breslavets_ti_ognennaia_trava_tvorcheskie_portrety_iaponskik

вания,настроенияпредставителейразличныхслоевобщества. По мысли Сэнума Сигэки, автор вместе с молодым поколением преодолевает смутное время и подвергает резкой критике действия господствующих классов, которые привели страну к поражению40. Портреты японских лидеров она рисует неприглядными красками. В этой когорте представлен политический делец Таруми, финансовый магнат Масуи, сторонник агрессивной политики граф Эдзима Хидэмити, недалекий виконт Ато.

Вромане развернута антимилитаристская тема, и «Лабиринт» является крупномасштабным антивоенным произведением современной Японии. Левое движение, полицейские репрессии, действия японской армии в Китае – все это убедительно передано в романе, который отличается исторической достоверностью. Ногами Яэко признавалась, что описать театр военных действий в Китае ей помогли записки и зарисовки художника Иида Ёсикуни, который был на фронте41. Объективная картина событий предстает в судьбах героев, в их столкновениях с реакционной политикой правящих кругов, милитаристской экспансией, ханжеской моралью.

Вгалерее психологически выверенных женских образов (Марико, Сэцу, Тацуэ, Томи) писательница продолжает исследование гендерной темы, свойственной ее творчеству. Она показывает как традиционное понимание смысла женской судьбы, так и современное осознание роли женщины в семье

иобществе.

Заслуживает внимания прозвучавшая в романе тема искусства, которая связана с театром Но как с национальным достоянием страны и реализована через образы представителя старой родовой аристократии Эдзима Мунэмити и выдающегося актера Умэвака Мандзабуро. Погружение в созерцательную сферу искусства выполняет функцию изоляции от сует-

40Нихон бунгаку дзэнсю. Т. 24. С. 523.

41Ногами Яэко. Лабиринт. Т. 2. С. 542.

30

ного повседневного бытия. Ногами Яэко неизменно решает проблему антагонизма индивида и общества – мира личной свободы с ее ценностными ориентирами и узаконенными нормами социума.

Главный герой романа Канно Сёдзо, представитель старинной семьи, участвовал в левом студенческом движении, был увлечен марксистскими идеями, но в результате полицейских репрессий отказался от своих идеалов и целей. В силу слабохарактерности, неустойчивости своего мироощущения он вступил на путь примиренчества в условиях реакционного режима. Он был исключен из университета, но нестремилсяксотрудничествусультранационалистами.Как человек совестливый, он не раскаивается в том, что жил, следуя порывам своей благородной и чистой души, увлеченной идеями свободы, равенства и братства. С трудом ему удается найти работу переписчика архивных материалов по истории рода виконтов Ато. Окружающие его презирают, и сам он ощущает себя опустошенным, сломленным человеком, разочарованным в общественных идеалах. Переживая свое поражение, он размышляет: «Радоваться, что ты волен молчать, − ведь это почти то же самое, что радоваться свободе в любую минуту покончить с собой! Велика ли тут разница? В одном случае ты волен молчать долго, в другом – замолчать навеки! Быть может, человек, покупающий ценой молчания возможность кое-как прозябать, тоже самоубийца, лишь с той разницей, что он еще дышит. <…> Оказывается, десятки тысяч левых студентов покаялись. Он, Канно, тоже входил в их число. Все они теперь молчат. Как летучие мыши, забились в щели и думают лишь о том, как бы просуществовать. Ведь это ужасно, просто невыносимо!»42

Канно не приемлет войны, понимая, что она ведется в интересах власть имущих, которые на ней наживаются. Он придерживается пацифистской позиции, не желая ничего знать о

42 Ногами Яэко. Лабиринт. Т. 1. С. 41.

31

войне – читать газеты, видеть объявления в траурных рамках. Он бы мог получить отсрочку от призыва в армию, но ему претит работа в компании Таруми Дзюта, бойкого дельца от политики. Попав на фронт, Канно переносит все тяготы военной службы, видит преступления, совершаемые на китайской земле,вкоторыхонучаствует,иначинаетосознаватьнеизбежность поражения Японии в войне. Эта часть «Лабиринта» сопоставима с романом Нома Хироси (1915−1973) «Зона пустоты» («Синку титай», 1952), в котором рисуется жестокий мир японской казармы, опустошающий душу43.

Постепенно перед Канно обнажается кровавый смысл войны, и он готовится к сопротивлению, размышляя над тем, как совершитьпобег:«Здесь,гдеулюдейотнимаетсявсякоеправо иметь собственные суждения, собственную волю и собственные человеческие чувства, где все это начисто зачеркивается воинской дисциплиной, малейшее, даже самое незначительное действие, выходящее за рамки “императорского военного указа”, “фронтового наставления”, поистине можно назвать героическим поступком. Больше того, каждое такое действие здесь сопряжено с риском быть расстрелянным. Среди перебежчиков, вероятно, есть и такие солдаты, которые не выдержали нынешней гнетущей обстановки на фронте и бежали, какдикиезвериизклетки,−лишьбывырватьсянасвободу»44. Канно полон желания влиться в ряды борцов против японского милитаризма.

В послесловии к роману Ногами Яэко разъясняла специфику образа Канно Сёдзо: «Мне часто бросают упрек в том, что марксист так поступать не должен или же, наоборот, что действия моего героя не похожи на действия человека, отказавшегося от своих убеждений. Я хотела бы, чтобы этот образ понимали не так и видели в моем герое лишь молодого человека, доброго и чуткого, но неустойчивого и слабовольного,

43Нома Хироси. Зона пустоты / пер. с яп. К. Рехо. М., 1960.

44Ногами Яэко. Лабиринт. Т. 2. С. 459.

32

чьи студенческие годы к тому же совпали с историческим периодом смятения умов, идейного подъема и спада»45.

Автор показывает многогранность натуры своего героя – от конформизма и безволия до решительности и целеустремленности в желании обрести свободу. Однако его цель оказалась неосуществимой в силу конкретно-исторических обстоятельств. В юности были разрушены его идеалы, а затем была отнята и жизнь.

Каждый из персонажей романа противостоит социально ограниченным нормам существования, ищет свой путь к свободе, преодолевая навязанные социумом нормы, установления и законы.

Своевольным характером отличается Таруми Тацуэ, друг Сёдзо с детских лет. Она оказалась единственной, кто не отвернулся от него во времена испытаний. Она капризна, ветрена, лишь изредка проявляет интерес к проблемам, которые поглощают Сёдзо, но остается для него верным другом. В мужья она выбирает человека, который может ей обеспечить комфортную жизнь, но испытывает неудовлетворенность своим существованием, видя упадок общества, которому принадлежит. Она сочувствует Сёдзо и жертвам социальной несправедливости. Ее жизнь обрывается трагически – она погибает в авиакатастрофе. Тацуэ оставляет неоднозначное впечатление, и, по мнению Дональда Кина, ее образ является достижением романа, поскольку она не похожа на схематичных героев пролетарской литературы46.

Символом надежды в романе становится героиня Марико, жена Канно Сёдзо, благодаря которой он смог подняться со дна застойной жизни. Ее светлый облик выписан как традиционный идеал японской женщины, хотя она родилась от смешанного брака японца и шотландки. Она тиха, скромна, но тверда духом. Неуклонно отвергая женихов, которых ей на-

45Там же. С. 540−541.

46Keene D. Dawn to the West. P. 1119−1120.

33

вязывают родственники, она отстаивает свою независимость, протестуя против брака по сговору. Она хочет быть самостоятельной, жить своим трудом, как трудились в Америке ее родители. Марико осталась сиротой в возрасте шести лет и была привезена в Японию, где воспитывалась в доме дяди Масуи Рэйдзо.

Ее мечты были непритязательными – жить в провинции, обучать детей, встретить свою любовь. Искренняя и непосредственная, она страдает от столкновения с грубой действительностью, ее непримиримыми противоречиями, наивно задаваясь вопросом: почему жизнь в достатке не приносит удовлетворения и счастья? Дисгармония мира, «противоречие между материальной и духовной сторонами бытия» доставляют ей мучения. Она чистый человек и с теплотой относится к людям невзирая на их сословную принадлежность. Рождение сына придает ей мужества перед лицом жизненных испытаний, и как колыбельную песню она поет ему христианскую молитву «Аве Мария», исполненная горячей веры и чувства освобождения от страха одиночества. Как пишет Ябу Тэйко, «в благочестии Марико прекрасно проявляется сила ее истинной натуры»47.

Япония находится на краю гибели, американская авиация ужебомбитЯпонскиеострова,иписательницарисуеткартину разрушений и бедствий страны.

Увлеченный театром Но старый Эдзима Мунэмити занимает невозмутимую позицию, «считая, что война к нему лично никакого отношения не имеет». Социальный эскапизм становится для него средством сохранения духовной свободы. Независимый человек, он бросает вызов миру своекорыстия и лицемерия. В новых обстоятельствах, движимый любовью к искусству, он резко высказывается о тех, кто привел страну к катастрофе, возлагает ответственность на закулисных политиков за то, что Япония оказалась в беде: «Ведь это они носи-

47 Ябу Тэйко. Ногами Яэко. С. 231.

34

лись с политикой продвижения на материк, они пресмыкались перед военщиной»48.

Последняя глава романа называется «Человек в ковчеге» («Хакобунэ но хито»), где проводится идея вечной ценности искусства, бессмертия художественной культуры. Носителем ее является актер Мандзабуро, посвятивший свою жизнь искусству, которого аристократ Мунэмити, знаток театра Но, настойчивоотправляетвэвакуацию.Мандзабуропыталсявозражать. «Разве маски и костюмы играют сами? – обрушился на негоМунэмити.–Играешьты,надеваяих.Ониоживаюттоль- ко с тобой. Главное ты. Без тебя они мертвы»49. В обстановке упадка и разрушения жизнь актера как национального сокровищадолжнабытьсохраненадлявозрождениятрадиционного японскоготеатра.Писательницапроводитпрямуюаналогиюс библейским текстом – с вселенским потопом и спасением избранных в Ноевом ковчеге. Японию захлестнула волна смерти, и путь к новой жизни автор мыслит с позиций христианского мироощущения. По словам писательницы, «поражение в войне принесло освобождение»50.

Ногами Яэко была близка художественная национальная традиция, и, по мнению писательницы Кидзаки Сатоко (род. в 1939 г.), она своеобразно отразилась не только в теме искусства, но и в стилистике романа: «“Лабиринт”, на первый взгляд, − реалистическое произведение, но, по сути, разве в нем не нашел практического применения символистский метод театра Но? Искусно вырезанные маски и тщательно подобранные костюмы, размеренные неторопливые шаги и фрагменты, исполняемые хором, часто копируются в романе. Персонажи выплывают из темных кулис и оказывают яркое впечатление… Мы родились во времена, близкие событиям “Лабиринта”, и существуем под их непосредственным влия-

48Ногами Яэко. Лабиринт. Т. 2. С. 528.

49Там же. С. 529.

50Keene D. Dawn to the West. P. 1124.

35

нием, поэтому нельзя не рискнуть рассмотреть это большое произведение со всех сторон, настолько оно интересно»51.

После публикации романа «Лабиринт» на него обратил внимание Абэ Ёсисигэ, философ, педагог, литературный критик, последователь Нацумэ Сосэки. Он высказал недоумение поповодутого,чтоэтокрупноеимощноедостижениеНогами Яэко не было представлено для обсуждения в литературных кругах и его значимость не была оценена. Одну из причин такой ситуации он видит в том, что Ногами Яэко не стремилась к общению с литературным миром и руководствовалась собственными суждениями в вопросах писательского труда52. Она обладала независимостью взглядов и убеждений, настаивая в своих произведениях на свободе личности, ее праве на индивидуальный выбор судьбы. Внутренняя свобода человека предстает высшей духовной ценностью в аксиологической сфере ее творчества. Она сосредоточена на человеческой личности в контексте истории как приложении смыслов существования, находящих проявление в индивидуальном бытие.

Литературная деятельность японской писательницы имеет новаторскую основу, которая выявляется в интеллектуальной и нравственной глубине ее произведений, отразивших в противоборстве идей и мнений требования современной эпохи. Нельзяупускатьизвидуизначениехудожественнойтрадиции как зарубежной, так и национальной в формировании жанра социально-психологического романа, который занял достойное место в литературном наследии Ногами Яэко.

В 1950 г., когда началась война в Корее, Ногами Яэко вместе с Хирацука Райтё и тремя членами женского движения (фудзин ундо) в Японии посетила Соединенные Штаты Америки. Японские женщины обратились к госсекретарю США с просьбой сохранить Японию нейтральной и пацифистской в

51Киндай нихон бунгаку но сусумэ (Знакомство с современной японской литературой). Токио, 2004. С. 325.

52Нихон бунгаку дзэнсю. Т. 24. С. 521.

36

Copyright ОАО «ЦКБ «БИБКОМ» & ООО «Aгентство Kнига-Cервис»

условиях развертывания военных действий и нагнетания напряженности на Дальнем Востоке. Ногами Яэко поддерживала движение за отстаивание прав женщин и в 1963 г. приняла участие в создании Новой ассоциации японских женщин (Син Нихон фудзин но кай).

Вершиной творчества Ногами Яэко стал историко-психо- логический роман «Хидэёси и Рикю» («Хидэёси то Рикю», 1964), в котором прозвучала близкая ей тема «искусство и политика».ПроизведениепродолжаетлиниюЭдзимаМунэмити, поклонника искусства, из романа «Лабиринт».

Основной конфликт разворачивается между мастером чайной церемонии (тядо) Сэн Рикю (1521−1591) и военным правителем Японии Тоётоми Хидэёси (1537−1598), который выступил объединителем страны в борьбе с крупными феодалами, организатором важных социально-экономических преобразований. Хидэёси называли «человеком с сердцем крестьянина, талантом торговца и духом воина»53. События романа происходят в период Адзути-Момояма (1568−1603) – сложный, драматический этап японской истории.

Рикю продолжал традиции своих учителей – Мурата Сюко

(Дзюко, 1422−1502) и Такэно Дзёо (Сёо, 1502−1555), он от-

стаивал сокровенный смысл чайной церемонии, которая отличалась непритязательностью ритуала, «…но при этом цели ритуала были не художественными, а религиозно-нравствен- ными»54. В обиход церемонии Рикю ввел стиль вабитя, определяющий атмосферу умиротворенности, в которой человек

53Кожевников В. В. Средневековая Япония в лицах. Владивосток, 2007.

С. 427.

54Николаева Н. С. Художественная культура Японии XVI столетия. М., 1986. С. 55.

37

наслаждается бедной жизнью и испытывает довольство. Эта мысль нашла закрепление в его словах: «В земном существовании роскошная жизнь и обильные яства расцениваются как признак благополучия. Однако если человек имеет крышу над головой, достаточную, чтобы защитить его от дождя, и запас пищи, чтобы не остаться голодным, − это все, что ему требуется. В этом сущность чайной церемонии, как и учения Будды»55. Идея бедности трансформировалась в эстетическую категорию и получила название ваби – красоты бедности. Рикю проводил в жизнь принципы уединенности, безыскусности, скромности.

Рикю считал подлинным выражением духа ваби стихотворение Фудзивара Иэтака (1158−1237):

Поэт призывает человека ощутить прелесть весны не в красочном цветении сакуры, а в скромной травке, которая пробиваетсявпроталинахвснегу.«Этокрасотагрубоватого,а не изящного; простого, а не роскошного; стойкого, а не хрупкого – красота простодушия, а не мирской изощренности; она скорее духовна, чем чувственна»57.

В 1578 г. Рикю было оказано покровительство со стороны военного правителя страны Ода Нобунага (1534−1582), и мастер стал сопровождать его в военных походах. После кончины Нобунага он был приглашен ко двору Тоётоми Хидэёси, могучего и жестокого диктатора, который восхитился искус-

55Ueda Makoto. Literary andArt Theories in Japan. Michigan, 1991. P. 91.

56Хисамацу Сэнъити. Нихон бунгаку си (История японской литерату-

ры). Токио, 1961. С. 95.

57Ueda Makoto. Literary andArt Theories in Japan. P. 93.

38

ством мастера и приблизил его к себе. Рикю сопровождал военачальника в походах и устраивал для него чайные церемонии, объясняя основы ритуала.

Хидэёси был большим любителем чайной церемонии, но, в отличие от Рикю, предпочитал китайский стиль, которому свойственна пышность, близкая к вульгарности. Его взгляды были противоположны эстетическим принципам Рикю и в 1585 г. нашли воплощение в создании золотой комнаты для чайной церемонии (огон тясицу), сплошь оклеенной золотой фольгой. Из чистого золота была и чайная утварь. В то время как «…принципом японского искусства является стремление избегать лишнего, тяга к незаполненности, а также не отделение от Природы, а соединение с ней»58.

В 1587 г. Хидэёси устроил грандиозную чайную церемониювКиото,вхрамеКитаноТэммангу.Онаизвестнаподназванием «Великое чаепитие в Китано» (Китано дайтякай). В главном павильоне храма была установлена золотая комната, где приготовлением чая занимался Рикю вместе с другими знаменитыми мастерами. Для многочисленных гостей было сооружено 1 тыс. 500 чайных домиков, в празднестве участвовало более 5 тыс. чел., и продолжалось оно 10 дней, сопровождаясь театральными представлениями, музыкой, танцами59.

Принужденныйучаствоватьвэтомувеселении,Рикюощущалсебяуниженнымипубличнооскорбленным.Егоугнетало постоянноенасилиенадсвоейтворческойличностью,необходимость следовать требованиям Хидэёси; того в свою очередь раздражало упорство Рикю, с каким он не желал изменить свои эстетические позиции. Автор вводит в повествование и сына Рикю – Кисабуро, который, будучи представителем но-

58Кужель Ю. Л. Японские традиционные гостиницы рёкан в культуре страны. М., 2007. С. 129.

59Гришелева Л. Д. Формирование японской национальной культуры (конец XVI – начало ХХ века). М., 1986. С. 71.

39