32. Главная функция речи у человека все же состоит в том, что она является инструментом мышления.

Тот факт, что мышление человека неразрывно связано с речью прежде всего доказывается психофизиологическими исследованиями участия голосового аппарата в решении умственных задач. Электромиографическое1 исследование работы голосового аппарата в связи с мыслительной деятельностью показало, что в самые сложные и напряженные моменты мышления у человека наблюдается повышенная активность голосовых связок. Эта активность выступает в двух формах: фазической и тонической. Первая фиксируется в виде высокоамплитудных и нерегулярных вспышек речедвигательных потенциалов, а вторая — в форме постепенного нарастания амплитуды электромиограммы. Экспериментально доказано, что фазическая форма речедвигатель-ных потенциалов связана со скрытым проговариванием слов про себя, в то время как тоническая — общим повышением речедвигательной активности.

Значительный вклад в решение этой проблемы внес Л.С.Выготский. Слово, писал он, так же относится к речи, как и к мышлению. Оно представляет собой живую клеточку, содержащую в самом простом виде основные свойства, присущие речевому мышлению в целом. Слово — это не ярлык, наклеенный в качестве индивидуального названия на отдельный предмет. Оно всегда характеризует предмет или явление, обозначаемое им, обобщенно и, следовательно, выступает как акт мышления.

Но слово — это также средство общения, поэтому оно входит в состав речи. Будучи лишенным значения, слово уже не относится ни к мысли, ни к речи; обретая свое значение, оно сразу же становится органической частью и того и другого. Именно в значении слова, говорит Л.С.Выготский, завязан узел того единства, которое именуется речевым мышлением.

Однако мышление и речь имеют разные генетические корни. Первоначально они выполняли различные функции и развивались отдельно. Исходной функцией речи была коммуникативная функция. Сама речь как средство общения возникла в силу необходимости разделения и координации действий людей в процессе совместного труда. Вместе с тем при словесном общении содержание, передаваемое речью, относится к определенному классу явлений и, следовательно, уже тем самым предполагает их обобщенное отражение, т.е. факт мышления. Вместе с тем такой, например, прием общения, как указательный жест, никакого обобщения в себе не несет и поэтому к мысли не относится.

33. Наша память не хранит никаких сведений о языке как таковых, абстрагированно от условий употребления, но всегда в проекции на потенциальные тематические и жанровые сферы, коммуникативные ситуации, стилевую и эмоциональную фактуру. Сами метаязыковые сведения об абстрактных системных отношениях, обнаруживаемых в языковом материале, существуют в нашей памяти не отвлеченно, не сами по себе, но применительно к определенному типу контактов с языком, в рамках которых они актуализируются в нашем сознании и получают полезное применение.

Можно сказать, что основу нашей языковой деятельности составляет гигантский “цитатный фонд”, восходящий ко всему нашему языковому опыту. Языковая память каждого говорящего формируется бесконечным множеством коммуникативных актов, реально пережитых и потенциально представимых. Каждая мысль, которую говорящий хочет выразить, уже при самом своем зарождении пробуждает этот цитатный мнемонический конгломерат, актуализирует некоторые его компоненты, которые почему-либо ассоциируются с образом зарождающейся мысли. Эти компоненты, в силу присущих им множественных ассоциативных связей, в свою очередь притягивают к себе другие языковые частицы, актуализируя их в сознании говорящего в качестве возможных ходов выражения его мысли.¹ Говорящий субъект реализует некоторые из этих пробуждающихся в его сознании возможностей и оставляет в стороне другие, и каждое принимаемое им решение, каждый ход его языковой мысли вызывает новые волны ассоциативной индукции. Сама мысль, подлежащая выражению, приобретает все более определенный образ, по мере того как она воплощается — в буквальном смысле этого слова — в этих конкретных, индуцируемых памятью говорящего и отбираемых им языковых ходах.

34. Можно сделать вывод, что в человеческом мировосприятии обязательно участвуют различные репрезентационные механизмы. Но поскольку основная форма общения между людьми — словесная, то у современных людей наибольшую роль в этом играют схемы вербальной репрезентации. В некоторых теориях, отражающих общие закономерности развития психики, они рассматриваются в качестве единственных опосредующих механизмов. Так, согласно культурно-исторической теории развития высших психических функций Л.С.Выготского, человек рождается с набором «натуральных» психических функций, общих с животными. Это — непосредственное запечатление вместо специфически человеческих форм запоминания, мышление протекает как мысленное манипулирование элементами задачи, представленными в их чувственно воспринимаемых свойствах, как, например, у обезьян в исследованиях В. Келера и т.д. Общаясь со взрослыми, ребенок усваивает человеческую речь, а именно, совокупность значений слов, существующую в культуре, и правила синтаксиса, по которым эти слова объединяются в высказывания. В значениях зафиксирован общечеловеческий опыт создания обозначаемых предметов, отражены их общие и существенные свойства, а в синтаксисе предложений закреплены выявленные человечеством логические связи между элементами различных ситуаций. Человек включает эти значения в свои психические процессы в качестве инструментов, превращающих его изначально натуральные психические функции в высшие, вербально опосредованные. По Выготскому специфически человеческое, вербальное мышление как высшая психическая функция представляет собой оперирование усвоенными словесными значениями по законам логики, также интериоризованным из синтаксиса речевых предложений. Л.С. Выготский вообще предавал словесному значению огромную роль в развитии человеческой психики, он считал, его своеобразной элементарной единицей речи и мышления, отражающий их основные функции. Своим важнейшим открытием Выготский полагал выявление двух форм развития значения: макрогенеза — в филогенезе и в онтогенезе, когда человек усваивает значения и его речь становится осмысленной, а мышление — речевым, и микрогенеза — изменения значения «на пути от мысли к слову», то есть в процессах порождения и понимания речевых высказываний. Описание этих процессов, изложенное в 7-й главе книги Выготского «Мышление и речь», изданной в 1934 г., более чем на 20 лет опережает открытие американскими исследователями Н. Хомским и Дж. Миллером генеративного принципа порождения речи, то есть того, что развернутое речевое высказывание не строится по «цепному» принципу за счет прибавления нового слова к уже произнесенным, а постепенно как целое разворачивается из некоей первоначальной ядерной структуры. К сожалению, книга Выготского вскоре после издания была изъята в ходе борьбы с педологией, и его открытие не стало достоянием мировой общественности.

В качестве основного механизма развития человеческой психики в теории Выготского рассматривается прямая интериоризация существующих в культуре словесных значений, а не самостоятельное построение субъектом собственных отражательных и регуляторных психических механизмов с использованием того, что существует в культуре. Это мешает последователям Выготского производить плодотворный анализ, например, мыслительного процесса, суть которого — создание человеком чего-то нового, индивидуального, а не непосредственное вживление культурных образований по принципу «извне» — «внутрь». Оптимальную методологическую основу для подобных исследований дает теория С.Л. Рубинштейна.

Язык является одним из способов репрезентации (появление однажды пережитых впечатлений). Всего их выделено 3 по Брунеру:

- через действие. Возможно многие действия которые мы знаем как выполнять регулируются при помощи каких-то более сложных образов. Дети многому научаются путем активных манипуляций. Есть мнение что предписываемая репрезентация является одним из способов ранних репрезентация объектов (ограничена последовательностью, которую сложно нарушить)

- через образ

- через язык

Именно в этом порядке. В отличии от взрослого детский образ чаще используется для интеллектуальных заданий и более конкретен, живой и детализированный

При появлении языка – символическая функция (по Пиаже). Амер. И советские психологи отводят большую роль в развитии когн. Процессов обучению, а Пиаже – естественный ход развития. Пиаже считал что язык отражает, а не определяет развитие.

Оч важны исследования глухонемых детей, кот. не имеют вербальной речи. Фуртон: они практически не отличаются от норм. (язык прямо не влияет на развитие, иногда косвенно может ускорять его).

Брунер: 5 источников влияния – язык может стимулировать поиск значений слов, общение между взрослым и ребенком может способствовать развитию, школа создат потребность, научные понятия передаются вербально,

35 Предположение о том, что различные языки по-разному влияют на мышление, выдвигалось еще при зарождении философии. В американских гуманитарных науках эта гипотеза лингвистиче¬ской относительности и детерминизма получила название «гипоте¬зы Уорфа» по имени лингвиста Б. Уорфа, уделившего большое внимание этой проблеме (1956).

Сепир утверждает, что весь опыт человека испытывает влияние конкрет¬ного языка, на котором этот человек говорит (неясно, правда, какие именно аспекты языка являются здесь релевантными). Из приведенного утверждения становится ясно, что различные языки должны оказывать различное влияние на мышление и опыт чело¬века. Таким образом, Сепир вводит понятие лингвистического детерминизма (язык может детерминировать мышление) и лингвистической относительности (этот детерминизм связан с конкретным языком, на котором говорит человек). Эти понятия стоит рассмот¬реть более подробно.

различные катего¬рии опыта могут быть включены в языки. Эти категории могут быть выражены в языке различными способами: 1)отдельными словами лексикона (например, дом, белый и т. п.);

2)частями слов, выполняющими грамматические функции (дом — дома, домовой, белый — белее — белеть — белизна и т. п.), а также

3)разнообразными грамматическими средствами например, в английском языке используется порядок слов для различения субъекта и объекта).

В этих теориях можно выделить две основные тенденции, кото¬рые часто называют «сильным» и «слабым» вариантом гипотезы Уорфа. Сильный вариант, которого, как правило, придерживался и сам Уорф, утверждает, что язык определяет характер мышления и поведения; что язык представляет собой как бы почву для мышления и философии. Слабый вариант, который в той или иной фор¬ме популярен и в наше время, просто утверждает, что некоторые аспекты языка могут предрасполагать к выбору человеком опре¬деленного способа мышления или поведения, но этот детерминизм не является жестким.

Важно учитывать три проблемы: природу языковых данных, природу поведенческих дан¬ных и каузальную природу существующих между ними связей. Психологические эксперименты, проведенные в последнее время, ставили своей целью связать конкретные языковые различия с кон¬кретными аспектами поведения, и даже в тех случаях, когда такая связь была обнаружена, было неясно, какова все-таки кау¬зальная природа этой связи.

Когда мы сравниваем два языка, мы можем обнаружить, что в одном из них есть слово, для которого нет одного слова-эквивалента в другом языке. Например, не существует английского сло¬ва-эквивалента для немецкого Gemutlichkeit (отметим, однако, что это не мешает нам овладеть значением этого немецкого слова и позаимствовать его для употребления в английской речи).

Языки различаются также по наличию обобщающих терминов ,для выражения определенных категорий. Например, в английском языке есть обобщающие слова типа «животное», «птица», «насекомое» и «существо», которых нет в других языках. Однако в английском нет слова, которое обобщало бы, например, «фрукты и оре¬хи», которое есть в китайском.

Языки на лексическом уровне различаются также тем, как в них осуществляется разграничение разных семантических сфер. Одной из наиболее популярных областей исследования в связи с этой проблемой является цветовой континуум, поскольку он может быть описан объективным образом и не имеет обусловлен¬ных природными факторами границ. Языки различаются по тому, какими и сколькими способами они расчленяют этот континуум. Глисон, например, приводит следующее сравнение членений цвето¬вого спектра носителями английского, языка шона (язык одной из Областей Родезии) и языка басса (Либерия) (Глисон, 1961).

36.Предположение о том, что различные языки по-разному влияют на мышление, выдвигалось еще при зарождении философии. В американских гуманитарных науках эта гипотеза лингвистиче¬ской относительности и детерминизма получила название «гипоте¬зы Уорфа» по имени лингвиста Б. Уорфа, уделившего большое внимание этой проблеме (1956).

Сепир утверждает, что весь опыт человека испытывает влияние конкрет¬ного языка, на котором этот человек говорит (неясно, правда, какие именно аспекты языка являются здесь релевантными). Из приведенного утверждения становится ясно, что различные языки должны оказывать различное влияние на мышление и опыт чело¬века. Таким образом, Сепир вводит понятие лингвистического детерминизма (язык может детерминировать мышление) и лингвистической относительности (этот детерминизм связан с конкретным языком, на котором говорит человек). Эти понятия стоит рассмот¬реть более подробно.

различные катего¬рии опыта могут быть включены в языки. Эти категории могут быть выражены в языке различными способами: 1)отдельными словами лексикона (например, дом, белый и т. п.);

2)частями слов, выполняющими грамматические функции (дом — дома, домовой, белый — белее — белеть — белизна и т. п.), а также

3)разнообразными грамматическими средствами например, в английском языке используется порядок слов для различения субъекта и объекта).

В этих теориях можно выделить две основные тенденции, кото¬рые часто называют «сильным» и «слабым» вариантом гипотезы Уорфа. Сильный вариант, которого, как правило, придерживался и сам Уорф, утверждает, что язык определяет характер мышления и поведения; что язык представляет собой как бы почву для мышления и философии. Слабый вариант, который в той или иной фор¬ме популярен и в наше время, просто утверждает, что некоторые аспекты языка могут предрасполагать к выбору человеком опре¬деленного способа мышления или поведения, но этот детерминизм не является жестким.

Важно учитывать три проблемы: природу языковых данных, природу поведенческих дан¬ных и каузальную природу существующих между ними связей. Психологические эксперименты, проведенные в последнее время, ставили своей целью связать конкретные языковые различия с кон¬кретными аспектами поведения, и даже в тех случаях, когда такая связь была обнаружена, было неясно, какова все-таки кау¬зальная природа этой связи.

На грамматическом уровне вопрос о детерминизме становится еще более увлекательным, поскольку в любую грамматику включен ряд обязательных классификаций, на которые мы обычно не обращаем внимания и которые вообще иногда удается выявить только когда мы начи¬наем сравнивать языки. Один из наиболее поразительных примеров приводит сам Сепир: «Естественно — во всяком случае, это прежде всего, приходит в голову— предположить, что когда мы хотим передать некоторую мысль или свое ощущение, мы производим нечто вроде приблизительного и быстрого анализа тех объективных элементов и отно¬шений, которые сюда включены, и что наша языковая задача сводится просто к выбору отдельных слов и словосочетаний, которые соответствовали бы результатам этого анализа. Так, когда мы наблюдаем объект, принадлежащий к классу, который мы именуем «камни» и который летит с небес на землю, мы непроизвольно анализируем это явление и разлагаем его на два конкретных поня¬тия; понятие камня и понятие акта падения; и, связав эти два понятия вместе с помощью формальных приемов, присущих английскому языку, мы заявляем: the stone falls. Мы довольно наивно предполагаем, что это есть единственный возможный в дан¬ном случае вид анализа. Но это заблуждение. В языке нутка комплексное явление типа падающего камня анализируется совсем по-другому. Про камень отдельно упоминать необязательно, а употребляется только одно слово, глагольная форма, причем практически она понимается не менее однозначно, чем английское предложение. Этот глагол состоит из двух основных элементов, первый из которых указывает на движение или положение камня, а второй выражает движение сверху вниз. Мы можем как-то при¬близиться к пониманию этого слова в языке нутка, если допустим существование непереходного глагола типа «камнить», отражаю¬щего движение или положение какого-то камне подобного объекта.

Тогда наше предложение камень падает можно представить в форме камнит.»

Также необходимо рассмотреть по крайней мере один кон¬кретный эксперимент, в котором сделана попытка установить связь между отдельным аспектом данного языка и отдельным аспектом поведения.

В языке навахо, если используются глаголы, связанные с ма¬нипуляцией, обязательно употреблять определенную глагольную форму, соответствующую, форме или другим существенным при¬знакам предмета, о котором идет речь. Так, если бы я попросил вас на языке навахо передать мне какой-то предмет, я должен был бы употребить определенный глагол в соответствии со свойствами этого предмета. Если это длинный, гибкий предмет, например, ку¬сок веревки, я должен сказать sanleh; если это предмет длинный и твердый, например, палка, я должен сказать santiih, а если это нечто плоское и гибкое вроде бумаги или ткани, я должен сказать sani icoos и т. п.».

Это интересное грамматическое различие привело Кэррола и Касагранде к следующему предположению: «Ребенок, говорящий на навахо, должен научиться различать признаки «формы» пред¬мета раньше, чем ребенок, говорящий по-английски. Открытый американскими и европейскими психологами факт, что ребенок прежде всего начинает различать предметы по размеру и цвету, может быть отчасти является артефактом того конкретного языка, на котором говорит ребенок. Поэтому возникла гипотеза, что упо¬мянутое свойство языка навахо будет влиять на относительную значимость и порядок возникновения таких понятий, как цвет, раз¬мер, форма или силуэт предметов у детей, говорящих на навахо, по сравнению с детьми того же возраста, говорящими, кроме того, еще и по-английски, а также что дети, говорящие на навахо, будут обращать большее внимание на непосредственно воспринимаемое сходство предметов по форме».

В эксперименте использовался следующий метод: предъявля¬лись тройки предметов, и ребенок должен был выбрать из этих трех предметов два, наиболее, по его мнению, «подходящих» друг к другу. «Например, одна из пар состояла из желтой палочки и куска синей веревки, приблизительно равных по размеру. Затем ребенку предлагалась желтая веревка, и он мог произвести выбор либо на основе цвета, либо на основе глагольной классификации на языке навахо, поскольку для выражения длины палки и дли¬ны веревки в навахо используются разные глаголы».

Эксперимент показал, что в обеих группах (с преобладанием языка навахо и с преобладанием английского языка) наблюдалось с возрастом увеличение перцептивной значимости формы или очер¬тания по сравнению с цветом. Однако дети навахо все время опе¬режают своих «английских» сверстников, хотя в возрасте семи лет кривые начинают сближаться. Иными словами, дети, говоря¬щие только на навахо, раньше начинают группировать предметы по форме или очертаниям, чем дети, говорящие по-английски, хотя это дети из одной резервации, живущие в одинаковых условиях. По-видимому, в данном случае мы должны при¬знать какое-то влияние языка на развитие познавательных про¬цессов.

Однако картина несколько усложнилась, когда такой текст был предложен детям, говорящим по-английски и не принадле¬жащим к этой резервации. И здесь мы сталкиваемся с очень ин¬тересным феноменом. Белые дети-американцы, живущие в при¬городах Бостона, имеют большее сходство с детьми, говорящими только на навахо, чем с их собратьями, владеющими еще и английским языком, т. е. они в основном группируют предметы по форме или очертаниям, а не по цвету. С другой стороны, дети негритянских трущоб Гарлема показали результаты, сходные с детьми навахо, у которых преобладает английский язык, потому что они переставали группировать по цвету в более старшем возрасте. Это говорит о том, что необходимо учитывать два вида переменных — окружающие условия и родной язык. Кэрролл и Касагранде предполагают, что определенные факторы среды, в которой растет белый ребенок, живущий в пригороде, — возмож¬но, игра с головоломками и игрушками, привлекающими внимание к своей форме, — могут выработать у говорящего по-английски ребенка способность обращать внимание на форму и очертания, уже в раннем возрасте. Если же в окружении практически отсут¬ствуют неязыковые средства привлечения внимания к форме (ин¬дейская резервация и городские трущобы), то язык, подобный языку навахо, может ускорить развитие познавательных процессов в смысле перехода от группировки по цвету к группировке по форме.

Интересна судьба гипотезы Сепира — Уорфа в наши дни: сей¬час мы больше занимаемся вопросами языковых и культурных универсалий, чем вопросами лингвистической и культурной относи¬тельности. Как полагает Хомккий, Уорф чересчур большое значе¬ние придавал поверхностным структурам языка, в то время как на глубинном уровне все языки обладают универсальными свой¬ствами. Ученые, работающие в области культурной антропологии, занимаются поисками тех аспектов глубинных структур, которые являются общими для всех культур, а психологи перешли от ис¬следований западной культуры к межкультурным исследованиям, пытаясь постичь общие законы человеческого поведения и раз¬вития.