Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Kitay_i_okrestnosti_Mifologia_folklor_literatura

.pdf
Скачиваний:
49
Добавлен:
04.05.2022
Размер:
54.51 Mб
Скачать

А. Д. Цендина. Легенды Алашани о Шестом далай-ламе Цанъянджамцо

217

"Теперь ясно, что это место и есть то, в котором мне было указано поселиться. Здесь я должен жить и распространять религию и приносить пользу живым существам!" И он немедленно решил остаться и жить в Алашани» [AlaSa domuy, 2004, p. 57—59].

«Цанъянджамцо, признанный и почитаемый князем Алашани Абу-нойоном и его ханшей Догшин-гунджу, решил идти дальше распространять религию в Алашани. Он сказал нойону и его жене:

Я хочу увеличить плоды добродетели и принести пользу живым существам, выбрав хорошее место, исполненное счастливых знаков, и построив там монастырь.

Нойон с женой одобрили его и сказали:

Учитель, вы должны сами избрать то место!

Цанъянджамцо покинул ставку и стал бродить по склонам Алашани в поисках места для строительства монастыря. Он заходил во все пади, начав поиски с самого края горы. Однажды он пришел в падь, где теперь стоит Барун-хийд, углубился в нее и по дороге встретил двух человек. Он поприветствовал их, спросил о здоровье, о том, кто они и откуда. Одного звалиШагдар, другого — Дамдин.

Внутри у Цанъянджамцо сразу все просветлело: "Похоже, настоящие бодхисаттвы, приняв вид простых людей, встречают меня здесь. В этой пади есть хорошие приметы — она широкая и красивая", — подумал он.

Почему он так подумал? Дело в том, что имена тех людей были похожи на имена идамов2. Шагдар — имя Шагдар-Гурчина3, Дамдин — имя Дамдин-Хаягривы4.

Как называется эта падь? И как называется долина, что расположена дальше? — спро-

силон.

Эту местность называют Сайн-Ширхи,— ответили ему те двое.

В настоящее время на скалах с двух сторон пади, где находится Барун-хийд, есть несколько десятков выбитых изображений с бурханами. Два рисунка на самой дальней стороне — изображение двух идамов — Шагдар-Гурчина и Дамдин-Хаягривы, имена которых носили два человека, встретившихся Цанъянджамцо в пади.

После этого Цанъянджамцо расстался с этими людьми и пошел вглубь пади. Когда он углубился на несколько километров, неожиданно просветлело, показалось широкое пространство с уступом посередине, окруженное высокими горами. Это и была падь Сайхан-Ширхи. Он оглянулся и увидел на уступе маленькую кумирню, а рядом с ней две монгольские юрты.

Цанъянджамцо обрадовался и, еле сдерживая нетерпение, подошел к юртам. Жители айла заволновались, стали повторять: "Прибыл учитель-лама!" Они усадили Цанъянджамцо на новое сиденье, только что сшитое в одной юрте, подали Цанъянджамцо чашу молока, только что вскипяченного в другой юрте. Хозяином одной юрты в этом айле был Баяджиху5, хозяином другой — Арбиджиху6.

Подобные благие и счастливые приметы множились, проявлялись одна за другой. Цанъянджамцо обрадовался им, снова изучил всю местность вокруг. Там были видны все приме-

2 В тантризме — гений-покровитель лица, монастыря, города и т.д.

3Один из видов бодхисаттвы Ваджрапани.

4Божествос конской головой Хаягрива.

5В переводе означает «Обогащение».

6В переводе означает «Умножение».

218 Мифология и фольклор

ты мандалы Дэмчога7. Тогда у него родилось твердое решение построить монастырь именно здесь.

Он взошел на вершину горы, находившейся недалеко, чтобы решить, где построить цог- чин-дуган8. Взял подстилку, на которой сидел, и бросил ее вниз. Она полетела, крутясь, вниз и опустилась на ровное приподнятое место посередине уступа. Позднее именно на этом месте построили большой дуган, величиной в 49 джан9, а перед ним поставили ритуальное сооружение для возжигания воскурений.

Место, на котором поставили постамент для воскурений, это то самое место, куда упало сиденье Цанъянджамцо. Постамент для воскурений до сих пор стоит на своем старом месте.

После этого Цанъянджамцо вышел из пади Сайн-Ширхи и стал изучать местность вокруг по течению реки. Он дошел до горы Тэвхийн-агула, с восхищением осмотрел пещеру Дарбаджуг. Увидев, что на высокой стене отвесной скалы на восточной стороне прилепился большой камень, величиной с теленка, который висит в воздухе без упора, он подошел рассмотреть его получше, и ему показалось, что он уже когда-то видел это место. Неожиданно Цанъянджамцо вздрогнул от пришедшего в голову воспоминания. Что же он вспомнил? Когда Цанъянджамцо бежал один с берега озера Кукунор, ему явилась богиня Лхамо-Охин-тэнгри в своем собственном образе и сказала:

— Далеко на востоке есть страна, название которой начинается на букву "А". Там есть благословенное место под названием Дарбаджуг, где 16 архатов10 провели службу ярнай11 и родился святой Гэниндарма. Отправляйся туда и послужи делу распространения религии и принеси пользу десяти тысячам [живых существ].

Она взяла камень величиной с теленка и бросила его на северо-восток. Так она показала ему направление, куда следовало идти. Вот какое было явление. Цанъянджамцо, неожиданно вспомнив это, присмотрелся лучше и увидел, что это точно тот самый камень, который бросила Охин-тэнгри. Он испытал умиление и вознес молитву в сторону западной снежной страны12.

Вот почему позднее в Барун-хийде Балдан-Лхамо стала почитаться как одна из главных святынь» [Alasa domuy, 2004, p. 73—76].

«Шестое перерождение далай-ламы Цайинджамцо, покинув Барун-дзу13, в 50-м году ЭнхэАмугулана (год красной обезьяны) в первый месяц зимы пришел в местность Чаган-эрихи, находившуюся в Чаган-тохой в Алашани. В этой местности жила семья Чогту. Когда Далай-лама зашел к ним в юрту, то хозяйка как раз кипятила молоко и оно поднималось, переливаясь через край. Далай-лама увидел в этом хороший знак. Он выпил чашу молока. Выходя из юрты Чогту, он сложил по четырем сторонам участка, на котором стояла юрта, четыре горки поленьев и повелел в будущем построить здесь храм.

7Тантрическое божество Херука.

8Главное помещение монастыря для больших религиозных служб.

9Площадь, равная примерно 3 м2.

10В буддийской мифологии — первые 16 учеников Будды. По одному из сказаний, они остановились в Алашани на пути в Китай.

1*Религиозная служба, совершаемая по случаю начала летнего поста. 12 Иносказательное название Тибета.

13 Лхаса.

А. Д. Цендина. Легенды Алашани о Шестом далай-ламе Цанъянджамцо

219

Позднее во исполнение слов и надежд Далай-ламы местные люди во главе с Пандайджамцолин и Чогту построили здесь храм. Поэтому здешний храм называется "Храмом на участке Чогту"» [Oyirad mongyol-un arad-un aman üliger-üd, 1986, p. 355].

Существует много рассказов о чудесной силе Цанъянджамцо. Приведу несколько легенд такого рода.

«Итак, Цанъянджамцо определил, что сын тайджи Бандзарджаба — перерождение регента Пятого далай-ламы, его ближайшего и верного чиновника Санджайджамцо, убитого позже властвовавшим над Тибетом предводителем монгольских войск Лхавсан-ханом. Проведя зиму у тайджи Бандзарджаба, он весной покинул его юрту и пошел по Алашани, чтобы приносить пользу живым существам. В некоторых айлах ему оказывали почтение, в некоторых заставляли работать, но он никому не давал понять, что он — Шестой далай-лама Цанъянджамцо.

Однажды Цанъянджамцо остановился в одном айле, чтобы читать там молитвы. Вечером он засиделся с хозяином айла за ужином и разговорами. Ближе к ночи он пошел в другую юрту, где должен был ночевать. За ним вышла служанка, чтобы принести дрова. Она увидела столб света, как будто полыхало пламя. Она подбежала, пытаясь понять, что это, и видит, что между юртой хозяина и юртой, где ночевал Цанъянджамцо, горит огонь.

Женщина испугалась и стала кричать: "Огонь! Огонь!". На ее крик сбежались все. Вышел из своей юрты и Цанъянджамцо, который как раз читал молитвы. На пустом месте действительно извивались языки пламени, похожие на змей. Люди взволновались, стали суетиться, кричать: "Воды, воды, лопат, лопат!". Цанъянджамцо подошел и сказал:

— Вот незадача, я здесь потерял свою накидку.

Он рукой из огня что-то вытащил и как будто накинул на себя. Огонь, который полыхал, сразу же исчез.

Все жители того айла изумились, испугались и всю ночь обсуждали случившееся. Утром они вышлии увидели, что на том месте, где полыхало пламя, не было никаких следов.

— Что это было? Этот учитель — точно бурхан-бодхисаттва! — И они стали еще больше почитать его и поклоняться ему» [Alasa domuy, 2004, p. 63—65].

Другая легенда:

«Скоро люди стали рассказывать о всевозможных чудесах, которые являл Цанъянджамцо, передавать рассказы друг другу: что знал один, узнали десять, что знали десять, узнали сто и так далее. Шум достиг ушей жены Абу-нойона, хошой-гэгэ14 Догшин-гунджу.

Догшин-гунджу разволновалась и приказала:

— Оказывается, у нас в Алашани есть такой замечательный лама, творящий чудеса! Поскорее приведите его сюда! Я хочу с ним встретиться!

Все большие и малые чиновники хошуна засуетились, разослали в разные стороны людей. Не прошло и нескольких дней, как они нашли ламу и привели его в ставку.

14 Гэгэ — тетушка; это название обычно давалось женам монгольских князей, взятых из маньчжурского императорского рода.

220 Мифология и фольклор

Догшин-гунджу была опытной женщиной, много в жизни видела, поэтому ничего на веру не принимала. Она подумала: "Интересно, какова чудесная сила этого ламы? Надо бы испытать его". Она построила престол высотой в десять локтей, без лестницы и ступеней, и пригласила сесть на этот престол Цанъянджамцо. Цанъянджамцо понял, что ханша хочет его испытать, но сделал вид, что ничего не подозревает, и направился к престолу. Вдруг престол неожиданно опустился и стал таким же, как обычный.

Ханша вздрогнула от испуга и изумления, но решила продолжить испытания. Она налила горячий, только что вскипевший чай в фарфоровую чашу без подставки и подала ему. Цанъянджамцо неторопливо достал из-за пазухи четки, свернул их кольцом и подбросил. Четки повисли в воздухе. Тогда Цанъянджамцо поставил чашу, поданную ханшей, на четки, подождал, когда чай остынет, и выпил его. Фарфор же он скатал в шарик, как тесто, вытянул его в длинную нить, связал из нее узел счастья "ульдзий" и вернул ханше.

Ханша заподозрила, что узел ей привиделся. Она велела поместить его в особую юрту, оставить там на неделю, не трогать и стала ждать — что же с ним случится. Если это обман, то через неделю узел должен исчезнуть, так говорят. Но через неделю узел "ульдзий" был абсолютно таким же, каким она его оставила. Догшин-гунджу только тогда уверовала в ламу, пригласила Цанъянджамцо, оказала ему все почести и стала его верной последовательницей. Она отрезала локон своих волос, произнесла над ним обет и поднесла ламе. Эти волосы до настоящего времени находятся в монастыре Шашныг-Барагулугчи, где им поклоняются» [Alasa domuy, 2004, p. 70—72].

Чудесная сила Цанъянджамцо в устном творчестве приобретает некоторые черты шаманской, а не ламской, силы. Во всяком случае черные вороны, которые появляются в следующей легенде в качестве его покровителей, в монгольском фольклоре обычно — персонажи, указывающие на магическую силу, которой обладают шаманы, колдуны и чародеи.

«Как-то раз Цанъянджамцо пришел в один айл, чтобы читать там молитвы. Коня, на котором прискакал, он отдал тамошнему табунщику.

— У меня всего один конь. Ты пусти его в табун и хорошенько следи за ним. Табунщик был нечестным и легкомысленным человеком.

"Отлично! Несколько дней покатаюсь на этом коне, а своему дам отдохнуть", — подумал он, поменял седла и ускакал в степь за своим табуном. Он миновал несколько перевалов, а выйдя на ровную местность, сказал:

— Недаром люди говорят: ламы жестоки к женщинам, человек — к чужому имуществу. Вот и сейчас я поскачу что есть мочи! — Он стал нахлестывать коня плеткой, не давая тому ни минуты роздыха.

Вдруг откуда ни возьмись появились два больших черных ворона. Они стали сдирать шапку с его головы, царапать его лоб и затылок, собираясь его убить. Табунщик испугался до смерти, спрыгнул с коня, снял седло и накрыл им голову. Тогда вороны перестали на него нападать, стали летать кругами в отдаленьи. Но как только юноша пытался положить на спину коня седло, они снова нападали на него. Так продолжалось несколько раз. Табунщику ничего не оставалось, как снять узду с коня и отпустить его в степь. Только тогда вороны оставили табунщика и улетели.

А. Д. Цендина. Легенды Алашани о Шестом далай-ламе Цанъянджамцо

221

Вечером табунщик вернулся домой, неся на спине седло и потник. Его лицо было залито кровью.

Зачем ты так мучил моего коня и издевался над ним? — спросил его Цанъянджамцо. — Неужели среди нескольких сотен лошадей милостынедателя, твоего хозяина, для тебя не нашлось ни одной?

Табунщик задрожал от страха. Но изо всех сил стал отпираться:

Учитель, что такое вы говорите? Я давным-давно отвел вашу лошадь в табун. Цанъянджамцозасмеялся:

Ну хорошо, будем считать, что так и было. Но почему тогда твои лицо и глаза, голова и лоб в кровоподтеках?

Табунщик ответил в замешательстве:

Наверное, ударила лошадь. Такое часто случается. Даже не помню, что точно произошло.

Ты — молод, нельзя с юности учиться лгать. Ты вскочил на моего коня и понесся изо всех сил. Тогда прилетели два ворона и стали сдирать шапку с твоей головы, царапать твои лоб

изатылок. Было такое или нет? Это были мои гении-хранители! Они рассердились на тебя за то, что ты тайком поскакал на моем коне, превратились в воронов и стали пугать тебя.Понял? Это я пожалел тебя и попросил моих гениев-хранителей не причинять тебе большого вреда, а иначе как бы ты смог убежать от них?

Когда табунщик услышал это, он покрылся потом, задрожал всем телом. Он тут же упал на

колени и признал свою вину. Жители того айла, увидев это, тоже поклонились Цанъянджамцо и стали с еще большей силой почитать его» [Ala§a domuy, 2004, р. 65—66].

Интересно, что в некоторых легендах Цанъянджамцо приобретает черты популярного в монгольском фольклоре образа — плутоватого бродячего монаха (бадарчина), который шутит над глупым князем, наказывает его за жадность и пр. Приведу один пример.

«Вот еще что было. Цанъянджамцо жил в одном айле под видом пастуха овец. Однажды на отару напали волки и съели одну овцу. Хозяин айла очень рассердился и стал ругать Цанъянджамцо за то, что тот плохо смотрел за овцами. Цанъянджамцо молчал, будто не слыша. Утром отправившись пасти овец, он нашел одного волка, связал его своей дамской накидкой и привел.

Он позвал хозяина и сказал:

— Я привел волка, который съел твою овцу. Сам решай, как его наказать!

Жители айла, увидев волка, испугались до смерти. Хозяин затопал ногами и закричал:

Дурной бадарчин! Дурак! Кто тебя просил приводить сюда волка? Немедленноубей его! Цанъянджамцо сложил ладони и, сказав молитву, произнес:

О милостынедатель! Вы не должны говорить такие греховные слова. У нас, лам, нет обычая убивать живые существа, будь то овца или волк. Мы к ним относимся с одинаковым милосердием. Я не смогу исполнить ваше приказание и совершить столь ужасноедеяние.

Хозяин еще больше рассердился:

Тогда отдай волку всех моих овец! Вот когда твоя душа, наверное, успокоится. Ты — человек, а жалеешь волка, может ты сам перерождение волка?

Он засучивал и засучивал рукава, но, боясь волка, не решался к нему приблизиться. Все подпрыгивал на одном месте.

Цанъянджамцо сказал:

222

Мифология и фольклор

О милостынедатель, вы ошибаетесь. Если смотреть в корень, волк несчастнее овцы. Нет ничего неправильного в том, чтобы жалеть овцу, которую съел волк и которая рассталась с жизнью. Однако, в конце концов, волк, который лишил жизни не одну-единственную овцу, а в мраке неведения продолжает убивать живые существа и бесконечно множит свои греховные деяния и не понимает этого, достоин большего сожаления. Овца, которая совершила мало дурных дел, может в один прекрасный день освободиться [из сансары], а волк, накопивший великое множество грехов, не сможет вырваться из нее и будет из перерождения в перерождение испытывать страдания. О милостынедатель, подумайте над этим хорошенько!

Хозяин, услышав эти слова, немного помолчал, будто размышляя, так это или не так.

Ну, хватит, хватит. Поскорее прогони его!

Хорошо, пусть будет так, как велит милостынедатель, — сказал Цанъянджамцо и, отведя волка подальше, отпустил его.

Хозяин, когда гнев его утих, вздрогнул от испуга: "Подожди-ка! Что это за волк такой, который спокойно идет на поводу у человека? Если вспомнить, как лама его вел, будто верблюда какого-нибудь или лошадь, задумаешься: этот лама — человек или бурхан?" Чем больше он так думал, тем больше его охватывали трепет и почтение к ламе. После этого он стал обращаться с Цанъянджамцо как с настоящим бурханом, почитал его и поклонялся ему» [Alasa domuy, 2004, p. 67—69].

Есть легенды об излечении людей от страшных болезней благодаря усилиям Цанъянджамцо.

«Цанъянджамцо побывал в монастыре Цаку, в Кандине, в Сычуани, на горе Хэ-Ли-шань, Литанге, Батанге, везде совершая поклонение. Затем он отправился в Тамару. По дороге туда на берегу реки он увидел поселение и пошел туда за милостыней. В деревне не было ни одного человека. Он вошел в дом. Там лежали две десятилетние девочки. Они были при смерти. Рядом с ними лежал труп их старухи-матери, умершей от оспы. Цанъянджамцо намолол зерна, сварил кашу и накормил их. Девочки все время впадали в беспамятство и еле дышали. Цанъянджамцо положил труп их матери в войлочный мешок, взвалил его на плечи и отнес в далекий овраг. Ему пришлось ухаживать за девочками и провести с ними довольно долгое время. Прошло много дней. Однажды появился дядя этих девочек. Тогда Цанъянджамцо собрался в путь, но девочки стали цепляться за него, плакать и не отпустили его. Он остался еще на несколько дней, чтобы девочки успокоились. Затем ночью тайно покинул этот дом» [Alasa barayun keyid-

ünteüke, 2004, p. 7—8].

В устных легендах Алашани очень небольшое место занимает «лирическая» линия жизни Цанъянджамцо, хотя в Тибете предания о его любви к юной девушке весьма популярны. Рассказывают, что еще у себя на родине в местности Мон Цанъянджамцо сдружился с девушкой по имени Шамба. Когда Далай-ламу увезли в Лхасу, она отправилась в столицу вслед за ним под видом паломницы. Там она стала помощницей в лавке торговки вином. Однажды Далай-лама отправился на обряд почитания обо15. Его несли в па-

15 Ритуальное сооружение, устраиваемое на перевалах, дорогах и пр.

А. Д. Цендина. Легенды Алашани о Шестом далай-ламе Цанъянджамцо

223

ланкине, из которого он неожиданно увидел Шамбу. Вечером он покинул дворец через задние двери. С тех пор они стали встречаться постоянно16. Шамба — героиня многих его стихов.

Среди монгольских сюжетов такого рода известна лишь одна легенда, в которой рассказывается о любовных отношениях Цанъянджамцо. Ее, в частности, приводит Г.Ц.Цыбиков:

«Говорят, что этот монастырь (Тукумун-сумэ) был основан Шестым далай-ламой, Цан-ян- чжямцо, жившим в Тибете с 1683 по 1706 г. <...> Шестой перерожденец далай-ламы Цан-ян- чжямцо нарушил обеты высшего духовного звания и вступил в брак с одной женщиной. Она вскоре забеременела и должна была родить сына, который сделался бы всемирным царем. Но китайские астрологи-тайноведы узнали об этом и сообщили богдохану о грозившей его династии опасности. Богдохан в тревоге вызвал далай-ламу в Пекин для допроса, а жену его приказал тотчас убить. С дороги в Пекин, а именно в Алашани, опальный далай-лама послал к двору труп своего случайно умершего спутника, выдав за свой, а сам, переодевшись нищим-монахом, скрылся и бродил инкогнито по разным местам непросвещенной Монголии, родного Тибета и священной Индии. Затем в Алашани он стал проявлять много чудес, на что обратила внимание Абао, супруга алашаньского вана. Она признала в нем далай-ламу и воздала почести» [Цыби- ков,1918,с.6—7].

Приведенные легенды свидетельствуют о том, что в устных сказаниях Алашани отразился особый культ Шестого далай-ламы Цанъянджамцо. Причем среди записей фольклора других народностей и народов Монголии легенд о Шестом далай-ламе мне не встречалось, хотя публикаций устных повествований такого рода в настоящее время великое множество. Из этого следует, что этот культ был сравнительно замкнутым, локальным, ограниченным границами Алашани, и не распространялся на другие районы Монголии. Между тем, фигура далай-ламы, если бы он был признан не только алашаньцами, могла породить, вероятно, и более широкое народное почитание.

Другой вывод — устная традиция, связанная с именем Цанъянджамцо, явно коррелирует с письменной: «алашаньская» биография полна легенд, подобных приведенным выше. Можно предположить, что она питалась фольклором, а можно — что сама питала его. Во всяком случае, в ней мало сведений иного, исторического (или даже псевдоисторического) характера. Конечно, жизнеописания многих высших лам Тибета и Монголии включают многочисленные легендарные повествования, но даже на их фоне «алашаньская» биография Цанъянджамцо «сверхлегендарна».

16 К сожалению, тибетские фольклорные повествования на эту тему известны в меньшем объеме, чем монгольские. Приведенную легенду рассказал мне бывший преподаватель Университета национальностей г. Ланьчжоу, профессор Чойдар.

224

Мифологияи фольклор

Кроме того, в устной традиции Алашани историческая основа преданий о Шестом далай-ламе в значительной степени ушла на второй план, истончилась и мало интересует рассказчиков и слушателей. В легендах о Шестом далай-ламе нет отголосков его индивидуальных черт, его поэтического таланта, мало сведений о его «доалашаньской» жизни. Цанъянджамцо как персонаж этих легенд тяготеет к популярному в монгольском фольклоре образу чудесного ламы, иногда с чертами бадарчина: он излечивает, творит чудеса, обращает в буддизм, часто поучает и наказывает глупого князя. Например, сюжет легенды о Догшин-гунджу, приведенной выше, почти полностью повторяет сюжеты об обращении в буддизм Хубилай-хана и его жены Пагба-ламой, отсекающим себе голову, руки и ноги, а затем являющимся в своем нормальном образе и творящим другие чудеса [Шастина, 1973, с. 249], об обращении в буддизм монголов Третьим далай-ламой Содномджамцо, заставляющим реку течь в противоположном направлении [Наеnisch, 1955, S. 200—201]. Подобных легенд множество.

Окончательно отрывается Цанъянджамцо от своего исторического прототипа в легендах, где он выступает под именем Дэгэдийн-гэгэн, которым обозначали «алашаньского» Цанъянджамцо.

Литература

Дамдинсурэн, 1976 — Дамдинсурэн Ц. Зургадугаар Далай лам Цанъянжамцын тухай (О Шестом далай-ламе Цанъянджамцо)// Asiatische Forschungen. Bd. 17. 1976.

Савицкий, 1983 — Цанъян Джамцо. Песни, приятные для слуха / Изд. текста, пер. с тиб., исслед. и коммент. Л.С. Савицкого.М, 1983.

Цыбиков, 1918 — Цыбиков Г.Ц. Буддист-паломник у святынь Тибета. Пг., 1918.

Шастина, 1973 — Лубсан Данзан. Алтан Тобчи («Золотое сказание») / Пер. с монг., введ., коммент., и прилож. Н.П.Шастиной. М., 1973.

Klafkowsky, 1979 — Klaflcowsky P. The Secret Deliverance of the Sixth Dalai Lama. Wien, 1979.

Haenisch, 1955 — Haenisch E. Eine Urga-Handschrift des Mongolischen Geschieht-Werkes von Secen Sanang. В., 1955.

MOT — Motif-index of Folk-literature. A Classification of Narrative Elements in Folktales, Ballads, Myths, Fables, Mediaeval Romances, Exempla, Fabliaux, Jest-Books and Local Legends. Vol. I—VI. Revised and Enlarged Edition by S. Thompson. Indiana University. Copenhagen, 1956—1958.

The Secret Biography, 1970 — The Secret Biography of the Sixth Dalai Lama Tshangs-Dbyangs- Rgya-Mtsho, by Dar-Rgya No-Mon-Han Lhyn-Grub Dar-Rgyas // The Fedan Sungrab Minyam Grumphel Series of Photographic Reproductions of Tibetan Historical and Philosophical Texts. Vol. 18. New Delhi, 1970.

Ala§a barayun keyid-ün teüke, 2004 — Alasa barayun keyid-ün teüke. Süngrüb nayirayulun jokiyaba. [Kökeqota], 2004.

А. Д. Цендина. Легенды Алашани о Шестом далай-ламе Цанъянджамцо

225

Alasa domuy, 2004 — Alasa domuy. A. Bayatar nayirayulun jokiyaba. [Kökeqota], 2004.

 

Jiryaduyar dalai lama-yin namtar, 1999 — Jiryaduyar dalai lama-yin namtar qoyar

jüil.

Ayvanglhündübdarji Lubsangtübdenjamöo jokiyaba. Jamyandampelnim-a orciyulba. Jalsan kinan tayilburilaba. [Kökeqota], 1999.

Oyirad mongyol-un arad-un aman üliger-üd, 1986 — Oyirad mongyol-un arad-un aman üliger-üd. [Kökeqota], 1986.

Р. В. Березкин Восточный факультет СПбГУ

В. Г. Мейер УниверситетПенсильвании, Филадельфия

Роль художественных произведений из Дуньхуана в развитии сюжета о Муляне в литературах стран Восточной и Центральной Азии

История о том, как Мулянь (санскр. (Маха) Маудгальяяна, на пали Могаллана, кит. Муцзянь (цянь) лянь или сокр. Мулянь, яп. Мокурэн, кор. Мокрён, тиб. Мадгальяни, монг. Молон-тойн) спас из ада свою мать, нашла широкую разработку в литературах стран Восточной Азии: Китая, Японии, Кореи, Тибета и Монголии. Этот сюжет, необычайно популярный в литературах данного региона, является одним из феноменов древнего межкультурного взаимодействия. Исследователи произведений о Муляне на разных языках изучали распространение сюжета как в странах Дальнего Востока [Mair 1986—87, р. 83—93; Carey 2000, р. 32—60], так и в Тибете и Монголии [Яхонтова 1999, с. 9—34; Сазыкин 2004, с. 8—12; Kapstein 2007a, 346— 358]. Сопоставление текстов из разных стран доказывает, что все они восходят к трактовке сюжета, представленной в произведениях китайской простонародной литературы VIII—X вв., открытых в 1900 г. в пещерном монастыре Дуньхуана. Это свидетельствует о важной роли произведений из Дуньхуана в истории простонародной литературы не только Китая, но и сопредельных стран.

Мулянь — один из десяти первых учеников Будды Шакьямуни, который постоянно упоминается в канонических произведениях буддизма. В индийской традиции ему приписывалось обладание наибольшими магическими способностями, возможность посещать небесные и подземные миры [Волкова и др. 1988, с. 123]. В странах Центральной и Восточной Азии получила распространение история о том, как Мулянь спасал от посмертных мучений свою грешную мать. Поскольку мать Муляня была жадной и злой, не соблюдала буддийские предписания (вегетарианский пост и обеты), после смерти согласно закону воздаяния она должна была претерпеть муки в форме рождения обитателя ада (нарака), голодного духа (прета) и животного