мере является "социально выученным"). Упрощенная схема для этого случая представлена на рис. 10. Еще более сложной будет ситуация, когда различие в значениях переменной P (возможностей, случаев, благоприятных для совершения преступления) для двух наших групп в момент времени t - I каким-то образом, через различия в приобретенном опыте, навыках или в практике социализации представителей двух этих групп, влияет на "криминальную тенденцию" в момент t. Как мы можем измерить "криминальную тенденцию" в этих двух ситуациях? Конечно, существуют способы, позволяющие при определенных условиях и допущениях справиться с мультикау-зальностью и нерекурсивностью в причинных моделях косвенного измерения. Но если отношения индикаторов к теоретическим конструктам заранее не определены в теоретической системе, т.е. "вспомогательная теория измерения" не определена столь же отчетливо, как и содержательные теоретические гипотезы, исследователь, идеализирующий ситуацию измерения, не сможет отделить отклонения полученных результатов, вызванные неадекватностью этой идеализации, от ошибок теоретического прогноза.
В обсуждавшейся выше статье 1968 г. Х.Блейлок замечает, что меньшая, в целом, острота проблем измерения в естественных науках отчасти связана с замечательной константностью фундаментальных физических величин. В науках социальных, напротив, постоянно следует считаться с вариативностью эмпирических соотношений. Наряду с проблемами мультикаузальности, наличия механизмов обратной связи между индикатором и неизмеряемой пере-
102
Рис.8
Рис. 8. Модель с одним индикатором для " проблемы Кетле".
Рис.9. Модель с двумя измеряемыми и одной неизмеряемой переменной.
Рис. 10. Усложненная модель с обратной связью.
менной, в причинных моделях измерения должны делаться и некоторые предположения, касающиеся вариативности (или константности) этой связи. Поэтому еще одной темой, изначально включенной в обсуждаемый круг идей, является обоснованность принятия «предположения о гомогенности». Эта тема легко может быть проиллюстрирована на примере сравнительных исследований или измерения опосредующих переменных. Пока же, лишь очерчивая ее общие контуры, вернемся к рассмотренному примеру. В этом преступлений в группе - это эффект-индикатор Преступной тенденции. Но предположим, что мы сочли излишним понятие "криминальной тенденции" и хотим сравнить лишь сами уровни преступности34. Пусть Х1 - наблюдаемая частота преступлений, являющаяся какой-то частью истинного уровня преступности, т. е. истинной частоты X. Истинное значение X соответствует полному но не измеряемом уровню преступности, а Х1 - числу преступлений, зарегистрированных официально (по которым было возбуждено уголовное дело). В таком случае мы можем считать, что Х1 равно истинной величине X, умноженной на какую-то Величину U. Можем ли мы считать эту последнюю величину константой? Лишь в очень ограниченном числе случаев при соблюдении целого ряда условий. В общем же, U - это переменная, значения которой будут изменятся от ситуации к ситуации, от одного типа преступлений к другому (достаточно сравнить квартирные кражи и вымогательство) и в зависимости от социальных характеристик обвиняемого или осужденного. Так, значения U могут быть намного меньше "беловоротничковой" преступности в сравнении с преступностью уличной. Поэтому попытка представить отношения X и Х1 в виде уравнения:
Х1 = a1+ b1X
103
и считать U константой будет вести к заблуждениям. Конечно, в ситуации, когда истинное значение X неизвестно, можно использовать многоиндикаторный подход, но и в этом случае следует сделать определенные теоретические предположения о всех U., соединяющих X и X. -и индикатор, и постараться получить на этой основе какие-то прямые измерения этих U. Можно использовать для этого специальное методическое исследование, посвященное сравнительному анализу статистики преступлений, зарегистрированных в результате обращения их жертв, добровольных явок с повинной, числа осужденных за различные виды преступлений среди представителей различных социальных групп и т.п. В ином случае, когда имеет место некритическое принятие "предположения о гомогенности", это обесценивает результат самого масштабного и интересного по замыслу исследования35.
Как пишет Х.Блейлок в другой своей книге [90. Р.128-138], существующая терпимость социологов к глобальным обобщениям, построенным на весьма ненадежных и чаще всего "выносимых за скобки" предположениях о содержательной стороне осуществленных ими измерительных процедур, может объясняться лишь недостатками сложившейся в эмпирической социологии интеллектуальной культуры.