Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Малашевская М.Н. Дипломатия Японии в отношении России люди и идеи в эпоху перемен. 2022

.pdf
Скачиваний:
2
Добавлен:
26.01.2024
Размер:
2.48 Mб
Скачать

ки второй половины 1990-х гг. Г. Саксонхауз отметил широчайший охват дискуссии с конца 1990-х гг. среди западных специалистов о сущности японской экономической модели и последствиях краха «экономики мыльного пузыря»2. Понятия экономического характера (дефляция, период низких темпов роста, снижение деловой активности, рецессия, рост сбережений населения, государственный долг, финансовые просчеты, «пузыри» на рынке недвижимости, ловушка ликвидности, затяжной спад японской экономики, неопределенность, стареющее население и т. д.) в рамках подхода «потерянное десятилетие» прочно закрепились как в научном, так и в общественном дискурсе, а в последние годы число аналитических работ по данной проблематике только растет3. Сравниваются развал «экономики мыльного пузыря» и последствия мирового финансового кризиса 2008 г. Для японской и западной интеллектуальной и экономической элит осмысление указанной темы продолжает сохранять свое важное практическое значение. Исследователей на протяжении двадцати лет продолжает волновать проблема: почему Япония так и не смогла оправиться от кризиса начала 1990-х, как этого удавалось добиться ранее — в 1940-х и 1970-х гг. 4

Вроссийской общественной мысли 1990-е гг. прочно связаны

сидеями «развала», «краха», «кризиса», «болезненного перехода» в новую социально-экономическую реальность страны — наследницы и правопреемницы СССР, временно утратившей ведущие позиции на мировой арене. Это «лихие девяностые» — время анархии, взлета преступности и потери моральных ориентиров. Последнее десятилетие ХХ столетия продолжает волновать российских уче-

2Saxonhouse G. R., Stern R. M. The Bubble and the Lost Decade // The World Economy. 2003. Vol. 26. С. 267–281.

3Horioka Ch. Y. The Causes of Japan’s Lost Decade: The Role of Household Consumption (June 2006). URL: http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.908152 (дата обращения: 19.12.2020); Kuepper J. What you can learn from Japan’s Lost Decade: what this period of Japanese history teaches us about financial crises. 18.09.2019 // The Balance. URL: https://www.thebalance.com/japan-s-lost-decade-brief-history-and-lessons-1979056 (дата обращения: 19.12.2020); Nielsen B. The Lost Decade: Lessons from Japan’s real estate crisis // Investopedia. URL: https://www.investopedia.com/articles/economics/08/ japan-1990s-credit-crunch-liquidity-trap.asp (дата обращения: 19.12.2020); Yoshino N., Taghizadeh-Hesary F. Japan’s Lost Decade: Lessons for Other Economies // ADBI Working Paper Series. Asian Development Bank Institute. 2015. No. 521. URL: https:// www.adb.org/sites/default/files/publication/159841/adbi-wp521.pdf (дата обращения: 19.12.2020).

4Aoki R. A Demographic Perspective on Japan’s «Lost Decades» // Population and Development Review. 2012. Vol. 38: Population and Public Policy: Essays in Honor of Paul Demeny. Р. 105.

10

ных, аналитиков и широкую общественность. Сложившаяся в обеих странах ситуация позволяет допустить определенную дивергенцию

воценке исторических процессов, развернувшихся в России и Японии, хотя и вызванных различными причинами.

Вфокусе нашего внимания в качестве объекта исследования находится политика Японии в отношении СССР и России на фоне разворачивающихся исторических трансформаций: перестройки М.С.Горбачева, развала СССР, становления новой России в 1990-х гг. По прошествии двадцати лет можно говорить о том, что это время не стало провалом или потерей ориентиров во внутренней и внешней политике Японии, а явилось периодом перехода японского государства на новый этап развития, что нашло отражение, в частности, в дипломатии, общественной мысли и модели взаимодействия с внешним миром. Япония продолжила интенсивно интегрироваться

вглобальную систему международного общения и ценностей. Российское направление внешней политики Японии в 1990-е гг. является иллюстрацией этих процессов.

Вотечественной научной и публицистической литературе нередко встречаются рассуждения о провальной политике правительств М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина по отношению к Японии и о беспрецедентной хваткости японской стороны, стремившейся склонить молодое российское правительство в начале 1990-х гг. к территориальным уступкам5. В японоязычной литературе принято говорить о неуступчивости и несправедливости российской стороны в первую очередь по так называемому территориальному вопросу. Звучит критика в адрес японских политиков, обвиняемых в безынициативности и нежелании защищать национальные интересы. Однако, была ли японская политика настолько хитроумной и были ли российские политики настолько недальновидными, как их нередко принято изображать в отечественной и в японской исследовательской, а особенно публицистической, литературе, не говоря уже о прессе и блогосфере?

5 Русские Курилы: история и современность. Сборник документов по истории формирования русско-японской и советско-японской границы / авт.-сост.: В.К.Зиланов, А.А.Кошкин, И.А.Латышев, А.Ю.Плотников, И.А.Сенченко. М., 2002; Зиланов В.К., Плотников А.Ю.: 1) «Курильский вопрос» вчера и сегодня. Старое наследство и пути его преодоления // Северная Пацифика. URL: http://npacific. kamchatka.ru/np/magazin/1_01_r/np11002.htm (дата обращения: 19.12.2020); 2) Курильские острова в российско-японских отношениях // Обозреватель-Observer. 2007. № 1. С.31–39; Кошкин А.А. Россия и Япония. Узлы противоречий. М., 2010; Латышев И.А.: 1) Япония, японцы и японоведы. М., 2001; 2) Путин и Япония. Будут ли уступки? М., 2005.

11

Наша основная задача — это реконструкция процесса выстраивания диалога Японии с Россией через человеческое измерение в его дипломатическом и интеллектуальном ракурсе. Дипломатия антропоцентрична и напрямую определяется человеком, его характером, идеями, интересами, противоречиями с коллегами и конкурентами; это глубоко антропологизированная сфера человеческой деятельности, где от конкретной персоны зависят решения на уровне государств.

Российский ученый П.А. Цыганков, автор широко известных работ по политологии и социологии международных отношений обращает внимание на формирование основ концепции политического реализма, идеализма, бихевиоризма, транснационализма, марксизма в среде американских и западноевропейских ученых-по- литологов. Он отмечает, что один из основоположников реализма Г. Моргентау в своей хрестоматийной работе 1948 г. «Политика среди нации. Борьба за влияние и мир» сформулировал шесть принципов политического реализма: первый гласит, что политика и общество регулируются объективными законами, лежащими глубоко в человеческой природе, а шестой исходит из плюралистической, многогранной человеческой природы, когда действующий индивид включает в себя как «экономического», так и «политического», и «морального» человека одновременно6. Несовершенная природа человека в процессе строительства общества и государства не позволяет построить справедливую систему. Г. Моргентау, размышляя о роли силы в международных отношениях и непреодолимом стремлении людей и государств к власти, уделял неизменно большое внимание моральным и этическим факторам, воспринимая процессы распределения и перехода силы в качестве одного из аспектов исключительно человеческой деятельности, реализованной в данном случае в международно-политическом пространстве7. П. А. Цыганков, а затем и плеяда российских исследователей последних двадцати лет рассматривают международные отношения в качестве одной из областей общественных процессов, где центральное место занимает государство и его интересы, но в последней трети ХХ в. ученые все больше внимания уделяют и негосударственным участникам (неформальные организации, отдельные личности, сообщества интеллектуалов, деловые круги и т. п.). Фокус внимания смещается с королей, президентов, премьер-министров на более низкие и менее

6Цыганков П. А. Политическая социология международных отношений. М., 1994. С. 14–15.

7Morghenthau H. J. Politics Among Nations: The Struggle for Power and Peace. New York, 1948.

12

публичные уровни. Таким образом, система международного общения приобретает все более и более многогранную и разветвленную структуру. Международные отношения, как научная область, имеет значительное число субдисциплин: международное право, дипломатическую историю, мировую экономику и международные экономические отношения, военную стратегию, историю войн и др.

Наше исследование находится в области дипломатической истории, нормативные и военные аспекты советско-японского и россий- ско-японского взаимодействия находятся за его границами. Наш интерес сосредоточен на изучении персонифицированного человеческого влияния на ход дипломатических отношений между Японией и Россией в эпоху перемен и формировании политики Японии

влицах. Оценка человеческого измерения в социологических, политологических, антропологических и исторических исследованиях

вотечественной науке с середины 1990-х гг. представлена достаточно широко. В общем виде, этот подход фокусирует внимание на участии человека, его интересов и мотиваций в политической деятельности; высвечивается личное участие групп профессионального, общественного или национального типа в исторических процессах внутриполитического и внешнеполитического характера.

Антропологизация философии началась в первые десятилетия ХХ в. В исторической науке, как справедливо отмечает российский историк Д.А.Редин, «первопроходцами в области создания новой исторической науки были основатели “Анналов” М.Блок и Л.Февр, создатели исторической антропологии, знаменовавшей “возврат к человеку” в гуманитарных исследованиях»8. Основоположники и продолжатели традиций школы «Анналов» (школа «Новой исторической науки») М.Блок, Л.Февр, Ж.Ле Гофф, Ф.Бродель, М.Фуко уделяли внимание человеческой личности независимо от ее масштаба в процессе исторического развития и ходе великих исторических событий, ее желаниям, мыслям и стремлениям, ее повседневности, ментальности, включенности как одного, так и многих обычных людей в политический процесс и экономическое развитие своими сочинениями вызывали вызвали глубокий интерес к микроисторическим исследованиям и исторической антропологии. Историками по всему миру было углублено и расширено исследование таких объектов научного анализа и реконструкции, как историческая обстановка повседневности и логика поступков «маленьких личностей» в истории, скрытых в тени публичных лидеров — личностей крупного масштаба. В данном слу-

8 Редин Д. А. «Человеческое» измерение власти (Субъективный взгляд историка) // Уральский исторический вестник. 2011. № 3 (32). С. 4.

13

чае под условно маленькой личностью понимается простой человек, работающий внутри сложившейся системы с ее институтами и вносящий свой важный вклад в созидательный процесс исторического развития, остающийся, как правило, в тени видных исторических деятелей, занимающих ведущее положение в политической, экономической, культурной жизни общества. На фоне «антропологического поворота» в социальных науках и демократизации общественной системы на Западе во второй половине ХХ в. под эгидой ООН с идеологической установкой на права человека, в науке оценка человека во времени, изучение истории через призму личностей разного масштаба стала приобретать все большее значение.

Один из наиболее ярких методологических подходов отражен

вкниге «Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего

вXVI в.» Карло Гинзбурга, реконструирующего биографию и мировоззрение, бытовую и духовную культуру простого деревенского жителя, но весьма начитанного и оригинального фриульского мельника Доменико Сканделла, персональная история и взгляды которого воссозданы из разнообразных источниках, включая значительный массив материалов инквизиционных допросов. Эта книга считается отправным пунктом развития такого научного направления, как микроистория. На первой же странице своего текста К.Гинзбург пишет: «Историков еще совсем недавно можно было упрекать в нежелании заниматься чем-либо, кроме деяний царствующих особ»9, но тут же оговаривается, что в современной ему исторической науке (1970-е гг.) эта тенденция была преодолена и перенаправлена в сторону изучения «угнетенных классов прошлого», то есть малоизвестных маленьких созидателей исторического процесса. В 2006 г. в интервью российскому интернет-изданию Полит.ру ученый подчеркнул: «Прежде всего, микроистория не обязательно имеет дело либо с отдельными судьбами, либо с “маленькими людьми”. На самом деле, это не то выражение, которое бы использовал я, но, что более важно, префикс “микро-” относится не к релевантности, значимости, социальному статусу или метафорическим измерениям субъекта. Такое ошибочное понимание, к сожалению, широко распространено, но может увести в совершенно другом направлении. “Микро-” относится к пристальности взгляда. <…> Идея состоит в том, чтобы понимать, что находится за историческими обобщениями»10.

9Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в.

/пер. М. Л. Андреева, М. Н. Архангельской. М., 2000. С. 31.

10Демина Н. История — не крепость, а открытое пространство для дискуссий. Интервью с К. Гинзбургом // Полит.ру. URL: https://polit.ru/article/2006/10/10/ ginzburg/ (дата обращения: 19.12.2020).

14

Именно пристальный взгляд, направленный на скрытые за публичным уровнем процессы, и представляется нам перспективной сферой анализа. Таким образом советскими учеными была исследована биография и деятельность художницы Варвары Бубновой, эмигрировавшей в Японию после Октябрьской революции, ставшей мостом между Советской Россией и Японией в области изучения русского языка (Университет Васэда) и культурного взаимодействия. Опыт В. Д. Бубновой обнажает процессы не государствоцентристского характера, а именно микроуровня взаимодействия между

СССР и Японией. Например, в 1927 г. при ее активном участии была организована первая выставка советского искусства в основных городах страны11. В центре нашего исследования стоят более значимые в государственном масштабе личности, а именно представители политической и дипломатической элиты; однако нам близка постановка вопроса, смещающая угол зрения с изучения официальных документов и действий высших представителей исполнительной власти в сторону исследования творческих личностей, создателей

ипроводников дипломатии Японии в России с ярко выраженной интеллектуальной позицией. В политической и дипломатической элите выделяются личности разных масштабов — видные деятели в лице лидеров государства и представители политической верхушки, а также менее заметные в публичной сфере персоны — рядовые созидатели процесса, вносящие свой вклад в создание системы взаимоотношений, в нашем случае между Россией и Японией.

Вданном контексте концепция британского историка А. Тойнби о «творческом меньшинстве», которое обеспечивает рост цивилизации и дает «ответ» на брошенный «вызов», в то время как «нетворческое большинство будет находиться позади, пока первооткрыватели не подтянут арьергарды до собственного уровня»12,

иидея Л. Н. Гумилева о пассионарности, которая «заставляет людей жертвовать собой и своим потомством <…> ради иллюзорных вожделений: честолюбия, тщеславия, гордости, алчности, ревности

ипрочих страстей»13, как концепции о творческом начале истории (творческом динамическом акте по А. Тойнби) могут служить основой идентификации и изучения творческих личностей, необходимых для динамического развития общества в истории. С такой позиции персоналии, о которых говорится в данной книге, однозначно принадлежат именно «творческому меньшинству», некоторые

11Кожевникова И.П. Варвара Бубнова — русский художник в Японии. М., 1984.

12Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. С. 259.

13Гумилев Л. Н. Евразия. М., 2018. С. 663.

15

из них становятся представителями «господствующего меньшинства» в лице национальных лидеров, таких как премьер-министр, министр иностранных дел. «Творческое меньшинство» не только обеспечивает прогресс в общественной системе, но и отражает кон- кретно-исторические реалии и смыслы в истории отдельного периода (в случае данного исследования — конец ХХ столетия); оно отвечает на вызовы, брошенные обществу, и приводит его к развитию. В представленной книге фокус внимания обращен к творческому человеку и группам активных созидателей общественных процессов

висторической динамике. Ставится вопрос о роли творческой личности вне зависимости от ее масштаба.

Человеческое измерение, вынесенное в заголовок данной книги, приобрело новое звучание благодаря «антропологическому повороту» в гуманитарных и социальных науках. Поворот в сторону человеческого измерения истории, осуществленный благодаря французской школе «Анналов», в настоящее время стал неотъемлемым атрибутом гуманитарного знания и разнообразных междисциплинарных работ в области социальных наук. На фоне роста антропоцентрических концепций в философии, психологии, истории, аналогичный поворот в ХХ столетии был совершен и в политологии, когда начало развиваться такое направление, как политическая антропология, обращенная не к обезличенным институтам (государство, организация и т. п.), а к человеку. Такой подход противостоит «системному фетишизму»14 — абсолютизации роли политических институций в ущерб человеку. В отечественную историческую науку и обществознание историко-антропологическая методология и подобное понимание вошли на волне перестройки и в 1990-х гг., а сегодня стали нормой, широко практикуемой исторической методологией. Неправомерно говорить, что историческая личность и группы деятелей политики, культуры, общества не интересовали отечественных историков до этого времени, однако антропологический угол зрения и разнообразные инструменты, позаимствованная у школы «Анналов», стали широко адаптироваться именно в это время (А. Я. Гуревич, Л. П. Репина и др.).

Человеческое измерение постепенно приобрело новые смыслы (сам термин стал массово употребляться с начала 1990-х гг.). Человеческая личность, независимо от ее масштаба, становится объектом пристального интереса ученых разных специальностей. В 1990-х гг.

вотечественной исторической науке развернулась дискуссия о макро- и микроуровнях исторического познания, которая была призвана

14 Баталов Э. Я. Антропология международных отношений. С. 15.

16

осознать и адаптировать инструментарий западной исторической науки на российской почве. Историк Ю.Л.Бессмертный отметил необходимость поиска необходимой пропорции, примирения и инкорпорирования двух уровней для достоверной реконструкции исторической реальности15. Известный петербургский историк М.М.Кром критически оценивает ранний период распространения исторической антропологии в российской исторической науке, поскольку он видит узость ее обзора и фрагментарность при излишнем внимании к истории ментальностей16. Но впоследствии этот недостаток был преодолен, и отечественная историческая антропология повернулась к истории политической культуры, изучению взаимоотношений внутри разных профессиональных групп и т.п., расширив свой инструментарий и потенциал. Важнейшим методом реконструкции человеческого измерения истории становится комплексный лингвистический и содержательный анализ источников, особенно источников личного происхождения (мемуары, письма, высказывания и пр.). Как отмечает петербургский историк Е.Д.Твердюкова: «ключевым в этом понятии все же является слово “личный”, указывающее на присущую этим источникам функцию — функцию самопрезентации»17.

Сегодня изучение человеческого измерения весьма широко представлено, оно становится инструментом междисциплинарных исследований, но в рамках отдельных наук понимается по-разному. В современной интерпретации данное понятие появилось на Всесоюзной конференции «Проблемы комплексного изучения человека» (1988 г.), на которой, однако, констатировалось отсутствие на тот момент единой методологии и концептуальной основы18. Вначале осмысление человеческого измерения производилось в рамках социальных наук — политологии, социологии, а также этому сопутствовали философские поиски в сфере антропологических явлений. Поиски в области философии осуществлялись посредствам разработки комплексного подхода к изучению человека, центром такого понимания постулировалась целостность человека, когда его бытие

15Историк в поиске. Макро- и микроподходы к изучению прошлого / отв. ред. Ю. Л. Бессмертный. М., 1999.

16Кром М. М. Историческая антропология. СПб., 2010. С. 154–155.

17Твердюкова Е. Д. Источники по новейшей истории России в «человеческом измерении»: историко-антропологический подход // Труды Исторического факультета Санкт-Петербургского университета. 2013. № 14. С. 19.

18Китаев П. М. Культура: человеческое измерение (По материалам исследований в СССР в период 20–80-х годов). СПб., 1997. С. 73–74.

17

обуславливается не ансамблем, а социальным целым, взаимосвязью индивида, индивидуальности и общества19.

В политологических и социологических исследованиях последних двух десятилетий под человеческим измерением часто понимается человеческий капитал и социальный капитал: в первом случае — возможности для личного творческого роста человека и условия для реализации его личного потенциала, во втором случае — параметр развития самого человеческого капитала. Социология предлагает следующую перспективу: на основе социологических исследований, проведенных в Европе и России, выделяются семь параметров человеческого измерения, касающиеся довольством людей своей жизнью. Это достаточность доходов, удовлетворенность трудом, возраст женщин при рождении первого ребенка, оптимальность социальной структуры по уровню образования, доля наемного труда и структура занятости, демократизация политической системы и политическое поведение граждан, общественные ценности и их актуальность, «включающая открытость изменениям, принятие инноваций, религиозная и этническая толерантность»20. Экономическая наука также видит человека в качестве центрального явления современной цивилизации: «Рассматривать экономическое развитие общества с точки зрения человеческого измерения, значит показать непосредственную связь всех количественных и качественных изменений в экономической системе общества с развитием человека»21.

Исследователи видят развитие гражданского общества в глобальном масштабе, что требует пристального внимания к отдельной личности и массам, а защита прав человека — единственный путь в современном мире для поддержания социального правопорядка, политического и экологического равновесия, сохранения ядерной безопасности в мире, улучшение благополучия отдельных граждан22. Правоведение может трактовать антропологизацию полити-

19Китаев П. М. Культура: человеческое измерение. С. 67, 73.

20Пузиков В. Г., Тимофеев А. Ф. Человеческое измерение в современном российском обществе: социальные параметры и характеристики // Наука о человеке: гуманитарные исследования. 2011. № 2 (8). C. 96.

21Елисеев В. Н. Логика современного экономического развития в человеческом измерении // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС. 2015. № 4. С. 120.

22Ван дер Меер А. Человеческое измерение ядерной безопасности // Индекс безопасности. 2012. Т. 18, № 1 (100). С. 107–110; Лапин Н. И. Проблемы формирования концепции и человеческих измерений стратегии поэтапной модернизации России и ее регионов // Социологические исследования. 2014. № 7. С.8–19; Працко Г. С.: 1) Личность как первичный субъект и объект политики. Ростов н/Д., 1998; 2) Человек и социально-правовой порядок // Юристъ-Правоведъ. 2002. № 1.

18

ческого процесса следующим образом: «Человеческое измерение — это измерение качества жизни, состояния прав и свобод человека и гражданина»23. Указанное выше ви`дение воплощает в себе ценностные идеалы либерально-демократической идеологии. Данный подход в целом отталкивается от утилитарных принципов функционирования либерально-демократического общества, для которого приоритетом становится защита прав человека24. Еще в начале 1990-х гг. экспертами ООН была предложена новая концепция общественного прогресса, где ядром стало развитие отдельного человека25. Ярким примером служит деятельность ОБСЕ: с 1989–1991 гг. были созданы и внедрены механизмы мониторинга и «выполнения обязательств, взятых на себя государствами-участниками в области прав человека и демократии (человеческого измерения)»26. Подобное политизированное понимание человеческого измерения глубоко внедрено в политические практики и внегосударственное регулирование международных отношений на Западе. Оно проникает и в исследования в глобальном масштабе, однако в контексте нашего исследования данная тема не столь важна.

Ближе к нашему исследованию лежит трактовка человеческого измерения в исторических исследованиях и исследованиях международных отношений. В 2007 г. была опубликована работа архангельского историка Г.А.Кондратовой «Человеческое измерение истории», а в 2012 г. вышел курс лекций Е.С.Сенявской «История войн России ХХ века в человеческом измерении: проблемы военно-исторической антропологии и психологии»27. Г.А.Кондратова дает историко-фило- софскую трактовку человеческого измерения, смещая фокус внимания на «анализ изучения проблемы целостности человека в истории

С. 66–72; 3) Человек в современном цивилизационном порядке // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2005. № 5. С. 84–87.

23Мордовец А. С. Социально-юридическая конструкция человеческого измерения прав человека // Юридическая техника. 2013. № 7–2. С. 501.

24Отметим, что в России этой цели служит журнал «Человеческое измерение», публикующийся с 2011 г. под патронатом уполномоченного по правам человека в Пермском крае и общества «Мемориал».

25Елисеев В. Н., Комарова А. В. Человеческое измерение экономического развития: методология и теория. Ростов н/Д., 2013. С. 55.

26Механизмы человеческого измерения // Официальный сайт Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). URL: https://www.osce.org/ ru/odihr/84451 (дата обращения: 19.12.2020).

27Сенявская Е. С. История войн России ХХ века в человеческом измерении. Проблемы военно-исторической антропологии и психологии. М., 2012.

19