Myuller_Avgust_Istoria_islama_s_osnovania_do_noveiyshikh_vremen_T_1_Avgust_Myuller_per_s_nem_pod_red_priv_-dots_N_A_Med

благ, во время междоусобной войны добывать для них же из огня каштаны халифата. Во всяком случае Аббас был человек проницательный, он прозревал гораздо далее, чем остальные его земляки. Упрямство, с которым проводил неуклонно его племянник свое дело, казавшееся многим химерой, но которое сгруппировало вокруг Мухаммеда большое число далеко не дюжинных личностей, поколебало дядю. И он начал понемногу верить, что это замечательное движение, в конце концов, может иметь будущность. Но виды на это никоим образом не были пока достаточно осязательны, чтобы побудить такого предусмотрительного человека примкнуть тотчас же к новой вере. По прежнему остался он на той стороне, на которой была сила и общественное уважение, но при этом не отказывался быть полезным- и другой, как бы невзначай

оказывая ей услугу. Вот и явился он вместе с Мухаммедом в заранее определенный день, поздно вечером, на условленное свидание у Акабы с правоверными Иасриба. В одиночку, маленькими группами, подходили они к укромному местечку, дабы не обратить на себя ничьего внимания. Собралось в общем 75 человек, в том числе две женщины. Когда оказались все на лицо, проговорил Аббáс несколько слов. Он выразил, что Мухаммед до сих пор находил в своем роде должную защиту и может ею пользоваться и в будущем. Теперь же он предпочитает искать убежища у людей Иасриба, поэтому желательно бы знать, готовы ли они оказать ему свое покровительство. Слушатели, изъявляя свою радость криками согласия, стали просить Мухаммеда открыть пм свою волю. Пророк начал снова проповедовать об истинном Боге, об исламе, и закончил словами, «итак, я заключаю с вами союз, вы должны защищать меня от всего того, от чего вы обязаны защищать ваших жен и детей». Тогда Аль Барá из племени хазрадж, схватил его за руку и обещал ему. За ним поочередно подтвердил условие каждый из присутствующих. Мухаммеда- , приветствовали,

в качестве главы, по обычаю арабов, легким прикосновением правой руки к правой же пророка. По заключении союза, выбрал Мухаммед, в силу своего нового полномочия, мужей — трех из аусов и девятерых из хазраджей, как будущих руководителей общины в Иасрибе. Затем закрыто было заседание12 — вторая Акаба,

как оно будет отныне называться — и все поспешно разошлись. Как тщательно ни было сохраняемо в секрете заседание, вско-

ре, однако стали распространяться неопределенные слухи о случившемся, и курейшиты сразу поняли всю громадность опасности им угрожавшей. Союз Мухаммеда с внешними племенами, и тако-

110

го значения как аус и хазрадж, людьми опытными в войне, мог со временем легко стать страшным для мирных купцов Мекки. И это показалось им тем более грозным, что они менее всего ожидали от презренного человека способность разыграть такую серьезную роль. Прежде всего нужно было, конечно, разузнать об истинных намерениях людей Иасриба. Лагерь паломников, после третьего дня празднеств, еще не был снят. Туда поспешили главы курейшитов и стали громко жаловаться на действия некоторых, которые пользуются днями всеобщего мира, чтобы возбуждать ненависть в рядах дружественного племени, завязывают связи с неспокойными и подозрительными людьми, и по всему тому, чтò слышно, стараются довести до войны. Непосвященные в тайные переговоры громко протестовали против подобных подозрений, а участники остерегались раскрыть рот. Абдулла Ибн Убай стал заверять, что подобного рода вещи немыслимы, что никто из его людей не осмелится сделать такой шаг, не предупредив его. Но ему скоро пришлось узнать, как мало признавали его авторитет люди, увлеченные проповедью пророка. Временно, мекканцы удовольствовались этим, но лишь только снят был лагерь чужеземцев и караван Иасриба двинулся в путь, как в городе стало уже все известно. Спешно бросились аристократы преследовать уходивших, но успели захватить только двух отставших. Один из них был новообращенный хазрадж, по имени Сá’д Ибн Убáда Его забрали в плен, избили и потащили в Мекку. На его счастье, нашлись там родственники, многим ему обязанные; они выхлопо. -

тали его освобождение. Тем ярче вспыхнуло негодование аристократов против оставшихся — пророка и окружающих его.

Прямые неприязненные действия наступили, однако, не сразу, но все давало повод предполагать, что ждать их остается недолго. Решение покинуть город и бежать в Иасриб было задумано Мухаммедом уже несколько месяцев тому назад, надо было поторопиться привести его в исполнение. Бесшумно, по приказанию предводителей, покидали правоверные свои жилища и украдкой выбирались из города, захватив с собой все, что можно было без труда унести; остальное бросали. Помешать им не было никакой возможности, большинство их были люди вольные. Никто не имел права запретить им свободу передвижения. Даже родственники их, неверующие, заступились бы в таком случае за них, если бы последовало насилие со стороны зажиточных. Были отдельные попытки, особенно со стороны некоторых ревностных противников пророка, кое-кого остановить, посадить под замок, кто

111

брата, кто находящегося в прямой от него зависимости. Но это удалось лишь в двух отдельных случаях. Исключение составляли конечно рабы, которые не успели еще откупиться. Преобладающее же большинство мусульман успело, в течение лета 622 года, никем не тронутое, уйти в Иасриб; там приняли их в домах единоверцев с распростертыми объятиями.

Вместе с Абу Бекром и Алием Мухаммед оставался еще в Мекке, выжидая пока все его приверженцы не покинут города. Причина этого замедления не совсем ясна; надо полагать он рассуждал так: отъезд его приверженцев не может возбудить больших затруднений, если он сам остается в Мекке и своим присутствием дает курейшитам некоторого рода уверенность, что пока еще не предстоит никакой опасности. Эта уверенность исчезала понятно моментально, как только он покинет город, и он имел полное основание ждать от своих неприятелей самого худшего. И действительно, предание сообщает, что курейшиты, на одном собрании, на котором присутствовал сам сатана в образе старика, закутанного в мантию, прибывшего из Неджда лично, по совету этого исконного неприятеля пророка порешили его умертвить. Для этой цели выбраны были будто бы 11 человек, которые ночной порой должны были напасть на него в кровати и убить. В то самое время, как они уже его подстерегали, удалось «посланнику Божьему», предуведомленному, понятно, обо всем через посредство ангела Гавриила, избегнуть гибели. Достоверность этого злого умысла оспаривается не без основания, ибо из Корана, в котором описываются подробности последних дней пребывания в Мекке, ничего другого нельзя вывести как то, что Мухаммед подозревал курейшитов в злых намерениях. Если бы доходило дело до начала исполнения их, он заговорил бы, конечно, совсем иначе. К тому же, имена 11 ти не что иное, как перечисление злейших противников пророка. В данном случае являются они здесь не более как козлища отпущения- . Во всяком случае Мухаммед понимал, так

как он не скрывал намерения своего уехать, что надо быть готовым на все, даже на насилие. Вот почему и решено было бежать тайком. Верный Абу Бекр давно уже втихомолку закупил двух быстроногих верблюдов и вверил их одному знающему путь вожаку, из соседнего племени. Не вдалеке от города, поджидал он беглецов. Чтобы сбить с толку курейшитов и заставить их предполагать, что Мухаммед не покидал дома, остался в жилище его Алий с женой и двумя дочерьми пророка, накинув на себя красную его мантию. Тем временем Мухаммед, вместе с Абу Бекром, выскочили в сумерки из заднего окна и достигли, никем не замечен-

112

113

тесно связаны и характер ислама, и его распространение, в особенности в Аравии. В Мекке Мухаммед был только духовным главой преследуемого и гонимого меньшинства. Отныне же является он главным распорядителем в судьбе не только общины, заполонившей вскоре большинство жителей Иасриба, но и государственного устройства, в которое преобразилась эта община.

Из всего предыдущего изложения мы достаточно ознакомились с недостаточностью государственной организации, во всей Аравии, доисламского периода. Мы видели также, что главная побудительная причина удач и распространения веры зависела от господства между правоверными единства и миролюбия. Необходимо было тем или иным путем исправить царивший доселе беспорядок, заменить войну каждого против всех гражданским, государственным порядком. Если бы продолжалось так и далее, если бы вследствие ежедневно возникавших ссор один по прежнему убивал другого, а при этом естественно возгоралась бы братоубийственная резня между двумя родственными племенами, то- не было бы никакой возможно-

сти сохранить связь в общине. Из самой природы вещей, поэтому, вытекала потребность превратить церковное законоположение, действовавшее при обращении многих сотен разнородного происхождения, в государственное. То обстоятельство, что мусульмане сами пока ничего не понимали, чтò такое государство и государственное устройство, даже не имели соответственных терминов на своем языке, не имело конечно большого значения. Раз церковь увидела себя вынужденной упорядочить те отношения, которые мы привыкли подчинять ведению государства, этим самым становилась она равноправной с государством. Силы её к тому же сконцентрировались тем более, что исполнение государственных законов вменяемо было обязанностями религиозными. Но эта спайка духовного со светским имела конечно необходимым последствием принижение и фальсификацию содержимого идеальной веры; эта государственная религия и вместе духовное государство в самый момент своего возникновения содержало уже в себе зародыш порчи. Зато царство нового мира, которое воздвиг пророк, благодаря тому, что оно сначала настолько же опираюсь на дурные, как и на благородные человеческие побуждения, в непродолжительный весьма срок достигло такого объема и блеска, какого ни один из одаренных политическим смыслом народов древности не мог выработать для своего государства ранее нескольких столетий кровавых усилий.

Итак, был это чреватый событиями день, когда Мухаммед, после четырехдневной остановки в Куба, где его шумно приветство-

114

вали толпы правоверных, переговорив предварительно с старейшинами племен, совершал торжественный въезд в город. Вокруг его верблюда теснилась толпа сотен новообращенных жителей. То там, то здесь, ликуя от радости приветствовали пророка бежавшие из Мекки сподвижники; тут же глазели массы любопытных из числа язычников и иудеев; напряженно вглядывались они в чужестранца, выдававшего себя за пророка, подобного Моисею. Узрели они мужа, тихо проезжавшего на своей Касвá, среднего роста, стройного по фигуре, с грудью широкой и крепкой, костистого по сложению; на туловище сидела больших размеров голова с высоким открытым лбом. Роскошные слегка завивавшиеся волосы, длинная окладистая борода чёрного как смоль цвета, что нередко встречается у жителей юга, обрамляли худое лицо оттенка более светлого, чем это обыкновенно бывает у арабов, и покрытого здоровым, ярким румянцем. Из под черных дугою сросшихся бровей, из под длинных ресниц сверкали нестерпимым блеском большие черные очи. Выразительность- , которую они придавали всему липу-, усиливалась еще более продолговатым, слегка изо-

гнутым носом. Когда он сошел с своего верблюда и стал подходить к дому, назначенному временным местопребыванием для гостя, всех близстоящих поразила его смелая, тяжелая поступь (которая позже изменилась в легкое припадание на одну ногу). Но самой величайшей особенностью его тела, — быть может это известие принесли с собой беглецы из Мекки, — было пятно или же нарост между лопатками, что почиталось всеми правоверными за «печать пророчества». В личном обращении, — и это изумляло приятно каждого, — он соблюдал любезность и снисходительность. Некоторого рода благоговение, которое внушало вначале всякому его появление, превратилось впоследствии, после частых с ним встреч, в любовь и почитание. — Так описывает биограф первое впечатление, произведенное пророком на жителей Иасриба. Если и можно заподозрить его в некоторой доли пристрастия, нельзя во всяком случае отрицать, что во всем существе Мухаммеда было нечто глубоко симпатичное. Достаточно, впрочем, одного неоспоримого факта горячей личной привязанности, которую питали к нему в течение всей его жизни люди, подобные Абу Бекру и Алию.

Заботливо обсуждал Мухаммед со своими приближенными каждый шаг, делаемый им на чужбине. Чтобы не дать новой пищи старинному соперничеству между аус и хазрадж, предоставил он «божескому руководительству» решить, в чьем доме должен он

115

будет временно остановиться. Пророк опустил поводья. Когда Касвá, по своему собственному побуждению, остановилась перед жилищем хазраджита Абу Эйюба, честь приютить посланника божьего предоставлена была ему. Вскоре затем прибыла и жена пророка, Сауда , вместе с- двумя его дочерьми Умм Кулсýм и

Фàтимой, сопровождаемые Зейдом, усыновленным его сыном. Старшая дочь, Зейнаб75 , еще в Мекке вышедшая замуж за одного из

неверующих, осталась при муже, а Рукайя вместе со своим супругом Османом прибыла на новую родину еще ранее Мухаммеда с толпой переселенцев. Курейшиты не воспрепятствовали переселению родных его и Абу Бекра, точно также отпустили и Алия. Они продолжали по прежнему соблюдать свято древние арабские понятия о чести. В течение 11 ти месяцев пользовался Мухаммед гостеприимством Абу- Эйюба. Меж тем, на часть довольно больших денежных сумм, которые успел- захватить с собой, во время бег-

ства, Абу Бекр, куплена была близлежащая пустошь и на ней строились два маленькие домика, один для Сауды, другой для Айши, к предстоящему её бракосочетанию. Впоследствии, когда число жен стало быстро возрастать, для каждой из них строился новый дом, возле построенных прежде; всех их насчитывалось 9, в них проживал и он, — то в одном, то в другом. И ближайшие его родные, Осман и Алий, построили жилища непосредственно вблизи; другие же пришельцы строились где попало, внутри и вне города, там, где удавалось им найти место; — так, например, Абу Бекр поселился в отдаленном на мили предместье Сунх. Немедленно после переселения в свой собственный дом отпраздновал пророк бракосочетание свое 1с/2Айшей, воспользовавшись в

первый раз свободой арабских нравов, допускавшей многоженство, и этим конечно одновременно отметил начинающееся отчуждение от христианства, к которому до сей поры относился одинаково дружелюбно, как и к иудейству.

К этому отчуждению увидел он себя вынужденным тем обстоятельством, что отношения в Медине указывали ему настоятельно на возможность сближения с иудеями. Надо было решиться на выбор, ибо он вскоре разочаровался в прежних своих иллюзиях, что все, поклоняющиеся единому Богу, имеют в сущности одинаковое откровение, нисколько не противоречащее его учению. Хотя иудеи Иасриба не слыли за особых начетчиков священного

« ».75 Слог «ау» произносится в этом имени как немецкое «au» в слове

Bauer

116

писания, но и здесь несомненно выступала резкая разница между ними и христианами, и потому Мухаммед, прилагавший все старание, на первых порах после бегства, привлечь на свою сторону иудеев, должен был волей неволей отвернуться от христиан. Со свойственным ему упрямством продолжал он неизменно держаться своего взгляда на -тождество откровений; но христиане,

учил он, подделали свои священные книги и самовольно внесли богохульные положения, что Бог — «единый в трех лицах», что он поставил рядом с собой божественность Иисуса и его Матери. — По приведенному месту легко заметить, откуда черпал пророк свои сведения. Следует при этом по справедливости указать на выдающуюся черту всех действий пророка; в своей ревности набирать как можно более последователей и, благодаря неточно усвоенным религиозным представлениям, был он всегда готов применяться, насколько возможно, к тем, которых обращение было в данную минуту всего желательнее. Поэтому, стремясь страстно залучить евреев, если не в круг своей общины, то хотя бы в сферу своего влияния, он искал во что бы то ни стало случая прийти с ними в соглашение. Вот та побудительная причина, заставившая его явно и резко отвернуться от христиан. Меж тем еще недавно его влекло к ним если не истинное сходство обоих учений, то во всяком случае личная симпатия. Когда же позже он оттолкнул и иудеев, было слишком поздно завязывать сношения с христианами; путь ислама далеко разошелся с направлением древнейших религий, от которых он позаимствовал, в главных чертах, идейное содержание своего вероучения.

Ранее было уже упоминаемо о положении, которое занимали иудейские племена в Иасрибе. В недавней войне между аус и хазрадж они принимали деятельное участие. Помогая первым, презираемые последними и на том же основании дружившие с первыми, они представляли из себя силу. Приходилось во всяком случае считаться с ней, так как Мухаммеду, вместе со своими, нужно было сразу стать на твердую почву. И действительно вскоре заботы об уравнении по возможности вышеупомянутых противоположений поглощают всецело внимание пророка. Необходимо было подготовить союз всех жителей Иасриба под его верховенством.

От одного из древнейших биографов Мухаммеда дошел до нас текст этого замечательного документа, — результат успешного применения новой политической системы, первый опыт дать арабскому народонаселению правильное государственное устройство. Документ этот представляется в виде протокола,

117

исчислены по порядку договорные пункты, по которым соглашаются различные группы жителей Иасриба на условия, ведущие к более покойным отношениям внутри и ко взаимной самообороне извне. Главные пункты этого соглашения следующие:

Правоверные курейшиты и жители Иасриба, равно как и все к ним примкнувшие, образуют отдельный народ по отношению ко всем остальным арабам.

Отношения правоверных выходцев из Мекки к аус и хазрадж определяются так: мекканские переселенцы, равно как и отделы племен аус и хазрадж, решают самостоятельно свои собственные дела, главным образом уплату цены крови (виру), выкуп пленных, помощь обедневшим — воспрещается правоверным нанесение ущерба друг другу и возбуждение несогласий. — Правоверный не имеет права убивать правоверного; если же он убил одного из неверующих, его родственник, правоверный, не может помогать неверующим против правоверного. — Правоверные защищают друг друга против всех остальных; если к ним примкнут иудеи, они защищают и их и не должны никому помогать против них. Мир и война равно обязательны для всех правоверных, все они обязаны сражаться и мстить за кровь тех, которые пади в войне за дело Божье. Ни один из язычников, жителей Иасриба, не имеет права взять под свою защиту имущество и родственников языческих курейшитов. Кто убьет правоверного — подвергается кровавой мести, если не удовлетворит родственников убитого уплатой цены крови. Ни один правоверный не смеет защищать или укрывать преступника. Всякая распря, возникающая между правоверными, представляется на суд Божий и Мухаммеда.

Пункты договора между правоверными и иудеями были следующие: иудеи, вместе с правоверными, облагаются равномерно налогом на расходы по общей войне. Союзники отделов племен аус и хазрадж, во всех правах и обязанностях, сообразуются с установлениями, существующими соответственно этих племен, но сохраняют свой культ наравне с мусульманами. Исключаются совершившие преступление, лишающее их прав, как недостойных. Далее, иудеи не имеют права предпринимать походов без согласия Мухаммеда. Только кровную месть могут они выполнять по собственному усмотрению. Свои общественные расходы иудеи, как и мусульмане, берут всякий на себя, но если угрожает нападение извне, то обе стороны обязаны нести военные издержки взаимопомощи по раскладке: обязаны общими силами защищать Иасриб. При раздорах, возникающих между иудеями и мусульма-

118

нами, предоставляется решение Богу и Мухаммеду. — Иудеи не имеют права защищать языческих курейшитов и их союзников. В случае ведения войны, обязаны иудеи заключить мир, если этого пожелают мусульмане, и обратно. Исключаются войны, ведомые за религию.

Некоторые пункты договора действительно оказываются несколько подозрительными, и давали Мухаммеду особые, довольно широкие права. Но, во всяком случае, за первое время своего пребывания в Иасрибе, пророк едва ли мог выказывать на них притязания. Конечно иудеи, с того самого момента, когда старые недоразумения между аус и хазрадж окончательно были устранены, потеряли свое решающее положение. Все же число их и значение в городе были еще велики. Едва ли можно допустить, чтобы они добровольно отказались от права вести самостоятельную военную политику извне, которую Мухаммед «в делах религии» так определенно оставлял за собой; тем более невероятно, чтобы они сразу предоставили решения всех споров ему одному; в глазах их, во всяком случае, был он пока не более как человек партии. Между тем, по отношению отдельных подробностей договора, чрезвычайно мало известно, почти ничего нельзя сказать определённого. Но об этих мелочах здесь не приходится и говорить, в общем же договор представляется таким, каким до нас дошел. Древний арабский партикуляризм был пощажен настолько, насколько каждому племени можно было предоставить заботу о своих собственных делах. Только оборонительное положение, к которому обязаны были примкнуть все на основании условий, исключало категорически язычников курейшитов. И это было весьма естественно: так как Мухаммед и его сподвижники были приняты в Иасриб с согласия обоих племен, аус и хазрадж, то союзникам было не ловко оспаривать этот пункт. Нет ничего поэтому удивительного, что и речи не было далее о необращенных еще членах обоих племен, также о возможности дружественных отношений их к мекканцам. Установившееся на государственных, так сказать, основах соглашение покоилось на признании более наружном продолжающейся самостоятельности отдельных частей племени. А что, в данном случае, все должно вскоре измениться, силой обстоятельств, язычники никаким образом не могли предвидеть. Трудно было им действительно подметить поистине революционный характер пунктов договора, определяющих отношения между собой правоверных. Для нас же, конечно, совершенно ясно, без дальнейших объяснений, все глубокое

119