специальной миссией к вану. Ван, однако, отверг донос на своего ми­ нистра, но вслед за тем вспыхнул скандал уже в самом домене, где против Чэнь Шэна выступили сановники и министры из числа титуло­ ванной знати. Под их нажимом обличенный в злоупотреблениях Чэнь Шэн был снят с должности. При разбирательствах по этому поводу присутствовали послы из Цзинь, так что окончательное решение о замене своего главного министра ван принял, видимо, под некоторым давлением.

Вполне очевидно, что вана тяготила тень Цзинь, все время лежав­ шая на домене. Далеко не случайно он — вскоре после казуса с его министром — почти открыто поддержал беглого цзиньского мятеж­ ника Луань Ина. Но этот жест был не более чем кукиш в кармане. Материалы источников демонстрируют постепенный упадок роли и функций вана, его прежде столь высокочтимых прерогатив на протя­ жении двух с половиной веков периода Чуньцю, особенно второй его половины. В политическом плане ван со временем становился все более и более жалкой фигурой, а на смену ему управлять делами Под­ небесной пришли гегемоны-бя, чему в немалой степени способство­ вали сами чжоуские ваны, бывшие не только слабыми правителями, но и бесцветными личностями.

Гегемоны-ба в древнем Китае

Ослабление чжоуских ванов и усиление раздробленности в Подне­ бесной создавали, как уже упоминалось, ситуацию вакуума власти. Вообще-то это почти нормальная ситуация для классических фео­ дальных структур. Однако такого рода норма чаще всего бывает более кажущейся, нежели реальной. Все дело в том, что полного вакуума никогда не бывает. Кроме того, любой вакуум требует своего запол­ нения, так что всегда, причем обычно достаточно быстро, находятся желающие его заполнить, пусть хотя бы ненадолго. Так было и в чжоуском Китае периода Чуньцю, где после первых нескольких деся­ тилетий проявленного ванами политического бессилия вынужденной альтернативой ему стало всевластие гегемонов-ба.

Историческая традиция, вложенная Сыма Цянем в уста знаменито­ го реформатора IV в. до н.э. Шан Яна [103, гл. 68, с. 765], фиксирует в древнекитайской политической практике три сменяющих друг друга типа власти: ди-дао, или путь древних мудрецов; ван-дао, или путь легитимных правителей, и ба-дао, т.е. путь узурпаторов, правление

283

сильных, быть может и умных, но нелегитимных гегемонов-ба6. И хотя в исторических сочинениях древности последним чаще всего воздается должное, некий оттенок если не осуждения, то во всяком случае принижения и неуважения всегда тянется за гегемонами-ба достаточно тяжелым шлейфом. Они нелегитимны; их господство ос­ новано на грубой силе, а именно грубую силу в Китае традиционно не уважают — ив этом все дело.

Между тем традиция явно несправедлива к ба. Можно вслед за Конфуцием (имеется в виду его известная оценка Гуань Чжуна, кото­ рый как бы олицетворял собой принцип ба) сказать, что, не будь в период Чуньцю гегемонов-ба, особенно двух первых и наиболее вы­ дающихся из них, циского Хуань-гуна и цзиньского Вэнь-гуна, неиз­ вестно, что сталось бы с Китаем. И если ваны в восточночжоуское время были как бы твердым стержнем, сохранившим сложный баланс политических сил, то гегемоны-бя были той жесткой силовой конст­ рукцией, которая держала этот стержень, не давая ему завалиться от любого, даже не очень сильного удара, каких выпадало на долю вана в те годы великое множество.

В хроникальных материалах «Цзо-чжуань» описание деяний геге­ монов занимает видное, едва ли не ключевое место. Из них, в частно­ сти, хорошо видно, что именно гегемоны практически управляли де­ лами Чжунго, обеспечивая хотя бы относительный порядок в Подне­ бесной. Они созывали совещания чжухоу, на которых вырабатыва­ лись более или менее приемлемые для всех решения, создавали коа­ лиции и вели войска для наказания ослушников, оказывали поддержку изгнанным легитимным правителям, включая подчас и самих чжоу­ ских ванов. Гегемоны гарантировали внутреннюю устойчивость поли­ тической системы, хотя они, разумеется, не могли приостановить фео­ дальные усобицы как между царствами, так и внутри них. Наконец, они защищали стандарты китайской цивилизации от размывания со стороны многочисленных варваров, обитавших и активно функциони­ ровавших не только на окраинах, но и в центре Чжунго.

Словом, в обязанности гегемонов входило многое. По сути именно они выполняли функции правителей-ванов и управляли всем в Подне­ бесной, тогда как легитимные ваны — помимо своей легитимности — обладали лишь сакральной святостью, ибо по-прежнему считались сыновьями Неба. Однако именно эти два их достоинства — леги­ тимность и сакральное величие — оказались непреоборимыми для обладавших реальной силой и властью гегемонов-ба. Эта весьма

6 В переводе Р.В.Вяткина это четкое противопоставление (ди-дао, ван-дао и ба- дао) смазано, а смысл речи Шан Яна разъясняется в комментарии [71, т. VII, с. 86 и 331]. Подробно о ван-дао рассказано в монографии Л.Вандермерша [242].

284

своеобразная и не столь уж часто встречающаяся политическая ситуа­ ция долгие годы была непреложной нормой для древнего Китая. И она заслуживает того, чтобы обратить на нее специальное внимание.

В самом деле, история свидетельствует, что обычно именно грубая сила — а не какие-то иные факторы - играла основную роль при ре­ шении вопроса о том, кому должна принадлежать власть в государст­ ве светского типа (речь не идет о теократии). Можно поставить вопрос о сравнении чжоуского вана периода Восточного Чжоу с арабским халифом времен упадка Халифата. Сакральный статус халифа как заместителя пророка на Земле сопоставим со статусом чжоуского вана. Правда, сопоставление такого рода может показаться не вполне справедливым в том смысле, что практически все древние и средневе­ ковые правители на Востоке, начиная с лугалей Шумера, имели са­ кральный статус, и если принимать во внимание именно это, то ока­ жется, что все традиционные восточные государства в этом плане одинаковы, а коль скоро так, то не приходится говорить об исключи­ тельности политической ситуации в чжоуском Китае.

Между тем ситуацию, которая имеется в виду, все же следует счи­ тать по меньшей мере необычной. Сакральный статус правителя был нормой на Востоке, но это, как правило, не мешало свергнуть этого правителя (речь не о личности, такое случалось и с чжоускими ванами, но о правящей династии) и занять его место любому из тех, на чьей стороне была сила. В конце концов и халифы династии Омейядов были свергнуты в середине VIII в. н.э., т.е. в период расцвета Ха­ лифата, и заменены халифами новой династии Аббасидов. Да и дина­ стия чжоуских ванов имела свой конец в III в. до н.э. Поэтому дело опять-таки не в том, что династию нельзя было свергнуть в принципе, но лишь в том, что ее по какой-то причине не могли свергнуть в дан­ ный исторический период — и именно в этом плане восточночжоуские ваны сопоставимы с халифами времен упадка Халифата.

Разумеется, у халифов были свои причины, почему на их сакраль­ ный статус после VIII в. никто не покушался. Но какими были причи­ ны прочности высшей власти вана в чжоуском Китае? На первый взгляд они очевидны: общепризнанная теория небесного мандата га­ рантировала нерушимость позиций сына Неба. Но ведь хорошо из­ вестно, что небесный мандат не был бесконечным во времени. Как раз напротив, весь смысл теории сводился к тому, что мандатом должен владеть достойный и что Небо внимательно следит за этим. А это значит, что коль скоро этический стандарт поведения вана не на должном уровне, то возникает опасность утраты власти. Чжоуские ваны это очень хорошо понимали и всегда имели в виду. Больше того, все их поведение было ориентировано на то, чтобы соответствовать

285

принятой норме и тем самым быть этически на высоте. Отсюда и по­ учения от имени ванов и в их адрес, отсюда и тщательная забота о ритуале и церемониале — нельзя упустить даже мелочи, ибо любая мелочь может повлиять на снижение почти заоблачного стандарта.

Несмотря на эти старания, ситуация в домене была далекой от идеала. Скорее всего, она в принципе мало отличалась от той, что была нормой для остальных царств и княжеств чжоуского Китая: борьба за власть, за престол вынуждала феодальную знать пренебре­ гать заповедями элементарной этики, пускать в ход тонко продуман­ ную интригу, идти на обман, уничтожать соперников, включая и близ­ ких родственников, и т.д. и т.п. Те сравнительно немногочисленные данные о делах в домене, о которых сообщают источники, позволяют считать, что и дом вана в смысле этического стандарта отнюдь не был на должном уровне, да и сами ваны не являлись образцом достойного правителя. Достаточно напомнить о склоках в доме вана, о борьбе родичей правителя за власть, о неоднократных свержениях того или иного вана с его трона, об интригах приближенных вана в междоусоб­ ной борьбе. Словом, этический стандарт поддерживался более на сло­ вах, в форме поучений, нежели в реальной жизни, причем все это ви­ дели и понимали. Так почему же в этой ситуации гегемоны-ба не мог­ ли, вполне резонно сославшись на условия небесного мандата, взять не только реальную, но и формальную власть в свои руки и основать новую, собственную династию?

Этот вопрос тем более вполне оправдан, что оба первых и самых выдающихся гегемона — циский Хуань-гун и цзиньский Вэнь-гун — явно мечтали о троне вана. Хуань-гун, если верить Сыма Цяню, жало­ вался Гуань Чжуну на несправедливость: «Я приезжал на съезды кня­ зей трижды на военной колеснице и шесть раз на обычной колеснице; девять раз я объединял владетельных князей, упорядочив Поднебес­ ную. Чем же отличаются в этом [от меня] жившие в прошлом [основа­ тели] трех династий, получившие мандат [Неба] на власть?» [103, гл. 32; 71, т. V, с. 49]. Гуань Чжун, однако, не внимал этим жалобам, за что ему, видимо, так хотел воздать должное чжоуский ван. Но по­ чему Гуань Чжун был против того, чтобы сделать своего патрона, которому он был безусловно предан, правителем Поднебесной? По­ чему Гуань Чжун был против того, чтобы Хуань-гун принес жертвы Небу, что тот хотел как-то сделать и что было бы всеми расценено как покушение на прерогативы вана? Ведь формальные отговорки, при всей их резонности (у Хуань-гуна нет тех подношений, которые со всех сторон присылались вану именно для того, чтобы он мог от име­ ни всех принести священную жертву Небу), явно несерьезны: пожелай Хуань-гун стать чжоуским ваном, и подношения присылали бы ему.

286

Видимо, Гуань Чжун не считал, что гегемон имеет право и может в сложившихся в восточночжоуском Китае обстоятельствах заместить легитимного правителя. Но почему все-таки? Ведь Хуань-гун дейст­ вительно много сделал для Китая и к концу жизни был полным и ав­ торитетным хозяином положения в стране, по меньшей мере в преде­ лах Чжунго. «Го юй» в заключительной части шестой главы упомина­ ет о том, что все чжухоу не только повиновались ему, но даже восхи­ щались им, считали его милостивым и великодушным, потому что Хуань-гун щедро одаривал всех, строго следил за порядками на заста­ вах, обносил стенами города и в конечном счете обеспечил мир в по­ винующейся ему стране [85, с. 86-87; 29, с. 121-122]. Иными словами, Хуань-гун вел себя как полновластный правитель и к нему все отно­ сились именно как к таковому.

На первый взгляд позиция Гуань Чжуна, от которого зависело дать зеленый свет устремлениям его патрона, просто необъяснима. И на­ сколько мне известно, в синологической литературе ее всерьез пока что не пытались объяснить. Между тем она заслуживает обсуждения. Я бы поставил вопрос таким образом: что мешало Гуань Чжуну, едва ли не главному автору всех достижений циского Хуань-гуна и безусловно умнейшему из политиков его времени (Конфуций как-то заметил, что именно благодаря Гуань Чжуну Хуань-гун сумел объединить чжухоу без военной силы и что именно поэтому Гуань Чжуна следует считать чело­ веком гуманным [94, XIV, 17; 212, т. I, с. 146; 243, с. 184-185]), ответить согласием на стремление циского правителя стать чжоуским ваном?

Можно было бы всерьез считать, что Гуань Чжун не хотел нару­ шать сложившийся ритуальный церемониал, как он о том говорил, если верить Сыма Цяню (нет необходимых подношений, и потому нельзя вместо вана или помимо него приносить жертвы Небу). Но Гуань Чжун, по словам Конфуция, относившегося к нему явно без особых пристрастий, не принадлежал к числу тех, кто чересчур высо­ ко ценил и соблюдал ритуал [94, II, 22; 212, т. I, с. 26-27; 243, с. 99100], хотя поведение его в столице вана, включая упорный отказ не соглашаться на церемониал, которому он по его рангу не соответство­ вал, заставляет сомневаться в этом. И все же, скорее всего, Конфуций был прав в своих оценках хотя бы в том смысле, что необходимость блюсти ритуальный церемониал сама по себе не остановила бы Гуань Чжуна от выполнения намеченных им политических целей. Поэтому очень похоже на то, что сделать своего царственного патрона Хуаньгуна сыном Неба почему-то не входило в политические планы Гуань Чжуна. Но почему, почему же все-таки?

Единственный ответ, который может быть воспринят в качестве объясняющего столь неясную ситуацию, сводится к тому, что мудрый

287

Гуань Чжун не верил в успех политического переворота и боялся свя­ занных с ним осложнений, грозивших погубить все то, что с таким трудом было им создано за несколько десятилетий тяжелого труда. Не исключено, что к концу жизни, когда желания Хуань-гуна были четко сформулированы (он уже девять раз собирал совещания чжухоу), со­ отношение сил и симпатий — вопреки тому, что утверждает «Го юй» по этому поводу, — было не столь уж очевидно в пользу гегемона из Ци. Не исключено, что его боялись намного больше, нежели любили и уважали. Не исключено, что чжухоу не желали вместо слабого чжоу­ ского вана иметь дело с сильным циским ваном и умели достаточно ясно, хотя и не впрямую, это показать. Не исключено, наконец, что не последнюю роль в создании общего настроения сыграл и чжоуский ван, посланец которого в 651 г. до н.э. отсоветовал опаздывавшему цзиньскому Сянь-гуну ехать на съезд чжухоу в Куйцю именно под тем предлогом, что-де Хуань-гун «стал очень высокомерным» [103, гл. 32; 71, т. V, с. 49].

Цзиньский Вэнь-гун тоже был абсолютным властителем в Чжунго, но все же такого могущества, какого за сорок лет достигли Хуань-гун с Гуань Чжуном, он не имел. Он стал гегемоном слишком поздно. И хотя он помог чжоускому Сян-вану возвратить утраченный трон, за что и был в 636 г. до н.э. официально удостоен звания гегемона, Сянван отнюдь не склонен был делиться с ним своими прерогативами. Вспомним, как Вэнь-гун просил о праве исполнить ритуал его гряду­ щих похорон по стандарту, принятому для ванов, и как чжоуский ван отказал ему в этом под резонным предлогом, что двух сыновей Неба в Поднебесной быть не может. При этом, однако, Сян-ван не преминул заметить, что если Вэнь-гун сумеет добиться исключительных заслуг (да дэ, как утверждает «Го юй» [85, с. 18]) и установить новую дина­ стию в Поднебесной, то тогда он и будет иметь все, что положено, а Сян-ван готов будет смиренно удалиться в дальние края [29, с. 43].

Этот исключительно интересный по своему содержанию диалог свидетельствует о том, что чжоуский ван даже как-то подзадоривал своего могущественного вассала «засиять блестящими добродетеля­ ми» и тем самым обрести желаемое величие. Конечно, можно испол­ нить свои пожелания, так сказать, явочным порядком, но как это бу­ дет выглядеть в глазах людей и что даст? Диалог закончился тем, что Вэнь-гун смиренно отступил и отказался от своей просьбы. А так как времени для того, чтобы обрести да дэ, у него явно не было, то и про­ блема больше не вставала.

Формально, как мы видим, на пути честолюбивых помыслов мо­ гущественных гегемонов неколебимой стеной стояла идеологема ман­ дата Неба, изменить которую с помощью силы и реального политиче­

288

ского могущества по нормам политической культуры чжоуского Ки­ тая было невозможно. Нарушить же, сломать эти нормы было равно­ сильно тому, чтобы признать отсутствие у тебя дэ, без которого пре­ тендовать на небесный мандат все по тем же нормам было делом бес­ смысленным. Создавался своего рода заколдованный круг, прорвать который было практически невозможно. Для этого требовались экс­ тремальные обстоятельства, которые в описываемую эпоху в чжоу­ ском Китае еще не наступили. Неудивительно поэтому, что слабые ваны оставались сыновьями Неба, а их могущественные вассалы, ге- гемоны-бя, должны были смиренно им служить, втайне рассчитывая набрать необходимое количество дэ и тем вызвать должную реакцию Неба, которое, однако, не спешило со своими выводами и решениями.

Китайская историографическая традиция с ее склонностью — как то было свойственно всей древнекитайской ментальности — к пента­ мании в рамках привычной магии чисел обычно постулирует сущест­ вование пятерых гегемонов-бя, причем состав этой пятерки заметно варьирует в разных текстах. Не вдаваясь в детали и тем более в споры, заметим, что реальных и всеми признанных гегемонов было только два. Конечно, в критические моменты свое слово пытались сказать и другие, чье политическое могущество временами возрастало, особенно когда Поднебесная оказывалась в состоянии политического вакуума.

Можно напомнить о претензиях сунского Сян-гуна, который после смерти циского Хуань-гуна пытался восстановить порядок в царстве Ци и заодно во всей Поднебесной. Аналогичную роль примерно в это же время пытался сыграть и влиятельный циньский Му-гун, благодаря усилиям которого цзиньский Вэнь-гун занял отцовский трон и в ко­ нечном счете стал гегемоном. Свои претензии на формальное верхо­ венство в Поднебесной не раз выдвигали чуские правители, упорно интересовавшиеся ванскими треножниками как символами власти в Поднебесной. Наконец, в 482 г. до н.э. уский Фу Ча добился от чжу­ хоу признания своего верховенства и санкции на это чжоуского вана, а спустя полтора-два десятилетия после этого примерно того же добил­ ся и юэский Гоу Цзянь, разгромивший царство У.

Стоит, впрочем, заметить, что ни один из перечисленных выше правителей формально не получал от вана статуса гегемона, во всяком случае наиболее достоверные и аутентичные из наших источников об этом не упоминают. Да и в реальности ни одного из них считать геге­ моном нельзя, ибо все они только претендовали на верховенство при удачном для них раскладе политических сил, но ни один из них не внес сколько-нибудь заметного вклада в укрепление могущества Под­ небесной или хотя бы в стабилизацию политической обстановки в чжоуском Китае. Словом, несмотря на настойчивые упоминания мно­

гих серьезных источников, включая такие каноны, как «Мэн-цзы» [101, с. 497], именно о пятерых гегемонах-ба, на деле их было только двое. Впрочем, сказать так было бы не совсем точно.

Выдающихся правителей, имевших от чжоуского вана личный формальный статус гегемона, было только двое. Однако помимо этого фактический статус царства-гегемона после смерти Вэнь-гуна надол­ го, свыше чем на столетие, был закреплен за самым сильным из царств Чжунго, за Цзинь. Правители Цзинь один за другим руководи­ ли делами Чжунго, созывали совещания чжухоу, наводили, если тре­ буется, должный порядок, создавали и вели в бой коалиции войск, карали ослушников, восстанавливали лишенных власти правителей, включая и вана, на их тронах, обеспечивали соблюдение должного уважения к сыну Неба и т.д. и т.п. Правда, сами по себе цзиньские правители, будь то Лин-гун, Чэн-гун, Цзин-гун или Ли-гун, не были заметными фигурами и от их имени чаще управляли их весьма спо­ собные министры, такие, как Чжао Дунь и его преемники. Но дело от этого не страдало, и все, начиная от чжоуских ванов, положением дел в Поднебесной в общем и целом были удовлетворены.

Поэтому и сам столь, казалось бы, ясный в китайской историогра­ фии статус гегемона-ба на деле оказывается более сложным, чем при­ нято думать. Он имел двойственный характер или, во всяком случае, менял свое содержание в зависимости от обстоятельств. На передний план выходили влиятельные гегемоны из числа властных и сильных правителей, и они олицетворяли собой всю систему гегемонов, неле­ гитимных правителей Поднебесной. Однако за ними, и в частности за цзиньским Вэнь-гуном, находилось поднятое к вершинам могущества именно им царство Цзинь, которое на протяжении более чем столетия обладало статусом царства-гегемона. И только с ослаблением этого царства начали вновь появляться серьезные, хотя и в общем-то не­ удачливые претенденты из У и Юэ на обладание личностным стату­ сом правителя-гегемона.

В силу того, что царство Цзинь на протяжении едва ли не полутора веков было царством-гегемоном, администрации в нем уделялось особое внимание. Это была не столько администрация царства, сколь­ ко аппарат власти всей Поднебесной. На практике такое положение означало, что должность главного министра в Цзинь должны были занимать и в реальности занимали не столько представители самых влиятельных кланов, наследственно претендующих на такого рода должность, сколько наиболее способные из числа высших сановни­ ков. Вот почему после Чжао Дуня во главе администрации Цзинь стояли то Сюнь Линь-фу, то Фань Сянь-цзы, то Шу Сян или предста­ вители иных кланов. Разумеется, это не значит, что все такого рода

290