V. Гендерный статус и проблема периодизации

Проблема периодизации была унаследована и некритически воспринята гендерной историей от истории женщин "первого поколения", которая выдвинула в качестве одной из своих основных задач пересмотр общепринятых схем периодизации, построенных исключительно на историческом опыте мужчин. Наиболее генерализованная схема Моник Пьетр выделяет три очень продолжительных фазы в соответствии с превалировавшим в это время образом женщины: на заре истории это был образ "Матери-Прародительницы", в некоторых древних обществах (Египет, Рим) и особенно с упрочением христианства и моногамии — образ Жены-Супруги, а начиная с эпохи Возрождения — образ Женщины-Личности.

Что касается характеристики отдельных периодов истории, то самый яркий образец был дан лидером американского феминизма 70-х гг. Джоан Келли. Она разработала собственную модель "женской свободы", которая учитывала регламентацию обществом женской сексуальности, место женщин в хозяйственной и политической сфере (доступ к собственности, власти, образованию, профессиональному обучению и т.д.), роль женщин в культурной жизни общества и, наконец, систему представлений о женщинах в общественном сознании, в искусстве, литературе и философии. Проведенный по этим основаниям анализ привел Келли к выводу об усилении зависимости и снижении гендерного статуса женщин в конце XV-XVI вв. и позволил вынести ставший общепризнанным вердикт: "У женщин не было никакого возрождения, по крайней мере, его не было в эпоху Ренессанса". Следуя во многом в том же русле, американская исследовательница Джоан Ландес опровергла представление о раскрепощающем воздействии Великой французской революции на историю женщин.

В поисках корреляции между статусом женщин и характером общественной организации историки идут вслед за антропологами, которые подчеркивают ее непрямой характер и указывают на то, что усложнение общественных структур влекло за собой снижение авторитета женщины в семье, сокращение ее имущественных прав, установление двойного стандарта норм поведения и морали и, вместе с тем, усиление неформального влияния женщин через более широкую сеть социальных связей за пределами семьи и домохозяйства⁽⁹⁾. Вот почему, сохраняя в целом периодизацию, фиксирующую структурные трансформации в обществе, гендерная история делает акцент на различных последствиях этих перемен для мужчин и для женщин, на долю которых достались не дивиденды, а издержки "прогресса". Оказывается, что в более отдаленное время асимметрия гендерной системы была гораздо слабее, чем в более поздние, что в эпохи, которые традиционно считаются периодами упадка, статус женщин относительно мужчин отнюдь не снижался, а в так называемые эры прогресса плоды последнего распределялись между ними далеко не равномерно. Однако при такой постановке проблемы, несмотря на несовпадение фаз исторического опыта мужчин и женщин, задача периодизации исторического развития отходит на второй план, речь уже идет главным образом о его оценке и реинтерпретации. И хотя XVI-XVII столетия почти единодушно оцениваются гендерными историками как эпоха крупных сдвигов, которые в основном негативно отразились на статусе женщин в патриархальной семье и общественном производстве, именно к этому времени они относят важнейший позитивный момент в избранной ими картине исторической динамики — рождение "женского вопроса" и традиции феминизма.

Переход от истории женщин к гендерной истории дал мощный импульс научной полемике о возможных путях интеграции новой дисциплины в историю всеобщую, но проблема периодизации не была переосмыслена с учетом новых концепций и задач. Все попытки ее решить по-видимому обречены на неудачу, не в последнюю очередь потому, что с учетом кардинального сдвига в общей направленности от истории женщин к истории взаимоотношений между полами сама постановка задачи дать специальную периодизацию истории с позиции одного, но только другого, пола, выглядит анахронизмом.