21 Августа Рютин и 15 его единомыш­ленников создали подпольный «Союз марксистов-ленинцев». В его руково­дство вошли шесть человек. Докумен­том «Союза» стало обращение «Ко

А. Рыков.

М. Томский.

из тележки. Ленин остался в единственном числе (Аплодисмен­ты.). Ну что же, если кое-кто из старых лидеров, превращающих­ся в хламьё, намерены выпасть из тележки, — туда им и дорога!»,

БОРЬБА С «ПРАВЫМ УКЛОНОМ»

После ликвидации «троцкистской» оппозиции начался очеред­ной поворот «партийной тележки». Новый курс партии был во многом заимствован у разгромленной «левой оппозиции». Был принят «троцкистский» лозунг ускоренного развития промыш­ленности (индустриализации). Резко усилена борьба с «кулаком» (см. ст. «Коллективизация»),

Встревоженный этим поворотом событий заместитель нар­кома финансов Моисей Фрумкин 15 июня 1928 г. направил в Политбюро письмо. Он писал, что «объявление кулака вне зако­на привело к беззакониям по отношению ко всему крестьянст­ву», говорил о «беспросветности» нового курса для середняка, призывал не бороться с кулаком путём раскулачивания, вернуть­ся к прежней политике.

Письмо Фрумкина стало для Сталина удачным поводом для начала борьбы со своими вчерашними союзниками — группой Бухарина (куда входили также Алексей Рыков и Михаил Том­ский). 20 июня Сталин разослал членам Политбюро свой ответ Фрумкину, в котором резко критиковал его за «правый уклон». Сам Фрумкин не только пока сохранял свой пост, но и продол­жал защищаться.

Чуть позже, в октябре, Сталин призвал развернуть борьбу с «правым уклоном», называя Фрумкина его главным идеологом. Одновременно он сказал: «Есть ли в Политбюро какие-либо ук-

356

лоны? В Политбюро нет у нас ни правых, ни „левых", ни прими­ренцев с ними. Это надо сказать со всей категоричностью». В ноябре Сталин «защищал» Бухарина от Фрумкина: «Вполне воз­можно, что Фрумкин постарается схватить за фалды Бухарина, чтобы доказать, что Бухарин говорит „то же самое". Но Бухарин говорит далеко не „то же самое"».

В печати в это время началась критика «правого уклона» с многозначительными намёками на группу Бухарина. Затем от Бу­харина, Рыкова и Томского потребовали «отмежеваться» от «пра­вых типа Фрумкина». Эти требования начали звучать всё громче и постепенно переросли в обвинения в примиренчестве, коле­баниях, паникёрстве и т. п.

Томский позже говорил: «Нас постепенно перекрашивали путём особой системы, каждый день по маленькому мазку — се­годня мазок, завтра мазок. Ага, сидят, терпят, давайте ещё мазнём. И в результате нас превратили в „правых"». Бухарин называл Ста­лина «гениальным дозировщиком, умеющим постепенно вовле­кать аппарат и общественное мнение страны в иные предпри­ятия, которые, будучи представлены сразу в полном объёме, вы­звали бы испуг, негодование и даже отпор».

А. Топиков. «„ Добросовестный" толкователь. Оппортунист: — Вы в зеркало-то посмотрите: ведь товарищ Ленин совсем в другую сторону указывает» («Крокодил». 1930 г.).

Л. Генч. «Крепкий зарок (на шаткой платформе). Оппортунист: — Уверяю, что больше у меня никаких колебаний не будет» («Крокодил». 1930 г.).

всем членам ВКП(б)». В обращении особенно резко осуждалась «авантю­ристическая коллективизация с помо­щью невероятных насилий, террора и раскулачивания», которая ведёт к «чу­довищному обнищанию масс и голоду как в деревнях, так и в городах».

В обращении была обрисована обста­новка в партии: «Партийный аппарат в ходе развития внутрипартийной борьбы и отсечения одной руководящей группы за другой вырос в само­довлеющую силу, стоящую над парти­ей и господствующую над ней. На пар­тийную работу вместо наиболее убеж­дённых, наиболее честных, принципи­альных, готовых твёрдо отстаивать перед кем угодно свою точку зрения членов партии чаше всего выдвигают­ся люди бесчестные, хитрые, готовые по приказу начальства десятки раз

357

менять свои убеждения, карьеристы, льстецы и холуи».

«Сталин и его клика не уходят и не могут добровольно уйти со своих мест, поэтому они должны быть устранены силой», — говорилось в заключение.

С этим документом ознакомились не­сколько десятков человек, среди кото­рых были такие видные члены партии, как Г. Зиновьев, Л. Каменев, Н. Угла­нов и др. Зиновьев и Каменев даже предложили внести в документ не­сколько поправок.

В сентябре «группа Рютина» была рас­крыта властями, её члены арестованы. В связи с «делом Рютина» был созван специальный пленум ЦК партии. Ста­лин написал резолюцию пленума, в которой «Союз марксистов-ленинцев» назывался «белогвардейской контрре­волюционной группой». Резолюция требовала исключить из партии «всех знавших и не сообщивших» о «Союзе». Причастные к «Союзу» коммунисты (24 человека) были исключены из ВКП(б). Каменев и Зиновьев жестоко поплати­лись за знакомство с обращением Рютина. Они были также исключены из партии и сосланы. Причём Сталин со своеобразным юмором сослал Камене­ва в Туруханский край — туда, где пе­ред Февральской революцией они от­бывали ссылку вместе.

На Политбюро Сталин потребовал при­говорить Рютина к смертной казни. Он доказывал, что для борьбы с террори­стическими настроениями «надо уда­рить по самой головке», а не карать только исполнителей. Но члены Полит­бюро не решились проголосовать за казнь «старого большевика». В этот раз перешагнуть «принцип неприкосновен­ности старых большевиков» Сталину всё же не удалось. Рютин получил де­сять лет тюрьмы.

За две недели следствия Рютин посе­дел. Пол пытками он подписал все при­знания и покаялся. Он сказал на сви­дании с женой: «Вас не тронут. Я под­писал всё, что он требовал». Рютин был отправлен в Уральский, а затем Суз­дальский политизолятор. По убеждени­ям он оставался непримиримым боль­шевиком: однажды даже отказался вы-

Не выдержав такой планомерной осады, Бухарин, Рыков и Томский в январе 1929 г. подали заявления об отставке с зани­маемых постов и постарались письменно «объясниться», изло­жить свои взгляды (см. ст. «Николай Бухарин»), Выступая на По­литбюро, Сталин наконец-то мог объявить: «Как это ни печально, приходится констатировать факт образования в нашей партии особой группы Бухарина в составе Бухарина, Томского, Рыкова».

Теперь от «лидеров правого уклона» требовали уже призна­ния своих ошибок, полного отречения от собственных взглядов и покаяния. В ноябре 1929 г. Бухарин, Рыков и Томский написа­ли в ЦК: «В этом споре оказались правы партия и её ЦК. Наши взгляды оказались ошибочными».

На XVI съезде в июне 1930 г. не было уже ни одного оппо­зиционного делегата, но делегаты продолжали требовать новых покаяний от бывшей «правой оппозиции». Томский восклицал на съезде; «Трудновато быть в роли непрерывно кающегося че­ловека. У некоторых товарищей есть такие настроения: кайся, кайся без конца и только кайся... Дайте же немного поработать»,

Позднее критика бывших «правых» постепенно улеглась, и они продолжали занимать ответственные посты. Но их былое влияние в партии было почти сведено на нет.

«СЪЕЗД ПОБЕДИТЕЛЕЙ»

В январе 1934 г. открылся XVII съезд партии. «XVII съезд вошёл в историю как „съезд победителей"», — говорилось в «Кратком кур­се истории ВКП(б)».

Его можно назвать и последним съездом «старых больше­виков». Выступая на съезде, Сталин пообещал им, что эпоха «борьбы с оппозициями» миновала: «Если на XV съезде прихо­дилось ещё вести борьбу с известными антиленинскими группи­ровками, а на XVI съезде — добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде — и доказывать нечего, да пожалуй, и бить некого». Делегаты встретили эти слова аплодис­ментами.

На съезде было позволено выступить бывшим лидерам «троцкистов» и бухаринцев. Зиновьев (возвращённый из ссылки и вторично восстановленный в партии) говорил о «триумфе» Сталина и называл его речь «шедевром». Вернувшийся из ссылки вместе с ним Каменев заявил: «Та эпоха, в которую мы живём, вой­дёт в историю — это несомненно — как эпоха Сталина. На каж­дом из нас лежит обязанность всеми мерами, всеми силами, всей энергией противодействовать малейшему колебанию этого ав­торитета».

Весь съезд прошёл в обстановке полного единодушия и вос­хваления Сталина. Но в конце съезда случилось совершенно не­ожиданное. При тайных выборах Центрального Комитета око­ло четверти голосовавших делегатов — 292 из 1225, — не сгова­риваясь, подали голоса против Сталина.

Результаты голосования решили не оглашать. Официально

358

объявили, что И. Сталин получил шесть голосов «против», столь­ко же, сколько и С. Киров.

XVII съезд показал, что в рядах партии сохраняется проти­востояние двух сил. С одной стороны, «идейная» прослойка партии, в основном «старая партийная гвардия». С другой — «пар­тийные чиновники», вступившие в партию уже после граждан­ской войны, просто с целью обеспечить себе благополучную и обеспеченную жизнь.

Новая оппозиция была тем более опасна, что была тайной и внешне ничем не обозначала себя. Сталин назвал таких скры­тых оппозиционеров «двурушниками». Под подозрением оказа­лась практически вся «идейная» часть партии, в том числе и сто­ронники режима по убеждению (а не по должности). Чтобы обес­печить устойчивость режима, требовалось устранить почти це­ликом всю «идейную» часть партии, в первую очередь — «старых большевиков». В одной из прочитанных книг Сталин подчерк­нул слова Чингис-хана: «Смерть побеждённых нужна для спокой­ствия победителей».

Осуществить этот замысел удалось в 1936—1938 гг. Аресты и расстрелы коснулись, конечно, и делегатов «съезда победите­лей». Из 1966 делегатов 1108 были арестованы. Из 139 членов избранного на съезде ЦК погибли 110 человек.

ходить на совместную прогулку с за­ключёнными-меньшевиками. В 1936 г. ему в камере-одиночке был предъявлен новый «ордер на арест». На этот раз Рютин отказался каяться и подписы­вать самооговоры. Военная коллегия Верховного суда приговорила его к смерти. В тот же день — 10 января 1937 г. — он был казнён.

Б. Ефимов. Рисунок 1933 г.

359

С. Киров на трибуне.

ЛЕОНИД НИКОЛАЕВ

Убийца Кирова Леонид Николаев до апреля 1934 г. был рядовым советским служащим. В апреле он потерял рабо­ту и долго ходил жаловаться во всевоз­можные учреждения. Дважды пытался обратиться лично к Кирову, поджидая его у дверей Смольного.

Осенью его задержали возле Смольно­го уже с заряженным револьвером, но отпустили по указанию заместите­ля начальника ленинградского НКВД И. Запорожца. Самого Николаева это чрезвычайно поразило. Имея партби­лет, 1 декабря он свободно прошёл на третий этаж Смольного, где распола­гались горком и обком партии. Застре­лив Кирова, он попытался совершить самоубийство, но неудачно.

Сталин, приехавший в Ленинград на следующий день после убийства, встре­тился с арестованным Николаевым. Бывший генерал НКВД Александр Ор­лов рассказывал об этой встрече: «Ста­лин задал вопрос: „Зачем Вы убили та­кого хорошего человека?". „Я стрелял не в него, я стрелял в партию!" — упря­мо отвечал Николаев. „А где Вы взяли револьвер?" — продолжал Сталин. „По­чему Вы спрашиваете у меня? Спроси­те у Запорожца", — последовал дерз­кий ответ». После этих слов Сталин при­казал увести арестованного.