Платон русский текст

ниях, но о начальнике дружелюбия и мирных взаимоотношений, наступающих между друзьями.

А ф и н я н и н. Подобного рода общение, особенно если ему сопутствует опьянение, не происходит без шума. Не так ли?

К л и н и й. Разумеется, так!

А ф и н я н и н. Стало быть, и здесь прежде всего должен быть начальник?

К л и н и й. Еще бы! Больше, чем где бы то ни было!

А ф и н я н и н. Не д´олжно ли, если это возможно, поставить таким начальником человека, не склонного к шуму?

К л и н и й. Как же иначе?

А ф и н я н и н. И очевидно, он должен разумно относиться к подобным собраниям. Ведь ему надо не только быть на страже присущей им дружбы, а еще и заботиться об ее d укреплении через это общение.

К л и н и й. Совершенно верно.

А ф и н я н и н. Не правда ли, надо ставить начальником над нетрезвыми человека трезвого, мудрого, а не наоборот. Ведь если над нетрезвым будет поставлен пьяный, юный, немудрый начальник, он лишь благодаря очень счастливой случайности не наделает страшных бед.

К л и н и й. Да, это было бы величайшим счастьем.

А ф и н я н и н. Если бы такого рода общения происходили в государствах по мере сил правильно, а кто-то стал бы порицать самый этот обычай, то, быть может, его пори- e цание было бы обоснованно. Если же этот обычай ругают за полнейшее его извращение, то отсюда явствует, что не сознают, во-первых, прирожденной ему неправильности, а во-вторых, того, что все оказывается скверным, если про-

исходит подобным образом, то есть без трезвого хозяина и 641 распорядителя. Разве ты не замечаешь, что пьяный кормчий и вообще всякий нетрезвый начальник — чем бы он ни распоряжался, — опрокидывает вверх дном корабли, колесницы, войско, — все, чем он управляет.

111

К л и н и й. Ты молвил истинную правду, гость. Скажи нам еще, что хорошего принесет нам законное и правильное свершение пиров? Как мы сейчас сказали, если войско находится под правильным руководством, то, кто за таким военачальником следует, одерживает победу: а это немалое

bблаго. Точно так же и в остальных случаях. Ну, а правильно поставленные пиршества — какие преимущества дадут они частным лицам или государствам?

Аф и н я н и н. А какие преимущества принесет, могли бы мы спросить, государству один правильно воспитанный мальчик или хорошо поставленный хор? На это мы ответили бы: от одного-то государство получило бы малую пользу. Но если вы спрашиваете вообще, какая выгода государству от воспитания тех, кто воспитан, то нетрудно ответить, что

хорошо воспитанные дети легко станут хорошими людьми и, став такими, все остальное будут делать прекрасно, в том

cчисле и побеждать в битвах врагов25. Воспитание ведет и к победе, победа же иной раз — к невоспитанности. Ведь многие, обнаглев из-за одержанных на войне побед, под вли-

янием этой наглости преисполнены множеством пороков. Воспитание никогда не оказывалось Кадмовым26, победы же часто для людей бывают и будут такими.

d К л и н и й. Как нам кажется, друг мой, ты утверждаешь, будто совместный досуг во время попоек имеет большую долю в воспитании, если при этом все совершается правильно.

А ф и н я н и н. Так что же?

К л и н и й. А сможешь ли ты затем доказать истинность своего утверждения?

А ф и н я н и н. Доказать, чужеземец, что поистине дело обстоит именно так, мог бы, ввиду частых сомнений, один только бог. Но я охотно укажу, почему, как мне кажется, следует это утверждать. К тому же ведь мы приступили сейчас к рассуждению о законах и государственном устройстве.

e К л и н и й. Именно твое мнение по вопросам, вызывающим ныне так много сомнений, мы и хотели бы знать.

112

А ф и н я н и н. Нам надлежит поступить так. Вы постарайтесь усвоить, а я попробую так или иначе разъяснить свою мысль. Сперва выслушайте вот что: все эллины считают, что наше государство словоохотливо и многословно, что же касается Лакедемона, то он немногословен, а на Крите развивают скорее многомыслие, чем многословие27. Я боюсь, как бы вы не подумали, что о предмете незначитель-

ном — об опьянении — я говорю много, распространяясь в 642 длиннейших рассуждениях о столь малозначительной вещи. Однако в рассуждении было бы невозможно с достаточной ясностью охватить вопрос о сообразном с природой исправлении пиршеств, если не принять во внимание правильных основ мусического искусства28. Равным образом и мусическое искусство нельзя понять без всего в совокупности воспитания. А все это требует длиннейших рассуждений. Решите же, как нам поступить: не оставить ли пока b этот вопрос и не перейти ли к рассмотрению какого-либо другого закона?

М е г и л л. Чужеземец-афинянин! Ты, может быть, не знаешь, что наш отечественный очаг связан узами гостеприимства29 с вашим государством. Пожалуй, у всех, кто в детстве слышит о том, что он гость такого-то государства, с ранних лет появляется чувство расположения к нему — своей второй родине, — такое же, какое испытываем мы, гости Афин. По крайней мере я испытываю это. Ведь с c детства, если я слышал, как лакедемоняне за что-либо порицали или хвалили афинян, говоря: «Вот какое скверное по отношению к нам (или прекрасное) деяние совершило, Мегилл, это ваше государство», я постоянно спорил, защищая вас, с теми, кто вас порицал. Я всегда был расположен к афинянам, мне и посейчас приятны звуки вашего говора; мне кажется вполне правильным утверждение многих, что хорошие афиняне особенно хороши. Ибо только их добродетель возникает без принуждения, сама собой; божество

уделяет им ее, так что в ней поистине нет ничего искус- d ственного. Поэтому не бойся препятствий с моей стороны; выскажи все, что тебе дорого.

113

К л и н и й. Точно так же, чужеземец, прими и выслушай мое слово, а затем смело говори, что хочешь. Быть может, ты слышал здесь, на Крите, об Эпимениде30, этом божественном муже. Он был наш сородич. За десять лет до персидских войн прибыл он в Афины и принес там, согласно

eпрорицанию бога, предписанные богом жертвы. Как раз в то время афиняне опасались персидского нашествия. Он им предсказал, что персы придут не раньше чем через десять лет, а когда придут, будут отражены, вовсе не осуществив своих надежд и потерпев бедствий больше, чем причинив

их. С тех пор наши предки заключили с вами союз гостеприимства; отсюда и вытекает мое к вам расположение, а также и моих родителей.

643 А ф и н я н и н. Вы, как я вижу, готовы меня слушать. С моей же стороны есть желание говорить, но исполнить его не так-то легко; однако попробуем. Прежде всего сообразно с ходом нашего рассуждения определим, что такое воспитание и какова его сила. Ведь мы согласились, что впредь в нашем рассуждении надо идти именно этим путем, пока он не приведет нас к богу вина.

К л и н и й. Конечно, поступим так, если тебе это нравит-

bся.

Аф и н я н и н. Я буду разъяснять, чт´о надо разуметь под воспитанием, а вы смотрите, согласны ли вы со мной.

К л и н и й. Говори же!

Аф и н я н и н. Я говорю и утверждаю, что человек, желающий стать достойным в каком бы то ни было деле, дол-

cжен с ранних лет упражняться, то забавляясь, то всерьез, во всем, что к этому относится. Например, кто хочет стать хорошим земледельцем или домостроителем, должны еще в играх либо обрабатывать землю, либо возводить какието детские сооружения. Их воспитатель должен каждому из них дать небольшие орудия — подражания настоящим. Точно так же пусть он сообщит им начатки необходимых знаний, например строителя пусть научит измерять и пользоваться прав´илом, воина — ездить верхом и так далее, все это путем игры. Пусть он пытается при помощи этих игр

114

направить вкусы и склонности детей к тому занятию, в d котором они должны впоследствии достичь совершенства. Самым важным в обучении мы признаём надлежащее воспитание, вносящее в душу играющего ребенка любовь к тому, в чем он, выросши, должен стать знатоком и достичь совершенства. Смотрите же, одобряете ли вы все до сих пор высказанное?

К л и н и й. Вполне.

А ф и н я н и н. Не оставим также без определения того, что мы разумеем под воспитанием. Ведь теперь, порицая или хваля воспитание отдельных лиц, мы называем одних из нас воспитанными, а других — нет, причем иной раз прилагаем это обозначение и к людям, вся воспитанность которых заключается в умении вести мелкую или морскую торговлю и в других подобных сноровках. В нашем рас- e суждении мы, очевидно, подразумеваем под воспитанием не это, а то, что с детства ведет к добродетели, заставляя человека страстно желать и стремиться стать совершенным гражданином, умеющим справедливо подчиняться или же властвовать. Только это, кажется мне, можно признать вос-

питанием, согласно данному в нашей беседе определению. 644 Воспитание же, имеющее своим предметом и целью деньги, могущество или какое-нибудь иное искусство, лишенное разума и справедливости, низко и неблагородно, да и вовсе недостойно носить это имя. Мы не станем спорить сами с собой о названиях. Пусть лишь останется в силе наше нынешнее рассуждение, в котором мы согласились, что люди, получившие правильное воспитание, становятся, пожалуй, хорошими, и нельзя недооценивать воспитанность,

ибо она — самое прекрасное из того, что имеют лучшие лю- b ди. Если же воспитание отклонится от своего пути, но его можно выправить, всякий по мере сил должен это делать

втечение всей своей жизни.

Кл и н и й. Это верно. Мы согласны с твоими словами.

А ф и н я н и н. Еще раньше мы согласились, что те, кто может властвовать над собой, хороши, а кто нет, дурны.

К л и н и й. Ты вполне прав.

115

А ф и н я н и н. Давайте повторим яснее, чт´о мы тогда

cсказали. Позвольте мне, с помощью уподобления, разъяснить вам это по мере сил.

К л и н и й. Пожалуйста.

Аф и н я н и н. Не признаем ли мы, что каждый из нас — это единое целое?

К л и н и й. Да.

Аф и н я н и н. Но каждый имеет в себе двух противоположных и неразумных советчиков: удовольствие и страдание.

К л и н и й. Так оно и есть.

d А ф и н я н и н. К ним присоединяются еще мнения относительно будущего, общее имя которым надежда. В частности, ожидание скорби называется страхом, ожидание удовольствия — отвагой. Над всем этим стоит разум, решающий, что из них лучше, что хуже; он-то, став общим установлением государства, получает название закона.

К л и н и й. Хоть я и с трудом за тобой поспеваю, все же считай, что я следую за тобой, и продолжай.

М е г и л л. То же самое испытываю и я.

А ф и н я н и н. Об этом мы станем размышлять так: представим себе, что мы, живые существа, — это чудесные куклы богов, сделанные ими либо для забавы, либо с какой-

eто серьезной целью31: ведь это нам неизвестно; но мы знаем, что внутренние наши состояния, о которых мы говорили, точно шнурки или нити, тянут и влекут нас каждое в свою сторону и, так как они противоположны, увлекают нас к противоположным действиям, что и служит разграничением добродетели и порока. Согласно нашему рассуждению, каждый должен постоянно следовать только одно-

му из влечений, ни в чем от него не отклоняясь и оказывая противодействие остальным нитям, а это и есть златое и

645священное руководство разума, называемое общим законом государства. Остальные нити — железные и грубые; только эта нить нежна, хотя она и златая, остальные же подобны различным видам. Следует постоянно помогать прекраснейшему руководству закона. Ибо разум, будучи прекра-

116

Аф и н я н и н. Итак, скажи: если мы предоставим подобной кукле опьяняться, в какое состояние мы ее приведем?

К л и н и й. Что ты имеешь в виду, спрашивая так?

Аф и н я н и н. Ничего, кроме следующего: что случится, если одно соединится с другим? Попытаюсь еще яснее выразить свою мысль. Я спрашиваю следующее: не делает ли питье вина более сильными удовольствия, страдания, гнев, любовь?

Аф и н я н и н. А наши ощущения, память, мнения, мысли? Становятся ли они точно так же сильнее, или же человек, предаваясь чрезмерному пьянству, совершенно лишается их?

К л и н и й. Совершенно лишается.

Аф и н я н и н. Не правда ли, такой человек возвращает-

117

ся к состоянию души, какое ему было свойственно в младенчестве?

К л и н и й. Как же иначе?

А ф и н я н и н. И тогда он всего менее может собой владеть.

646К л и н и й. Да, всего менее.

Аф и н я н и н. Но разве это будет не никчемнейший человек?

К л и н и й. Без сомнения.

А ф и н я н и н. Так что, видимо, не одни только старики снова впадают в детство, но также и люди пьяные?

К л и н и й. Ты верно заметил, гость.

А ф и н я н и н. Есть ли доказательство, убеждающее нас, что надо отведать этого обычая, а не избегать его по мере

b сил?

К л и н и й. Видимо, есть. По крайней мере ты утверждаешь это и даже был готов доказать.

А ф и н я н и н. Ты верно напомнил. Я готов и сейчас это сделать; ведь вы оба выразили живое желание меня слушать.

К л и н и й. Как же нам не желать? Если уж не ради чего иного, так ради удивительного и странного утверждения, будто человеку следует добровольно впадать в самое мерзкое состояние.

Аф и н я н и н. Ты разумеешь состояние души, не так ли? К л и н и й. Да.

Аф и н я н и н. Ну, а тело, мой друг? Удивимся ли мы, если кто по доброй воле опускается до негодности, худобы,

cсрама, бессилия?

Кл и н и й. Как не удивляться!

А ф и н я н и н. Так что же? Станем ли мы думать, будто те, кто обращается к врачам, не знают, что прием лекарств через короткое время сделает их тело надолго таким, что они согласились бы лучше умереть, если бы им предстояло до конца своих дней пребывать в подобном состоянии? И нам известно, что те, кто занимается тяжелыми гимнасти-

118

119

А ф и н я н и н. Неужели же законодатель — да и всякий мало-мальски полезный человек — не станет благоговейнейшим образом чтить этот страх? И, назвав его совестливостью, не обозначит ли он противоположную ей отвагу как бесстыдство, которое он сочтет величайшим злом для

bвсех как в частной, так и в общественной жизни?

К л и н и й. Ты прав.

А ф и н я н и н. Не правда ли, ничто — если только мы станем сравнивать каждое в отдельности — не доставляет нам столько великих преимуществ, в том числе победы и спасения на войне, как именно этот вид страха. Ведь есть две причины победы: отвага перед неприятелем и страх злого стыда перед друзьями.

К л и н и й. Это так.

А ф и н я н и н. Следовательно, каждый из нас должен

cстать и бесстрашным, и вместе с тем подверженным страху. Мы уже разобрали, почему это так.

Кл и н и й. Да, вполне.

Аф и н я н и н. Желая сделать каждого человека бесстрашным, мы достигнем этого, согласно с законом, тем, что поставим его лицом к лицу со множеством разных страхов.

К л и н и й. Очевидно.

Аф и н я н и н. Ну а если мы хотим вселить в кого-либо

dсправедливый страх? Разве не столкнем мы его с бесстыдством для того, чтобы он наловчился побеждать свои удовольствия? А кто хочет достичь совершенства в мужестве,

не должен ли бороться с присущей ему трусостью и не должен ли ее победить? Ведь тот, кто не упражнялся и неопытен в подобной борьбе — все равно, кто бы он ни был, — не станет по отношению к добродетели и наполовину тем, чем он должен бы стать. Кто же может стать вполне рассудительным, — тот ли, кто борется со множеством удовольствий и вожделений, увлекающих к бесстыдным, несправедливым поступкам, и побеждает их разумом, действием и искусством как во время развлечений, так и в серьезных делах, или же тот, кто вовсе не подвержен всему этому?

120