Gov_over_3

целом. И если со стороны власти речь шла о коррумпированности чиновников, то со стороны оппозиции — о прямом участии криминалитета в политике.

В процессе формирования и властной политической элиты, и оппозиционной контрэлиты, в Киргизии можно выделить следующие факторы, являющиеся наиболее важными: поддержка кандидата теми или иными финансово-экономическими структурами, принадлежность к определенному клану или наличие семейнородственных связей, ангажированность кандидата (личная преданность патрону и лояльность существующей политической элите), фактор региональной принадлежности. Принадлежность к советской номенклатуре и влияние силовых структур на процесс формирования элиты являются факторами второстепенными, малозначимыми, что, скорее всего, можно считать в некотором роде спецификой Киргизии.

Самыми активными и многочисленными противниками президента Аскара Акаева стали южные, во многом узбекизированные ошские и джалал-абадские кланы.

Представители южных регионов делятся на две группы с самоназванием ичкилики и отуз уул. Ичкилики проживают на территории Ошской и Баткенской областей, частично в ДжалалАбадской области, выходцы из рода отуз уул — преимущественно на территории Джалал-Абадской области и частично на территории Ошской. Дважды в истории представители ичкиликов руководили республикой: в 1930 гг. это был Исхак Раззаков, выросший и воспитанный в Ташкенте и потому далекий от кланово-регионального патриотизма. В 1986-1990 гг. первым секретарем ЦК Компарии Киргизии был Абсамат Масалиев, апофеозом правления которого стали известные «ошские события» в 1990-м г. Род «отуз уул» традиционно пассивен в общественно-политической жизни, к ичкиликам же относится подавляющее большинство лидеров оппозиции Аскару Акаеву конца 1990-х — начала 2000-х гг. Среди ичкиликов было и несколько заметных сторонников Акаева — эксспикер верхней палаты парламента Абдыганы Эркебаев, экс-премьер-

министр, экс-министр телекоммуникаций и транспорта и эксгубернатор Джалал-Абадской области Кубанычбек Жумалиев.73

Путем распространения разнообразных информационных клише южным кланам создавался имидж самых обиженных и обделенных, и это при том, что реально именно они являются наиболее богатыми в республике. Именно южными кланами контролируется, в частности, незаконный транзит наркотиков через территорию республики под общим патронажем ташкентских организованных преступных сообществ. По сути, важнейшим компонентом «южного протеста» стали действия альянса организованных преступных группировок юга Киргизии и ферганского региона Узбекистана по вытеснению из экономического пространства северной Киргизии северо-киргизских и казахстанских (в первую очередь, шымкентских) организованных преступных группировок. Южные кланы и самые исламизированные, не случайно в ходе событий и на юге республики и позже в Бишкеке фиксировалось заметное возрастание активности партии «Хизб утТахрир».

Произошедшее в период президентства Аскара Акаева разделение единой в советское время Ошской области на три самостоятельных — Баткенскую, Джалал-Абадскую и Ошскую — было попыткой раздробить южную элиту, но в результате она стала менее управляемой, значительная часть политической жизни перешла на неформальный уровень. Явной ошибкой Аскара Акаева была недооценка разницы между севером и югом, как в плане экономики, так и в отношении стоящих перед страной вызовов. Север Киргизии всегда исторически был включен в сферу интересов Казахстана и тяготеет к Южному Уралу и Сибири. Юг, как и вся Ферганская долина, столь же традиционно сориентирован на Узбекистан (и, отчасти, на юг китайского Синьцзяна, что было актуально в досоветский период).74

73См.: Кыргыз санжырасы. — Бишкек, 1991. См. также: Джамгерчинов Б.Д. Очерк политической истории Киргизии XIX века. — Фрунзе, 1966.

74Примечательно, что во всех случаях осуществления государственных переворотов

— в Грузии, Украине и Киргизии — решающую роль сыграл именно этнорегиональный либо региональный фактор. Саакашвили мобилизовал грузин на борьбу с сепаратизмом в Абхазии, Аджарии и Южной Осетии, Ющенко опирался на западные области, а переворот в Бишкеке совершили представители

Политические партии в Киргизии обладают весьма незначительным весом.75 Согласно самоидентификации, наиболее заметные политические партия и движения делятся на левые (Партия коммунистов Киргизстана, Коммунистическая партия Киргизстана, «Жаны Киргизстан»), левоцентристские («Ата Мекен», Социалдемократическая партия, «Эркин Киргизстан»), центристские («Алга, Киргизстан!», «Адилет», Демократическое движение Киргизстана, Партия единства Киргизстана, «Кайран эл», Партия ветеранов войны в Афганистане, Аграрная партия, «Эл-Мурас», Республиканская народная партия, Партия регионов «Элет»), правоцентристские («Глас народа», Республиканская партия Киргизстана) и правые («Моя страна», «Ар Намыс», Демократическая партия женщин Киргизстана).

Возникновение новых партий в Киргизии обычно не определяется разницей во взглядах политических элит на переустройство общества, а, скорее, связано с устремлением отдельных политиков или кланов получить либо удержать власть. Основной состав многих партий состоит из представителей того или иного региона, и, соответственно, кланового крыла. Например, партия «Ата Мекен» объединяет выходцев из Ошской области, «Адилет» — из Таласской области, «Моя страна» — из Чуйской области и из Бишкека.

южных областей. В Таджикистане западная активность приоритетно направлена на НПО и СМИ Согдийской области, в Казахстане — южных областей.

75 Правовой статус политических партий определяется Конституцией КР и Законом «О политических партиях». Членство в политической партии может быть фиксированным или нефиксированным и предполагает добровольное вступление в партийные ряды дееспособных граждан, достигших 18-летнего возраста. Политические партии могут участвовать в государственных делах путем выдвижения своих кандидатов для избрания в Жогорку Кенеш, на государственные должности и в органы местного самоуправления, формирования фракций в представительных органах власти. Политические партии проходят государственную регистрацию в Министерстве юстиции Киргизии. На сентябрь 2004 г. было зарегистрировано 48 политических партий. В парламенте, избранном в 2000 г., были представлены депутаты от партии «Моя страна», Социалистической партии «Ата-Мекен», Партии коммунистов Киргизстана, Демократической партии женщин Киргизстана, блока «Союз демократических сил». Партии ветеранов войны в Афганистане и участников других локальных боевых конфликтов. В последние годы зарегистрированы новые политические партии, в том числе «Партия справедливости и прогресса», Партия единства и развития «Алга, Киргизстан» и др.

К началу парламентской избирательной кампании подавляющее большинство партий являются существующими формально, либо они настолько слабо организованы, что практически не влияют на политическую ситуацию в стране. Исключение составляли только коммунисты и стремительно набиравшая обороты «Алга, Киргизстан!». Эти партии имеют более или менее четкую структуру, ведут партийную работу и демонстрируют неплохую организацию и дисциплину своих членов. Однако, если численность обеих компартий, в силу объективных причин, неуклонно таяла, то ряды «Алги» также неуклонно множились, в том числе за счет использования «административного ресурса» и политической конъюнктуры. Не все участники политического процесса к началу избирательной кампании четко позиционировались и по отношению к власти. К откровенно проправительственным партиям можно было отнести «Адилет», «Моя страна», «Алга, Киргизстан!» и влившуюся в нее Партию единства Киргизстана.76 К оппозиционной части политического спектра относились все коммунисты (Партия коммунистов Киргизстана и Коммунистическая партия Киргизстана), а также партии «Ар Намыс», «Ата Мекен», «Эркин Киргизстан» и Республиканская партия.

Негативно влияет на развитие партийной системы Киргизии и пассивность населения, отсутствие у него желания реально поддерживать ту или иную политическую структуру. Можно предположить, что отчасти это вызвано слабой информированностью общества о деятельности партий, низкой эффективностью их работы по улучшению жизни страны, конъюнктурностью лидеров. Кроме того, весьма часто такое отношение вызвано еще и тем, что у самих партий отсутствует четкая идеология. Исключением почти по всем этим пунктам можно считать опять же коммунистов. Слабым местом политических партий Киргизии является и то, что содержание политико-идеологических доктрин, а, тем более, различия между ними

76 Характерно, что ряд лидеров проправительственных партий занимали высокие посты в госаппарате и активно использовали в партийной работе т.н. «административный ресурс». Например, лидер партии «Моя страна» Джоомарт Оторбаев являлся первым вице-премьером правительства, а партию «Адилет» возглавлял руководитель президентской администрации Тойчубек Касымов.

практически не известны широкой общественности и даже не всегда осознаются рядовыми членами партий. Таким образом, становится очевидным, что процесс становления партийной системы в республике находится на самой начальной стадии, а ведущие политические силы

— в истинном значении этого определения — во многих смыслах еще не сформировались. При этом «наиболее распространенный в Киргизстане тип партии — это партии харизматического лидера. Эти партии строились также не на идеологии, а на привлекательности своего вождя».77

Еще один фактор, сыгравший главную роль в ходе собственно переворота, — это непосредственной участие в событиях организованной преступности. Причем речь идет не столько о собственно киргизских преступных группировках, сколько о региональной трансграничной преступности, занятой транспортировкой наркотиков и контролирующей значительный сектор легальной экономики целого ряда центральноазиатских стран. Все легальные политические фигуры, те лидеры оппозиции, имена которых в ходе событий становились широко известны, являлись по существу ведомыми, они далеко не всегда и не во всем контролировали ситуацию. По сути, киргизские события по замене персоналий во властных структурах происходили синхронно с переделом сфер влияния между криминальными группировками.

Чрезвычайно важным обстоятельством в ряду факторов, обусловивших возможность совершения государственного переворота, стала абсолютно недопустимая слабость правоохранительных и иных силовых структур страны, равно как и неготовность руководства страны, прежде всего президента, к управлению данными структурами по защите интересов национальной безопасности. Анализируя деятельность этого компонента исполнительной власти в ходе мартовских событий, необходимо констатировать абсолютную недееспособность всех силовых структур. Объясняется она несколькими причинами.

77 Богатырев В. Место и роль политических партий в киргизском обществе// Политические партии в Киргизстане. — Бишкек: Институт общественной политики, 2006. — С. 30.

На протяжении ряда лет в министерствах обороны и внутренних дел, в Службе национальной безопасности и в Национальной гвардии под видом сотрудничества активно действовали представители иностранных и международных структур, прежде всего — спецслужб, в значительной степени содействуя деморализации личного состава, в первую очередь — руководства. В 2004 финансовом году США выделили Киргизии 50,8 миллиона долларов, которые были потрачены на поддержание экономических и демократических реформ в стране, в том числе в таких областях, как выборы, гуманитарная помощь, правоохранительные усилия и безопасность. Другими словами, отступившие перед «революционной» толпой органы правопорядка попросту находились на содержании США. Патриотический и правоохранительный элемент в деятельности киргизской милиции был сведен к минимуму, зато коррупционная составляющая была откровенно велика. Применение армии было изначально фактически заблокировано псевдогуманистической, псевдодемократической и антиправовой догмой: «мы никогда не применим силу против собственного народа». Применение властью силы во внутриполитическом конфликте, то есть именно то, что делает власть властью, априори было зачислено в разряд преступлений. Это вполне объяснимо в условиях наступившей к 2004 г. десуверенизации киргизской государственности (как и многих постсоветских политических систем, включая российскую). В силовых структурах оказались представлены сторонники самых разных политических и мировоззренческих позиций со всеми вытекающими отсюда переходами на сторону восставших или уж, как минимум, моральной неготовностью активно действовать против них. Победе оппозиции в высокой степени способствовала именно эта сложная идентификация силовиков и спецслужб.

Теоретически власть не может «применять силы против своего народа». До того момента, когда мятеж автоматически лишает мятежников большинства гражданских прав и лишает их всякой причастности к нации-суверену. Поэтому никаких колебаний в том, применять силу против мятежа или нет, суверенная власть испытывать не должна, для нее это часть исполнения своего долга по защите

поддерживала самые активные связи с западными дипломатами. При этом само американское руководство и лично посол США в Киргизии Стивен Янг даже не скрывали того факта, что они поддерживают киргизскую оппозицию. В эфире CNN 24 марта, когда имели место самые активные беспорядки в центре Бишкека, посол Янг заявлял: «Я беседовал со многими коллегами из бывшей оппозиции, которые пытаются вмешаться и сыграть определенную роль в стабилизации ситуации. Я заранее радуюсь совместной работе с ними в будущем, — говорил американский дипломат. — То, что происходит, касается киргизского народа и его решений, но США гордятся тем, что могут выступить в роли помощника в этом».83

Имела место и непосредственная практическая помощь оппозиции со стороны посольства и других структур США. Например, когда накануне первого тура выборов в здании типографии «Центра поддержки СМИ» в рамках предвыборной пропагандистской войны была отключена электроэнергия, на помощь пришла американская военная база, расположенная в аэропорту «Манас». Оттуда в срочном порядке были привезены два дизельных генератора, и типография продолжила свою работу.

Фактор вмешательства извне был, безусловно, одним из главных в событиях марта 2005 г., приведших к антиконституционной смене власти в Киргизии. Но не единственным.

Отрицая высокую роль внешнего воздействия, среди причин государственного переворота в Киргизии обычно выделяют социально-экономическую нестабильность в республике, коррупцию, относительно централизованное управление и др.

Итоги 2004 г., напротив, свидетельствуют о наличии к началу 2005 г. весьма позитивных тенденций экономического роста, об определенной стабилизации и улучшении основных макроэкономических показателей, а также об устойчивом курсе национальной валюты. В 2004 г. реальный ВВП увеличился по сравнению с 2003 г. на 7,1%. В 2004 г. в целом по республике было освоено инвестиций в основной капитал на 2,8 % больше, чем в 2003 г.,

83 Цит. по: Георгиев А. Грузия, Украина, Молдавия, Киргизия... Зона влияния России на постсоветском пространстве сжимается как шагреневая кожа // Военнопромышленный курьер. — М., 2005. — 30 марта.

при этом объем капитальных вложений превысил 10 млрд. сомов. При этом государственный внешний долг на 2004 г. составлял 1 млрд. 834,6 млн. долларов США, а доля задолженности двусторонним кредиторам в структуре внешнего государственного долга составляла 31,5 % (578,7 млн. долларов США). 11 марта 2005 г. Парижский клуб кредиторов принял решение списать задолженность Киргизии на сумму 124 млн. долларов. Кроме того, государства-кредиторы согласились реструктурировать оставшуюся часть задолженности Киргизии на сумму 431 млн. долларов. Согласно принятой схеме реструктуризации, кредиторам предстояло списать половину задолженности по коммерческим кредитам. Платежи по второй половине должны были осуществляться в течение 16 лет, начиная с 2012 г. Что касается задолженности по кредитам, которые были предоставлены в рамках программ помощи на цели развития, то по ним срок погашения составит 40 лет, причем первые 13 лет долги выплачиваться не будут. Достигнутое на заседании Парижского клуба соглашение устанавливало также процентную ставку, связанную с обслуживанием долга Киргизии, и допускало возможность конвертации долга в инвестиции, программы помощи, проекты защиты окружающей среды и другую конвертацию, осуществляемую в местной валюте.

По идее, все это должно было только укрепить авторитет

предшествовавшего ему». Недовольство людей часто проистекает не от ухудшения материального положения, а от улучшения: меньшего, чем ожидаемое, или же меньшего по сравнению с таковым в других социальных группах. Тот же Токвиль пишет: «власти начинает грозить опасность, когда государство, вышедшее из кризиса, находится в преддверии исторического успеха». Бедность сама по себе никогда не становится причиной никаких социальных и, тем более, политических протестных действий. Несомненно, любое массовое движение или выступление возникает на фоне острейшей неудовлетворенности значительной или большей части населения своим положением и его неверием в возможность его улучшения при существующем режиме. Однако если бы эти причины были определяющими, то протестное движение в Киргизии должно было бы начаться вовсе не в Оше и Джалал-Абаде, скорее это были бы Баткенский, Нарынский или

Таласский регион, где уровень жизни населения значительно ниже.84 Существует и современная теория «относительного ухудшения положения социальных групп» (relative deprivation theory), согласно которой в наиболее бедных странах революций, как правило, не происходит. Революции происходят в странах, в которых достигнут некоторый экономический рост, но опережающими темпами растут соответствующие ожидания населения.

Еще одной из причин политических протестных движений принято называть авторитарный (или тоталитарный) характер политической системы в той или иной стране. «Авторитаризм» сам по себе — это форма правления, часто присущая обществам, которые значительно отстают от уровня социально-экономического развития западных стран. Естественность «традиционного» авторитаризма в странах, где он господствует, прекрасно проявляется, прежде всего, в том, что попытки реализовать предложенные Западом варианты либерального устройства в наиболее отсталых странах мира (Африка, Центральная Америка, Афганистан) абсолютно всегда, без каких-либо вариантов, заканчивались установлением там авторитарных или даже тоталитарных режимов. Режимов, которые лишь мимикрируют под западную демократию, и время от времени свергаются в результате государственных переворотов, которые часто сопряжены и с народными волнениями. Согласно теории «относительной революционной уязвимости политических режимов», диктаторские режимы уязвимы для революций в более высокой степени, нежели режимы демократические. При этом революции гораздо более вероятны в странах, где диктатура имеет наследственно-клановый (patrimonial/clientelistic) характер, то есть в стране правит один человек. В наибольшей степени к «наследственно-клановым» из режимов Центральной Азии (и, соответственно, наименее устойчивым к революционным тенденциям), относится режим, сложившийся в Туркменистане. Режим же Акаева в Киргизии характеризовался этим в наименьшей степени.

Итоги выборов в органы местного самоуправления в октябре 2004 г. свидетельствовали о том, что власть, используя административный

84 А применительно, например, к Узбекистану, это должна была бы стать не одна из самых богатых в республике Андижанская область, а, например, Каракалпакия.

ресурс, заметно укрепила позиции проправительственных партий «Алга, Киргизстан!» и «Адилет» в представительных местных органах. Это должно было обеспечить плацдарм на предстоящих выборах в парламент в 2005 г. Однако проправительственные партии оказались неспособны участвовать единым фронтом в парламентских выборах 2005 г. Анализ действий власти уже в конце 2003 г. по отношению к будущим выборным кампаниям — парламентской и президентской — позволяет говорить о желании властей сформировать большинство в парламенте. Поставив лояльного спикера, можно было бы затем провести через парламент изменения в конституции: урезать власть будущего президента, сделать так, чтобы парламент формировал правительство, при этом наделить будущего премьер-министра гораздо большими правами. С такого рода гарантиями можно было бы уменьшить важность поста президента и только потом позволить состояться президентским выборам. Однако центральноазиатская специфика требовала персонификации будущей власти: при отсутствии четко обозначенного преемника, одних заявлений Акаева об отказе от того, чтобы баллотироваться на очередной срок, было явно недостаточно.

Режим власти в Киргизии в период президентства Аскара Акаева не являлся сверхжестким, но и не был нормально приспособленным к смене власти в результате «легальной» конкуренции. Стоит согласиться и с тем, что «сыграла роль и личная неспособность Акаева принимать по-настоящему государственные решения в условиях нарастающего кризиса. До последнего момента правящей элите верилось в то, что все можно уладить кулуарными переговорами, подкупом, манипуляциями с собственностью и постами. Тогда же, когда стало необходимо принимать жесткие решения, оказалось, что Акаев так и не избавился от комплексов «перестроечного профессора», попавшего на вершину власти. Зависимость Акаева от имиджа «первого демократического президента» Киргизии сыграла свою роковую роль в киргизских событиях. Ко всему прочему Акаев все время думал о том, а что скажет по этому поводу Запад. Можно, конечно, сказать, что это бездействие помогло избежать еще больших жертв в ходе нынешних событий. Однако оно же привело к хаосу и