книги2 / 251

относится к своему сыну как к чуду, как к свету, как к надежде на спасение.

• Какую роль в рассказе играет образ свечи?

В рассказе Юрия Казакова свеча, безусловно, обретает духовный смысл и символизирует собой надежду, любовь, умиление, святость, чистоту. Образы ребёнка, свечечки и огонька в ночной тьме, на который наш герой когда-то вышел, заблудившись в северных лесах (это воспоминание выплывает по логике психологического параллелизма), — все эти образы связываются одной нитью. Нитью надежды на возможность выхода из тупика, вопреки осени, вопреки уходящим отцовским дням и годам, вопреки разлитому в воздухе чувству печали и неизбежной беды.

Композиция этого произведения имеет кольцевой характер. В начале рассказа герой-повествователь говорит о тоске, и в конце рассказа мы читаем: «… и, думая о тебе, я почувствовал вдруг, как мне стало весело, недавнюю тоску мою как рукой сняло и снова захотелось жить».

Принято считать, что взрослые оберегают детей от бед, напастей, подстерегающих на каждом шагу, вселяют надежду в неокрепшие души, защищают от жестокости мира. Ведь жизнь ребёнка — это свеча на ветру. «Светильники надо беречь: порыв ветра может погасить их», — предупреждал Экзюпери. Верно, но «светильники», то есть дети, обладают божественным даром: они способны рассеять мрак жизни взрослых, вселить в них надежду, окрылить, увидеть свет в непроглядной тьме…

•Как повлиял Алёша на настроение отца?

•Почему в финале произведения отцу «снова захотелось жить»? Что избавило его от смертельной тоски

иодиночества?

Казаков убеждает нас, что этот маленький, хрупкий ребёнок, «свечечка» помогает отцу выжить, одаряет чувством счастья, избавляет от ужаса смертельного одиночества и спасает от обречённости на бесследное исчезновение. И отец уже не испытывает чувства страха и безысходности, даже если «все погребишися», ведь есть «тепло, свет, жизнь». Бессмертие смотрит на

280

него глазами сына. Любящему сердцу всегда даруется утешение, а потому нельзя впадать в уныние, в тоску, в отчаяние.

Связав воедино все три образа — ребёнка, свечечки и огонька, герой-рассказчик заключает своё повествование так: «И вспомнив этот давний случай и думая о тебе, я почувствовал вдруг, как мне стало весело, недавнюю тоску мою как рукой сняло и снова захотелось жить».

Это ответ, это опровержение безысходности. Так и хочется сказать: «Тихий ангел пролетел…» И хотя из рассказа Казакова не уходит настроение грусти, но в нём живёт надежда. Пока горит свеча, пока в душе человека есть место теплу, доброте, любви, духовному свету, связь поколений не прервётся никогда!

Тает стеариновая свечка, Жертвуя по капельке собой, Чтобы поддержать моё сердечко, Чтобы сохранить в душе любовь.

Иот этой жертвы неизбежной На душе становится светлей.

Именя охватывает нежность К маленькой помощнице моей.

О.Желякова

Домашнее задание:

1) дописать «Незаконченное предложение»:

•Этот рассказ Юрия Казакова нужно читать медленно, потому что…

•«Свечечку» можно назвать пронзительным рассказом, так как…

•Больше всего меня поразила мысль о том, что…

•Рассказ Ю. Казакова объединяет с философской сказкой А. Экзюпери «Маленький принц» то, что…

•Самое трогательное воспоминание из детства, которое со мной останется навсегда…

2) написать эссе на тему «Пока горит свеча…» по рассказу Ю.П. Казакова «Свечечка» или «Мы все родом из детства».

281

Как корабль назовёшь, так он и поплывёт, или О том, какие функции

выполняет название в художественном произведении

Урок литературы в 11-м классе

Названия помогают в познании вещей.

Карл Линней

Когда мы берём в руки книгу, то в первую очередь знакомимся с названием. В словаре В.И. Даля о заглавии говорится, что «это выходной лист, первый листок книги или сочинения, где означено название его…». С.И. Ожегов трактует заглавие как название какого-ни- будь произведения (литературного, музыкального) или отдела его частей. В Большой советской энциклопедии сказано, что заголовок — это «название литературного произведения, в той или иной степени раскрывающее его содержание».

В определённой мере заглавие выполняет функцию рекламы, то есть в предельно краткой, броской, «зазывающей» форме должно привлечь читателя, сделать всё, чтобы книга была прочитана! Аристотель в своей книге о поэтике писал, что начало текста является «прелюдией», «показателем содержания», «оправданием», «обвинением»; оно может сделать слушателя благосклонным или рассердить, а иногда рассмешить, оно способно встревожить, обрадовать или заставить задуматься.

Начало и конец художественного произведения принято в современном литературоведении называть «рамой» или «рамкой», а заглавие является рамочным компонентом, вместе с зачином и концовкой он образует основу, каркас, на котором выстраивается содержание. Заголовок как сильная позиция текста несёт в себе значительную информацию об авторской концепции, подготавливает читательское восприятие. Название в свёрнутом виде концентрирует, обобщает основное содержание произведения, выражает его

282

суть, является своеобразным кодом, осознание которого выявляет авторский замысел. Под влиянием заголовка формируется первая читательская проекция текста, которая изменяется, корректируется в процессе чтения, открывает новые смыслы в анализируемом произведении. И.Р. Гальперин в своей книге «Текст как объект лингвистического исследования» сравнивает заглавие с метафористически закрученной пружиной, раскрывающей свои возможности в процессе её развёртывания в тексте. Лингвист В.П. Григорьев утверждал, что название — это «уплотнённая аббревиатура текста».

Часто заглавие самым непосредственным образом связано с содержанием произведения, определяет его доминантные смыслы и систему изобразительновыразительных средств. Обобщающая сила названия притягивает читателя, организует его мыслительный процесс, направленный на глубинное понимание произведения. Заголовок может содержать в себе важнейшую информацию о теме, стиле, жанре, композиции, художественном времени и пространстве, о лексическом строе текста, нравственно-эстетических идеалах автора. Не случайно Л.С. Выготский определяет в своей книге «Психология искусства» название как доминанту текста, как зашифрованную идею произведения.

Часто заглавное слово является ключевым в тексте. Определены и основные требования к названию. Это — информативность, соответствие содержанию, выразительность.

Заглавие в наибольшей степени интерпретируемая, индивидуально переживаемая единица текста, осмысливается читателем, по меньшей мере, дважды: при первичном знакомстве с произведением и после его прочтения. По законам поэтики изучение художественного текста должно начинаться и заканчиваться анализом заглавия как сильной позиции литературного произведения. Заглавие — это уже ключ к интерпретации. Можно многое сказать о произведении только по его названию.

283

Литературно-психологическая игра

Условимся, что мы не знаем содержания произведения. Попробуем дать исчерпывающую информацию о тексте только по названию.

Например, «Ночь перед Рождеством».

•Какие читательские проекции возникают при знакомстве с заголовком книги?

•Что можно сказать об авторе «незнакомого» нам произведения?

Название состоит из трёх слов. Составим ассоциативные ряды к ключевым словам заголовка.

Ночь — тёмное, мрачное, мистическое, таинствен-

ное, несущее опасность, гнетущее… Рождество — светлое, радостное, волшебное, чудес-

ное, святое, праздничное, новое, чистое, сакральное, счастливое, несущее надежду, упование…

По названию можно чётко определить художественное время произведения — это 24 декабря (по старому стилю) или 6 января (по новому стилю), то есть это Сочельник — ночь перед Рождеством Христовым.

Можно высказать предположение относительно художественного пространства: события происходят в какой-либо христианской стране.

Заголовок позволяет нам думать, что система персонажей будет выстроена на контрасте: это герои, служащие Добру и Свету, и герои, служащие чему-то тёмному. А значит, можно верно определить основной конфликт изучаемого произведения — противостояние добра и зла. Из этого вытекает, что «незнакомый» автор изберёт такой художественный приём, как антитезу.

Можно сделать предположение, что нравственнохудожественные идеалы автора связаны с Рождеством, а значит, восходят к евангельским истинам и утверждению христианских ценностей.

Итак, в нашей литературно-психологической игре мы смогли определить только по названию художественное время, художественное пространство, систему персонажей, конфликт, основной художественный приём, используемый в произведении, и высказать

284

предположения о нравственно-художественных идеалах автора.

Вторым этапом литературно-психологической игры станет определение названия литературного произведения.

Перед нами рассказ молодой писательницы Евгении Добровой, опубликованный в «Литературной газете». В процессе целостного анализа текста нам предстоит определить его название, зная, какие важнейшие функции оно выполняет в художественном произведении.

Рассказ Евгении Добровой

Всякий раз, когда мама обижала меня, я ставила на обоях крестик: обида — крестик; ещё обида — ещё крестик. Квартира была съёмная, чужая, но я не понимала таких вещей: обида распирала изнутри, как воздушный шар, и, чтобы не лопнуть от злости, я концентрировала её почти до точки, до маленькой чёрной метки — и предавала бумаге. То есть обоям.

Мама обнаружила граффити, когда они уже растянулись на полстены. Недолго думая, она дала мне затрещину. Отревевшись, я подошла к стене и незаметно поставила ещё один крестик.

На следующий день мама принесла с работы чертёжный ластик, мягкий с одной стороны и жёсткий с другой, и попыталась оттереть стену, но с обоев начала облезать краска. Мама, увидев, что стало только хуже, обругала меня неблагодарной скотиной и бросила это занятие.

— Чтоб этого больше не повторялось! Будешь серьёзно наказана. Ещё раз увижу, выпорю, не посмотрю, что родная дочь!

Плюс два крестика. За «скотину» и за «выпорю». Я была непреклонна.

Родители ничего не могли со мной поделать. Уговоры не действовали. Угрозы тем более. Как только я получала тычок за новые сантиметры настенной росписи, я тихо отсиживалась в своём углу и шла ставить причитающуюся чёрную метку. Борьба продолжалась довольно долго. Моя линия Маннергейма обогнула комнату по

285

периметру и упёрлась в дверной косяк. Я начала второй уровень. Теперь я ставила крестики уже не чёрным, а фиолетовым карандашом. Это не значило ничего, просто я так решила.

Фиолетовые крестики окончательно допекли маму.

— Засранка! У меня нет денег на новые обои!

Она в сердцах схватила со стола портфель и огрела меня пониже спины. Замок оказался не застёгнут, и на пол посыпались тетрадки, раскатились карандаши. Мама взглянула на развалившийся пенал, и я поняла, что она сейчас скажет.

—С сегодняшнего дня ручки и карандаши по выдаче. В школу и на два часа, пока уроки делаешь.

Так мой любимый заграничный пенал, зависть всего первого «А», отправился в секретер под замок. Это стоило о-очень большого крестика. Или трёх маленьких.

Я уже знала, чем их поставить. Я расчесала ссадину на коленке и нарисовала пальцем две перекрещивающиеся багровые линии. Получилось красиво. Очень даже красиво, прямо ух как здорово.

С этого дня я стала раздирать болячки и чертила крестики кровью. Я рисовала сразу два икса: по делу,

иза вскрытую ранку. Это было не местью, но летописью, хроникой, конспектом того билета, по которому я когда-нибудь подробно отвечу — повзрослев или просто набравшись сил.

И тут мама испугалась.

—Ты уже большая. Неужели ты не понимаешь, что хорошие дети так не поступают?

—Хорошие мамы тоже, — возразила я.

—Что «тоже»? Что? — взорвалась мама и повела меня к психиатру.

Мы приехали в новый район под названием Автогенный. Долго шли мимо заводских заборов, вдоль выпростанных из земли байпасов. Была ранняя весна, в проталинах проклюнулись ярко-желтые хохолки мать- и-мачехи. Я нагнулась, сорвала самый большой — насколько вообще эти ростки можно было назвать большими — и так и заявилась с ним в поликлинику.

Дождавшись очереди, мы вошли в кабинет. На полу лежал мягкий зелёный ковёр, с подоконника на по-

286

сетителей взирали Крокодил Гена с Чебурашкой, Три Поросёнка, Кот Леопольд и Карлсон. В углу за столом сидел дядька в голубом халате и что-то писал.

Честно говоря, врачей я побаивалась. Но у психиатра были такие здоровские игрушки! Это внушало доверие. Да и халат не белый. Может, он и не совсем врач? Я рассмотрела его повнимательнее. С бородой и в больших квадратных очках, дядька напоминал доброго Космонавта из мультфильма «Тайна третьей планеты», а этот мультик я любила. Короче, психиатр мне понравился.

—Заходите, присаживайтесь. Первый раз? Как фамилия?

Мама назвала.

—Головных болей, обмороков нет?

—Нет.

—Тэк-с. Посмотрим.

Дядька осмотрел меня, постукал по коленкам молоточком.

—Нормально. А теперь встань ровно, закрой глаза и вытяни руки вперёд. Цветочек пока положи.

—Давай подержу, — сказала мама.

Но я, помедлив, подошла к врачу и вручила первоцвет ему.

—Это мне? Спасибо! Давай-ка всё-таки мы закроем глаза и вытянем руки вперёд. Ладонями вниз. Тэк-с.

Атеперь достань правой рукой до кончика носа. Молодец. Можешь открыть глаза. Ты поиграй пока, а мы тут с мамой поговорим. — Дядька повернулся к окну. — Кого тебе дать? Карлсона?

—Крокодила Гену, — попросила я.

Он бережно взял с подоконника игрушку и протянул её мне. Крокодил был новенький, будто только что из магазина. Я понюхала хвост — вкусно пахло свежей пластмассой.

— Что у вас стряслось?

Мама рассказывала нашу историю и утирала глаза платочком. Утром я видела, как она рьяно наглаживает, прямо-таки надраивает его утюгом. Врач что-то писал в тонюсенькую тетрадочку.

287

—Вот, посмотрите, — и мама показала ему мои расчёсы. — Уже думала ей пяльцы с мулине купить, пусть вышивает свои крестики. Насчёт иголок боюсь… У нас один мальчик в классе проглотил иголку…

—Не люблю я эти нитки, — вставила я.

Врач задумчиво покрутил в пальцах цветок. Потом отложил его в сторону и снял с подставки перьевую ручку.

—Тэк-с, это всё детали. А на что именно она обижается?

—Она читать мне на ночь не даёт, свет выключает, — вновь подала голос я. Впрочем, это было меньшее из зол, так как я уже давно приспособилась читать с фонариком под одеялом.

—Помолчи, тебя никто не спрашивает, — цыкнула мама.

—Тэк-с. А ещё?

—За плохие отметки ругаем.

—По какому предмету? — оживился психиатр.

—По чистописанию. Ручку не так держит. Буквы все

враскоряку.

—«Не так» это как?

Мама взяла со стола карандаш и показала врачу:

—Ручка должна смотреть в плечо. А она её держит в обратную сторону. Три единицы уже принесла.

—За почерк не ругать, — сказал врач. — Сейчас вам охранную грамоту выпишу на то, куда ручка может смотреть. Держите. Отдадите учительнице. — Он подышал на штамп и приземлил его на заключение. — Дальше.

—Старшим грубит.

—Это манера поведения. Вы мне случаи рассказывайте, пожалуйста.

—Вчера пришла вся по уши в мазуте.

—Я в лужу с велика упала. Там камень был на дороге.

—Ясно. Ещё.

—Она не купила собаку, — заверещала я. — Обещала

ине купила.

—Мы живём на съёмной квартире. Только собаки ещё не хватало! — начала оправдываться мама.

—Но ты обещала!

288

—Ты прекрасно понимаешь, что мы не можем сейчас заводить собаку. Папа тоже хочет спаниеля, и тоже терпит. Вот переедем на новую квартиру и возьмём у тёти Гали щенка.

—Никогда не обещайте детям того, чего, возможно, не сделаете в ближайшее время, — сказал дядька. — То, что для нас «не успеешь оглянуться», для них целая вечность. Вспомните себя в детстве. Неужели не помните?

—Да помню я… — отозвалась мама.

Мы разговаривали ещё долго. Целый час, а может быть, и все два.

—Не вижу патологий, — заключил, наконец, психиатр. — Рефлексы в порядке, а аутоагрессия реактивная. Сегодня же купите ей цветных карандашей.

—Да есть карандаши, мы просто прячем.

—Что спрятали, про то забудьте, пусть там и лежат.

Аей, пожалуйста, купите новых. Хороших. Да. Это очень важно. И по возможности отправьте ребёнка на десять дней развеяться — к бабушке, в санаторий, на турбазу… Сейчас я вам освобождение в школу выпишу. Вот, возьмите. Если что, зайдёте ко мне через месяц.

—Спасибо.

—Чуть не забыл. Марь Иванна! — крикнул врач в сторону смежной комнатушки. — Мне тут цветы подарили. Найдётся у нас что-нибудь под вазу?

Тут он посмотрел на меня и улыбнулся.

—Вы не могли бы на минутку выйти? — попросил он маму, а когда она скрылась за дверью, наклонился ко мне и тихо сказал:

—Хорош мамку пугать. Поняла? А то крестиком вышивать придётся. Ну, беги, Софья Перовская.

Целостный анализ рассказа Е. Добровой

Выразительно прочитаем произведение современной писательницы. Повествование идёт от первого лица, что придаёт произведению исповедальный характер.

Рассказ начинается живо, по сути, без привычного вступления. В съёмной квартире живут двое — мама и семилетняя дочка. (Папа упоминается вскользь.) С пер-

289