Кто останется у постели больного?

Утверждения, что запрет на эвтаназию побуждал и побуждает нас обращать самое серьезное внимание на проблемы паллиативного лечения и облегчения боли, отнюдь не новы. Если бы мы допустили такой «выход», как эвтаназия, нам не было бы такой нужды стремиться облегчить людям столь мучительный, порой, конец жизни.

Однако этот распространенный аргумент - в действительности лишь часть более широкой точки зрения. Отказываясь узаконить эвтаназию, мы закрепляем наши обязательства поддержать людей, столкнувшихся с инвалидизацией и смертью. Сейчас мы уделяем огромное внимание надежному уходу за умирающими...

Но чем доступней будет эвтаназия, тем больше будет и искушение вообще избавиться от груза этих забот. Случай, описанный в статье «Все кончено, Дебби»,- хотя он, может быть, выдуман и вряд ли заслужит одобрение даже самых ярых сторонников эвтаназии - иллюстрирует это утверждение. В этой ситуации эвтаназия заблокировала возможные меры по поддержке пациента и облегчению его страданий. Конечно, можно торжественно заявить, что даже если разрешить эвтаназию, мы не откажемся от всех наших обязательств поддерживать оказавшихся у смертельной черты. Но урок, преподанный «Дебби», куда убедительней таких деклараций. Медики могут ошибаться, больницы забюрократизованы, но стресс-то вполне реален. Есть серьезные основания опасаться, что, открыв способ ухода из жизни, называемый «эвтаназией», все - и родные, и клиницисты, и исследователи - станут менее склонны засиживаться в палате умирающего.

Более безопасный контекст для сомнений

Ряд ученых уделяет большое внимание противоречиям и конфликтам, возникающим у постели больного. Джей Катц утверждает, что конфликт в отношениях между доктором и пациентом неизбежен. Конечно, его можно устранить, если больной готов принять подчиненную, пассивную роль. Но сегодня и закон, и этика, и обычаи клинической практики побуждают пациента к обратному, а именно к тому, чтобы быть партнером медика.

Роберт Барт так освещает противоречия, характерные для взаимоотношений доктора и пациента: «Правила, регулирующие отношения между доктором и пациентом, должны исходить из предпосылки, что желание помочь отчаянно страждущему, беспомощному человеку переплетается с желанием навредить ему, потерять его из вида».

В статье «Все кончено, Дебби» это противоречие прямо-таки вопиет. Автор, предположительно лечащий гинеколог, так описывает чувство, возникшее у него при входе в палату больной: «Это была „висельная" сцена...». Совершенно очевидно, что для врача эта сцена являлась не только случаем проявить милосердие, это была казнь.

Если отнестись серьезно к мысли, что конфликты, двусмысленность и желание навредить - вовсе не редкость в клинической практике, то запрет эвтаназии представится большим благом. Ибо, если семья и медперсонал вдруг возжелали бы смерти тяжелобольного,- они не смогут осуществить свое желание посредством эвтаназии. И даже сам больной не сможет приказать им этого.

Уже один тот факт, что люди иногда открыто жаждут власти умертвить пациента, требует от нас крайней осторожности в предоставлении такой власти. Часто утверждают противоположное: наличие такого желания есть достаточный повод для того, чтобы удовлетворить его,- но с этим вряд ли можно согласиться.

Существование такой границы, как нынешний запрет на активную эвтаназию, делает больничную палату более безопасным местом. Во-первых, для самого пациента: он не будет убит посредством эвтаназии независимо от чьих бы то ни было желаний. Во-вторых, для всех остальных. Они могут спокойнее осознать свое желание смерти пациента и бороться с этим желанием. Не будет угрозы того, что их желание осуществится через доступный акт эвтаназии.