Глава II. Закономерная "дисгармония" познавательной деятельности

Все исследователи, занимающиеся проблемой шизофрении, неизменно подчеркивали своеобразие психических нарушений, характеризующих это заболевание, в частности необычность познавательных процессов, невозможность приложить к ним известные мерки слабоумия. Всегда отмечалось, что мышление, речь и восприятие этих больных отличаются необычностью, парадоксальностью. Эти нарушения необъяснимы с точки зрения нормальной психики и не имеют аналогии среди других известных видов психической патологии.

Большинство авторов обращают внимание на особую диссоциацию, отличающую не только познавательную, но и всю психическую деятельность и поведение этих больных. Сложилось мнение, что диссоциация представляет собой некий беспорядок, дисгармонию, ее проявления достаточно случайны и не подчинены каким-либо закономерностям. Так, больные шизофренией, выполняя сложные виды интеллектуальной деятельности, часто испытывают затруднения при решении простых задач, нередко парадоксальными являются способы их действий, их склонности и увлечения.

Целью ряда экспериментально-психологических исследований был поиск закономерностей этих нарушений.«Так, определенные успехи на этом пути были достигнуты в рамках когнитивной психологии. Однако ограничение этого направления анализом лишь когнитивных процессов недостаточно для решения этой проблемы. Мы полагаем, что оно становится более реальным при рассмотрении патологии познавательных процессов в более общей системе психической деятельности, включая ее личностный аспект. Это направление исследований в отечественной патопсихологии разрабатывалось Б. В. Зейгарник [49; 51], ее учениками [141; 64; и др.]. Такой подход был реализован нами в изучении закономерностей нарушения познавательных процессов у больных шизофренией.

При построении этого исследования мы исходили из сформулированной выше гипотезы о снижении социальной направленности как следствии аутизма у больных шизофренией, результатом чего является недостаточность опосредования познавательной деятельности больных факторами социального опыта. В связи с этим основным методическим приемом исследования явилось сопоставление уровня выполнения разных видов познавательной деятельности (мышления, восприятия, восприятия речи), различающихся по роли социального опосредования в их структуре. Предполагалось, что нарушенными окажутся те психические процессы, в которых роль этого опосредования достаточно велика, а целый ряд психических процессов, где его роль относительно ограничена, окажутся сохранными.

Как указывалось выше, для исследования была отобрана клинически однородная группа больных. Необходимость клинической дифференциации диктовалась направленностью исследования на изучение изменений психических процессов, лежащих в основе негативных психопатологических проявлений болезни. С этой целью был выбран определенный клинический вариант шизофрении, характеризующейся относительно благоприятным, непрерывным или приступообразным течением процесса. Одна из причин такого выбора заключалась в том, что своеобразные изменения психики, характерные для шизофрении, наиболее рельефно выступают в картине негативных психопатологических проявлений (в структуре изменений личности именно при данном варианте течения болезненного процесса). Общей клинической чертой обследованных больных являлось наличие выраженных в разной степени негативных симптомов при практическом отсутствии продуктивной симптоматики в период исследования. В качестве контрольной группы исследовались здоровые испытуемые. Всего было исследовано свыше трехсот больных шизофренией.

Исследование речевой деятельности

Формирование особого вида психической, в том числе познавательной, деятельности с опережающим развитием ее операциональной стороны и искажением и задержкой развития содержательной, обусловленной усвоением социального опыта, естественно, должно отражаться и на речевой деятельности, вести к ее изменениям. Следует отметить, что именно речь может явиться одним из наиболее адекватных объектов исследования влияния диссоциации развития: в речевой деятельности эти две стороны — операциональная, «формальная», отражающая усвоение фонетических структур и грамматических правил, и содержательная, семантическая — разводятся, пожалуй, наиболее естественным образом, и для их изучения используются соответствующие их специфике методы исследования.

Выше были отмечены характерные черты речевого развития детей-аутистов с шизоидными чертами и детей, больных вялотекущей шизофренией: раннее развитие речи и овладение грамматическим строем языка, своеобразный словарь с использованием неологизмов, склонность к словотворчеству при сравнительно малом использовании выразительных средств речи, малой ее модулированное™ и направленности на собеседника. Как правило, исследованные нами больные характеризовались именно этими особенностями развития речи. Ряд таких особенностей речи у взрослых больных, обычно отмечаемых клиницистами, — вычурность, склонность к использованию редких, необычных слов, неологизмов — определяется наряду с другими факторами аномалией их психического, в том числе речевого, развития. У большинства больных, включенных в исследование, нарушения речевой деятельности на клиническом уровне не фиксировались, и только специально построенные эксперименты позволили выявить особенности речевых процессов, обусловленные аномалией психического развития.

Остановимся на результатах, полученных при исследовании восприятия речи. Здесь нами был использован такой известный в экспериментальной психологии прием, как маскирование предъявляемых для опознания речевых стимулов белым шумом. В таких затрудненных условиях их опознание не может быть однозначным и существенно зависит от системы гипотез, выдвигаемых на основе речевого, социального опыта, т. е. определяется фактором избирательной актуализации знаний на основе прошлого опыта.

Очевидно, что этот фактор в структуре процесса восприятия может иметь разный «вес», в первую очередь в зависимости от уровня разборчивости предъявляемого материала: при определенном соотношении сигнала и шума большую роль при опознании может сыграть анализ акустических признаков сигнала. Как показало исследование, результаты больных шизофренией и здоровых практически не различаются при слишком большом и малом уровне шума.

Различия в результатах сравниваемых групп выступают при уровнях разборчивости, дающих примерно от 40 до 79 % распознавания (в зависимости от особенностей предъявляемого материала): в этих условиях восприятие больных шизофренией оказывается менее, чем у здоровых, подвержено влиянию прошлого опыта. В то же время влияние фактора избирательной актуализации может определяться и характеристиками используемого речевого материала: оно будет большим при предъявлении осмысленного, обладающего избыточностью за счет включения в разные виды контекста материала и уменьшаться по мере снижения его структурирования.

В связи с этим можно было предположить, что различия в результатах испытуемых сравниваемых групп — здоровых и больных шизофренией — при опознании разного вида речевого материала будут выражены не одинаково: они должны были быть тем значительнее, чем большую роль играет опора на прошлый социальный опыт.

Для проверки этого предположения было проведено несколько серий экспериментов, в которых использовался различный в смысловом отношении и варьируемый по способам организации речевой материал; изложим результаты двух из них.

В первой серии экспериментальным материалом служили элементарные в семантическом отношении языковые структуры, опознание которых производилось на «досемантическом» уровне, и, таким образом, речь прошлого речевого опыта была максимально ограничена . Использовался вариант методики определения уровня разборчивости звукосочетаний (логофонов), разработанный сотрудниками лаборатории структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ В. Н. Сорокиным и В. Н. Ложкиным и апробированный на группе здоровых испытуемых. Этот материал сопоставлялся с данными исследований больных шизофренией (пятнадцать человек, все испытуемые не имели нарушений слуха).

Методика эксперимента состояла в следующем: на магнитофонной ленте в случайном порядке были записаны сочетания 15 согласных (6 звонких, 6 глухих и 3 сонорных и 7 гласных звуков, в начале и конце логофона — один и тот же звук). Всего 10логофонов, маскированные белым шумом и разделенные 4-се-кундными паузами. Логофоны предъявлялись при 4 соотношениях сигнала и шума (—4 дБ; 0 дБ; +4 дБ; чистый сигнал без шума).

Чтобы по возможности исключить влияние на результаты эксперимента таких факторов, как артикуляционные особенности дикторов и индивидуальная избирательность слуха аудиторов, списки логофонов читались тремя дикторами. Таким образом, набор логофонов предъявлялся 12 раз. Исследование проводилось в звукоизолированной комнате. Запись воспроизводилась через наушники на одном уровне громкости. Испытуемый должен был •опознать маскированный логофон и сразу же записать его в протокол. Эксперимент проводился в два приема, в течение двух дней.

Поскольку практически все логофоны, предъявляемые без шума, были правильно опознаны как здоровыми, так и больными шизофренией, эти данные в обработку не включались. Анализировались результаты опознания трех видов согласных звуков, так как идентификация согласных по сравнению с гласными в условиях маскирования шумом представляет для испытуемых более сложную задачу.

Для оценки уровня разборчивости логофонов определялась средняя частота правильного опознания каждого из трех видов согласных (звонких, глухих, сонорных), а также средняя частота «перехода» в другие согласные того же вида. Частоты определялись в процентном отношении с точностью до 0,1.

В табл. 6 приводятся полученные результаты: в числителе представлена средняя частота правильного опознания согласных, в знаменателе — средняя частота «перехода» согласных в другие согласные той же группы.

В табл. 7 приведены средние частоты отказов (в %) испытуемых сравниваемых групп в трех сериях экспериментов, при каждом соотношении сигнала и шума.

Таблица 6. Результаты опознания элементарных речевых структур

Виды согласных

Серии экспериментов

I серия (—4 дБ)

II серия (0 дБ)

III серия (+4 дБ)

здоровые

больные шизофренией

здоровые

больные шизофренией

здоровые

больные шизофренией

Звонкие

45,0

53,0

49,9

44,4

50,6

47,1

55,4

39,6

57,7

39,9

65,3

31,0

Глухие

34,1

64,1

36,7

59,0

40,4

59,0

46,0

50,3

51,8

47,4

57,9

39,1

Сонорные

76,0

19,8

77,8

20,3

80,1

18,1

83,0

14,5

83,1

16,0

87,9

10,4

Таблица 7. Среднее число отказов при опознании элементарных речевых структур, %

Группы испытуемых

Серии экспериментов

I серия (—4 дБ)

II серия (0 дБ)

III серия (+ 4 дБ)

Здоровые

3,7

1,5

1,0

Больные шизофренией

3,9

1,4

1,1

Приведенные результаты свидетельствуют о том, что здоровые испытуемые и больные шизофренией не обнаруживают существенных различий при опознании элементарных речевых структур.. Как у здоровых, так и у больных шизофренией от серии к серии. закономерно увеличивается число правильных опознаний по мере повышения отношения сигнал/шум. Близкими были и частоты «переходов» согласных внутри каждой группы звуков. По количеству отказов испытуемые сравниваемых групп также практически не различались.

Таким образом, в условиях эксперимента, когда опора на прошлый речевой опыт резко ограничена и опознание строится на анализе фонетических признаков предъявляемых стимулов, больные шизофренией практически не отличались от здоровых.

Полученные результаты позволяют говорить о том, что повышение порогов опознания маскированных шумом слов у больных шизофренией по сравнению со здоровыми определяется в первую очередь не трудностями отвлечения от затрудняющего опознание шума и в конечном счете нарушением внимания, как полагали А. Людвиг, Б. Вуд и М. П. Дауне [207]. Выполнение предложенного в нашем исследовании задания как раз и требовало прежде всего устойчивого и длительного внимания аудиторов. Можно думать, что противоречивость в результатах, получаемых при исследовании восприятия больными шизофренией в затрудняющих опознание условиях (предъявление на пороговом уровне, маскирование сигналов и пр.), наряду с недостаточной клинической дифференциацией включенных в исследование больных связана и с особенностями экспериментального материала, способами его организации, что может оказывать существенное влияние на роль различных факторов, входящих в структуру процесса восприятия. Следует отметить, что выполнение такого монотонного и длительного задания, которое было использовано в нашем исследовании, не вызывало отрицательных реакций у испытуемых — больных шизофренией: ни один из них не давал отказов по ходу эксперимента, не обнаружил пресыщения или снижения качества выполнения задания, признаков утомления к его концу. По данным самоотчета больных, задание оценивалось ими как достаточно сложное, но интересное и импонирующее их склонностям. Такая оценка задания существенно определялась тем, что их деятельность в условиях эксперимента, хотя и была строго регламентирована, приобретала выраженный индивидуальный характер: больной был предоставлен самому себе, отсутствовало вмешательство и контроль со стороны экспериментатора. Вероятно, подобные условия могут рассматриваться как адекватные и оптимальные для деятельности больных шизофренией изучаемой группы.

Материалом второй экспериментальной серии служили содержательные речевые стимулы — слова, и роль социальной детерминации в процессе восприятия была значительно большей. Это достигалось за счет особенностей организации предъявляемых для опознания речевых стимулов: были использованы ситуации, создающие установку на восприятие слов, относящихся к одному кругу понятий, т. е. актуализация при опознании речевого сигнала сведений (акустических образов, гипотез) существенно определялась прошлым речевым социальным опытом.

В серии исследовалось слуховое восприятие (предъявлялись, как и в первых двух сериях, в магнитофонной записи маскированные белым шумом слова) и зрительное, при этом использовалось такое затрудняющее опознание условие, как тахистоскопическое предъявление материала.

С этой целью применялся электронно-оптический тахистоскоп ТЭО-I. Отснятый на кинопленку материал проецировался на экран, всякий раз предъявлялось одно слово. Последовательный образ стирался нейтральным изображением (решетка). Опыты проводились в затемненной комнате. Условия их проведения для всех испытуемых были строго постоянными. Предварительно проведенные эксперименты позволили определить оптимальное в данных условиях время экспозиции каждого стимула: оно составило 0,04 с. Было исследовано 35 больных шизофренией и 35 здоровых.

Для опознания испытуемым предъявлялись слова, относящиеся к одному кругу понятий: при исследовании слухового восприятия в первом варианте методики — названия птиц, во втором — названия молочных продуктов. При исследовании зрительного восприятия первый вариант был аналогичен использовавшемуся в «слуховой» серии (названия птиц), а второй содержал наименования предметов сельскохозяйственного инвентаря.

Списки слов как в «слуховой», так и в «зрительной» методике составлялись одним и тем же способом, варьировались только входящие в них наборы слов: среди пяти трижды повторяющихся слов одного семантического поля предъявлялись контрольные, которые по фонетическим признакам в «слуховой» методике (число слогов, ударная гласная) или по «рисунку» в «зрительной» методике (общие буквы, длина слова и т. д.) были сходны с ожидаемым в ситуации эксперимента словом, относящимся к тому же кругу понятий, что и остальные слова. Так, среди названий птиц и в «слуховой» и в «зрительной» методиках вместо ожидаемого «ласточка» давалось слово «лампочка»; среди названий молочных продуктов вместо ожидаемого слова «молоко» — «молоток»; наконец, среди предметов инвентаря вместо «борона» или «борозда» предъявлялось слово «борода» (зрительное восприятие). Контрольные стимулы занимали в списках одни и те же порядковые места — 5, 10, 14 и 16-е, т. е. повторялись четырежды.

Приводим один из использовавшихся в экспериментах список слов:

1. Воробей

2. Соловей

3. Сорока

4. Ворона

5. Лампочка

6. Ворона

7. Сорока

8. Соловей

9. Воробей

10. Лампочка

11. Ворона

12. Воробей

13. Сорока

14. Лампочка

15. Ворона

16. Лампочка

Как показали результаты исследования, у здоровых испытуемых на результаты опознания существенно влияет непосредственно предшествующая деятельность — опознание относящихся к одному семантическому кругу стимулов. Эта закономерность прослеживается по результатам всех серий экспериментов и проявляется в тенденции к опознанию контрольных стимулов как слов, относящихся к актуализируемому кругу понятий.

Результаты, полученные при исследовании больных шизофренией, отличались от результатов здоровых. В табл. 8 приводятся данные двух сравниваемых групп: 1-й вариант ответа — правильное опознание, 2-й — опознание контрольного стимула как слова из актуализируемого круга понятий. (Остальные испытуемые дают отказы.)

Как видно из приведенных данных, больные шизофренией в большем числе случаев и на более ранних этапах предъявления правильно опознают контрольные стимулы. Особо четкие различия выявляются при первом предъявлении контрольного слова, в дальнейшем эти различия сглаживаются. Эта закономерность прослеживается при анализе результатов исследования как зрительного, так и слухового восприятия. Влияние установки на восприятие слов, относящихся к актуализируемому кругу понятий, у больных шизофренией по сравнению со здоровыми оказывается ослабленным. Создаваемая в этой экспериментальной серии установка основывалась на использовании смысловых связей, отражающих социальный опыт и закрепленных в речевых связях.

Таблица 8. Опознание контрольных стимулов в условиях установки на восприятие определенного круга понятий (А—зрительное и В—слуховое восприятие), %

А. Зрительное восприятие

№ предъявления

Здоровые

Больные шизофренией

«борода»

«борона», «борозда»

«борода»

«борона», «борозда»

1

10

77

32

44

2

36

50

40

48

3

50

46

36

40

4

53

33

52

36

В. Слуховое восприятие

№ предъявления

Здоровые

Больные шизофренией

«лампочка»

«ласточка»

«лампочка»

«ласточка»

1

12

86

30

54

2

20

80

45

39

3

40

56

62

24

4

54

36

62

20

Подтверждением полученных данных могут служить результаты анализа выдвигаемых испытуемыми сравниваемых групп гипотез при опознании речевых стимулов: на материале слухового восприятия была проведена дополнительная серия экспериментов, в которой испытуемым (30 здоровых, 28 больных шизофренией) для опознания предъявлялось 20 слов, относящихся к одному кругу понятий, — названия птиц, маскированные шумом. Данные этой серии приводятся в табл. 9, показатели здоровых в которой приняты за 100 %.

Таблица 9. Общее число гипотез и ответов испытуемых при опознании слов, относящихся к одному кругу понятий

Группы испытуемых

Число гипотез

Число ответов

Средняя частота использования ответа (повторяемость)

абс. показатель

%

абс. показатель

%

абс. показатель

%

Здоровые

44

100

85

100

1,93

100

Больные шизофренией

65

148

100

118

1,54

80

Приведенные данные показывают, что в целом группа больных шизофренией дает почти в полтора раза больше гипотез (на 48 % больше), чем здоровые испытуемые. Повторяемость гипотез в группе больных оказывается соответственно более низкой, т. е. ответы больных отличаются большим разнообразием.

Различия в результатах становятся еще более наглядными, если рассмотреть качество выдвигаемых гипотез. С этой целью мы разделили все гипотезы на две группы: относящиеся к актуализируемому кругу понятий и не принадлежащие к этому кругу,

К первой группе были отнесены все гипотезы — названия птиц, которые предлагались испытуемыми вместо правильного опознания. Например, выдвигаемые при опознании слова «ястреб» гипотезы «дятел», «зяблик», на слово «перепел» — «селезень», «тетерев», «лебедь» и т. п. Вторую группу составили все остальные гипотезы. Это были, как правило, слова, по каким-либо фонетическим признакам сходные с опознаваемым стимулом («перепел» — «перечень», «перец», «перстень»; «галка» — «лайка», «гайка» и т. д.). В табл. 10 приводятся данные по каждой группе используемых испытуемыми гипотез.

Таблица 10. Характеристики гипотез, используемых при опознании слов (А—гипотезы, относящиеся к актуализируемому кругу понятий, В—гипотезы, не относящиеся к нему)

А.

Испытуемые

Число гипотез

Число ответов

Средняя частота использования (повторяемость)

абс. показатель

%

абс. показатель

%

абс. показатель

%

Здоровые

21

100

56

100

2,66

100

Больные шизофренией

23

109

40

71

1,74

65

В.

Испытуемые

Число гипотез

Число ответов

Средняя частота использования (повторяемость)

абс. показатель

%

абс. показатель

%

абс. показатель

%

Здоровые

23

100

29

100

1,26

100

Больные шизофренией

42

182

60

206

1,43

113

Приведенные данные показывают, что число гипотез первой группы, относящихся к актуализируемому кругу понятий, близко у испытуемых обеих групп. Однако эти гипотезы выдвигались с разной частотой: средняя частота их использования в группе здоровых составляет 2,66, а в группе больных — только 1,7.

Существенные различия между группами выступают при анализе второго типа гипотез, не относящихся к актуализируемому кругу понятий: здесь больные шизофренией дают на 82 % больше гипотез, чем здоровые, а их повторяемость оказывается тем не менее даже большей у больных шизофренией (1,43), чем в контрольной группе (1,26). Таким образом, здоровые испытуемые дают 48 % гипотез первой группы из актуализируемого круга понятий, а число ответов на основе этих гипотез составляет 66 %. У больных шизофренией эти показатели ниже: 35 % гипотез этой группы и соответственно 40 % ответов, к ним относящихся. Обнаруживаются и существенные различия в средней частоте использования этих двух групп гипотез: здоровые в два раза чаще дают ответы первой группы по сравнению со второй, а у больных эта разница составляет всего 21 %,.

Полученные конкретные цифровые данные, безусловно, могут в известных пределах варьироваться при использовании в экспериментах речевого материала с другими характеристиками (фонетический состав слов, их частотность, закрепленность в речевом опыте, объем актуализируемого круга понятий и др.). Однако все полученные данные, имеющие одинаковую направленность, свидетельствуют об ослаблении у больных шизофренией социальной детерминации процесса восприятия речи, ослаблении влияния факторов прошлого речевого социального опыта.

Вторая часть исследования речевой деятельности больных шизофренией была посвящена изучению особенностей актуализации речевых связей на основе прошлого опыта. Первая серия экспериментов была проведена для получения статистического распределения используемых испытуемыми речевых связей на уровне слова, вторая — на уровне предложения. Особенностью использовавшихся в обеих сериях методических приемов было то, что ими создавалась ситуация неопределенности, при которой ответы испытуемых не могли быть однозначными, строго детерминированными. Инструкцией определялась лишь система, из которой испытуемому следовало произвести выбор одного из возможных ответов, опираясь на свой прошлый речевой опыт, поскольку никаких ориентиров для предпочтения того или иного ответа в ней не содержалось.

В первой серии эксперимента испытуемому назывался первый слог слова, и он должен был завершить его так, чтобы получилось целое слово (имя существительное, нарицательное). Ответы записывались, латентные периоды регистрировались с помощью секундомера. Требование отвечать возможно быстрее приводило к тому, что испытуемый не мог перебирать возможные варианты ответов и должен был называть слово, актуализировавшееся первым. В эксперименте использовался стандартный набор из 50 слогов, из них 30 двухбуквенных (ПО, СО, БА и т. д.) и 20 трехбуквенных (МОЛ, МАН и др.). Слоги были подобраны так, что за ними стояли системы ответов различного объема (от 3 до 26).

Во второй серии экспериментов была использована модифицированная методика «завершения предложений», обычно применяемая для исследования межвербальных связей. Испытуемым в магнитофонной записи предлагались 20 предложений, но без завершающего слова, вместо которого звучал белый шум. Предложения были составлены таким образом, что их контекст допускал системы возможных завершающих слов — от 1—2 вариантов до гораздо большего их числа, например: «Он вернется через десять…» (минут, лет, месяцев, часов). «Человек закурил…» (папиросу, сигарету, трубку, сигару). Испытуемый должен был завершить каждое предложение одним словом, при этом он должен был успеть записать его во время звучания шума. Это условие ограничивало время выбора ответа и стимулировало давать его возможно скорее. Деятельность испытуемых в этом случае имела те же особенности, что и при выполнении задания в первой серии эксперимента.

Поскольку ответы испытуемых не могли быть определены однозначно как правильные или неправильные, они квалифицировались с точки зрения частоты их использования в эксперименте. Учитывалось общее число вариантов ответов, использованных в каждой группе испытуемых, а также их частотное распределение на каждый слог и в каждом предложении. Для характеристики ответов всей группы испытуемых и каждого из них в отдельности использовался «коэффициент стандартности» — отношение числа ответов, частота использования которых в группе здоровых была выше средней, к общему числу ответов. Кроме того, по данным первой серии был проведен анализ латентных периодов реакций испытуемых сравниваемых групп.

Результаты исследования показали, что больные шизофренией (50 человек) дают большее число вариантов ответов, чем здоровые (50 человек): в I серии эта разница составила 50 % (562 варианта ответов дали здоровые, 851 — больные шизофренией), во II серии — 38 % (соответственно 114 и 151 вариант ответов). Эта закономерность проявлялась в подавляющем большинстве систем ответов испытуемых.

Наряду с этим отмечалось закономерное изменение в частотном распределении ответов. Основная тенденция, выявляемая во всех системах ответов больных, заключалась в снижении числа высоковероятных, стандартных ответов и повышении маловероятных, т. е. перераспределения их частот в сторону уравнивания. У больных шизофренией значительно уменьшилось по сравнению с данными здоровых общее число высоковероятных ответов, таким образом, коэффициенты стандартности в группе больных шизофренией были ниже, чем у здоровых испытуемых. В табл. 11 приводятся коэффициенты стандартности, полученные при исследовании испытуемых сравниваемых групп в первой и второй сериях эксперимента.

Таблица 11. Показатели актуализации речевых связей (коэффициент стандартности), в %

Серии экспериментов

I

II

Группы испытуемых

2 буквен. слог

3 буквен. слог

средн.

Здоровые

71

74

73

Больные шизофренией

54

58

52

(р-0,01 по критерию Колмогорова—Смирнова)

Анализ латентных периодов реакций показал их повышение у больных шизофренией по сравнению со здоровыми, однако у больных отмечалось относительно меньшее повышение латентных периодов маловероятных реакций (см. табл. 12).

Таблица 12. Показатели латентных периодов реакций

Группы испытуемых

Средняя величина латентного периода (в с)

системы 2 букв, слогов

системы 3-букв. слогов

высоковероятные ответы

маловероятные ответы

высоковероятные ответы

маловероятные ответы

Здоровые

1,4

2,0

1,7

2,3

Больные шизофренией

2,2

2,4

2,7

2,9

Сопоставление средних величин латентных периодов реакций в системах ответов различной величины показывают, что у испытуемых обеих сравниваемых групп они существенно определяются системой выбора возможных ответов: чем она больше, тем выше средняя латентных периодов реакций. Повышение латентных периодов в группе больных шизофренией закономерно в связи с тем, что системы использованных ими ответов превышают системы ответов здоровых испытуемых. Полученные данные, в частности относительно небольшое повышение латентных периодов маловероятных реакций у больных шизофренией (на 9 и 7 % по системам 2- и 3-буквенных слогов, у здоровых — на 43 и 35 % соответственно), подтверждают закономерность, которая проявляется и при частотном анализе ответов испытуемых сравниваемых групп, — сглаживание различий при актуализации высоковероятных и маловероятных по прошлому речевому опыту связей.

Результаты исследования как особенностей восприятия речи, так и актуализации речевых связей на основе прошлого опыта показали ослабление влияния социальной детерминации на речевую деятельность больных шизофренией.

Исследование зрительного восприятия

Для изучения особенностей зрительного восприятия больных шизофренией были проведены серии экспериментов, в которых опознание зрительных стимулов (изображений предметов) осуществлялось в условиях неполноты стимульной информации, что приводило к неоднозначному опознанию предъявляемых изображений, к использованию при идентификации стимулов системы привлекаемых из памяти «образов-эталонов». Как было показано в ряде исследований, существует определенная зависимость между эффектом опознания и используемой при этом системой образов-эталонов, привлекаемых на основе прошлого опыта испытуемых. Следствием снижения уровня социальной детерминации познавательной деятельности у больных шизофренией, как было показано выше (см. гл. I), является менее устойчивый и менее обобщенный характер формирующихся у них образов-эталонов. На основании этого было сделано предположение о том, что результаты опознания стимулов в условиях неполноты информации у больных шизофренией будут отличаться от результатов здоровых.

Ситуации с неполной стимульной информацией, в которых наиболее четко проявляется зависимость эффекта опознания от особенностей системы используемых для сличения образов, создавались с помощью разных приемов: в первой серии экспериментов— оптическим искажением стимула, расфокусированием изображения, во второй серии — за счет дефицита времени экспозиции, тахистоскопического предъявления материала. Как в первой, так и во второй серии использовались два типа изображений: обычных предметов, представленных шаблонным способом, в привычном ракурсе (высоковероятные изображения) — «Дети за столом», «Цыплята» и др., и изображений, характеризующихся какими-либо необычными свойствами, — самим предметом, его положением, ракурсом, непривычным сочетанием предметов (маловероятные изображения), например, «конькобежец на дистанции», наклонившийся вперед, с рукой, занесенной вверх, и т. п.

В первой серии экспериментов с помощью эпидиаскопа на экран проецировались тестовые изображения. Особое приспособление давало возможность предъявлять изображения расфокусированными, степень расфокусированности измерялась условной шкалой. Испытуемые должны были узнать, что изображено на экране. Вначале изображение предъявлялось в максимально рас-2 Исследование было проведено Е. И. Богдановым [16—18].

фокусированном виде, постепенно четкость его увеличивалась. То деление шкалы, на котором испытуемый правильно определял стимул, принималось за порог опознания. Серия имела два методических варианта, различавшихся наборами изображений и временем их экспозиции. В первом варианте 19 изображений (из них 8 обычных и 11 маловероятных) предъявлялись с десятисекундной экспозицией на каждом этапе расфокусирования; во втором варианте, где использовалось 11 изображений (4 обычных и 7 маловероятных), время экспозиции практически не ограничивалось. Изображения всем испытуемым предъявлялись в одном и том же порядке. Для каждого изображения были вычислены средние пороги опознания здоровыми и больными шизофренией.

Наиболее значимые отличия больных шизофренией (34 человека) от здоровых (25 человек) выявились при анализе порогов опознания: оказалось, что при идентификации обычных, высоковероятных изображений пороги опознания в группе больных шизофренией были выше, чем в норме, а пороги опознания необычных, маловероятных изображений — ниже, т. е. повышение н понижение порогов коррелировали с характером изображений. Эта тенденция выступала в обоих вариантах методики, но наиболее четко во втором варианте, с неограниченным временем экспозиции.

Существенные отличия были выявлены и при анализе выдвинутых испытуемых обеих групп гипотез: у больных шизофренией по сравнению со здоровыми оказалась измененной статистическая структура системы этих гипотез. Полученные данные свидетельствуют об уменьшении среди предположений, высказываемых больными, доли тех гипотез, которые для здоровых являлись наиболее вероятными. Так, из 236 гипотез, первыми выдвинутых здоровыми при опознании 11 изображений (первый вариант методики), 160 имели своим содержанием людей и животных. Это составляет 68 % всех использованных ими гипотез. Содержанием остальных образов-предположений служили различные неодушевленные предметы. Такая статистическая структура системы гипотез существенно определяется опытом восприятия изображений, встречающихся в книгах, журналах, другой печатной продукции.

В тех же условиях больные шизофренией выдвинули 287 предположений, на 20 % больше, чем здоровые. Из них гипотез, имеющих своим содержанием человека или животных, было 143, или 50 %, остальные соответствовали маловероятному для здоровых содержанию.

Во второй серии экспериментов обычные и необычные тестовые изображения предъявлялись для опознания в условиях дефицита времени, с помощью электронно-оптического тахистоскопа ТЭО-I с широким диапазоном времени экспозиции (от 0,01 до 10,0 с). За порог опознания принималось минимальное время экспозиции, при котором испытуемый правильно определял стимул.

Всего использовалось 6 тестовых изображений, из них три обычных («яблоко», «стул», «собака») и три необычных, что в двух изображениях достигалось за счет непривычных сочетаний предметов: «стакан и серп», «ваза с лежащей среди фруктов электрической лампочкой». Последнее изображение — «змея на дереве», где змея напоминает торчащий сучок. При тахистоскопическом предъявлении эти три последних изображения оказались трудноотличимыми от более вероятных в данных комбинациях предметов: блюдца, груши и сучка соответственно.

Как показал анализ результатов, опознание двух простых обычных изображений («яблоко», «стул») у испытуемых сравниваемых групп происходило при минимальном времени экспозиции: среднее время опознания и в группе здоровых, и в группе больных, было равно 0,05 с. Пороги опознания остальных изображений, более сложных и трудных для восприятия, были значительно выше у испытуемых обеих групп. При восприятии этих сложных изображений повышалась роль предположений об увиденном, роль образов-гипотез. Актуальные образы-гипотезы определенно организовывали процесс восприятия, сказываясь на его результатах.

В этом случае при опознании 4 сложных изображений, одного обычного («собака») и трех необычных, результаты опознания у больных шизофренией и здоровых различались. Среднее время экспозиции, требующееся для правильного опознания этих изображений, приводится в следующей таблице.

Изображения

Группы испытуемых

здоровые

Больные шизофренией

Собака

0,23

0,30

Ваза с фруктами и электр. лампочкой (порог опознания лампочки)

1,55

1,41

Змея на дереве (порог опознания змеи)

1,01

0,51

Стакан и серп (порог опознания серпа)

1,90

0,82

Как видно из таблицы, порог опознания обычного изображения («собака») у больных шизофренией повышен по сравнению с нормой (на 30 %), а пороги трех необычных пани-жены, соответственно «а 9, 49 и 57 %. Таким образом, изменение порогов опознания у больных шизофренией коррелирует с особой характеристикой объекта опознания, связанной с особенностями его использования в социально-практическом опыте, с частотой употребления в прошлом опыте. Если изображение маловероятно по прошлому опыту, то больные шизофренией испытывают меньше затруднений при его опознании, чем здоровые. Если же оно обычно, шаблонно, часто встречалось ib прошлом, та больные шизофренией по результатам опознания оказываются хуже здоровых.

Полученные данные позволяют считать, что процесс зрительного восприятия у больных шизофренией нарушается в связи с изменением процесса актуализации образов-гипотез, привлекаемых на основе прошлого опыта для сличения при опознании. Хотя предметный мир со стороны физических характеристик предстает перед больными в неискаженном виде, однако изменение системы привлекаемых для сопоставления эталонов ведет к тому, что разные свойства предметного мира выделяются по-иному, чем у здоровых, по-разному «акцентируются». Больные шизофренией не могут воспользоваться тем общим выигрышем, который доставляет здоровым людям статистическое согласование актуализируемых образов с прошлым опытом, что приводит к снижению у них эффективности, «экономичности» процесса восприятия. Как следствие нарушения опоры на прошлый перцептивный опыт могут оцениваться отмечаемые разными авторами факты повышенной «перцептивной точности» в восприятии больных.

Результаты исследования свидетельствуют об особом нарушении восприятия, отличном от известных агностических расстройств: у больных шизофренией, клинически характеризующихся главным образом негативными расстройствами, не только мышление, но и восприятие подвергается болезненным изменениям. Полученные данные подтверждают представления ряда клиницистов, предполагавших у больных шизофренией нарушение познавательной деятельности на всех ее уровнях, начиная от непосредственного чувственного отражения действительности.

Исследование мышления

В соответствии с исходной гипотезой о недостаточности у больных шизофренией опосредования познавательной деятельности факторами социального опыта при исследовании мышления был использован методический прием, основанный на сопоставлении решения больными двух видов мыслительных задач, различающихся по роли социального опосредования в их структуре.

В первую серию были включены задачи на сравнение понятий, вариант классификации «исключение предмета» и «конструирование объекта». Все эти задачи предъявлялись с «глухой» инструкцией, в условии не указывалось направления, в котором нужно было производить сравнение или классификацию, и испытуемым предоставлялась полная свобода выбора оснований для обобщения. В этих условиях актуализация того или иного признака существенно определяется знаниями испытуемых, в которых зафиксирован общественный опыт использования тех или иных предметов.

Описание методик «сравнение понятий» и «конструирование объекта» дано в гл. I. В целях исследования нами была также модифицирована известная методика «Исключение предмета». Суть модификации заключалась в том, что вместо конкретных изображений предметов предъявлялось их словесное обозначение (вербальный вариант).

Для проведения исследования использовался набор из семи карточек, на каждой из которых написаны названия четырех предметов. Путем специального подбора понятий, подлежащих классификации, варьировались условия, затрудняющие или, наоборот, облегчающие процесс обобщения, в связи с чем обобщение трех из указанных четырех понятий представляло неодинаковую трудность:

Примус, керосинка, свеча, электроплитка.

Иней, пыль, дождь, роса.

Лодка, тачка, мотоцикл, велосипед.

Самолет, гвоздь, пчела, вентилятор.

Вода, ветер, уголь, трава.

Бочка, бабочка, жук, очки.

Яблоко, книга, шуба, роза.

В 1, 2 и 4-м вариантах задания один из предметов явно противопоставлен трем остальным. В 3-м и 5-м вариантах легче объединить все четыре предмета, чем трем противопоставить четвертый. Два последних варианта (6-й и 7-й) являются провоцирующими и не имеют решения, поскольку в них объединяются только два предмета.

Карточки предъявлялись в строгой последовательности, по одной, со следующей инструкцией: «Объедините три предмета так. чтобы четвертый в эту группу не вошел». Таким образом, в инструкции не содержалось указания, какие три из четырех предметов должны быть объединены. В качестве основания для обобщения допускалось использование любого признака, присущего трем предметам и отсутствующего у четвертого. Инструкция не ограничивала число создаваемых группировок. Спецификой такого варианта методики является и то, что испытуемому не давался образец выполнения задания: в условиях такой «глухой» инструкции он не ограничивался в выборе оснований для обобщения.

В протоколе фиксировались все высказывания испытуемого по ходу исследования и замечания экспериментатора.

Если рассматривать результаты выполнения задания с точки зрения операционных характеристик мышления испытуемого, то нахождение любого общего признака у трех предметов и отсутствующего у четвертого является достаточным для положительной оценки его ответа. Однако для более полной характеристики мыслительной деятельности необходимо определить, какого рода признаки используются в качестве оснований для обобщения испытуемым: степень их обобщенности, практической значимости, закрепленности в социальном опыте.

Для квалификации мышления испытуемых через характеристику актуализируемых свойств и отношений необходим объективный критерий. Поиском такого критерия было продиктовано включение в исследование группы здоровых испытуемых. В качестве объективного критерия была использована частота актуализации того или иного свойства группой здоровых испытуемых. При этом мы исходили из предположения, что частота использования в эксперименте тех или иных признаков должна отражать качественную характеристику мышления, поскольку человеку свойственно оперировать преимущественно свойствами предметов, значение которых закреплено общественной практикой использования этих предметов и зафиксировано в системе усвоенных им понятий.

В зависимости от частоты использования группой здоровых испытуемых все вычлененные признаки были разделены на «стандартные» и «нестандартные». Стандартными условно было принято считать те признаки, использование которых превышало среднюю частоту.

Характеристика испытуемого определялась коэффициентом стандартности, т. е. отношением числа стандартных ответов, используемых испытуемым во всех вариантах заданий, к общему числу данных им ответов. Чем больше испытуемый использовал стандартных свойств, тем выше был его коэффициент стандартности. В группе здоровых этот коэффициент составляет (в среднем) 74 %.

В табл. 14 приведены средние коэффициенты стандартности, характеризующие группу больных шизофренией (100 человек) и группу здоровых (100 человек) по трем указанным методикам.

Таблица 14. Показатели избирательности мышления, %

Группы испытуемых

Сравнение предметов

Вариант классификации «4-й лишний»

Конструирование объекта

Здоровые

77

74

73

Больные шизофренией

58

53

50

Во всех трех методиках для группы больных шизофренией характерно увеличение частоты использования малозначимых, «латентных», нестандартных свойств предметов при снижении частоты актуализации стандартных, практически более значимых признаков. Это выразилось в более низких коэффициентах стандартности. Различия между группами больных и здоровых по всем трем методикам статистически значимы (р = 0,01, по критерию Колмогорова-Смирнова).

Следует отметить, что в число стандартных, наиболее часто используемых здоровыми, попадают практически значимые свойства (родовые и видовые, обозначающие основную функцию, некоторые внешние различительные и т. д.). В числе нестандартных оказались практически малозначимые, а поэтому «латентные», редко актуализируемые здоровыми испытуемыми признаки. Приведем несколько примеров признаков, актуализируемых больными при сравнении предметов:

Воробей и соловей — вес разный; находятся на одной ступени эволюции.

Груша и огурец — сначала бывают зелеными, потом — желтыми; у одной — семечки, у другого — зернышки; цвет семечек и зернышек различный; имеют хвостики.

Часы — река — блестят; имеют прозрачную поверхность; издают звук; имеют камни; цикличные.

Ботинок — карандаш — оставляют след; чертят; имеют запах; один соприкасается с рукой, другой — с ногой; заостренные; хранятся в коробке.

Во вторую серию были включены задачи на сравнение и классификацию предметов, существенно отличающиеся от задач первой серии по условиям актуализации свойств и отношений: если в задачах первой серии актуализация признаков предметов в первую очередь определялась прошлым опытом испытуемых, то в задачах второй серии она прежде всего определялась анализом условий.

Во вторую серию вошли:

1) задачи на сравнение объектов по данному основанию: I — Петя выше Димы, а Коля ниже Пети. Кто из них самый высокий? II — Черное море холоднее Каспийского, а Балтийское море теплее Черного. Какое море самое холодное?

2) задачи на свободную классификацию двадцати четырех геометрических фигур. Выбор оснований для их классификации был ограничен тремя наглядно изображенными и играющими роль различительных признаками: цветом, формой и величиной.

Результаты II серии экспериментов. Основные трудности решения задач на сравнение у испытуемых обеих исследованных групп были связаны с анализом условий. Результатом недостаточного анализа явилось то, что 12 % здоровых и 12 % больных шизофренией (I задача) и 36 % здоровых и 25 % больных шизофренией (II задача) не смогли правильно соотнести сравниваемые объекты. (Анализ условий второй задачи был осложнен тем, что вывод, вытекающий из ее условий, противоречил действительным отношениям сравниваемых объектов. Этим объясняются худшие результаты при решении этой задачи по сравнению с I задачей.) В результате повторного анализа все испытуемые обеих групп правильно решили обе задачи.

При классификации двадцати четырех геометрических фигур группой здоровых испытуемых и группой больных шизофренией в качестве оснований для классификации были использованы три признака: форма, цвет и величина. Других свойств актуализировано не было. Коэффициент стандартности, характеризовавший группу здоровых, был равен 83 %, для группы больных шизофренией — 82 %. Таким образом, результаты второй серии исследования не дали существенных различий между группой здоровых испытуемых и группой больных шизофренией.

Сопоставление данных первой и второй серий исследования позволяет сделать следующий вывод: особенности использования знаний в процессе сравнения и классификации предметов выявились в тех задачах, решение которых было существенно опосредовано факторами социального опыта. При решении задач, основанном на анализе условий, не предполагающем такого опосредования, больные шизофренией не отличались от здоровых.

Решение проблемных задач.

Повышенная склонность больных шизофренией к актуализации «латентных» свойств и к видению предметов и явлений в необычных и непривычных аспектах, естественно, порождает вопрос об отношении этой их особенности к творческому мышлению, поскольку одной из его проблем является проблема обнаружения «латентных» свойств предметов, роль которых в повседневной жизни крайне мала. Трудность актуализации «латентных» свойств по Л. Секею [129] связана с тем, что в практической деятельности человека господствуют прочно установленные функциональные связи. Такая функциональная фиксированность является одной из форм тормозящего влияния прошлого опыта при существующей необходимости открыть в предмете новую возможность его применения [41; 84].

Учитывая повышенную способность больных шизофренией к актуализации нестандартных свойств и отношений, мы предположили, что при решении некоторых задач из круга творческих,, основная трудность которых будет заключаться в выявлении «латентного» свойства, больные шизофренией могут иметь определенное преимущество перед здоровыми.

Для проверки этого предположения мы использовали в несколько измененном виде задачу Л. Секея [129], которая в общем виде заключалась в следующем. Перед испытуемым на столе располагались весы и несколько предметов, среди которых находилась свеча. Нужно было уравновесить весы таким образом, чтобы через некоторое время они сами вышли из равновесия. После установления равновесия испытуемому запрещалось вносить какие-либо изменения в ситуацию. Испытуемый в результате анализа задачи должен был установить, следствием какой причины может быть нарушение равновесия весов. Результатом такого анализа является вывод о том, что причиной нарушения равновесия является потеря веса предмета, находящегося на одной чашке весов. Таким предметом была свеча. Но вся трудность в том, что свойство свечи терять вес при горении является «слабым», «латентным», оно замаскировано более «сильным» свойством — давать свет, а потому не сразу вычленяется испытуемыми.

В исследовании Л. И. Анцыферовой [7], проведенном на здоровых испытуемых, решение этой задачи рассматривается как процесс последовательного анализа свойств предметов, раскрывающихся во все более глубоких причинно-следственных отношениях. В ходе решения свеча должна быть включена в причинно-следственную связь: предмет, теряющий вес, — нарушение равновесия весов. Но даже установив, каким свойством должны обладать предметы, с помощью которых задача будет решена, испытуемые долго не могут использовать свечу. Им легче привлечь для решения задачи отсутствующие предметы, для которых потеря веса является «сильным» свойством, чем лежащую перед ними свечу. Из отсутствующих, по данным Анцыферовой, прежде всего предлагались легко испаряющиеся вещества: эфир, вода, спирт и т. д. (Факт более успешного решения задачи с помощью испаряющихся веществ здоровыми и больными с органическим заболеванием ЦНС был также отмечен Л. Секеем.)

В нашем варианте методики [87] рядом с весами наряду со свечой располагались: разновески, электрический фонарик, баночка с солью, баночка с сухой ватой, карандаши, счетные палочки, ластик. Задача формулировалась следующим образом: «Используя какие-то из этих предметов, уравновесьте весы так, чтобы через некоторое время они сами, без Вашего вмешательства, вышли из равновесия».

В исследование были включены больные шизофренией, начавшейся в юношеском возрасте и протекавшей без выраженной психотической симптоматики (50 человек). Анализ результатов проводился на основании сопоставления с данными исследования группы здоровых, соответствующего возраста и образования (50 человек). Результаты, полученные нами при исследовании группы здоровых испытуемых, во многом совпадают с результатами исследования Л. И. Анцыферовой. Оказались сходными общая схема решения, основное направление и этапы анализа задачи.

Существенным моментом на ранних этапах анализа является вывод о том, что надо добиться не колебания весов, а стойкого нарушения равновесия. С этим связан довольно длительный у отдельных испытуемых анализ условия невмешательства. Результатом этого анализа является существенный для решающего задачу вывод: что-то должно произойти с самим предметом, находящимся на весах. В ходе дальнейшего анализа вывод уточняется: нарушение равновесия весов является следствием изменения веса предмета, находящегося на одной чашке весов. В связи с этим возникает вопрос: какой именно из данных предметов можно использовать? Самостоятельно решили задачу 29 здоровых испытуемых (58 %), 11 потребовались подсказки, 10 — задачу не решили.

Для большинства наших здоровых испытуемых, как и в опытах Анцыферовой, первым способом решения задачи являлось предложение использовать быстро «опаляющиеся вещества (эфир, спирт, бензин и т. д.), отсутствующие в экспериментальной ситуации. Свойство этих предметов улетучиваться, исчезать является наиболее значимым, «сильным». В нашем исследовании такой способ решения в качестве первоначального был предложен двадцатью семью здоровыми испытуемыми (54 % всех испытуемых).

После этого испытуемым вновь предлагалось все же найти среди наличных предметы, пригодные для решения задачи. Часть испытуемых пыталась прямо применить тот же способ, они искали среди данных предметов испаряющиеся. После неудачных попыток вычленить в них свойство испаряться десять испытуемых предложили искусственно создать это свойство, намочив ватку, соль, ластик, предложив расплавить свечу, чтобы она лучше испарялась, и т. д.

Характерным является и то, что из десяти здоровых испытуемых, которым так и не удалось в процессе решения задачи использовать свечу как предмет, теряющий вес при горении, шесть пытались вычленить в свече свойство испаряться, усыхать. Образование новой связи «горение — нарушение равновесия», безусловно, способствует вычленению в свече искомого свойства. Однако девяти испытуемым, использовавшим принцип горения, это удается не сразу: прежде чем назвать свечу, они предлагали поджечь бумагу, счетные палочки и другие предметы.

Ход анализа задачи больными шизофренией не отличался от наблюдаемого у здоровых испытуемых. Отмеченные основные этапы анализа задачи выявлялись и у больных.

При анализе полученных результатов сразу обращает на себя внимание высокий процент больных шизофренией, предложивших в качестве первого способа решения свечу, сумевших сразу вычленить в ней свойство терять вес при горении. Этот способ предложили двадцать девять испытуемых (58 %, т. е. в два раза больше, чем здоровые, см. табл. 15).

Таблица 15. Способы решения задачи

В качестве первоначального способа решения

Здоровые испытуемые

Больные шизофренией

Сразу использовали свечу

14

29

Использовали отсутствующие предметы (испарение)

27

14

Использовали наличные предметы (горение)

9

7

Значительно реже больные шизофренией обращались к отсутствующим предметам (прежде всего испаряющимся) — четырнадцать человек. Лишь трое испытуемых пытались искусственно создать в данных предметах свойство испаряться (намочив их и т. д.).

Всего только трем больным шизофренией не удалось использовать свечу в нужном качестве.

Вероятно, имеет место прямая а лица зависимость между более успешными.

Способы решения задачи с использованием свечи в качестве средства решения задачи больными шизофренией и большим количеством (по сравнению с группой здоровых испытуемых) больных, самостоятельно решивших задачу, — тридцать шесть человек (72 %). Эта зависимость говорит в пользу того, что часто общий принцип, отношение и т. д. устанавливается испытуемым через его конкретное воплощение. Об этом свидетельствуют неоднократные высказывания испытуемых: «Увидел свечу и сразу решил…» Установление причинно-следственных отношений способствует выявлению в предметах все новых свойств, но и актуализация этих свойств в свою очередь служит дальнейшему анализу задачи и установлению все более глубоких причинно-следственных отношений.

Данные о более успешном решении (по сравнению со здоровыми) больными шизофренией задачи, относящейся к кругу творческих, проблемных, могут служить основанием для постановки вопроса об определенном качестве мышления этих больных, характеризующемся повышенной способностью к выявлению скрытых свойств и отношений (что является одной из существенных характеристик мышления).

Для проверки этого допущения в исследование была включена задача типа головоломки, провоцирующие условия которой толкали на «ложный» путь, препятствуя выявлению необходимых для решения свойств и отношений.

В экспериментально-психологических исследованиях, связанных с решением головоломок, специально подчеркивается, что основная трудность решения этой категории мыслительных задач связана с тем, что в формулировке их условий специально акцентированы несущественные для их решения обстоятельства, толкающие на ложный путь [75; 35; 120; 124]. Если основная трудность решения задачи Секея была связана с преодолением фиксированное™ на «сильных» свойствах предметов, обусловленной их практическим употреблением, то успешность решения головоломки связана с преодолением непосредственного впечатления, навязанного провоцирующими условиями задачи.

В нашем исследовании была использована следующая задача: двенадцать спичек образуют фигуру, имеющую вид креста, площадь которой равна тяти спичечным квадратам (рис. 11). Из того же количества спичек надо построить такую фигуру, которая заключала бы площадь, равную четырем спичечным квадратам.

Рис. 11. Исходная (а) и конечная (б) ситуации задачи-головоломки

Формулировка задачи и очертания исходной фигуры толкают решающего на ложный путь — пытаться построить фигуру, состоящую из четырех видимых квадратов (вместо пяти), т. е. сократить площадь на один спичечный квадрат. Этот путь не может привести к успеху. Для решения необходимо отказаться от попыток представить площадь в виде четырех квадратов и перейти к построению других фигур, площадь которых может быть вычислена по формуле (треугольника, параллелограмма и т. д.).

Описанная задача была предложена двадцати двум здоровым испытуемым и двадцати двум больным шизофренией.

Результаты. Для двенадцати больных шизофренией, как и для двенадцати здоровых испытуемых, был характерен длительный анализ несущественных для решения задачи, навязанных условиями головоломки свойств предметов. Это затруднило выявление необходимых для решения задачи свойств и отношений. Задача была решена этими испытуемыми лишь с помощью экспериментаторов. Итак, преодоление провоцирующих условий головоломки оказалось для больных шизофренией не менее трудным, чем для здоровых испытуемых. Десять больных шизофренией и десять здоровых решили задачу самостоятельно.

Проведенное исследование показало, что на основных этапах анализа задачи в процессе преодоления провоцирующих условий и поисков основного принципа решения существенных различий между обеими группами испытуемых не обнаружилось. Таким образом, исследование не выявило у больных шизофренией более выраженной по сравнению со здоровыми способности к вычленению скрытых свойств и отношений в условиях, когда актуализация тех или иных признаков предметов в первую очередь определяется анализом условий задачи. Наблюдаемая у больных шизофренией тенденция к актуализации практически малозначимых признаков предметов не является выражением более общей способности их мышления к выявлению скрытых свойств и отношений.

Приведенные результаты исследования мышления больных шизофренией достаточно убедительно свидетельствуют о сохранности его операционного аспекта. Об этом говорят отсутствие различий между больными и здоровыми при решении формально-логических задач и даже некоторое преимущество больных перед здоровыми при решении задач, требующих «нетривиального» подхода.

Факты, свидетельствующие о снижении уровня избирательности, обусловленной ограниченностью регулирующего влияния факторов социального опыта на мыслительную деятельность, перемещают рассмотрение проблемы патологии мышления при шизофрении из плоскости анализа его как процесса в плоскость изучения его как деятельности. Этот аспект включает в первую очередь личностно-мотивационные его характеристики. Роль нарушения мотивационного аспекта в патологии мышления при шизофрении особенно подчеркивала Б. В. Зейгарник [46; 49]. Именно с изменением мотивации, обусловленной болезнью, она связывала факты искажения процесса обобщения и разноплановости мышления, наблюдаемые у больных шизофренией, при отсутствии снижения его уровня. Продолжая эту линию, наши исследования углубляют анализ этой проблемы. Они позволяют объяснить природу таких проявлений нарушений мышления, как «разноплановость», суть которой, по определению Б. В. Зейгарник [49], заключается в потере предметной однозначности, и «полисемантизм» [74]. Предметная однозначность есть не что иное, как закрепление в сознании человека за тем или иным предметом существенного с точки зрения социальной практики свойства или функции. Ослабление детерминации познавательной деятельности социальными факторами означает, в частности, и ослабление предметной однозначности, что облегчает рассмотрение предмета в разных аспектах. Такая особенность усиливается склонностью больных к формальному анализу. При этом формальный подход к рассмотрению свойств предметов и явлений как рядоположных не ограничивается вследствие снижения регуляции рамками социально значимых оценок.

Очевидно, что влияние прошлого опыта на избирательность познавательных процессов может быть как полезным, облегчающим деятельность, так и вредным, тормозящим актуализацию тех сведений, которые необходимы для решения определенных задач. Так как большую часть прошлого опыта человека составляет социальный опыт, такая зависимость познания и поведения от прошлого опыта дает большой приспособительный выигрыш, обусловливая высокую адекватность требованиям социальной среды.

Целесообразность такой избирательной организации деятельности мозга заключается в том, что этим обеспечиваются экономичность, оптимальность поиска нужной информации в огромном количестве многократно повторяющихся жизненных ситуаций, которые апеллируют прежде всего именно к «обычным», «стандартным», практически значимым предметам, их свойствам и отношениям [111].

Больные шизофренией, деятельность которых, вследствие снижения социальной направленности и уровня социальной регуляции характеризуется ухудшением избирательности, могут получить в некоторых случаях «выигрыш», испытывая меньшие трудности, чем здоровые, при необходимости обнаружить «латентные» знания или открыть в предмете новое свойство. Однако «проигрыш» неизмеримо больше, так как в подавляющем большинстве повседневных ситуаций снижение избирательности значительно снижает эффективность деятельности больных. Снижение избирательности составляет фундамент «оригинального» и необычного мышления, столь часто отмечаемого у больных шизофренией. Говоря об этом, нельзя забывать о существеннейшем факторе, способствующем безграничному развитию такого причудливого своеобразия. Речь идет о недостаточной мотивации быть понятным. Мышление для других требует специальной произвольной регуляции и организации деятельности, использования более общепринятых способов, более стандартных связей и адекватного словесного выражения. Это, безусловно, не означает, что здоровые люди совсем не способны к актуализации оригинальных, необычных свойств предметов. При создании определенной дополнительной мотивации путем специальной формулировки задачи, побуждающей выявлять в предметах наиболее оригинальные признаки, стандартность ответов здоровых значительно снижалась [149].

Патология и творчество

Своеобразие мышления больных шизофренией, позволяющее рассматривать предметы и явления с самых разных сторон, сопоставлять несопоставимое, способность отойти от шаблонов породили интригующую и привлекающую всеобщее внимание проблему «гениальности и помешательства». Эта проблема возникла не на пустом месте: имеется много фактов, подтверждающих наличие особых способностей и склонностей лиц шизоидного круга и даже больных шизофренией, позволяющих достигать значительных успехов в отдельных областях творчества.

Такие способности у больных шизофренией издавна отмечали психиатры. Так, Е. Блейлер [15. С. 77] связывал наличие этих склонностей с аутизмом, считая, что «аутизм представляет собой благодатную почву для упражнения мыслительных способностей». По его мнению, аутистическая направленность больных, ограничивающая внешние влияния и порождающая их независимость от мнения других, помогает проводить им идеи, которые здоровым представляются немыслимыми. Он даже полагал, что небольшая степень аутизма должна быть с пользой привнесена в жизнь: не исключено, что «совсем легкая шизофрения» благоприятствует продуктивности в области искусства. Склонность к новому, необычный ход мышления, свобода от традиций должны способствовать творчеству, если эти качества не декомпенсированы грубой патологией.

Позднее X. Аспергер [127], характеризуя детей с аутистической психопатией, говорил об их особой «прозорливости», которая впоследствии может стать предпосылкой научных успехов. Он подчеркивал спонтанное проявление интеллекта у этих детей, не обусловленное обучением, и одностороннее проявление способностей, порождающих особую активность. Эти дети с раннего детства кажутся предназначенными для определенной профессии, чаще всего математической.

Все эти основания нередко приводили к неправильному выводу относительно обязательной связи творчества с патологией: примером может служить цикл «исследований», проведенных в нашей стране в 20-е годы и публиковавшихся в специальных выпусках «Патографии гениальных личностей» (под ред. Г. В. Сегалина) [128]. В них отражалась крайняя точка зрения на эту проблему, поставленную еще Ломброзо, одним из первых сформулировавшем идею связи гениальности и помешательства. Он составил список гениальных больных людей, куда включил 27 человек — от Торквато Тассо до Гоголя. К анализу этой проблемы обращались представители разных профессий. Примером может служить Н. Н. Баженов [9. С. 12]. В своих «Психиатрических беседах на литературные и общественные темы» он отмечал, что даже на низших ступенях вырождения наблюдается нередко «частичная» талантливость или «чрезвычайное развитие» некоторых способностей («счетчики», художники и т. д.). «На средних ступенях вырождения встречаются люди… с известными умственными способностями, часто выше средних»… но психическая жизнь которых «представляет пробелы и изъяны или в виде… понижения нравственного чувства, или преобладания одной стороны душевной деятельности… или как ассоциативные комбинации, совершающиеся по ненормальным и необычным путям. На высших ступенях те же клейма в сочетании со значительной умственной силой, с выдающейся даровитостью, но при наличности той же основной и наиболее важной для характеристики вырождения чертою — отсутствием устойчивого психического равновесия, гармонического развития различных областей душевной жизни».

В этой связи необходимо отметить, что термином «дегенерации» обозначались отклонения от нормального развития, проявляющиеся в резонерстве, эмоциональной неустойчивости, необычности ассоциаций («по необычным путям и случайным поводам»), неадекватности реакций на внешние воздействия. Автор отрицал обязательное «родство» гениальности и помешательства, подчеркивая, что среди гениальных имеется достаточное число вполне гармонических личностей (например, Леонардо да Винчи, Гёте и др.). Однако он не исключал того, что среди одаренных людей часто встречаются лица «с нервными и психическими изъянами». В качестве примера Н. Н. Баженов приводит современных ему представителей литературных направлений — символистов и декадентов, которые делали попытки найти новые эстетические формы и формулы. Тем не менее, с его точки зрения, часто «литературное движение выражалось и продолжает выражаться в таких уродливых формах, что… возникает предположение, не подлежит ли оно более ведению нашей науки, чем эстетической критике». Обращаясь к этой теме, один из талантливейших поэтов нашего времени Арсений Тарковский писал: «Мы знаем, что психические заболевания могут обострить восприятие, но в целом они обедняют личность. У нас в руках свидетельства распада, обеднения личности нескольких писателей такого рода. Хлебников не напрасно назван «честнейшим рыцарем» поэзии, однако многое у него просто рассыпалось…» «Обратный пример — продолжает автор, — пример душевного здоровья — Пушкин» [147. С. 203].

Такие качества, как нешаблонность, отход от общепринятых традиций, гибкость ума и т. п., хотя и являются необходимой предпосылкой творчества, но не исчерпывают его. Как было показано выше (см. предыдущую главу), продуктивная реализация способностей тесно связана с содержанием деятельности. Можно выделить такие ее виды, в которых эти способности проявляются наиболее адекватно. К таким видам относится математическое творчество. Выдающийся математик А. Пуанкаре писал, что в математическом творчестве «… человеческий ум меньше всего заимствует из внешнего мира и действует… лишь сам по себе и сам над собой». Наиболее продуктивными, по его мнению, часто оказываются комбинации, составленные из элементов, взятых из очень далеких друг от друга областей. «Я не хочу сказать, — пишет он, — что для того, чтобы сделать открытие, достаточно сопоставить как можно более разношерстные факты: большинство комбинаций, образованных таким образом, было бы совершенно бесполезным, но зато некоторые из них, хотя и очень редко, бывают наиболее плодотворными из всех» [4. С. 138].

Многочисленные факты, свидетельствующие о том, что для лиц шизоидного круга наиболее адекватным является математическое творчество, побудило нас к исследованию группы математически одаренных школьников, учащихся московской физико-математической школы № 2, зачисленных туда в результате экзаменов и собеседований, определяющих их математическую одаренность. Для того чтобы по возможности избежать специфики обучения на результаты эксперимента, исследовались учащиеся 7—8 классов, обучающиеся в математической школе только первый год. В исследование было включено тридцать учеников, проявивших в течение первых месяцев обучения заметные способности в отношении профилирующих в школе дисциплин. Контрольную группу составили ученики 7—8 классов массовой школы (тридцать человек). Эксперимент проводился комплексом методик (сравнение, классификация предметов; см. гл. I).

В качестве основного критерия для характеристики выявляемых в процессе мышления свойств и отношений предметов была принята частота использования того или иного признака испытуемыми каждой из сравниваемых групп. Сопоставление групп проводилось по коэффициенту стандартности — процентному отношению наиболее часто используемых (стандартных) свойств к общему числу свойств, актуализированных испытуемыми каждой группы.

Коэффициент стандартности контрольной группы при сравнении предметов (восьми задач) был равен 72 %, а для группы математиков — 43,5 %, что свидетельствует о значительном снижении частоты использования стандартных, обычных свойств в группе математиков и увеличении частоты использования ими нестандартных, обычно редко используемых признаков предметов. При классификации предметов выявилась та же закономерность: коэффициент стандартности контрольной группы составил 67,6 %, для группы математиков — 56,3 %.

Сопоставляемые группы значительно различались и по разнообразию актуализированных признаков предметов. Математики использовали при сравнении и классификации предметов значительно более широкий круг различных свойств, чем учащиеся массовой школы. Так, при сравнении предметов в группе математиков были актуализированы с разной частотой 958 различных признаков, а в контрольной — 501 признак, почти в два раза меньше. При классификации предметов в группе математиков — 397 признаков, а в контрольной — 235, т. е. в 1,7 раза меньше.

Таким образом, при исследовании математически одаренных школьников была выявлена та же закономерность, которая характеризовала больных малопрогредиентной шизофренией и выражалась в снижении избирательности познавательной деятельности. Эти данные послужили основанием для квалификации психиатром личностных особенностей этих детей. У многих из них были отмечены черты аутизма, характерные для лиц шизоидного склада [31, 32].

При рассмотрении проблемы связи творчества с патологией последняя привычным способом отождествляется с болезнью. Таким образом, создается впечатление, будто бы творческие предпосылки обусловлены наличием заболевания. Однако углубленные разработки проблем общей психопатологии в настоящее время позволяют разграничить в структуре патологических процессов, с одной стороны, болезнь как определенную нозологическую категорию и тот патологический фон, который служит предпосылкой заболевания. Наибольшую определенность эти понятия получили в контексте общей проблемы «логоса» и «нозоса». Актуальность и общеметодологическое значение этой проблемы отчетливо сформулированы А. В. Снежневским [37, 38], подчеркнувшим необходимость как выделения и разделения патологического и нозологического в шизофрении, так и изучения их связи, взаимодействия.

В этой связи особое значение приобретают результаты наших экспериментальных исследований, обнаруживших общие закономерности изменений познавательной (в первую очередь мыслительной) деятельности у больных шизофренией и у лиц шизоидного круга, обладающих рядом сходных личностных черт. Эти данные позволяют предполагать конституциональную природу выявленных особенностей мышления, способствующих творческому процессу, и являются доказательством того, что они не порождены болезнью (Данные этого исследования будут представлены в следующей главе).

С другой стороны, само творчество является сложным и обусловленным многими факторами процессом. Он не сводим к развитию лишь интеллектуальных способностей. Сама жизнь показывает, что достаточно высокий уровень интеллектуальных способностей у разных людей может получить качественно различные формы и степени реализации в зависимости от уровня притязаний личности, ее самооценки, стремления к реализации своих способностей, активности и инициативы. Большую роль здесь играют социально обусловленные нормы, эталоны, выступающие в качестве регуляторов этой деятельности. Безусловно, творческий процесс предполагает определенный отход от привычных шаблонов, некоторый «отлет» от реальности. Однако такой «отлет» необходимо предполагает возвращение к реальности на новой основе, что требует постоянного учета доминирующих общественных ценностей. Как это отмечалось выше и будет показано в дальнейшем изложении, все эти личностные качества, обусловленные социальной детерминацией, страдают у больных шизофренией. Под влиянием факторов болезненного процесса значительно снижаются активность, инициатива, способность к реализации творческого потенциала.

В свете всего изложенного проблема «патологии и творчества», первоначально обозначенная как «гениальность и помешательство», приобретает иную окраску, поскольку патология не рассматривается как только проявление болезни, а само творчество не может быть сведено лишь к интеллектуальным способностям.