Общество «долой стыд!»

Ярким проявлением духа послереволю­ционных лет стало известное общест­во «Долой стыд!». В октябре 1924 г. пи­сатель Михаил Булгаков записал в сво­ём дневнике: «Новость: на днях в Мо­скве появились совершенно голые люди (мужчины и женщины) с повязка­ми через плечо „Долой стыд!". Влеза­ли в трамвай. Трамвай останавливали, публика возмущалась».

«Члены этого общества, — вспоминал В. Шаламов, — гуляли по Москве на­гишом. Мальчишки, зеваки шли толпа­ми за адептами этого голого ордена. Потом московская милиция получила указания — и нагие фигуры женщин и мужчин исчезли с московских улиц».

12 сентября 1924 г. сам нарком здра­воохранения Николай Семашко разъ­яснил в газете «Известия» отношение властей к обществу «Долой стыд»: «По­добное поведение необходимо самым категорическим образом осудить со всех точек зрения. Во-первых, жесто­ко ошибаются, когда думают, что если ходить голыми, отрастить волосы и ногти, то это будет самая настоящая „революционность". Во-вторых, путе­шествие по Москве в голом виде со­вершенно недопустимо с гигиениче­ской точки зрения. Нельзя подставлять своё тело под пыль, дождь и грязь. Ули­цы Москвы — не берег Чёрного моря. В-третьих, очень спорно, содействует ли это дивное новшество нравственно­сти. Поэтому я считаю абсолютно не­обходимым немедленно прекратить это безобразие, если нужно, то репрессив­ными мерами».

473

Стахановское движение

В 1935 г. всю страну облетело сооб­щение: «В ночь на 31 августа забойщик шахты „Центральная — Ирмино" (Донбасс) Алексей Стаханов установил выдающийся рекорд: добыл за смену 102 тонны угля при норме 7 тонн».

Конечно, превышение нормы почти в 15 раз вызывало недоуменные вопросы: «Как ему это удалось?». Для того чтобы пресечь разные толки, партком шахты уже в 6 часов утра 31 августа вынес грозное решение: «Пленум шахтпарткома считает необходимым заранее ука­зать и предупредить всех тех, кто попы­тается клеветать на товарища Стахано­ва и его рекорд, как случайность, выдум­ку и т. п., что партийным комитетом они будут расценены как самые злейшие враги, выступающие против нужд лю­дей шахты, нашей страны, отдающих всё для выполнения указаний нашей партии о полном использовании техники». Ус­тановить свой рекорд Стаханов смог благодаря двум помощникам, выпол­нявшим подсобные операции. Но это тогда держалось в строгом секрете.

Имя А. Стаханова в один день стало знаменитым. Писатель Александр Авдеенко вспоминал о своём посещении героя через год после рекорда. «Вхо­дим в дом, забитый до предела вещами. Новенькое всё, ещё до конца не распакованное. Пианино, диван, поли­рованный стол. Навалом — стульев. Два патефона. Радиоприёмник, гора пластинок на полу. Кровати. Посуда в соломе. Колбасы и пластины сала на столе. Бублики. Батоны. Окорока. Ящики с пивом, водкой. „Видали?! — сме­ётся Стаханов. — Добро юбилейное. Со всех концов Донбасса подарки шлют. Как отказать людям?"».

Один из коллег шахтёра рассказывал писателю о нём: «Пока что куражится. От семьи отбился. Любовь закрутил с девчонкой-десятиклассницей. Волосы зачем-то перекрасил. Был чёрный, стал серо-буро-малиновый. До Кремля, до товарища Сталина дошли слухи о загу­лах Стаханова. И знаете, что товарищ Сталин велел передать от его имени Алексею Григорьевичу? „Скажите это­му доброму молодцу, что ему придёт­ся, если не прекратит загулов, поме-

на паёк Красной Армии... Сердце страшно болит: как же мы бу­дем получать, когда все рабочие не получают ничего? Жизнь за­гоняет в тупик. Чистая теория меркнет, поддаётся перед натис­ком жгуче ощутимой нужды».

Чуть позже он записал: «Губком санкционирует предложе­ние „О снабжении ответственных работников твёрдым пайком". И я молчу. Я присоединяюсь. Что буду говорить рабочим? А ведь они спросят. Я вне очереди достаю две сажени дров, когда дру­гим не дают. И много-много этих мелочей опутало меня и отня­ло прежнюю абсолютную чистоту. Видно, время пришло, даль­ше нет никакой мочи терпеть».

Однако на партийцев накладывались и определённые огра­ничения, в том числе «партийный максимум» зарплаты. Она не могла быть выше зарплаты хорошо оплачиваемых рабочих. Все деньги, заработанные сверх этой суммы, сдавались в партийную кассу. Как замечал писатель Олег Волков, в 20-е гг. «даже жёны наркомов не рисковали щеголять драгоценностями и туалетами».

Конечно, принадлежность к высшим слоям общества дава­ла возможность сытой и обеспеченной жизни. В то же время людей раздражала необходимость тщательно скрывать свой дос­таток. К началу 30-х гг. это положение начало меняться. В 1932 г. наконец отменили «партмаксимум».

А в 1935 г. И. Сталин в одной из своих речей произнёс зна­менитые слова: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало весе­лее». Они подвели окончательную черту под эпохой революци­онного аскетизма.