20.5. «Третий мир» в условиях глобализации

Взаимообусловленные процессы глобализации и регионализации влекут за собой дальнейшее обострение противоречий по оси «Се­вер — Юг». Складывающаяся система мировой экономики приво­дит к одностороннему обогащению государств, транснациональных корпораций и других игроков, представляющих благополучные ре­гионы Европы и Северной Америки, в то время как «южная перифе­рия» — страны и народы бывшего «третьего мира» — все более отстают от их уровня развития, превращаясь в заложников систе­мы. И, разумеется, не везде это вызывает лишь молчаливый про­тест. Собственно, в этом и заключается одна из основных причин многих социально-экономических и политических потрясений, в том числе и современного международного терроризма. Большинство террористических движений имеют либо антиглобалистскую на­правленность, либо в целом антизападную, тем самым четко позици­онируя себя в мировом политико-идеологическом пространстве.

В эпоху глобализации цели терроризма также глобальны: про­тивостояние западной цивилизации или ее сегменту (например, федерализации Европейского союза) опирается на антизападные идеологические штампы, которые используются для более эффек­тивного привлечения сторонников. Пропаганда радикальных взгля­дов и терроризма как метода политической борьбы широко исполь­зует возможности глобального охвата и «эффекта присутствия», предоставляемые современными СМИ.

Ярко выражен транснациональный характер современного тер­роризма. Эта его черта является прямой производной глобализа­ции как таковой. Не только терроризм, но и социальные конфликты, финансовые и торговые отношения, культурные и образовательные контакты все чаще пересекают государственные границы без конт­роля, а порой и без ведома правительств этих государств. Данный процесс не во всех регионах протекает одинаково стихийно, но все же примеры таких «черных дыр» на политической карте мира, как Чечня 1991 —1999 гг. и Афганистан до 2002 г., свидетельствуют о том, что концентрация и активность террористических организаций сильнее там, где отсутствует эффективная государственность.

С точки зрения И. Валлерстайна, преодоление указанных проти­воречий в рамках капиталистической мир-экономики невозможно без ее разрушения. Преобладание свободного рынка квалифициро­ванного труда в центре и несвободного рынка менее квалифициро­ванного труда на периферии — это фундаментальная характерис­тика капиталистической мир-экономики, поскольку неравенство и неравномерность развития входящих в нее элементов становятся важнейшим условием ее функционирования и основой для систем­ной интеграции.

Наложение и взаимоусиление проблем и противоречий, порож­денных «эффектом одновременности» процессов модернизации, на- циестроительства и глобализации, превращают большинство стран «периферии» и «полупериферии» мира, живущих в иных «часовых поясах», чем «ядерные» страны промышленно развитого Запада, в экономических и политических аутсайдеров. Растущая неэффек­тивность государства под прессингом глобальной экономической рационализации, всеобщей финансовой зависимости, резкого сокра­щения ресурсов для осуществления государственной социальной и экономической политики и воздействием навязываемых СМИ за­падных потребительских стандартов, недостижимых для населения большинства стран, но вызывающих «революцию растущих ожида­ний» и др., не только делают проблематичным осуществление цели «догоняющей» модернизации — «догнать и перегнать Запад», но и порождают массовую фрустрацию, преодолеть которую проще все­го с помощью формирования «образа врага» в национальной, циви- лизационной и (или) конфессиональной «упаковке», поскольку социальные общности «держатся вместе» при наличии внешних угроз и (или) консолидирующей идеологии. При этом линии этнических и религиозных разломов в отличие от экономических до поры бы­вают незаметны. «Кровь и происхождение — в душе, а не в теле. Вопрос не в том, "кто принадлежит к нам", а в том, что само понятие "мы" часто означает нечто существенное, но невидимое другим».

Причем осознание реальности этих разломов может быть ис­пользовано для обоснования интересов безопасности государств Запада и призыва к единению перед лицом новой угрозы. Как, в частности, пишет Я.Н. Питерсе: «Концепция С. Хантингтона («рас­кола цивилизаций» — Прим. авт.)— это политическое восприя­тие культуры, изложенное стандартным языком национальной бе­зопасности. Культура политизирована, разложена в цивилизацион- ные пакеты, совпадающие с геополитическими единицами... Очевидно, в основу положен образ "нового врага". На деле Хантингтон соеди­няет два нынешних дискурса о врагах — "угрозу фундаментализ­ма" ислама и "желтую опасность", и вся новизна заключается в этой комбинации». Существует устойчивая корреляция между подъе­мом национализма и религиозного фундаментализма и переходным состоянием общества. Американский политолог Д. Снайдер обра­щает внимание еще на одну зависимость: практически всегда рост массового национализма бывает обусловлен ростом демократии и расширением свободы слова и прессы. Незрелость и неэффектив­ность институтов демократии, неизбежные на начальном этапе тран­зита, создают благоприятные предпосылки для подъема национа­лизма.

Периоды радикальных перемен — это периоды всеобщей неуве­ренности, и потому люди, проигрывающие от перемен, испытыва­ющие страх перед новым незнакомым и глобализирующимся миром, обращаются к «заветным» фундаментальным ценностям — этни­ческим и религиозным. «Люди спасаются от экономической неуве­ренности своего реального мира, — пишет Л. Туроу, — отступая в уверенность какого-нибудь религиозного мира, где им говорят, что если они будут повиноваться предписанным правилам, то будут спа­сены».

Свой способ спасения предлагает и национализм, поскольку бе­рется компенсировать издержки «процесса освобождения», порож­денного модернизацией и глобализацией. При этом ни один из по­рожденных национализмом конфликтов не был, по мнению Снайде- ра, логическим следствием длительной культурной вражды или во­енной необходимости. Они возникали в результате использования политическими элитами националистических лозунгов для обрете­ния массовой поддержки на «начальном этапе демократизации, ког­да институты, регулирующие политическое участие, находились еще в зачаточном состоянии».

По сведениям Д. Снайдера, вероятность вспышки националисти­ческих конфликтов в результате демократизации особенно велика в тех случаях, когда элиты воспринимают быстрые политические перемены как угрозу собственному положению, когда расширение политического участия масс предшествует созданию институцио­нальных структур гражданского общества и когда массовая поли­тическая мобилизация осуществляется на основе дискриминации по этническому признаку. В свою очередь к факторам, которые пре­пятствуют возникновению этнических конфликтов, он относит по­литику элит, направленную на создание и укрепление либеральных институтов, а также формирование «гражданского национализма». Причем второй фактор способствует успеху демократических транс­формаций даже при слабых либеральных институтах.

Символичен практический вывод Снайдера: вместо того чтобы неосмотрительно подталкивать «сомнительные страны» к скорей­шему внедрению атрибутов «электоральной демократии» и «свобо­ды прессы», международному сообществу следует проводить более осторожную и опосредованную политику, преследуя прежде всего долгосрочные цели создания социально-экономических условий либерализации и институциональных предпосылок гражданской демократии, что отодвигает мечту о глобальной демократизации и «конце истории» в неопределенно далекое завтра.

Антизападный мятеж в «третьем мире» все чаще направляется также против секулярного национального государства, оставшегося чуждым институтом для большинства незападных культур.

В Азии и Африке за фасадом заимствованных и слабых поли­тических институтов и национальных символов скрывается тра­диционный мир племен и народностей, который не смогло транс­формировать квазинациональное государство. «Рост популизма, манипуляции неотрадиционалистскими символами, развитие авто­ритаризма — все это отличительные особенности не столько раз­вития политического процесса, сколько состояния напряженности между импортированным продуктом и общественными структура­ми — носителями иной политической лексики», — отмечают аме­риканские политологи П. Бади и П. Бирнбаум.

Ведя освободительную борьбу, страны «третьего мира» ставили своей целью получение статуса национальных государств и приня­тия их в международное сообщество в качестве суверенных и пол­ноправных членов. В начале третьего тысячелетия высказываются сомнения относительно того, сохранится ли и в наступившем столе­тии международный порядок, созданный по западным стандартам.

Современные исламские авторы — приверженцы идеологии пан­арабизма также не принимают нынешний миропорядок, сложившийся, по их мнению, в результате западной колонизации. Они отрицают секулярное национальное государство и требуют вернуться к идее халифата— «исламского идеального государства». Отсюда рост политического влияния исламского фундаментализма, который то­тально отвергает западную модель политического развития. Госу­дарства Азии и Африки, и прежде всего мусульманские, пережива­ют сегодня процесс этнизации.

«На Западе, — писал английский исследователь Э. Геллнер, — национализм возникает в результате того, что высокая культура — культура грамотного меньшинства — распространяется до границ всего общества и становится отличительным признаком принад­лежности к нему каждого члена. То же самое происходит и в исла­ме, только здесь это находит выражение скорее в фундаментализме, чем в национализме, хотя порой эти два течения объединяют свои усилия. Для масс высокая форма ислама служила сертификатом, подтверждающим их новый статус, пропуском в число горожан».

Именно этническая и конфессиональная солидарность приходит в мире ислама на смену национально-государственной идентично­сти, заимствованной у бывших стран-метрополий. Глобализация в формах, навязываемых Западом, воспринимается в этих регионах мира как угроза дальнейшему существованию, которая преодолева­ется посредством призыва возвратиться к традиционным формам общности — религиозной и этнической. Тем самым, с одной сторо­ны, обостряются этнические различия между локальными культу­рами, а с другой — углубляется цивилизационный конфликт между исламскими странами и Западом. Пример Сомали, Ирака, Ирана, Судана и Афганистана наглядно доказывает правоту данного ут­верждения.

При этом агрессивная энергия этнополитической и фундамента­листской мобилизации может быть канализирована в следующих основных направлениях:

S против поддающихся идентификации меньшинств, прожива­ющих среди большинства;

S против соседних этнотерриториальных образований с целью пересмотра границ;

S против имперского центра или главенствующей националь­ной группы;

■S против соседнего народа (страны), принадлежащего к другой цивилизации (конфессии);

S против персонификации «зла глобализации» — Соединенных Штатов Америки и Запада в целом.

Сегодня, однако, капиталистическая мир-экономика достигла в своем развитии той точки, которая делает, по мнению И. Валлер- стайна, неизбежной скорую гибель капитализма. Ббльшая часть причин связана с издержками последней стадии эволюции этой мир-системы, т.е. с глобализацией как процессом всепланетного торжества капитализма. Среди этих причин, ограничивающих даль­нейшие возможности ускоренного накопления капитала, такие как: необратимое исчерпание ресурсов дешевой рабочей силы (сельско­го населения); долгосрочная тенденция к росту доли оплаты труда в стоимости продукции, ставшая результатом постепенной демок­ратизации политических режимов и, соответственно, увеличение по­литического влияния представителей наемного труда — тенденция, ведущая к предельному уменьшению нормы прибыли, что усугубля­ется обострением экологических проблем и издержек, поскольку в глобальном мире все меньше мест, где можно было бы «бесплатно» сбрасывать токсические отходы капиталистического затратного производства, и др. И если даже не соглашаться со взглядом Вал- лерстайна на современный этап глобализации как последнюю «ле­тальную» стадию капиталистической мир-системы, то нельзя тем не менее отрицать неизбежность радикальных перемен мирового масштаба в не столь отдаленном будущем. «И это будет не просто перестройка, — на что, в частности, не раз указывал Н.Н. Моисе­ев, — а реконструкция общего планетарного порядка». Только вот нет согласия о плане этой глобальной реконструкции.

(?) Контрольные вопросы

1. Как можно охарактеризовать политическую глобалистику в каче­стве нового направления современной политической науки?

2. Как можно описать структуру и отметить специфику политической глобалистики?

3. Как раскрыть сущность глобальных проблем современности?

4. Какова классификация глобальных проблем современности?