III. Религия также не могла бы доставить достаточного основания для

учреждения современной национальности. Сначала религия была связана с

существованием самой социальной группы. Социальная группа представляла

расширение семьи. Религия, обычаи - были обычаями семьи. Религия Афин была

культом Афин, их мифических основателей, их законов, их обычаев. Она не

заключала в себе никакой догматической теоло-

-99-

гии. Эта религия была во всем значении этого слова религией

государства. Отказываясь признавать её, человек переставал быть афинянином.

В сущности это был культ олицетворения Акрополя. Клясться на алтаре Аглавры1

значило приносить клятву, умереть за отечество. Эта религия была

эквивалентом того, чем является у нас метание жребия или культ знамени.

Отказаться от участия в этом культе было равносильно отказу от военной

службы в наших современных обществах. Это значило объявить, что перестаешь

быть афинянином. С другой стороны, ясно что такой культ не имел смысла для

того, кто не жил в Афинах. Поэтому и не было никакого прозелитизма, чтобы

заставлять иностранцев принять этот культ; рабы Афин не исповедовали его. То

же было в некоторых незначительных республиках средних веков. Нельзя было

быть хорошим венецианцем, не поклявшись святым Марком, нельзя было быть

хорошим амальфитанцем, не считая святого Андрея выше всех святых рая. В этих

маленьких обществах то, что вызывало впоследствии преследование, тиранию,

было сначала законно и так же принято, как наш обычай в первый день года

поздравлять отца семьи и приносить ему пожелания.

То, что было истинным в Спарте, Афинах, перестало быть таковым в

королевствах, вышедших из завоеваний Александра, и особенно в римской

империи. Преследования Антиоха Епифана, имевшие целью принудить Восток

принять культ Юпитера Олимпийского, преследования римской империи для

поддержания государственной религии - были ошибкой, преступлением, настоящим

абсурдом. В наши дни положение совершенно ясно. Теперь уже нет масс,

одинаково верующих. Каждый верит по-своему, как может, как хочет. В

настоящее время уже нет государственной религии: можно быть французом,

англичанином, немцем, будучи католиком, протестантом, иудеем, не исповедуя

даже никакого культа. Религия сделалась совершенно индивидуальной; она

принимает во внимание сознание каждого. Теперь уже нет деления стран на

католические и протестантские. Религия, пятьдесят два года тому назад бывшая

столь важным элементом при образовании Бельгии, сохраняет всё своё значение

во внутреннем судилище каждого, но она уже не намечает границ народов.

IV. Общность интересов, конечно, представляет могущественную связь

между людьми. Но достаточно ли одних интересов, чтобы создать нацию? Не

думаю. Общность интересов создает торговые договоры. В национальности есть

одна сторона чувства: она и душа, и тело одновременно. Но Zollverein - не

отечество.

V. География, - то, что называют естественными границами, - бесспорно

имела большое влияние при разделении наций. География - это один из главных

факторов истории. По рекам расы передвигались, горы их задерживали. Первые

благоприятствовали, вторые направляли исторические движения. Но можно ли

-----------------------------------------------------------------------

1 Аглавра - это сам Акрополь, посвятявший себя спасению отечества.

-100-

сказать, как думают некоторые, что границы нации занесены на карту и

что эта нация имеет право подчинять себе всё то, что необходимо для

закругления некоторых контуров, для достижения такой-то горы или реки,

которой приписывают способность ограничивать a priori? Я не знаю другой

более произвольной, более пагубной доктрины. Этим оправдывают всякое

насилие. Хорошо. Но разве горы или реки составляют эти якобы естественные

границы? Бесспорно, что горы разделяют, но реки скорее соединяют. Кроме

того, все горы не могли бы отрезывать государства друг от друга. Какие же

горы разделяют, какие нет? От Биаррица до Торнео нет ни одного устья реки,

которое имело бы другой характер. Если бы истории было угодно, то Луара,

Сена, Маас, Эльба, Одер, так же, как и Рейн, имели бы этот характер

естественной границы, благодаря которому было совершено столько нарушений

основного права: желания людей. Говорят о стратегических соображениях. Нет

ничего абсолютного: ясно, что необходимости нужно сделать много уступок. Но

в этих уступках не следует заходить слишком далеко. Ведь тогда все будут

требовать своих военных уступок, и войнам не будет конца. Нет, территория,

как и раса, не создает нации. Земля доставляет субстрат, поле для борьбы и

труда; человек доставляет душу. Человек весь проявляется в создании того

священного явленья, которое называют народом. Для этого недостаточно

истории. Нация - это духовный принцип, результат глубоких усложнений

истории, духовная семья, а не группа, определяемая формой поверхности.

Мы только что видели то, чего недостаточно для создания такого

духовного принципа: раса, язык, интересы, религиозное родство, география,

военные потребности. Что же нужно ещё? В виду сказанного раньше, мне нечего

надолго удерживать ваше внимание.

III.

Нация - это душа, духовный принцип. Две вещи, являющиеся в сущности

одною, составляют эту душу, этот духовный принцип. Одна - в прошлом,

другая - в будущем. Одна - это общее обладание богатым наследием

воспоминаний, другая - общее соглашение, желание жить вместе, продолжать

сообща пользоваться доставшимся неразделенным наследством. Человек,

милостивые государи, не появляется сразу. Нация, как и индивидуумы, это

результат продолжительных усилий, жертв и самоотречения. Культ предков -

самый законный из всех; предки сделали нас такими, какими мы являемся в

настоящее время. Героическое прошлое, великие люди, слава (но истинная), -

вот главный капитал, на котором основывается национальная идея. Иметь общую

славу в прошлом, общие желания в будущем, совершить вместе великие поступки,

желать их и в будущем - вот главные условия для того, чтобы быть народом.

Любят пропорционально жертвам, на

-101-

которые согласились, пропорционально бедам, которые пришлось перенести.

Любят тот дом, который строили и теперь переносят. Спартанская песня: "Мы

то, чем вы были; мы будем тем, чем вы являетесь теперь", - это по своей

простоте лучший гимн всякого отечества.

Разделять в прошлом общую славу и общие сожаления, осуществлять в

будущем ту же программу, вместе страдать, наслаждаться, надеяться, вот что

лучше общих таможен и границ, соответствующих стратегическим соображениям;

вот что понимается, несмотря на различия расы и языка. Я сказал только что:

"вместе страдать". Да, общие страдания соединяют больше, чем общие радости.

В деле национальных воспоминаний траур имеет большее значение, чем триумф:

траур накладывает обязанности, траур вызывает общие усилия.

Итак, нация - это великая солидарность, устанавливаемая чувством жертв,

которые уже сделаны и которые расположены сделать в будущем. Нация

предполагает прошедшее, но в настоящем она резюмируется вполне осязаемым

фактом: это ясно выраженное желание продолжать общую жизнь. Существование

нации - это (если можно так выразиться) повседневный плебисцит, как

существование индивидуума - вечное утверждение жизни. О, я знаю, это менее

метафизично, чем божественное право, менее жестоко, чем предполагаемое

историческое право. В той системе, которую я вам предлагаю, нация, как и

король, не имеет право говорить провинции: "ты мне принадлежишь, я беру

тебя". Для нас провинция - это её обитатели; если кто-нибудь имеет право

давать советы в такого рода делах, то это прежде всего жители провинции. Для

нации никогда не представляло настоящей выгоды присоединять или удерживать

страну вопреки её желанию. В конце концов, желание нации - единственный

законный критерий, к которому нужно всегда возвращаться.

Мы изгнали из политики метафизические и теологические абстракции. Что

же остается после этого? Остается человек, его желания, его потребности. Вы

скажете, что вымирание языка, дробление наций представляют следствие

системы, предоставляющей эти старые организмы мало просвещенным желаниям.

Ясно, что в подобного рода вопросах ни один принцип нельзя доводить до

крайности. Истины этого рода приложимы только в своем целом и притом только

в общем значении. Желания людей изменяются. Но что не изменяется здесь на

земле? Нации не вечны. Они имели начало, будут иметь и конец. Вероятно, их

заменит конфедерация европейских стран. Но не таков закон настоящего века. В

настоящее время существование наций хорошо, даже необходимо. Существование

их - гарантия свободы, которая исчезла бы, если бы у мира был только один

закон, один господин.

Своими различными, часто противоположными способностями нации служат

общему делу цивилизации; все они вносят свой голос в великий концерт

человечества, который в общем представляет наивысшую идеальную

действительность, до-

-102-

стигнутую нами. В изолированном состоянии у них есть слабые стороны. Я

часто говорю, что был бы самым невыносимым из всех людей тот индивидуум,

который имел бы недостатки, считаемые у нации хорошими качествами, который

удовлетворялся бы суетной славой, который был бы завистлив, эгоистичен,

сварлив и не мог бы ничего выносить, не обнажая шпагу. Но все эти частные

диссонансы могут исчезнуть в целом. Бедное человечество! Сколько ты

перенесло! Сколько испытаний ещё ожидает тебя! Пусть же руководит тобою дух

мудрости, чтобы предохранить тебя от бесчисленных опасностей, которыми усеян

твой путь!

Резюмирую свое мнение. Человек - не раб ни расы, ни языка, ни религии,

ни течения рек, ни направления горных цепей. Великое скопление людей со

здравым смыслом и пылающим сердцем создает моральное сознание, называемое

нацией. Поскольку это моральное сознание доказывает свою силу жертвами,

которые требуют отречения индивидуума на пользу общества, оно законно, имеет

право на существование. Раз возникают сомнения относительно границ,

советуйтесь со спорящими народами. Они имеют право иметь своё мнение по

этому вопросу. Это заставит улыбнуться политиков-метафизиков, этих

непогрешимых, которые ошибаются всю свою жизнь и, с высоты своих высших

принципов, с сожалением относятся к нашей земной душе. "Совещаться с

народами! Какая наивность! Вот какие злосчастные французские идеи хотят

заменить дипломатию и войну ребячески-наивными средствами". - Подождем,

милостивые государи! Пусть теперь господствуют эти метафизики! Мы сумеем

выносить презрение сильных. Может быть, после долгих бесплодных

разглагольствований вернутся к нашим скромным эмпирическим решениям. В

известные эпохи средство иметь право в будущем - это уметь в настоящем

решиться быть несовременным.