как олицетворение тех или иных природных явлений. Для иллюстрации мож­

но процитировать стихотворную оценку Ирёна в параграфе, повествующем о первой, в какой-то степени преждевременной, попытке проповеди буддизма

в Силла, которая была предпринята при содействии мирянина Море /

Морок (сокращённо «Мо» )наставником Адо ( )/ Аду

(разд. Ill, § 63):

[Хотя] мост Кым-кё снегопадом укрш., застыла, недвижна [река],

Весенние краски [на землю] Керим [ещё] не вернулись сполна —

Сколь дивно! Зелёный властитель — Цинди умом [и] талантом высок,

Коснулся до [времени] сливы [ветвей]

вусадьбе [у] юноши Мо .

Вэтом стихотворении Цинди (один из пяти небожителей, воплощающих

стихии, направления, цвета и времена года) выступает просто как олицетво­ рение весны, и каких-либо упоминаний этого персонажа в основном тексте соответствующего параграфа, естественно, нет.

Даосская лексика и скрытые цитаты из даосских сочинений

Помимо имён небожителей и бессмертных, в некоторых эпизодах СЮ

используются различные религиозные термины даосского происхождения.

Очень показательно в этом смысле повествование о том, как монах Соллюльне успев закончить начатую им переписку сутры, внезапно умер и ока­

зался в загробном судилище, откуда его, однако, отпустили обратно на землю для того, чтобы он мог завершить исполнение своего обета. На обратном пути он встретил некую женщину, подвергавшуюся тяжким мучениям по пригово­

ру загробного суда. Женщина попросила сообщить её родителям, чтобы они вернули монастырю Кымгаи-га Ӧ незаконно занятое ими поле, а таюке

совершить подношения маслом и холстом ради её загробного благополучия.

Воскреснув, Соллюль исполнил её просьбу, после чего женщина явилась ему

во сне и сообщила, что обрела освобождение от страданий (разд. VII § 121). В этом эпизоде обращают на себя внимание сразу два момента. Во-первых,

женщина называет себя «[пребывающей у] Жёлтого потока». «Жёлтый по­

ток» (иначе «Жёлтый источник»)—традиционное дальневосточное название

подземного мира. Использование этого термина придаёт тексту заметную небуддийскую окраску, что дополнительно подтверждается некоторыми со­

держательными деталями. Дело в том, что с точки зрения буддизма, живые

Даосизм___________________________________________________________________________ 101

существа до сорок девятого дня после смерти пребывают в особом промежу­

точном состоянии, после чего вновь воплощаются, сообразно своим прошлым

деяниям, в одном из миров сансары. Именно в этом промежуточном состоянии

и должен был бы находиться непосредственно после своей смерти Соллюль —

но вместо этого он почему-то оказался у даосского Жёлтого источника, где

встретился с женщиной, которая, как выясняется впоследствии, умерла за пятнадцать лет до него35. Во-вторых, далее упоминается, что Соллюлю во сне явился «призрак» (кит. хунъ, кор. хон )умершей женщины. Это тоже

даосский термин, причём употреблённый не совсем точно: согласно даос­

ским представлениям, так называются три небесные души человека, которые

поднимаются после его смерти на небо, в то время как к Жёлтому источнику, напротив, спускаются семь земных душ (кит. по. кор. пэк ).Слова хон

и пэк многократно встречаются и в других параграфах СЮ.

Кроме специфически даосских терминов, по тексту СЮ разбросаны пас­

сажи из классических сочинений, использованные Ирёном (или авторами ци­ тируемых им произведений) просто для украшения текста. Так, стихотворная

оценка к повествованию о первом проповеднике буддизма в Пэкче —монахе по имени Маранантха (разд. [II § 62) включает в себя четыре иеро­ глифа из комментария «Традиция суждений» к «Канону перемен»

(гексаграмма № 3 «Стяжательство ) где сказано: «Свершенье Небес —неясно

[и] сумрачно». Стихотворение Ирёна выглядит следующим образом:

Свершенье Небес началось [в старину] в неясный [и] сумрачный миг.

Искуссгво, поистине, [здесь] таково . едва ли [кio это] постиг.

Свободу [обрёл] сам сполна [и] сполна [смог в| песне [и] танце явить.

Увлёк за [собою] окрестных людей — [им] очи помог огвори гь.

Что касается прозаических частей СЮ, то там таюке неоднократно попа­

даются аллюзии на даосские произведения. В одном случае, это сравнение наставника Ыйсана с легендарным мастером из Инь —персонажем

даосского трактата «Чжуанцзы» искусным плотником, который на­

столько виртуозно владел своим топором, что мог стесать комок грязи с носа

человека, не задев его кожи (разд. V, § 105). В другом случае, это уподобление

наставников Кёнхына (разд. VII, § 118) и Тэхёна Й (разд. V, § 111)

35 Сходное небуддийское представление о посмертной судьбе человека прослежива­ ется также в повествовании о том, как наставник Вольмён отправил бумажные деньги своей покойной сестре (разд. VII, § 120).