1.2. Критика младограмматизма
Суммарное и вместе с тем четкое изложение общетеоретических положений неолингвистики содержится в работе Дж. Бонфанте «Позиция неолингвистики». Здесь же говориться и о различиях неолингвистов и младограмматиков, которые мы сейчас рассмотрим.
Первое положение — абсолютный характер фонетических законов, — так же как и его логическое применение и вытекающие из него выводы, резко разделяют младограмматиков и неолингвистов. Неолингвисты считали необходимым перечислить все эти выводы, поскольку, видимо, не все ученые ясно их себе представляли, так как, относясь отрицательно к младограмматическим доктринам в теории, нередко применяли их в практике» [Бонфанте 1960: 336].
Во-вторых, младограмматики полагают, что основа всех их лингвистических исследований — фонетическое изменение — есть явление чисто физиологическое. Так, Бонфанте утверждает, что «латинский интервокальный глухой взрывной озвончается во французском или в испанском, потому что он является интервокальным и потому что интервокальная позиция вызывает озвончение» [Бонфанте 1960: 336]. Неолингвист отвечает, что это только обычная тавтология, которая ничего не объясняет.
К тому же, фонетические законы, как прокламируют младограмматики, действуют со слепой необходимостью [Пауль 1960: 347]. Неолингвисты отрицают это, поскольку для них фонетическое изменение, как и всякое другое языковое изменение, есть духовное явление, оно свободно и не связано никакой физической или физиологической необходимостью.
Младограмматическая школа претендует на историчность, в действительности она совершенно игнорирует историю, то есть не обращает на неё должного внимания. Неолингвист, подчеркивающий эстетическую природу языка, знает, что язык возникает в определенных исторических условиях и поэтому история, например, французского языка не может быть написана без учета всей истории Франции, без учета того, что французский язык есть выражение, существенная часть французской культуры и французского духа.
Вопрос о родстве языков, который казался младограмматикам таким детски простым, превратился ныне, говоря словами Бартоли, в «сплошное мучение» [Пауль 1960: 349]. «Для младограмматиков английский — это германский, итальянский — это романский, болгарский — это славянский, а германский, романский (т. е. латинский) и славянский являются индоевропейскими языками, т. е. они произошли от индоевропейского праязыка так же, как и английский, немецкий и голландский из германского. Все это прекрасно, ясно, четко и просто, только не соответствует фактам», - утверждает Банфанте [Бонфанте 1960: 341]. Английский, хотя и германский язык, полон французских, латинских и итальянских элементов; румынский, хотя и романский язык, помимо всего прочего, обнаруживает колоссальное влияние славянских языков. Неолингвисты считают, что классифицировать румынский как романский, английский как германский, болгарский как славянский — значит грубо и ненаучно упрощать всю проблему, что не оправдано ни природой, ни процессами развития этих языков.
Младограмматики, являющиеся позитивистами, видят обязанность ученого только в собирании материала и в подготовке справочных книг, где легко можно найти нужный материал, — грамматик, учебников, словарей, лингвистических атласов и т. д. Неолингвисты, будучи идеалистами, утверждают, что накопление материала никогда не сможет разрешить проблемы без живой человеческой идеи, которая выходит за пределы рассматриваемого вопроса, с тем чтобы погрузиться в реальность говорящего, без того чтобы чувства и представить образы человека, в первый раз произносящего то или иное слово, выражение, поговорку.
Для младограмматиков язык и языковые явления — мертвые продукты, вещи, объекты, которые можно наблюдать, классифицировать, взвешивать, измерять, изучать статистически, объективно. Неолингвисты считают, что язык — находящаяся в вечном движении реальность, художественное творчество, часть духовной жизни человека, и что он может быть изучен и понят, только посредством воссоздания в нашей душе моментов его творчества. Например, Бонфанте полагает, что ученый, анализирующий язык так, как это делают младограмматики, знает о языке столько же, сколько врач, видевший только трупы, знает о жизни человека [Бонфанте 1960: 351].
Вся младограмматическая концепция языка совершенно отличается от концепции неолингвистов, а отсюда и различия в их методах лингвистического исследования. Младограмматики рассматривают язык как вещь, которую можно взвесить, измерить и снабдить номером, над которой властвуют универсальные и неизменяемые законы физической природы, для неолингвистов язык — духовная деятельность, беспрерывное художественное творчество. Язык поэтому относится к гуманитарным или «моральным» наукам и должен изучаться историческим методом. «Каждая проблема единственная в своем роде, и возникает она в неповторимых условиях; она может быть понята только так, как мы понимаем творчество Данте или Шекспира: художественно, воссоздавая в своей душе моменты зарождения божественной искры», - говорил Пауль [Пауль 1960: 349].
Однако, критикуя младограмматиков за упрощение и схематизацию, за невнимание к человеческому фактору, неолингвисты не могли взамен предложить ничего, кроме чисто индивидуального рассмотрения истории отдельных языковых явлений. Неолингвисты убрали из языкознания все общие закономерности, превратив эту науку в описание отдельных слов. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что больше всего данная школа сделала в области этимологии.
Многие обвинения, предъявляемые неолингвистами младограмматизму: стремление отделить лингвистику от других наук, отрыв языка от человека, неучет индивидуального творчества, проведение дискретных границ в отношении непрерывных процессов — с еще большими основаниями могли бы быть предъявлены к сложившейся в XX в. структурной лингвистике. Замеченные ими тенденции в младограмматизме проявлялись еще нестрого и непоследовательно, а после Ф. де Соссюра развитие лингвистики пошло как раз в сторону, противоположную тому, что отстаивала неолингвистика. «Неолингвисты приняли некоторые близкие их концепции идеи лингвистики XX в., например теорию языковых союзов Н. Трубецкого, но в целом их концепция к середине XX в. уже выглядела архаичной. Это не значит, что поставленные ими проблемы несущественны для науки о языке, но время требовало прежде всего решения других проблем» [Крушевский 1998: 12-14].
В полемике с младограмматиками неолингвисты доходили до отрицания главного постулата всего сравнительно-исторического языкознания: регулярности языковых изменений. «Неолингвисты отрицают всякое различие между „регулярными" и „нерегулярными" явлениями: все в языке регулярно, как и в жизни, потому что существует. И в то же время все нерегулярно, потому что условия существования явления различны» [Алпатов 1998: 92].
Среди выше перечисленных претензий неолингвистов в отношении младограмматиков очень многие были совершенно справедливыми: младограмматики игнорировали процессы, связанные со становлением и развитием литературных языков, никак не учитывали кальки, весьма упрощенно понимали процесс вымирания языков: «Младограмматики часто говорят о том, что последний человек, говоривший на том или ином языке... умер тогда-то, в таком-то возрасте и в такой-то деревне... На каком перемешанном, искаженном и засоренном жаргоне говорил последний человек, владевший прусским, корнским и далматинским? И, безусловно, правы были неолингвисты, упрекая младограмматиков в том, что для них «язык есть явление, отдельное от человека» [Звегинцев 1964: 347].
Выводы по I главе:
Новое направление в науке о языке, которое получило название неолингвистики, сформировалось в двадцатые годы прошлого столетия.
Основными представителями неолингвистики являются М. Бартоли, Дж. Бертони, В. Пизани.
Неолингвистика – идеалистическое и эклектическое направление в языкознании.
Неолингвистика возникла в противовес младограмматизму, так как идеи младограмматистов теории в значительной степени расходились с идеями неолингвистов.
Со временем появились «волновая» и «изоглоссная» концепции, которые были спроецированы в индоевропейское прошлое, а сама неолингвистика переросла в ареальную лингвистику.