35269707

всем фактам и не противоречит им. Сам механизм становления и закрепления этого самосознания уже неоднократно описан [35, с. 244–262].

Как бы то ни было, но в условиях распада старой племенной структуры, крушения родовых связей и аберрации сознания значительная часть населения, особенно аристократия, стремилась включиться в новую социальную систему, активно перенимая новую этнополитическую идентичность. В степях Дашт-и-Кыпчака, где происходили подобные процессы распыления племенной структуры кыпчаков и новой консолидации населения степей, стянутого скрепами монгольской этнополитической системы и этносоциальной структурой тюрко-монгольских кланов, общим этнонимом становится имя татар. Об этом, в частности, свидетельствует современник этих процессов, автор рубежа XIII–XIV вв. Рашид ад-Дин: «вследствие силы и могущества татар... [ныне] в стране киргизов, келаров и башкир в Дашт-и-Кыпчаке, в северных [от него] районах, у арабских племен, в Сирии, Египте и Марокко все тюркские племена называют татарами» [67, с. 103]. Этнокультурным отражением этих процессов может служить целый пласт восходящих к киданьскочжурчженьскому искусству новых элементов центральноазиатской культур, связанных, прежде всего, с новыми традициями имперского государственного управления (металлические пайцзы, джучидские монеты и т.д.) и чингизидского рыцарства (украшения, пояса, оружие и воинское снаряжение, орнаментированная конская упряжь и т.д.) [10, с. 260–264; 47, с. 38–46; 46].

Есть еще один важный фактор, который исследователи обычно упускают из внимания, когда говорят о тюркском влиянии на культуру империи Чингиз-хана и других ханств, особенно на ранней стадии их развития. Дело в том, что практически все земли Восточного Туркестана добровольно присоединились к владениям Чингиз-хана. Едва монгольские войска в 1219 г. нанесли поражение найманам и кара-китаям, как уйгуры и татары от Семиречья до Турфана перешли на его сторону [48] и приняли активное участие в строительстве его империи. Центром их в то время стал Турфанский оазис и город Караходжо, как об этом упоминал Марко Поло. В то время уйгуры и татары являлись одними из самых цивилизованных тюркских народов Центральнй Азии. На основе согдийского алфавита они создали свой собственный уйгурский алфавит. Прекрасные памятники архитектуры, храмы с настенными фресками и барельефами, скульптура, а также узорные ткани, обрывки рукописей и т.д., открытые в конце XIX – начале XX в. в Восточном Туркестане европейскими и российскими экспедициями, дают материальные свидетельства расцвета их культуры. Присоединение их к империи Чингиз-хана дало ему в руки сильное и превосходное оружие – навыки управления и ведения государственно-административного и фискального делопроизводства. Недаром академик А.А. Семенов писал: «Никакому другому народу, как только уйгурам, не суждено было стать первыми руководителями монголов на поприще гражданственности и устройства государства» [72, с. 31]. Огромная роль представителей этих народов в становлении имперской государственности документально зафиксирована для Монгольской, а затем и Юаньской империи. У нас, к сожалению, нет подобных такого значительного массива фактов для территории Золотой Орды, но некоторые факты заставляют считать, что ситуация в различных улусах империи была если не идентичной, то довольно близкой [36]. Отсюда следует, что мы можем прямо говорить о постоянном притоке тюрко-татар из восточных улусов в Золотую Орду.

Но не только собственно татары и уйгуры. Здесь мы подходим к весьма важному вопросу о том, было ли то население, которое было выделено в улус Джучи его отцом, явно не тем, кем владели его потомки уже во второй половине XIII в. Прямой приток в виде включения все новых групп населения с востока или косвенный – в виде постоянной инфильтрации отдельных семей, существовала постоянно, то усиливаясь, то прекращаясь. В качестве нескольких хронологических ориентиров для подобных массовых переселений можно указать на 1230-е гг., когда Алтай и окрестные территории были изъяты великим ханом Угедеем и включены в его собственный удел. Второй подобной точкой являлись, очевидно, события 60–70-х гг. XIII в., когда Арик-Буга и Хайду боролись с Хубилаем, опираясь на свои владения в Восточном Туркестане и на Алтае. После их поражения часть тюркского населения переместилась на запад. Реальным свидетельством того, что за два столетия тюрко-татарское население из западной части улуса великого хана переместилось на запад является постоянное давление эмиров Кок-Орды на Поволжье, особенно усилившееся в середине XIV в. Это давление увенчалось тем, что прежняя племенная структура АкОрды была демонтирована и власть в ней взяли кланы из восточной части Улуса Джучи – Ширин, Барын, Аргын и Кыпчак [13; 91, с. 686–691], которые до этого времени фиксировались даже не в Золотой Орде, а даже восточнее – в Восточном Туркестане. Примером этого является, например,

клан барын (баарын) [3, с. 185–303; 8, с. 584–607]. Прибывавшие в Улус Джучи тюрко-татарские кланы не только повышали количество татар в Улусе Джучи, но и повышали и роль тюркского языка и татарского сословного сознания.

Массовое переселение тюркоязычных кочевников из степей Восточного Туркестана и Западной Монголии можно подтвердить и другими фактами, так сказать, негативного характера. Дело в том, что уже в начале XV в. на эти территории претендовали монголы, стремящиеся воссоздать свое государство. Они воевали с ойратами (джунгарами) и кереитами и уйгурами, которых победили и постепенно стали вытеснять [56]. Уже к этому времени родо-племенная структура населения степей Монголии практически ничем не напоминает время Чингиз-хана. Победителями в этой войне вышли ойраты. Создав свое ханство, они развернули кровопролитные войны с восточными монголами и Могулистаном, а в конце XVI – начале XVII в. установили свое господство над степями Евразии, вплоть до Поволжья [32]. Но уже во второй половине XV в. в степях Восточного Туркестана не осталось других тюркоязычных кочевников кроме уйгуров, но и они уже не доминировали в политике региона и постепенно сошли с исторической сцены46. Можно сказать, что многотысячное тюркское население было вытеснено со своей коренной прародины и в массе своей сдвинулось на запад. Это лишь подтверждает мысль, что тюрко-татарское население Улуса Джучи постоянно подпитывалось массовыми включениями с востока.

В целом, в распространении и усилении татарской этносословной идентичности было много факторов, как этнокультурного и социального, так и политического характера. В этом смысле нельзя исключить также элемента некоторого противопоставления покоренных народов, воспринявших имя татар, и правящей монгольской династии. Возможно, также, что на раннем этапе государственности в Улусе Джучи такие настроения могли даже поддерживаться ее ханами для оправдания и легитимации своего сепаратизма. Именно этим, возможно, следует объяснить тот факт, что в XIV в. термин «татары» достаточно широко употреблялся только в Улусе Джучи, в то время как в остальных частях империи начинают использоваться новые этнонимы «чагатаи» (Средняя Азия, Хорасан), «моголы» (Восточный Туркестан, Индия) [38, с. 72, 143–146; 22, с. 35, 36, 49]. Иными словами, можно сказать, что, по существу, не кыпчаки ассимилировали монголов, а наоборот, новая клановая татарская или тюрко-монгольская система, сумела растворить в себе кыпчаков, булгар, мадьяр и другие народы и внедрить в их среду новое этнополитическое, в их элиту новое этносоциальное самосознание.

1.Bregel Y. Tribal traition and dynastic history // Asian and African studies (Journal of the Israel Oriental Society). 1982. Vol. 6.

2.Ch’en Yuan. Western and Central Asians in China under the Mongols. – Los Angeles: Monumenta Serica at the Univ. of California, 1966.

3.Cleaves F.W. The biography of Bayan of the Barin in the Yuan Shih // Harvard Journal of Asiatic Studies.

–1956. Vol. 19. – P. 185–303.

4.Golden P.B. An introduction to the history of the Turkic peoples. Ethnogenesis and State-Formation in Medieval and Early Modern Eurasia and the Middle East. – Wiesbaden, 1992.

5.Golden P.B. Cumanica II: The olberli (olperli): The Fortunes and misfortunes of Inner Asian clan // AEMA. – 1986. Vol. 6.

6.Golden P.B. The polovci Dikii // Harvard Ukrainian studies. – 1979/1980. Vol. III–IV. Part 1. – P. 296–309.

7.Groeneveldt W.P. Indonesia and Malaya Compieled from Chinese Souraces. – Djakarta, 1960. – P. 21.

8.Hsiao C.C. Bayan // In the Service of the Khan. – Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1993. – Р. 584–607. In the Service of the Khan. – Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1993.

9.Kramarovsky M.G. The Culture of the Golden Horde and the Problem of the «Mongol legacy» // Rulers from the Steppe. State Formation on the Eurasian Periphery. Vol. 2. – Los Angeles, 1989.

10.Matthaey Parisiens. Chronica majora. Vol. III. L., 1876. Vol. IV. – L., 1877.

11.Pararaton (Ken Arok) of het boek der koningen van Tumapel en van Madjapahit // Tijdschrift voor Indische taal-, landen volkenkunde van het Koninklijk Instituut voor taal-, landen volkenkunde. Uitg. voor J.Brandes. D. 49. ‘s-Gravenhage, 1897.

46 Немногочисленная группа этих уйгуров под названием сарыг йугур (желтых уйгуров) сохранилась в провинции Ганьсу. (См.: Малов С.Е. Язык желтых уйгуров. – Алма-Ата, 1957; Тенишев Э.Р., Тодаева Б.Х. Язык желтых уйгуров. – М., 1966). Нынешнее мусульманское население Синьцзян-Уйгурского автономного района в генетическом отношении не имеет прямого отношения к этим уйгурам и своим происхождением связано с сельским и городским населением оазисных городов Восточного Туркестана.

12.Shamiloglu U. Tribal Politics and Social Organization in the Golden Horde. Columbia University, 1986 (Ph. D. Dissertation).

13.The Editors. Introduction // In the service of the khan. Eminent Personalities of the Early Mongol-Yuan Period (1200–1300). – Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 1993. – S.xiii.

14.Yuan, Chen. Western and Central Asians in China under the Mongols, Monumenta Serica, 1981.

15.Алишев С.Х. Историки. Татарский народ. – Казань, 2000.

16.Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII и XIV вв. о татарах и Восточной Европе // Исторический архив. 1940. №3.

17.Арсланова А.А. Кыпчаки и термин Дашт-и Кыпчак (по данным персидских источников XIII– XIV вв.) // Национальный вопрос в Татарии дооктябрьского периода. – Казань, 1990.

18.Арсланова Ф.Х. Памятники Павлодарского Приитышья (VII–XII вв.) // Новое в археологии Казахстана. – Алма-Ата: Изд-во АН КазССР, 1968.

19.Асеев И.В. Прибайкалье в средние века. – Новосибирск: Наука, 1980.

20.Асеев И.В., Кириллов И.И., Ковычев Е.В. Кочевники Забайкалья в эпоху средневековья. – Новосибирск: Наука, 1984.

21.Бартольд В.В. Улугбек и его время // Бартольд В.В. Соч. Т. 2. Часть 2. – М., 1964.

22.Берзин Э.О. Юго-Восточная Азия в XIII–XVI вв. – М., 1982.

23.Галстян А. Завоевание Армении монгольскими войсками // Татаро-монголы в Азии и Европе. – М.,

1977.

24.Гандзакеци Киракос История Армении. – М., 1976.

25.Гарустович Г.Н., Ракушин А.И., Яминов А.Ф. Средневековые кочевники Поволжья (конца IX – начала XV века). – Уфа: Гилем, 1998.

26.Гольман М.К. Изучение истории Монголии на Западе (XIII – середина XX вв.). – М., 1988.

27.Гумилев Л.Н. О термине «этнос» // Этносфера: История людей и история природы. – М., 1993.

28.Далай Ч. Монголия в XIII–XIV веках. – М., 1983.

29.Дробинский А.И. Русь и Восточная Европа во французском средневековом эпосе // Исторические записки. 1948. № 26.

30.Ельников М.В. Грунтовый кочевнический могильник Мамай-Гора XIV в. из Нижнего Поднепровья

//Татарская археология. 2004. №10–2 (12–13).

31.Златкин И.Я. История Джунгарского ханства. 1635–1758. – М., 1983.

32.Зяблин Л.П. О «татарских» курганах // СА. 1955. XXII.

33.Измайлов И.Л. Балымерские курганы: проблемы этнокультурной интерпретации // Золотоордынское наследие. – Казань, 2009.

34.Измайлов И.Л. Формирование этнополитического самосознания населения Улуса Джучи: некоторые элементы и тенденции развития тюрко-татарской исторической традиции // Источниковедение истории Улуса Джучи (Золотой Орды). От Калки до Астрахани. 1223–1556. – Казань, 2002.

35.Кадырбаев А.Ш. Очерки истории средневековых уйгуров, жалаиров, найманов и киреитов. – Алма-

Ата, 1993.

36.Кадырбаев А.Ш. Сведения «Истории династии Юань» («Юань-ши») о татарах // История татар с древнейших времен. В 7-ми томах. Т.III. Улус Джучи (Золотая Орда) XIII – середина XV в. – Казань, 2009.

37.Клавихо, Руи Гонсалес де. Дневник путешествия в Самарканд ко двору Тимура (1403–1406) / Пер. со староиспанского / Пер., предисл., коммент. И.С. Мироновой. – М., 1990.

38.Книга Марко Поло. – Алма-Ата, 1990.

39.Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. – М.; Л., 1941.

40.Кокебаева Г.К. Памятники поздних кочевников Западного Казахстана // История материальной культуры Казахстана. – Алма-Ата, 1980.

41.Костюков В.А. Памятники кочевников XIII–XIV вв. Южного Зауралья (к вопросу об этнокультурном составе Улуса Шибана). АКД. – Уфа, 1997.

42.Костюков В.А. Улус Шибана в XIII–XIV вв. (по письменным источникам) // Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. IV. – М., Магнитогорск, 1998.

43.Костюков В.А. Кыпчаки и Золотая Орда // XIV УАС. 21–24 апреля 1999 г. Тезисы докладов. – Челябинск, 1999.

44.Костюков В.П. Улус Шибана в XIII–XIV вв. / Ред. И.М. Миргалеев. – Казань, 2010.

45.Крамаровский М.Г. Золото Чингизидов: культурное наследие Золотой Орды. – СПб., 2001.

46.Крамаровский М.Г. О доблести и пряжке у Чингизидов (в связи с новой находкой воинского пояса первой половины XIII в.) // Эрмитажные чтения памяти Б.Б. Пиотровского. Тезисы докладов. – СПб., 1999.

47.Кутлуков М. Монгольское господство в Восточном Туркестане // Татаро-монголы в Азии и Евро-

пе. – М.: Наука, 1977. – С. 85–106.

48.Кэ Шаоминь. «Синь Юань-ши»(«Новая история Юань»), – Цуншу-цзичэн, эр-ши-у-ши (25 династийных историй). – Шанхай, 1936. Т. 8. Цзюань 178.

49. Лебедев Н.С. Византия и монголы в XIII веке (по известиям Георгия Пахимера) // ИЖ. – 1944. –

№1.

50.Малов С.Е. Язык желтых уйгуров. – Алма-Ата, 1957.

51.Матузова В.И. Английские средневековые источники. – М., 1979.

52.Михайлов Т.М. Развитие этнического самосознания монголов в XII–XIV вв. // Этническая история народов Южной Сибири и Центральной Азии. – Новосибирск, 1993.

53.Могильников В.А. Кочевники северо-западных предгорий Алтая в IX–XI веках. – М., 2002.

54.Могильников В.А. Памятники кочевников Сибири и Средней Азии XIII–XIV вв. // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. – М.: Наука, 1981.

55.Монгольские источники о Даян-хане. – М., 1986.

56.Мункуев Н.Ц. Заметки о древних монголах // Татаро-монголы в Азии и Европе. – М.: Наука, 1977. –

С. 377–408.

57.Мэн-да бей-лу (Полное описание монголо-татар). – М., 1975.

58.Николаев В.С. Погребальные комплексы кочевников юга Средней Сибири в XII–XIV веках: устьталкинская культура. – Владивосток; Иркутск, 2004.

59.Очерки истории Вьетнама. – Ханой, 1977.

60.Памятники древнерусской вивлиофики. 1875. – Ч. X.

61.Пахимер Г. История о Михаиле и Андронике Палеологах. 13 книг. – СПб., 1862.

62.Плетнева С.А. Половцы. – М., 1990.

63.Полное собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись. – М., 1962.

64.После Марко Поло. – М., 1968.

65.Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. – М., 1957.

66.Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 1. – М.; Л., 1952.

67.Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. III. – М.; Л., 1952.

68.Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. – М.; Л., 1952.

69.Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. – М.; Л., 1952.

70.Савинов Д.Г. Расселение кимаков в IX–X вв. по данным археологических источников // Прошлое Казахстана по археологическим источникам. – Алма-Ата, 1976.

71.Семенов А.А. Очерк культурной роли уйгуров в монгольских государствах // Материалы по истории и культуре уйгурского народа. – Алма-Ата, 1978.

72.Спицын А.А. Татарские курганы // ИТОИАЭ. Симферополь. 1927. Т. 1(58).

73.Султанов Т.И. Кочевые племена Приаралья в XV–XVII вв. (вопросы этнической и социальной ис-

тории). – М., 1982.

74.Султанов Т.И. Опыт анализа традиционных списков 92 «племен илатийа» // Средняя Азия в древности и средневековье (история и культура). – М., 1977.

75.Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай и его вассалы // Уч. зап. МГУ. Вып. 61. 1940.

76.Тенишев Э.Р., Тодаева Б.Х. Язык желтых уйгуров. – М., 1966.

77.Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. – СПб., 1884.

78.Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. – М.; Л., 1941.

79.Тишкин А.А., Горбунов В.В. Комплекс археологических памятников в долине р. Бийке (Горный Алтай). – Барнаул, 2005.

80.Ту Цзи. Мэнуэр-шицзи («Исторические записки о монголах»), (б.м.), 193, цзюань 128. (Ссылки и пер. А.Ш. Кадырбаева, за что ему искренняя благодарность).

81.Успенский Ф. Византийские историки о монголах и египетских мамлюках// Забвению не подлежит.

–Казань, 1992.

82.Фахрутдинов Р.Г. Золотая Орда и ее роль в истории татарского народа // Из истории Золотой Орды. – Казань, 1993.

83.Фахрутдинов Р.Г. Татар татармы, татар тугелме? // Мирас. 1992. №12.

84.Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских нанов. – М.,

1966.

85.Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. – М., 1973.

86.Халиков А.Х. О происхождении, этимологии и распространении имени «татары» в Среднем Поволжье и Приуралье // К вопросу этнической истории татарского народа. – Казань, 1985.

87.Халиков А.Х. Кто мы – булгары или татары? – Казань, 1992.

88.Халиков А.Х. Татарский народ и его предки. – Казань, 1992.

89.Чхао Чху-Ченг. К вопросу о составе народностей армии Монгольской империи XIII–XIV вв. //

Идель. 1995. № 5/6.

90.Шамильоглу Ю. Черная смерть и ее последствия // История татар с древнейших времен. В 7-ми томах. Т.III. Улус Джучи (Золотая Орда) XIII – середина XV в. – Казань, 2009.

91.Яминов А.Ф. Кыпчаки на Южном Урале в XIII–XIV вв. // Археология Южного Урала. – Стерлитамак, 1992.

92. Яминов А.Ф. Монгольский «след» в Восточной Европе: итоги и реальность археологических поисков // Россия и Восток: археология и этническая история. – Омск, 1997. – С. 66–69.

ABSTRACT

Iskander Izmaylov

Tatars in Genghis Khan’s empire and his successors: the triumph of the vanquished

The article attempts on the basis of broad historical and source material to negotiate the revision of traditional treatment of the tatars’ tribes role and value in ethno-political development of Ulus Djuchi.

Р.М. Валеев

Роль Средневолжского региона в организации внешней торговли в Золотой Орде

О внешней торговле золотоордынского государства в той или иной степени писали практически все занимавшиеся вопросами истории и археологии этого государства. Специальному анализу были подвергнуты связи Золотой Орды с Египтом. По данным нумизматики, были выявлены достаточно активные контакты этого государства с Индией. Серии золотых монет, найденных как в кладах, так и на Булгарском городище стали основанием для таких выводов.

Более опосредованными были контакты с Китаем. При раскопках на Булгарском городище выявлен большой массив селадоновой и фаянсовой посуды, часть которой, несомненно, поступила из Китая. Говоря о торговых отношениях булгарской области Золотой Орды, несомненно, стоит подходить к этому вопросу шире. Практически невозможно сегодня выделить единые центры производства серийных изделий, таких как украшения или предметы туалета в Золотой Орде. Достаточно сложно атрибутировать и импорт из государств чингизидов. Поэтому мы остановимся на нескольких сюжетах, которые дают представление не только об импорте товаров, но и о заимствовании идей, образов и художественных приемов.

Рассмотрим это на примере металлических зеркал. Г.А. Федоров-Давыдов так писал о них. «Хорошо видны синкретизм и эклектичность художественных вкусов у обитателей золотоордынских городов в оформлении некоторых бытовых предметов, например обратной стороны круглых металлических зеркал» [26, с. 162].

Кизучению зеркал обращались еще в XIX в. Не раз становились они объектом исследования

ив последующее время. О зеркалах имеются сюжеты в работах 1950–1960-х гг. А.П. Смирнова, Т.А. Хлебниковой [23, с. 117–118; 28]. Изучением этой категории предметов занималась Г.Ф. Полякова [17, с. 78–82; 18; 19, с. 223–239]. Зеркала ордынского Укека на рубеже ХХ–XXI вв. проанализировал Л.Ф. Недашковский [15, с. 48–67].

Находки зеркал с негородских поселений на территории булгарского улуса, зафиксированные на Полянском, Малиновском, IV Старокуйбышевском, III и V Семеновских, II Коминтерновском селищах опубликованы Е.П. Казаковым [10, 11, 12]. Из раскопок на селищах происходят зеркала из Кременкинского поселения в Ульяновской области XII–XIV вв., из Убейского селища XII – начала XV вв. в Чувашии [4, с. 237–238; 13, c. 18, рис. 4, 8] и из селища Песчаный остров второй половины XIII – начала XIV вв. в Татарстане. В этот круг находок надо включить зеркала из кочевнических погребений и могильников на территории Булгарии: Балымерского [27,

с. 114–116] и Песчаный остров [20, рис. 3–10].

Типология зеркал VIII–IX вв. предложена С.А. Плетневой [16, с.100–104], а для X–XIV вв. – Г.А. Федоровым-Давыдовым. Эта типология была дополнена В.А. Ивановым и В.А. Кригером [9].

Г.А.Федоровым-Давыдовым было проведено исследование стилистики изображений на зеркалах [25, 26]. В искусствоведческом аспекте изучались булгарские зеркала Ф.Х. Валеевым и Г.Ф. Валеевой-Сулеймановой [1, 2]. Специальный раздел посвящен зеркалам в монографии Д.К. Валеевой [3, с. 153–157].

Стоит отметить характеристику сюжетов, характерных для этой категории предметов, данную Г.А. Федоровым-Давыдовым. «Художественная культура Золотой Орды восприняла и погло-

тила как составной элемент не только вещи, разные по этническим своим традициям и по происхождению, но и вещи одного происхождения, но совершенно разностильные, разных эпох. Но все же на большинстве изделий мы чувствуем или ярко выраженную, или замаскированную тенденцию к объединению расчлененной формы мотивами орнамента – особенность декоративного стиля этой эпохи» [26, с. 181].

Таким образом, разработана типология этих предметов, а также проведен хронологический, культурный и искусствоведческий анализ. Это позволяет нам перейти к анализу возможных истоков этой категории предметов.

Наиболее простыми и распространенными были зеркала без орнамента или с несложным геометрическим орнаментом. Прототипы в среде кочевников восточноевропейских степей имеют зеркала47 без орнамента (тип А48) и с геометрическим орнаментом: из концентрических кругов, с утолщением по краю и в центре (тип Б); с ромбами, вписанными между кругами и с утолщениями по краю с боковой ручкой или со стилизованным растительным орнаментом типа «бегущая волна» между кругами, с утолщением по краю (тип В-III, IV). К этой группе зеркал относятся изделия с крестово-арочным орнаментом, утолщением по краю, с петлей в центре и боковой ручкой (тип Ж-III), а также с орнаментом из ромбов, состоящих из выпуклых зерен и таких же пирамидок или точек между ними (тип Ю-I).

Растительные мотивы в орнаменте на золотоордынских зеркалах формировались в городских ремесленных центрах джучидского государства и не имели единого прообраза. Это зеркала с орнаментом в виде многолепестковой розетки, с утолщением по краю и боковой ручкой; с орнаментом в виде четырехлепестковой розетки. По краю идет бордюр с насечками, между лепестками стилизованный растительный орнамент. Внутри основного рисунка композиция из маленьких восьми лепестковых розеток с точкой в каждом лепестке (типы Д-I, II). Как самостоятельный ордынский орнаментальный мотив можно рассматривать изображения тюльпанов или лотосов (тип Ц-I), хотя их восточные истоки вполне очевидны.

ВXIV в. и ранее из мусульманских стран пришли в орнаментику зеркал сюжеты с арабесками. Это изделия с надписью почерком «насх» вокруг центральной орнаментальной розетки,

сутолщением по краю (тип С-II) и зеркала с орнаментом из двух полос: на внешней – эпиграфический орнамент, в центре – симметричное изображение двух сфинксов (тип Ш-I).

Китайские сюжеты тиражировались на зеркалах с изображением четырех фигур божеств и помещенных по сторонам драконов (тип К-II) [17, с.81]; с фестончатым краем, с изображением драконов (тип Л-II). Г.Ф.Полякова считает местом их производства г. Булгар и датирует XIII– XIV вв. [18, с. 217–218]. Весьма многочисленны зеркала с изображением рыб (тип Н-I). Встречаются как традиционные для Китая изображения карпов, так и весьма схематичные рисунки рыб.

ВКитае со времен династии Тан имеют истоки зеркала с четырьмя «кнопками» и с рельефным псевдорастительным орнаментом между ними (тип Т-I).

Восточное происхождение (отчасти и китайское) имеют мотивы, связанные с зодиакальным календарным циклом в виде «гона» животных или стилизаций. К последним относятся сюжеты с изображением бегущих собак (тип О-II); четырех оленей или козлов (тип П-II); с орнаментом в виде сетки из четырехлепестковых розеток (тип X-I). В наиболее полном виде такие зеркала украшены орнаментом из трех полос: внешней, на котором изображен гон животных на растительном фоне, средней и внутренней со стилизованным растительным орнаментом (тип Ч-I).

Таким образом, зеркала распространялись на внутреннем рынке как путем реализации местной и импортной продукции, а также производством копий или стилизаций, происхождение которых локализовать пока затруднительно.

Другой интересной категорией находок являются предметы художественного металла. Вопрос о металлической парадной посуде в Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье не нов. Факт наличия привозных и местных изделий такого рода отмечался в литературе начиная с первых научных публикаций булгарских древностей (Х.Д. Френ, А.Ф. Лихачев) и традиционно упоминается в обобщающих работах на средневековую тематику (Н.Ф. Калинин, А.П. Смирнов). Большая часть таких изделий опубликована. Первые научные описания художественных изделий из собственных собраний были даны А.Ф. Лихачевым и Н.Ф. Высоцким в конце ХIX и начале ХХ в.

47Зеркала по величине достаточно стандартны и имеют диаметр 6–8 см и 8,5–14,5 см.

48Типы обозначены в соответствии с типологией Г.А. Федорова-Давыдова (Федоров-Давыдов Г.А., 1966) с дополнениями (Руденко К.А., 2001).

Предметы торевтики, найденные в регионе, из собраний Москвы и С.-Петербурга, исследованы В.П. Даркевичем в статье и монографии [5, 6]. Отдельные публикации находок с территории Татарстана сделаны Е.П. Казаковым [11].

Бытовая посуда и некоторые изделия художественного металла, найденные в Среднем Поволжье и Прикамье, опубликованы К.А. Руденко [21, 22].

Предварительно отметим, что для предшествующего периода X–XII вв. характерны такие категории импортных художественных металлических изделий, как чаши, котлы, ковши, кубки, миски, кувшины, мерные емкости, ступки, светильники, подсвечники, чернильницы. Хронологические рамки поступления импорта создали своего рода комплексы находок, отражающие общее направление культурных связей региона в определенные промежутки времени.

В золотоордынское время в булгарской области часто употреблялись художественные изделия, произведенные до монгольского нашествия и не только в Булгарии, но и далеко за ее пределами. Достаточно традиционными были связи с Ираном.

Наиболее ранней в этой категории предметов была чаша, найденная на Булгарском городище при раскопках Красной палаты XIV в. А.П. Смирновым, была изготовлена скорее всего в Мавераннахре (Хорасане (?)) в XII – начале XIII вв. А.П. Смирнов предполагал, что инкрустированные изображения на чаше соответствуют женским лицам «монгольского типа». Аналогии технологии инкрустированных бронз автор видит в иранских образцах XII в., а стилистику изображений – в керамике Закавказья и Хорасана. Дата находки определяется им XII–XIII вв. [24, с. 358–359].

Чаша изготовлена из бронзы литьем, в декорации использовалась инкрустация серебром. Внешне это сосуд с полусферическим дном и с чуть сужающимися стенками. Высота его 45 мм, диаметр 117 мм, диаметр максимального расширения тулова 125 мм, срез венчика прямой. Чуть ниже его выпуклый рельефный валик. По мнению А.А. Иванова, валик характерен для группы чаш из Мавераннахра с XI по начало XIII вв. Однако инкрустация там редкость, хотя в целом встречается.

Под валиком расположен орнаментальный пояс шириной 2 см, здесь выгравирована стилизованная надпись арабскими буквами почерком насх. Фон украшен растительным орнаментом. Буквы инкрустированы серебром. Верхняя часть буквы алиф оформлена в виде человеческой головы. На широкой части изображено человеческое лицо. На серебре прорисованы узкие, чуть удлиненные глаза, намечен нос и одной линией обозначена прическа или край головного убора. Надпись сильно испорчена коррозией и не читается.

На Булгарском городище найдена латунная (?) чаша полусферической формы с чуть уплощенным дном, с пологими плечиками и вертикальной шейкой высотой 20 мм. Диаметр ее – 210 мм, высота – 95–110 мм. Венчик утолщенный, плоский, шириной 6 мм. На срезе выгравирована плетенка из двух полос. Средняя часть шейки выпуклая. По плечику идет орнаментальная полоса шириной 15 мм, имитирующая надпись арабскими буквами. На дне сосуда сделаны две заплатки почти правильной круглой формы, диаметром 50 и 55 мм, выполненных швом «в зубец». По мнению А.А.Иванова, она изготовлена в Мавераннахре в промежутке с ХI в. и до начала XIII в.49

Киранскому производству XIII в. относится другая чаша50. Это бронзовое изделие полусферической формы, инкрустированное серебром. Высота его – 85 мм, диаметр – 164 мм. Срез венчика ровный. В 2 мм от края расположен орнаментальный пояс шириной 20 мм с гравированной благопожелательной надписью почерком насх. Надпись, по мнению А.А. Иванова, арабская, написанная рифмованной или ритмической прозой. Фон надписи украшен стилизованным растительным орнаментом в виде спиральных завитков. Буквы надписи инкрустированы серебром. Текст испорчен коррозией.

Орнаментальный пояс отделен от остального поля резной линией, помещенной в 4 мм от края полосы. В 12 мм ниже линии на тулове чаши имеются 10 медальонов, расположенных по периметру сосуда на расстоянии 15 мм друг от друга. Медальоны представляют собой стилизацию растительного побега. Рисунок выполнен тонким резцом. Чаша покрыта патиной золоти- сто-желтого цвета. Часть дна сосуда утрачена.

Кначалу XIV в. и, видимо, иранского производству относится несколько бронзовых кубков с инкрустацией серебром. Один из них найден у д. Пролей Каша Тетюшского уезда Казанской гу-

49НМ РТ, №5462.

50Возможна ошибка при шифровке: номер коллекции не 5364, а 5363.

бернии (ныне Тетюшский район Татарстана)51. Это сосуд в виде полусферической чаши на полом коническом поддоне. Высота его – 120 мм, диаметр – 165 мм, стенки вертикальные, на 7 мм суженные в верхней части. Тулово сосуда украшено 4 рядами орнаментальных полос. Верхняя орнаментальная полоса высотой 31 мм состоит из повторяющегося рапопорта (зеркальная симметрия): буква алиф и растительный побег, дающий в целом форму цветка. Фон выбран резцом, рисунок дополнен инкрустацией серебром. Нижние части букв переплетаются друг с другом, создавая непрерывную линию орнамента.

Вторая полоса состоит из 9 круглых картушей диаметром 65 мм с выделенным центром из двух цветков и обрамляющего его побега лозы (?). Пространство между картушами заполнено рисунком стилизованного растительного побега. Фон выбран резцом. Кайма картушей, переплетаясь, образует единую орнаментальную композицию.

Следующая полоса шириной 22 мм аналогична верхней с той разницей, что буквы перевернуты, а центр рапопорта оформлен в виде двух цветков.

Нижняя полоса шириной 16 мм состоит из двух пересекающихся лент, образующих каплевидный рисунок (острием вниз). Центральное поле «капель» инкрустировано серебром. Поддон чаши обломан. Поверхность сосуда покрыта темно-серой патиной.

Второй кубок также имеет вид полусферической чаши с чуть суженным верхом, на полом коническом поддоне. Поверхность ее снаружи украшена 4 орнаментальными полосами. Первая полоса шириной 35 мм состоит из рапопорта из нескольких арабских букв, вероятно, это часть стилизованной надписи. Фон украшен стилизованными растительными побегами в виде спиральных завитков с подтреугольными листьями. Орнамент выполнен тонким резцом.

Вторая полоса шириной 5 см состоит из круглых картушей диаметром 50 мм, центр которых оформлен в виде четырехлепестковой розетки. Пространство между розетками заполнено стилизованным растительным орнаментом. Центр обрамлен полосой из плетенки, состоящей из двух лент. Между картушами расположен стилизованный растительный орнамент. Третий орнаментальный пояс шириной 15 мм представлен растительным побегом с цветами или бутонами. Нижний пояс шириной 17 мм состоит из пересекающихся полос. Поддон у чаши обломан. Патина на поверхности сосуда имеет золотисто-охристый цвет.

Весьма характерна для иранского импорта чаша с изображением плавающих рыб на внутренней поверхности. Фрагменты донной части сосуда такого изделия имеются в коллекции музея археологии КГУ. Их размеры 90х45 мм и 27х32 мм. Целая чаша с такими изображениями найдена на Булгарском городище. Изготовлены они, по мнению А.А.Иванова, в первой половине XIV в.

Такие чаши имеют аналогии в материалах второй половины XIII в. и до первой половины XV в. В целом к восточному (иранскому (?)) импорту следует отнести фрагменты чаш с серебряной инкрустацией из собрания НМ РТ, найденные преимущественно на Булгарском городище. Это фрагмент венчика чаши – 45 х 42 мм. Сосуд, очевидно, был полусферической формы с орнаментальной полоской со стилизованной арабской надписью, верхняя часть букв которой украшена серебряной инкрустацией, выполненной в виде человеческих голов. Надпись не читаема. Поверх-

ность фрагмента покрыта плотной патиной рыжеватого цвета.

Второй фрагмент также относится к верхней части сосуда. Размеры его 30х42 мм. Венчик прямой, срез плоский. Чаша, видимо, была полусферической формы. Верхняя часть тулова украшена орнаментальной полосой шириной 23 мм. Полоса заполнена стилизованной надписью арабскими буквами, инкрустированными серебром. Верхняя часть букв выполнена в виде человеческих голов. Детали четко проработаны: прочерчены брови, узкие чуть удлиненные глаза, крупный нос, подбородок. Фон украшен растительными побегами. Надпись прерывается картушем, где на фоне растительных зарослей (переплетение побегов и цветов) изображен лежащий или скачущий олень (?). Рисунок четкий, резкий. По краю фрагмента высверлены три дырочки – следы ремонта сосуда. Фрагмент имеет темно-золотистую патину.

Интересен фрагмент поддона (?) чаши. Край ровный, плоскость изогнута. Размеры 72х40 мм. Край украшен двумя орнаментальными полосами – стилизованной надписью и полосы из пересекающихся лент, образующих каплевидный орнамент. Рисунок почти полностью уничтожен коррозией.

51 НМ РТ, №5379.

На других фрагментах стенок чаши: 40х26 мм и 37х35 мм имеется орнамент в виде многолепестковых розеток. В средней части фрагментов имеется полоса из плетеной двойной ленты. Фон шероховатый, выбран резцом. Лепестки розетки инкрустированы серебром.

Нетрудно заметить, что практически все сосуды имеют инкрустацию серебром. Инкрустация серебром в исламской торевтике восходит еще к VIII в., хотя широкое применение получает в X– XI вв. в Иране [8, с. 185–186]. А.А..Иванов отмечает, что первой могла быть и медная инкрустация и в целом медно-серебряная инкрустация существует в Иране, Ираке, Сирии, Египте до середины XIII в., когда медь вытесняет золото. Далее золото-серебряная инкрустация живет в Иране до 30-х гг. XVI в., затухая от XIV в. к XVI в. В целом традиция инкрустации серебром медной и бронзовой посуды сохраняется и по сей день [7, с. 31–32]. Одним из крупнейших центров производства инкрустированной посуды был Хорасан, в котором наиболее отчетливо проявляются собственные стилистические особенности начиная с середины XII в., хотя их формирование можно отнести, по мнению Б.И. Маршака, к концу XI – началу XII в. [14, с. 85–86]. В булгарском ремесле домонгольского времени инкрустация медью и бронзой, а также серебром или золотом применялась в незначительных объемах.

Отмеченная в описании особенность украшения чаш – эпиграфический орнамент, выполненный почерком насх с человеческими головами наверху, имеет значительную «родословную». Как считает А.А. Иванов, центром производства металлических изделий с использованием этого приема во второй половине XII в. был Герат. В XIII в. этот прием применяется мастерами сироегипетской школы и, возможно, приезжими мастерами в Анатолии. В первой половине XIV в. такое оформление уже практически не используется.

ВXIII в. булгарский рынок был насыщен продукцией художественных мастерских из Малой Азии, Кавказа и Восточного Ирана. Это были изделия, выполненные из бронзы с гравированным

иобъемным декором, разнообразных форм, сопровождавшиеся эпиграфическим орнаментом, мотивами «ислими» и «гириха», а также использованием инкрустированных декоративных деталей.

Вконце XIV в. в ассортименте привозных изделий появляется продукция сиро-египетских мастеров, как, например, блюдо, найденное в с. Русский Шуган и опубликованное Е.П. Казаковым. А.А. Иванов считает его сиро-египетским изделием XV в. с надписью «хорошая жизнь». Родственным ему было и блюдо из д. Татарской с надписью «знающий».

Падение уровня собственного производства выразилось в использовании в Булгарии массы привозных изделий, особенно восточноиранских во второй половине XIII в., преобладающие формы которых – чаши. Изготовление серебряной посуды прекратилось.

Таким образом, эпоха Золотой Орды открыла новую страницу в развитии культуры народов, вошедших в состав империи. Значительную роль в этом играли тесные торговые контакты со странами и регионами, отстоявшими от Волги на тысячи километров. Под их влиянием складываются общеимперский золотоордынский стиль в искусстве и общеимперская мода. Вместе с тем продукция признанных ремесленных центров (Иран, Китай) становится неотъемлемой частью быта состоятельных слоев общества и на периферии империи. Несомненно, что элементы новой золотоордынской «моды» стали основанием для последующего развития художественных традиций в Казанском ханстве.

1.Валеев Ф.Х. Древнее и средневековое искусство Среднего Поволжья. – Йошкар-Ола, 1975.

2.Валеев Ф.Х., Валеева-Сулейманова Г.Ф. Древнее искусство Татарии. – Казань, 1987.

3.Валеева Д.К. Искусство волжских булгар периода Золотой Орды (XIII–XV вв.). – Казань: Фикер,

2003.

4. Васильева И.Н. Кременкинское поселение // Археологические исследования в Поволжье. – Самара,

1993.

5.Даркевич В.П. Медная и бронзовая посуда из Волжской Болгарии (XIII–XIV в.) // СА. № 2. 1975.

6.Даркевич В.П. Художественный металл Востока VIII–XIII вв. – М., 1976.

7.Иванов А.А. Художественная бронза Ближнего и Среднего Востока (VII–XX вв.) // СГЭ. Вып. ХХХ.

–Л., 1969.

8.Иванов А.А. Бронзовая чаша из Хунзаха // Художественные памятники и проблемы культуры Вос-

тока. – Л., 1985

9.Иванов В.А., Кригер В.А. Курганы кыпчакского времени на Южном Урале (XII–XIV вв.). – М.: Нау-

ка, 1988.

10.Казаков Е.П. Памятники болгарского времени в восточных районах Татарии / Е.П. Казаков. – М.:

Наука, 1978.

11.Казаков Е.П. Булгарское село Х–XIII вв. низовий Камы. – Казань, 1991.

12.Казаков Е.П. О болгаро-салтовском элементе в погребальных инвентарях Волжской Булгарии / Е.П. Казаков // Плиска-Преслав. – София, 1981.

13.Каховский В.Ф. Исследование археологических памятников Чувашии в и 1982 гг. // Новые исследования по археологии и этнографии Чувашии. – Чебоксары, 1983.

14.Маршак Б.И. Бронзовый кувшин из Самарканда // Средняя Азия и Иран. – М., 1972.

15.Недашковский Л.Ф. Золотоордынский город Укек м его округа. – М.: Издательская фирма «Восточная литература», 2000.

16.Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье. Дмитровский археологический комплекс. – М.:

Наука. 1989.

17.Полякова Г.Ф. К вопросу о систематизации зеркал Волжской Булгарии // Древности Волго-Камья.

–Казань, 1977.

18.Полякова Г.Ф. Зеркала с драконами из Болгар // Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. – М.: Наука, 1978.

19.Полякова Г.Ф. Изделия из цветных и драгоценных металлов // Город Болгар. Ремесло металлургов, кузнецов, литейщиков. – Казань, 1996.

20.Руденко К.А. Могильник на острове «Песчаный» // Татарская археология. № 1–2 (4–5). – Казань,

1999.

21.Руденко Д.А. VI Алексеевское селище. – Казань: «Репер», 2000.

22.Руденко Д.А. Остров «Мурзиха» и его окрестности. Хронологический атлас археологических коллекций НМ РТ (1991–1999 гг.) Опыт микрорегионального исследования. Каталог археологических коллекций НМ РТ. – Казань: Школа, 2002.

23.Смирнов А.П. Волжские булгары. – М., 1951.

24.Смирнов А.П. Армянская колония города Болгара // МИА. № 61. – М., 1958.

25.Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. – М., 1966.

26.Федоров-Давыдов Г.А. Искусство кочевников и Золотой Орды. Очерки культуры и искусства народов Евразийских степей и золотоордынских городов. – М., 1976.

27.Халикова Е.А. Археологические исследования в Куйбышевском районе ТАССР // КСИА. № 104. –

М., 1965.

28.Хлебникова Т.А. Основные производства волжских болгар периода Х – начала XIII вв. Автореф. дисс. … канд. ист. наук. – Казань, 1964.

ABSTRACT

Rafael Valeev

Role of the Middle Volga region in Golden Horde foreign trade

Golden Horde’s age opened new page of cultural development of empire nations. Significant role in this process played close trade relations with countries and regions which were thousands kilometers far from Volga. Under their influence was developed all over Golden Horde empire style in arts and mode. At the same time products of recognized artisan centers (Iran, China) become an integral part of everyday life of wealthier strata of society as well in periphery of the empire.

Р.Ю. Почекаев

Китайские владения Золотой Орды: административно-правовое положение52

Согласно тимуридскому автору XV в. Муин ад-Дину Натанзи «Когда в старину Чингиз-хан производил раздел между четырьмя сыновьями, он каждому сыну назначил собственность (мульк) во владениях (мамлакат) другого сына, чтобы из-за этого между ними постоянно ездили послы» (4, с. 353). И хотя исследователи высказывают сомнения в том, что именно Чингиз-хан издал такое распоряжение [см.: 6, с. 106 и след.], сам факт выделения одним чингизидам владений в улусах других не вызывает сомнений. В настоящем исследовании мы намерены рассмотреть

52 Считаю своим приятным долгом поблагодарить М.Г. Крамаровского за замечания и предложения по настоящей статье.