35269707

Следующее «пламя войны» между кыпчаками и монголо-татарами вспыхнуло, как об этом писал арабский писатель Ибн-Васыл в 1229–1230 гг. После смерти Чингиз-хана в 1227 г. великим ханом стал Угедей, который и послал отряд в 30 000 монголов во главе с Субедеем и Кукдаем «в страну Кыпчака, Саксина и Булгара». Скорее всего, порядок перечисления названных территорий показывает маршрут и последовательность монгольских ударов. И вновь сначала под их сабли попали кыпчакские племена, затем они обрушились на половцев-саксинов. Русские летописи по этому поводу сообщают следующее: «Того же лета 1229 г. Саксины и Половцы възбегоша из низу к Булгарам перед Татары и сторожеве Болгарьскыи прибегоша бьени от татар близ рекы, ей же имя Яик». Но на этот раз монголы не пошли за болгарскими сторожевыми отрядами и не вторглись в пределы Волжской Булгарии. Видимо, в памяти монгол еще свежи были события 1223 г. и 30000 воинов уже было не достаточно для прямого столкновения с войском Волжской Булгарии, а выделение дополнительных сил было весьма проблематичным. Так, в Средней Азии и в Афганистане регулярно приходилось подавлять очаги сопротивления, возглавляемые последним хорезмшахом Джалал ад-Дином (сыном хорезмшаха Мухаммада). И именно в период 1228–1229 гг. против него была направлена вторая монгольская армия численностью опять же 30 000 воинов во главе с Джурмагун нойоном, которая сумела справиться с поставленной задачей в 1231 г. Только

в1233–1234 завершилось завоевание Цзиньской империи Китая, окончательно были захвачены государства и города Средней Азии. Конечно же, все это требовало значительных сил. К тому же, как писал А.Х. Халиков, на восточных окраинах болгарских земель примерно в это время возводятся огромные земляные валы – засечные черты, представляющие собой эшелонированную линию укреплений. Вполне возможно, что с их помощью, по сути, лишая монголо-татарское войско свободы маневра, болгары могли спокойно противостоять войску в 30 000 человек и сдерживать своих противников столь длительное время на степных рубежах.

Поэтому следующее упоминание в летописях о попытке монголо-татарского войска пробиться в пределы Волжской Булгарии относится к 1232 г.: «Приидоша татарове и зимоваша не дошедше Великого града Болгарьского», т.е. опять же где-то в Волго-Уральских степях. А к тому же армия хана Батыя и полководца Субедея, как отмечается в «Сокровенном сказании» встретила «сильное сопротивление со стороны тех народов и городов, завоевание которых ему (Батыю) было поручено Чингиз ханом, а именно – Канлин, Кибчаут, Бачжигит, Оросут, Асит, Булар, Келет...». Вследствие этого, на курултае 1235 г. было принято решение об отправлении «в поход Бату, Бури, Мунке и многих других из царевичей на помощь Субетаю...».

Ив 1236 г. эта огромная сила (по некоторым данным только собственно монгольских воинов

вэтой армии было до 25 0000 человек) накопилась в Волго-Уральских степях, а затем вторглась в Волжскую Булгарию, которая была подвергнута страшному разгрому и разрушению. В «Сокровенном сказании» же записано: «Посланные в помощь Субеетаю царевичи Бату, Бури, Гуюк, Мунке и все другие царевичи, покорив народы канлин, кипчаут, бачжигит, разрушили города Эчжил, Чжаях и Мечет...». Многие исследователи считают 1236 г. датой покорения народов ВолгоУралья. Однако, как мы отмечали выше, монголо-татарское войско в степях Волго-Уралья находилось беспрерывно как минимум уже с 1232 г., используя их как своеобразную базу для накопления сил между попытками покорения Волжской Булгарии и остатков кочевых племен кыпчакской конфедерации.

Разгромив кыпчаков, монголы вплотную подошли к Яику, который теперь становился естественной границей между ними и башкирами, вытесненными на правобережье. С точки зрения геополитики Монгольской империи получается, что в Улус Джучи теперь были включены и степи, лежащие между Иртышом и Уралом.

И.В. Антонов приводит следующий отрывок из летописи монгольского автора XVII в. Лубсан Данзана «Алтан тобчи»:

«Когда Чингиз-хаган отправлял [своего] старшего [cына] Джочи главным даругачи кыпчаками, он сказал Богурчи-нойану: «Дай [поучение]». И Богурчи сказал:

«Слушай, царевич Джочи!

Хаган, твой отец, отправляет тебя в захваченную землю, Чтобы ты управлял чужим народом. Будь же тверд! Послушай: говорят, есть непроходимый перевал; Ты же не думай, что тебе не перейти [его]:

Если подумаешь, как перейти, то перейдешь его!

Говорят, есть река, нельзя переправиться [через нее]; Ты же не думай, что тебе не переправиться:

Если [не] думаешь, то ты переправишься!

А сам Чингиз-хан лишь добавил: «Правильны слова Богурчи!» Тогда же Чингиз-хан направил в улус Джучи полководца Мунгэту-багатура, которому он

сам, в частности, сказал:

«Если Небо укажет тебе путь-дорогу, Ты совершишь поход [даже] за море. Да! Не прерывай же своих призывов и песен! Ты совершишь походы через скалы,

Не прерывай же своих криков и призывов!» [цит. по: 1, с. 130].

Сам исследователь полагает, что «непроходимый перевал», о котором говорил Богурчи, это перевал через Уральские горы, а река, через которую «нельзя переправиться», это Яик. И переправу через эту реку, и перевал через эти горы защищал один и тот же народ» [1, с. 131].

Здесь мы вплотную подходим к проблеме времени и обстоятельств вхождения башкирских племен в состав Улуса Джучи. Высказанные по этому вопросу точки зрения в оценке времени и содержания этого события не совпадают. А.-З. Валиди полагал, что завоевание монголами страны башкир произошло в 1207 г. [см.: 9, с. 334]. С чем очень трудно согласиться, учитывая, что еще в 1208 г. между башкирами и монголами, воевавшими с меркитами на Иртыше, находились враждебные тем же самым монголам кыпчаки (см. выше). Л.Н. Гумилев это событие датировал 1220– 1235 гг., что, в общем-то, кажется более правдоподобным. Во всяком случае, этот достаточно длительный отрезок времени не противоречит и дате разгрома меркитов и приютивших их кыпчаков в 1216 г., и первый, неудачный, поход монгольских войск на Волжскую Булгарию в 1232 г., в срыве которого западные башкиры сыграли далеко не последнюю роль [см.: 4].

Согласно точке зрения Н.А. Мажитова и А.Н. Султановой, «события 1219–1223 гг. в Казахстане и Средней Азии (завоевание государства хорезмшаха Мухаммада. – В.И.) прямо коснулись территории Башкортостана» [9, с.334]. Содержание этих событий, по мнению исследователей, заключалось в том, что разгромленные войсками Джучи кыпчаки частью бежали на Южный Урал к «иштякам» (башкирам), частью – в степи Волжского правобережья: «отсюда следует, что территория Южного Урала окончательно вошла в состав улуса Джучи (выделено мной. – В.И.)» [9, с. 335].

Это предположение (а оно именно должно рассматриваться, как предположение) противоречит ряду сообщений средневековых авторов. Во-первых, если Южный Урал (читай – башкирские племена) уже в 1223 г. вошли в состав улуса Джучи, то как объяснить участие башкир в срыве похода 1232 г. на Волжскую Булгарию? Во-вторых, как объяснить решение великого каана Угедея на курултае 1235 г., «чтобы царевичи Бату, Менгу-каан, Гуюк-хан вместе с другими царевичами и многочисленным войском отправились в области кыпчаков, русских, булар [поляков], маджар, башгирд (выделено мной. – В.И.), асов, в Судак и в те края и все их завоевали; и они занялись приготовлением к этому походу»? В-третьих, что тогда означает сообщение Рашид адДина о походе Бату, Шибана и Бурундая с войском против булгар и башгирдов зимой 1236 г.? [14, с. 36–37]. Наконец, в этом случае очень трудно с исторической точки зрения понять и растолковать содержание башкирских преданий и легенд, повествующих о сопротивлении башкир монгольскому завоеванию. А они достаточно красноречивы.

Письменные источники показывают, что «страна башкир» XIII–ХIV вв. располагается севернее Дашт-и-Кыпчака с протекающим через него Яиком, который течет «с севера из земли Паскатир». Как писал Вил де Рубрук: «Из Руссии, из Мокселя, из Великой Булгарии и Паскатира, то есть Великой Венгрии, из Керкиса (все эти страны лежат к северу и полны лесов) и из многих других стран с северной стороны которые им (монголам. – В.И.) повинуются, им привозят дорогие меха разного рода..». Паскатиры (башкиры) – «пастухи, не имеющие никакого города; страна их соприкасается с запада с Великой Булгарией. От этой земли к востоку, по упомянутой северной стороне, нет более никакого города. Поэтому Великая Булгария – последняя страна, имеющая город» [12]. А у Плано Карпини описания даже более конкретные: «С севера же к Комании, непосредственно за Руссией, Мордвинами и Билерами, то есть Великой Булгарией, прилегают Баскарты..».

Таким образом, данные письменных источников достаточно четко локализуют и пределы «страны Паскатир»: с юга – степи Дашт-и-Кыпчака, с запада – Волжская Булгария, а с востока – как писал ал-Омари: «Страны Сибирские и Чулыман прилегают к Башкирдам».

Достаточно яркими и интересными являются описания башкир. Так, по Рубруку «это – пастухи, не имеющие никакого города», но при этом живут в лесном краю и занимаются охотой на пушного зверя. Еще более яркими являются сведения венгерского монаха Юлиана: «Они язычники, не имеют никакого понятия о боге, но не почитают и идолов... Земли не возделывают, едят мясо конское, волчье и тому подобное, пьют лошадиное молоко и кровь. Богаты оружием и весьма отважны в войнах...». На первый взгляд, последнее сообщение никак не согласуется с практически в большинстве случаев, мусульманской погребальной обрядностью захоронений чияликцев (башкир). Наверное здесь нужно иметь в виду, что между сведениями Юлиана, который побывал в Поволжье между 1235–1237 гг. и путешествием Рубрука, который через Волго-Уральские степи проезжал в 1253 г. есть хронологический разрыв почти в 20 лет. И, как писал сам Рубрук: «то, что я сказал о земле Паскатир, я знаю через братьев проповедников, которые ходили туда до прибытия татар, и с того времени жители ее были покорены соседними Булгарами и многие из них стали саррацинами (т.е. мусульманами)...». Что же касается богатства оружием и конями, то это довольно наглядно иллюстрируют грунтовые захоронения Охлебининского городища, датированные ХII–ХIV вв. и в которых найдены сабли, стремена, удила и т.д.

Что же касается исторических судеб башкир в рассматриваемое время, то исходя из логики и последовательности исторических событий, нам представляется, что ситуация складывалась несколько иначе. Как мы уже отмечали выше, первое появление монголо-татар в степях восточной части Дашт-и-Кыпчака относится только к 1216 г. и имело скорее характер карательного похода в отместку за укрывательство врагов монголо-татар – меркитов. И после быстрой победы монголотатары ушли назад, на восток, не предъявив тем же кыпчакам никаких территориальных и иных претензий. А вот начало военной кампании уже по захвату Волго-Уральского региона относится лишь к 1221 г. И только с этого времени, монголо-татары могли появиться в южных пределах «страны Паскатир». Вполне возможно, что имея достаточно развитые экономические (торговля) и социально-политические (распространение ислама, территориальная близость и т.д.) связи с Волжской Булгарией, башкиры могли принимать участие во «встрече» Субедея в 1223 г. в качестве союзного войска болгар, хотя об этом нет никаких упоминаний в источниках.

Но если принять во внимание сведения Юлиана, который писал, что монголо-татары 14 лет воевали с башкирами, то получается, что первые столкновения произошли в пределах 1221– 1223 гг. (1235–14=1221 г.; 1237–14=1223 г.). По всей видимости, именно к этому времени относится часть башкирского исторического предания «Акман-Токман»: «Но вот нагрянула с востока страшная черная рать. Было это летом. Все люди, вся скотина были на яйляу, в лесу, в горах, в долинах рек. Через башкирскую землю шла только часть вражеской рати. Основные же силы проходили южнее, по прияицким степям. Вскоре затем монгольский хан послал к башкирам своих нукеров – воинов – и вынудил народ покориться» [4, с. 168]. Скорее всего это произошло во время похода в Дашт-и-Кыпчак Джучи-хана в 1221–1223 гг. Но, как сообщает далее легенда, засилье ханских сборщиков ясака оказалось нестерпимым, и башкиры восстали под предводительством батыра Сурамана. Началась башкиро-монгольская война, длившаяся много лет (успели подрасти сыновья Сурамана – Акман и Токман).

Сопротивлялись монголам башкиры-бурзяне и кыпсаки, развернувшие партизанскую войну против захватчиков в горах и лесах [4, с. 165, 167]. Долго сопротивлялись нашествию западные башкиры, очевидно, союзные булгарам: «До нашествия полчищ Чингиз-хана и Батыя реки Агидель, Ик, Мелле и Мензели были глубоководны,...а долины их покрыты густыми лесами. В тех краях кочевали башкирские роды байляр и буляр. Когда же через их земли прошел хан Батый со своим войском, мирной спокойной жизни башкирских родов пришел конец. Хан шел покорять страну булгар и по пути уничтожал башкирские племена. Это произошло в отсутствие Биксуры – старшего сына Карагай-атая. Когда Биксура возвратился с охоты и стал очевидцем содеянного захватчиками... он сел на своего аргамака и поскакал к соседним родам: байляр, ыласын, буре. Там он собрал егетов и выступил против войска Батый-хана. Выследил и уничтожил врагов. Первое наступление Батыйхана на булгар было сорвано. Года через три Батый-хан снова направил большое войско в страну булгар. Биксура со своими егетами снова поднялся на борьбу» [4, с. 166].

Вероятнее всего, в этих легендах нашли отражение события 1229–1232 гг., когда монголотатары так и не смогли достичь столицы Волжской Булгарии. И одной из причин этого явилось противостояние башкирских племен Приуралья, что и было зафиксировано письменными источниками как сильное сопротивление Субедею «со стороны народа...Бачжигит».

Таким образом, следует согласиться с выводами И.В. Антонова, считающего, что монголобашкирская война началась не ранее 1222 г. и продолжалась до 1236 г. – года начала великого западного похода монгол. Все это время западная граница владений Джучи проходила по восточному склону Уральских гор и левому берегу р.Яик вплоть до ее впадения в Каспийское море [1,

с. 132].

Сопротивление башкир было если не сломлено, то, по крайней мере, они были загнаны в горы в ходе военной компании 1236 г. Хотя и эту дату мы не можем считать временем покорения населения «страны Паскатир», поскольку монголо-татарам после возвращения в 1241 г. из похода на Русь и Центральную Европу потребовалось продолжение военных действий в Поволжье и на Урале. При этом «пламя войны» коснулось не степных пространств (что еще раз свидетельствует о том, что степи Волго-Уралья уже безраздельно принадлежали завоевателям), а прошло по более северным пределам. Как свидетельствует все тот же Плано Карпини: «Из Руссии же и из Комании вышеназванные вожди подвинулись вперед и сразились с венграми и поляками. Возвратившись оттуда, они пришли в землю мордванов, которые суть язычники, и победили их войною. Подвинувшись отсюда против билеров, то есть Великой Булгарии они и ее совершенно разорили. Подвинувшись отсюда еще на север, против баскарт ... они победили и их. Выйдя отсюда они пошли дальше к северу... Отсюда вернулись они в Команию (то есть в степи Дашт-и-Кыпчака) и до сих пор некоторые из них пребывают там».

Но в целом башкирские племена политически были разобщены и перед лицом монгольского нашествия действовали по-разному. Если приуральские башкиры, жившие в лесостепных и предгорных районах Южного Урала, то есть в удалении от степного театра боевых действий, сопротивлялись монголам, то юго-восточные башкиры-усергане, кочевавшие в междуречье Урала и Сакмары, оказались совсем рядом с завоевателями. Фактически, начиная с 1223 г. от монгол их отделяла только р. Урал (Яик). В этих условиях действия усерганского бия Муйтэна, добровольно вместе со всем своим народом сдавшегося Чингиз-хану, представляются вполне оправданными и логичными. Современные исследователи уделяют много внимания этому событию, даже несколько гиперболизируя его – отождествляя Муйтэн-бия с башкирским ханом [9, с. 335–337; 8, с. 112 и сл.]. Данное утверждение фактически базируется на шежере племени усерган, повествующем о том, что Муйтэн-бий

Пять верблюдов он нагрузил (подарками), Ездил он к Чингиз-хану, Хан оказал ему почести, Посадил его рядом с собой.

Три других источника – это стихотворные предания, объединенные общим названием «Муй- тэн-бий». В одном из них рассказывается, как «во времена Чингиз-хана от Куаканского и Усерганского родов к этому могущественному властителю был направлен их верховодец Муйтэн, сын Тукхабы. Он должен был получить полномочие хана на управление родовыми землями. Чингиз принял Муйтэна с почетом, щедро его угощал. Присвоил ему звание бия. Когда Муйтэн возвратился на родину, певцы сложили о нем хвалебные тулгау…». Далее в предании приводится текст этого самого тулгау, в котором Муйтэн-бий представлен как храбрый, мудрый, любимый народом и уважаемый сюзереном Чингиз-ханом башкирский правитель [4, с. 170–171]. В более сдержанных тонах личность Муйтэн-бия представлена в двух кубаирах, записанных музыковедом И.В. Салтыковым в 1929 г. В тексте одного из них проскальзывает даже сочувствие бию, который, ради спасения своего народа пошел на союз с захватчиками: «Погубил за народ свой он голову. Если бы его не было – родина была бы разорена» [3, с. 199].

С территорией владений Муйтэн-бия тоже не все ясно. Усерганское шежере, на которое ссылаются исследователи, было составлено, судя по всему, в XIX в. Известно, что шежере составлялись взамен утраченных или обветшавших вотчинных жалованных грамот Ивана IV для того, чтобы исторически обосновать право того или иного рода на земельные вотчины. И как исторический источник шежере требует очень осторожного к себе подхода. Поэтому утверждение (на основании сведений шежере усерган) о том, что Муйтэн-бий получил от Чингиз-хана право на владение фактически всей территорией Башкирии [9, с. 336], не стоит так абсолютизировать. Тем более, что в одном из упомянутых выше баитов о владениях Муйтэн-бия сказано, что «Много-

водная Сакмара – вот владения его. Четырьмя юртами он управлял…»95 [3, с. 196]. И далее перечисляются эти юрты: бурзяне, жившие в предгорьях Южного Урала по долине Агидели; кыпсаки, жившие в междуречье Большого Ика, Белой, Сакмары и верховьев Самары; тангауры – в междуречье верховьев Урала и Сакмары и тамьянцы в верховьях Урала и Белой. По площади эта территория была, возможно, и сопоставима с Волжской Булгарией96, но по социально-экономическому потенциалу, – безусловно, нет. Поэтому едва ли есть смысл и далее настаивать на определении владений Муйтэн-бия, как ханство. Это был улус, возможно, даже переданный в наследственное владение («Сыну Тукхтабы Муйтэну даруется звание бия. После его смерти звание должно перейти к одному из его сыновей. Оно будет передаваться по наследству Муйтэна, но не должно переходить к другим. В каждом поколении должен быть избранный бий рода Муйтэна. Роду этому будут принадлежать различные земельные угодья, леса, которые были испрошены Муйтэном…» [4, с. 172]. То есть Муйтэн-бий – типичный улусбег. Как держатель улуса, он должен был расплачиваться с сюзереном не только натуральным ясаком, но и участием со своими воинами в походах повелителя. Что и фиксирует баит «Муйтэн-бий», сообщающий о том, что Муйтэн, уже будучи бием Чингиз-хана, «c Сакмары и Саелмыша дошел до Дона» [3, с. 199]. Нужно отметить, что средневековые источники действительно сообщают, что после 1236 г. некоторые башкирские отряды влились в состав монгольских войск и участвовали в их дальнейших походах.

В целом же различные источники дают нам возможность проследить последовательность завоевания монголо-татарами народов Волго-Уральского региона и показывают, что этот процесс не был единовременным: в первую очередь монголо-татары захватили и в дальнейшем использовали для своих нужд кыпчакские степи Волго-Уралья, и только чуть ли не через десятилетие им удалось заставить покориться башкирские племена. А все точки над «и» были расставлены лишь в 1242–1243 гг., когда произошло территориальное и административное оформление государства хана Бату, получившего в дальнейшем название «Золотая Орда».

Дальнейший ход событий представляется как сочетание двух тенденций в политике золотоордынских правителей по отношению к населению Южного Урала. Первая линия касалась непосредственно Южноуральских степей, которые являлись частью основы основ – тем самым жизненным пространством, за которое боролась любая кочевая империя. По логике борьбы за жизненное пространство монголы в первую очередь ликвидировали всю правящую верхушку половецких племен Дашт-и-Кыпчак, сломали границы старых кыпчакских родовых подразделений и растворили их в среде смешанного полиэтничного населения Улуса Джучи-Золотой Орды, и вообще «перекроили» по-своему этническую карту степей Восточной Европы [15, с. 27–28].

Вторая линия взаимоотношений касается собственно башкир. Анализ археологического материала указывает на стабильность пребывания в лесостепных и горнолесных районах Южного Урала чияликского (башкирского) населения в XII–ХIV вв., практически без каких-либо иных этнических вливаний: без появления других типов памятников, без принципиального изменения погребального обряда (за исключением новаций в процессе исламизации) или образа жизни и территории обитания. Башкирские предания достаточно четко обрисовывают и сам характер этих взаимоотношений: «Земля и воды были распределены между родами. Каждому роду предназначалась своя тамга, уран, дерево, птица. После получения земель и тамги башкиры должны были платить хану ясак. Сначала это показалось не особенно обременительным. Пушнина поставлялась хану вовремя. Но однажды от хана пришел новый указ. Молодые мужчины и парни со своим конем, снаряжением призывались в ханское войско. Стали косяками угонять коней, скот». Дальше известно – антимонгольское выступление под предводительством батыра Сурамана [4, с. 168].

Таким образом, положение башкирских племен в чем-то схоже с судьбой русских княжеств: обязательная выплата ханского ясака, участие воинских контингентов в военных походах, тыловое обеспечение армии и т.д. При этом монголо-татарами, в отличие от кыпчако-половецких племен, у башкир была сохранена и правящая верхушка. Тот же Муйтэн-бий: «Вернувшись оттуда,

Муйтэн-бий, В своей стране был бием».

Но, кроме него, башкирские предания сообщают о своих биях у бурзян, кыпсаков, тамьянцев, которых Муйтэн подчинил себе. В общем-то схема управления, очень схожая с той, которую монголы установили для Руси: главный правитель, утвержденный и поддерживаемый монгольскими ханами, и подвластные ему удельные князья/бии.

95В данном случае юрт (йорт) – территория какого-то племени с населением.

96Превышает ее, но не «в несколько раз» [9, с. 337].

Еще один важный момент: монголо-татары никогда в период XIII–ХIV вв. не использовали башкирскую территорию для своего расселения, ограничиваясь покорностью населения, выплачивающего дань-ясак. Все вместе это позволяет говорить об определенной автономности башкирского населения в составе Золотой Орды. И именно благодаря подобному своему положению башкиры относительно спокойно пережили смутное время «ордынской замятни» с начала 60-х годов ХIV в., когда шла ожесточенная борьба за золотоордынский трон, и степи Волго-Уралья неоднократно становились ареной кровавых столкновений. Однако и для башкир кульминация наступила с начала 80-х гг. XIV в., когда на исторической арене остались Токтамыш-хан и самаркандский эмир Тамерлан. В феврале 1391 г. войско Аксак Тимура двинулось через степи современного Казахстана и уже в конце 1391 г. вышло на левый берег Яика, затем поднялось вверх по реке, форсировало ее и оказалось где-то в юго-восточном Зауралье. Затем, 18 июня на берегах реки Кундурчи состоялось сражение, в котором армия Токтамыша потерпела поражение [10, с. 123– 124]. На этот раз не остались в стороне и башкиры, которые вместе с остальными частями армии Токтамыша боролись против Аксак Тимура, что и нашло яркое отражение в историческом предании «Последний из Сартаева рода» [4, с. 173–179; 11, с. 97–109]. В 1395–1396 гг. Тамерлан нанес новый удар по Золотой Орде [10, с. 131–135], от которого последняя уже не смогла возродиться в прежних пределах и формах. После ухода армии Тамерлана из пределов Волго-Уралья фактически уже начался развал Золотой Орды, и история населения Поволжья, «страны Паскатир», степных кочевников пошла уже по иному руслу.

1.Антонов И.В. Образование Улуса Джучи // Золотоордынское наследие. Материалы Международной научной конференции «Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды (XIII–XV вв.)». – Казань, 2009.

2.Ахинжанов С.М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. – Алма-Ата, 1989.

3.Башкирское народное творчество. Т. 10. Исторический эпос. – Уфа, 1999.

4.Башкирское народное творчество. Т. 2. Предания и легенды. – Уфа, 1987.

5.Белавин А.М. Народы Верхнего Прикамья и Волжская Булгария // История татар с древнейших времен. Т.II. Волжская Булгария и Великая Степь. – Казань, 2006.

6.Джиованни дель Плано Карпини. История монголов / Пер. А.И. Малеина. – М., 1957.

7.Иванов В.А. Этнокультурная карта Южного Урала в предмонгольский период (вторая половина XI – начало XIII вв.) // Этнические взаимодействия на Южном Урале. Материалы II региональной научно практической конференции. – Челябинск, 2004. – С. 66–70.

8.Мажитов Н.А., Иванов В.А., Султанова А.Н. Башкортостан в составе Золотой Орды // Историкокультурный энциклопедический атлас Республики Башкортостан. – М.; Уфа, 2007.

9.Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана. Древность, средневековье. – Уфа, 2009.

10.Миргалеев И.М. Политическая история Золотой Орды периода правления Токтамыш-хана. – Ка-

зань, 2003.

11.Миргалеев И.М. Рассказ о Чермасане и Кармасане: легенда «Последний из Сартаева рода» // Золотоордынская цивилизация. Вып. 3. – Казань, 2010. – С. 97–109.

12.Путешествие в восточные страны / Пер. А.И. Малеина. – М., 1997.

13.Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2. – М.; Л., 1952.

14.Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. II. – М.; Л., 1960.

15.Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. – М., 1973.

ABSTRACT

Vladimir Ivanov

Circumstances of Bashkir entrance into the Golden Horde

Article considers about debatable questions of mongol-tatar conquest of Bashkir and their political and legal status in the Golden Horde structure, which can be defined as defined autonomy of Bashkir population. Thanks to their status Bashkir’s rather peacefully endured interlunation of “Horde Jam” from the beginning of 60-s of XIV century. Timur’s campaign affected to Bashkir population too, which took a part in wars of Tokhtamish against Aksak Timur. After leaving troops of Tamerlane bounds of Volga and Ural area, history of Volga area population, “Paskatir country” and steppe nomads went by another way.

Н.Ф. Шайхиев

Взаимоотношения Джучи с Чингиз-ханом

Вот уже сколько лет история Улуса Джучи интересует многих историков, которые посвятили всю свою жизнь изучению истории этого государства. К настоящему времени исторической наукой достигнуты заметные успехи в изучении истории Золотой Орды. Но несмотря на это все равно еще существуют пробелы, нет достоверных ответов на многие вопросы. Например, один из таких вопросов – история жизни Джучи-хана, старшего сына Чингиз-хана и основателя Улуса Джучи. Как ни странно, из всех сыновей Чингиз-хана история жизни Джучи-хана наименьше изучена и более загадочна. Это объясняется следующими причинам. Во-первых, скудостью источниковой базы. Во-вторых, окончательное создание Улуса Джучи связывают с именем Бату-хана, сына Джучи. А периоду самого Джучи уделено мало внимания, и рассматривается этот период лишь

вобщем контексте, в рамках истории Монгольской империи. В-третьих, при изучении жизни Джучи-хана, мы видим, что некоторые историки склонны недооценивать или преуменьшать достижения в его карьере, преуменьшают его заслуги в создании Улуса Джучи, а иногда и вовсе игнорируют этот период его жизни. Особенно это видно в работах советских историков. Например, А.Ю. Якубовский пишет, что «сам Джучи в судьбах Золотоордынского государства не сыграл фактически никакой роли» [4, c. 50].

Интересен тот факт, что описание определенных моментов жизни и даже смерти Джучи-хана

вразных источниках дается по-разному. О Джучи мы знаем настолько мало, что до сих пор остается загадкой его рождение, отношения в семье и даже смерть. До сих пор дата и обстоятельства рождения, даже собственное имя Джучи-хана вызывают споры. В разных источниках приводятся разные рассказы. Ни в одном источнике почему-то не указывается дата его рождения. Даже в «Сокровенном сказании» [12] автор источника почему-то не сообщает о рождении Джучи при освобождении его матери Бортэ-фуджин из меркитского племени. Хотя, из других источников, мы знаем, что Джучи родился именно после освобождения Бортэ из плена.

Тем не менее, многие историки определяют дату рождения Джучи исходя из даты рождения Угедея – третьего сына Чингиз-хана. Он родился в 1186 г. Например, Р.П. Храпачевский [20, с. 78] полагает, что Джучи мог родиться в 1184 г. Свои предположения Р.П. Храпачевский обосновывает тем, что в «Сборнике летописей» Рашид-ад-Дина самым старшим ребенком Чингизхана названа Хачин-беки (Фуджин-беки), сестра Джучи [16, с. 39]. Как полагает Р.П. Храпачев-

ский, она родилась в 1182 г., и соответственно Джучи родился в 1184 году. Но мнение Р.П. Храпачевского опровергает П.А. Дарваев [6, с. 49]. По его мнению, Джучи никак не мог родиться в 1184 г., так как в этом году родился Чагатай. А Хачин-беки, по мнению П.А. Дарваева, родилась в 1188 г., за год до рождения младшего сына Чингиз-хана Толуя. О том, что Джучи был вторым сыном, нам сообщает и Чжао Хун, который в 1221 году побывал в Яньцзине (современном Пекине) у наместника Чингиз-хана – Мухали и написал о том, что видел и слышал, общаясь с монголами. Однако, в отличие от версии Рашид-ад-Дина, первый ребенок Чингиз-хана от Бортэ был мужского пола. Он пишет, что «… старший сын Чингиз-хана Би-инь был убит в бою при штурме западной столицы (цзиньцев) Юньчжуна во время разгрома государства Цзинь. Ныне второй сын является старшим царевичем и зовут его Йоджи (Джучи). Третьего царевича зовут Öдэй (Угедей). Четвертого царевича зовут Тянь-лоу (Толуй) и пятого царевича зовут Лун-сунь. Все они рождены от главной императрицы (Бортэ)» [15, с. 56]. Как мы видим, Чжао Хун приводит совсем иные сведения о сыновьях Чингиз-хана от Бортэ. Первый, некий Би-инь, а пятый Лунсунь. Однако, в других источниках нет сведений об этих сыновьях Чингиз-хана. В то же время Чжао Хун совсем не упоминает о Чагатае. Возможно, эти сведения ошибочны, и поэтому историки не уделяют должного внимания на данный отрывок. Хотя, с другой стороны, Чжао Хун получал информацию из первых рук, у Мухали – наместника Чингиз-хана.

Джучи умер в феврале-марте 1227 г., за шесть месяцев до смерти Чингиз-хана. По версии Рашид-ад-Дина, его смерть произошла между тридцатью и сорока годами его жизни [16, с. 65]. Меньше сорока лет Джучию ни как не мог быть. Если ему в 1227 г. было сорок лет, то получается, он родился в 1187 г. И это не соответствует действительности, так как Угедей, третий сын Чингиз-хана, родился в 1186 г. Отсюда выходит, что Джучию в момент смерти было либо сорок два года, либо сорок пять лет. Скорее всего, второй вариант более подходит, чем первый. Под-

тверждения того, что Джучи родился в 1182 г., а возможно, что даже в начале 1183 г., убедительнее, чем в 1184 г.

Следующий вопрос, который вызывает споры среди историков, это сомнения Чингиз-хана в том, что был ли Джучи на самом деле его сыном. Например, К. де Оссон [10, с. 201] и Е. Кычанов [14, с. 134], полагают, что отцом Джучи был Чингиз-хан, а М. Хоанг [19, с. 106] и Вернадский [2, с. 18] полагают, что это был Чильгир. Л.Н. Гумилев пишет, что «Борте вернулась беременной и вскоре родила сына – Джучи. Тэмуджин признал его своим сыном и заявил, что Борте попала в плен уже беременной. Но сомнения грызли и отца и сына» [5, с. 289]. Но в то же время Л.Н. Гумилев указывает на отличие Джучи от Чингиз-хана и его других сыновей. По его мнению, Джучи отличался от остальных гуманностью и добротой, был не только хорошим полководцем, но и неплохим организатором. Хотя по поводу гуманности Джучи имеются некоторые сомнения, так как мусульманские историки описывают ужасные события при взятии городов Хорезма.

Наличие столь различных мнений среди историков об обстоятельствах рождения Джучи связано в основном с различными описаниями о его жизни. Например, возможным отцом Джучи, согласно «Сокровенному сказанию», мог быть Чильгер, который взял Борте в наложницы. Он был младшим братом Чиледу, у которого отец Чингиз-хана Есугай отбил невесту Оэлун (мать Чингиз-

хана) [12].

Если «Сокровенное сказание» намекает на то, что Борте забеременела во время меркитского плена, то в «Сборнике летописей» Рашид-ад-Дина говорится, что «В начале поприща Чингизхана, когда признаки его миродержавия еще не проявились на страницах листов судьбы, жена его… Бурте-фуджин забеременела Джучи-ханом. В то время племя меркитов… ограбило дом Чингизхана и увело его беременную жену» [16, с. 39]. Если верить Рашид ад-Дину, то получается, что до пленения Борте меркитами, Чингиз-хан знал о ее беременности. Но почему же тогда пошел слух о том, что Джучи не был сыном Чингиз-хана? Почему же Чингиз-хан допустил, что бы этот слух распространялся? Имея огромную власть, он мог бы положить конец этим слухам, раз и навсегда.

Такого же мнения, как у Рашид ад-Дина, придерживается автор источника «Родословие тюрков» или «Шаджарат ал-атрак». Здесь говорится: «Авторы достоверных историй пишут, что однажды в отсутствие Чингиз-хана, в то время, когда в его орде не было никого, кроме нескольких человек родственников Бурте-фуджин, дочери царя конгуратов, старшей жены Чингиз-хана и матери его великих детей, племя мекритов, воспользовавшись случаем, произвело внезапное нападение, убило всех людей храбрых и знатных, с частью людей, охранявших орду Чингиз-хана, заключило соглашение и увело орду Чингиз-хана. В то время Джучи-хан был шестимесячным в утробе Бурте-фуджин» [21, с. 202].

Если говорить об отношениях Джучи-хана в семье, в «Сокровенном сказании» имеется описание ссоры между Джучи и его братом Чагатаем. Например, когда ханша Есуй предложила Чин- гиз-хану выбрать будущего наследника трона, Чингиз-хан первым обратился к Джучи. Не успел Джучи открыть рта, как его предупредил Чагатай: «Ты повелеваешь первому говорить Чжочию. Уж не хочешь ли ты этим сказать, что нарекаешь Чжочия? Как можем мы повиноваться этому наследнику Меркитского плена?» При этих словах Чжочи вскочил и, взяв Чагатая за ворот, говорит: «Родитель государь еще пока не нарек тебя. Что же ты судишь меня? Какими заслугами ты отличаешься? Разве только одной лишь свирепостью ты превосходишь всех. Даю на отсечение свой большой палец, если только ты победишь меня даже в пустой стрельбе вверх. И не встать мне с места, если только ты повалишь меня, победив в борьбе. Но будет на то воля родителя и государя!» Принцев вовремя разняли соратники Великого хана. Боорчи начал оттаскивать Джучи, а Мухали занялся Чагатаем. А Чингиз-хан – ни слова [12]. Это лишь один из примеров. Из этого отрывка видно, что Чингиз-хан не опровергал слова Чагатая, как будто соглашаясь с ним. Но, с другой стороны, Чингиз-хан первым дал слово старшему сыну Джучи. Тем самым он как бы подчеркивал, что считает его своим законным наследником, хотя, по словам Коко-Цос, Чингиз-хан возлагал надежды именно на Чагатая.

Именно на этот отрывок в основном ссылаются историки при описании отношений Джучи со своей семьей. В том же «Сокровенном сказании» есть похожий отрывок. Во время Западного похода у Бату-хана возникает конфликт с Гуюком, сыном Угедея. Бату, в свою очередь отправляет письмо Угедею, в котором он жаловался на Гуюка: «Силою Вечного Неба и величием государя и дяди мы разрушили город Мегет и подчинили твоей праведной власти одиннадцать стран и народов и, собираясь повернуть к дому золотые поводья, порешили устроить прощальный пир. Воз-

двигнув большой шатер, мы собрались пировать, и я, как старший среди находившихся здесь царевичей, первый поднял и выпил провозглашенную чару. За это на меня прогневались Бури с Гуюком и, не желая больше оставаться на пиршестве, стали собираться уезжать, причем Бури выразился так: «Как смеет пить чару раньше всех Бату, который лезет равняться с нами? Следовало бы протурить пяткой да притоптать ступнею этих бородатых баб, которые лезут равняться!». А Гуюк говорил: «Давай-ка мы поколем дров на грудях у этих баб, вооруженных луками! Задать бы им!» Эльчжигидаев сын Аргасун добавил: «Давайте-ка мы вправим им деревянные хвосты!» Что же касается нас, то мы стали приводить им всякие доводы об общем нашем деле среди чуждых и враждебных народов, но так все и разошлись не примиренные под влиянием подобных речей Бури с Гуюком. Об изложенном, докладываю на усмотрение государя и дяди» [12]. Из этого отрывка можно сделать вывод, что сыновья Джучи в глазах других чингизидов тоже были не достойными, так же, как их отец, когда-то в глазах своих братьев.

Вдругом источнике, сочинении Джузджани «Насировы разряды», также упоминается о натянутых отношениях Джучи с его отцом. Более того, Джузджани пишет, что Джучи хотел убить сво-

его отца Чингиз-хана, но о его планах узнал Чагатай и сообщил все отцу. Узнав об этом, Чингиз-хан послал людей, чтоб отравить Тоши97. Автор также пишет, что Джучи был чрезвычайно храбр, отважен, мужествен и воинствен. Мощь его доходила до того, что [сам] отец боялся его [9, с. 13].

В«Сборнике летописей» Рашид ад-Дина об отношениях Джучи с Чингиз-ханом говорится иначе: «Когда Джучи-хан вырос, то постоянно сопровождал отца и неотлучно состоял при нем и в счастий и несчастии. Но между ним и его братьями Чагатаем и Угедеем всегда были препирательства, ссоры и несогласие» [16, с. 40]. По Рашид ад-Дину, можно предположить, что в начале между Джучи и его отцом Чингиз-ханом были хорошие отношения, в отличие от отношений между Джучи и Чагатаем и Угедеем. По Рашид ад-Дину именно из-за Чагатая и Угедея портятся отношения между Джучи и Чингиз-ханом. Исанбике Тоган полагает, что, возможно, история конфликта между братьями не была безосновательной; вероятно она была переработкой старой истории конфликта между отцом и сыном. Ведь упоминание о конфликтах между братьями начинается именно с Рашид-ад-Дина [18, с. 168]. В более ранних источниках говорится о конфликте между Джучи и Чингиз-ханом. Если отношение между Джучи и Чингиз-ханом были бы не такими уж и плохими по сравнению с братьями, как пишет Рашид-ад-Дин, то откуда у братьев столько агрессии к своему старшему брату? Ведь, если бы в доме не вспоминали историю рождения Джучи, то откуда братья Джучи могли узнать об этом? Джучи о его происхождении мог все время напоминать либо сам Чингиз-хан, либо его жена Борте, что вряд ли похоже на правду. Больше никто не осмеливался говорить об этом. Если сам Чингиз-хан все время напоминал о происхождении Джучи, то становится понятным, у кого научились младшие братья Джучи испытывать к нему такую неприязнь.

Всочинении «Шаджарат ал-атрак» также говорится о хороших отношения между Джучи и Чингиз-ханом. И вот о чем сообщает средневековый автор: «Чагатай и Угедей постоянно клеветали Чингиз-хану о происхождения Джучи – так же, как эту клевету излагают в историях чагатайских ученых. Из жадности и зависти Чагатай и Угедей создали на этом великую клевету. Однако все авторы справедливых, правильных и достоверных историй стоят на том, что продолжительность времени пленения Борте среди войска меркитов и кереитов, до прибытия в аил чингизидов, не достигает 4 месяцев. Также из большой любви Чингиз-хана к Джучи-хану, изложение которой было бы длинно, видно, что это чистая клевета, ибо как бы ни был хорош ребенок, от жалости родного отца до жалости приемного расстояние будет как от земли до неба. И также ни одному умному человеку не покажется разумным, чтобы кто-нибудь любил сына другого человека больше, чем своих родных сыновей, в особенности же в деле наследия царства. Чингиз-хан же любил Джучи-хана больше, чем всех своих детей мужского и женского пола. Да так, что ни у кого не было смелости в его присутствии произнести имя Джучи-хана с неодобрением» [21, с. 203]. Автор

97 Имя Тоши – это тюркский вариант Джучи. Поэтому во многих мусульманских источниках вместо Джучи пишется Тоши. Имя Джучи по-монгольски означает «гость» или «нежданный гость». Но в то же время, когда мы изучаем «Тайную историю монголов», то видим, что были и другие люди, которые носили имя Джучи. Например, младший брат Чингиз-хана Джучи-Хасар. Исэнбике Тоган, ссылаясь на исследования Поль Пеллио, пишет, что слово «тош», «дош» по-тюркски означает «грудная кость», оно может использоваться и как термин ласки. В этом случае имя Джучи могло бы означать: «его грудная кость, его дорогой», представляя значение, приличествующее для первого сына (Исэнбике Тоган, 2002, с. 149).

данного источника подчеркивает, что Джучи-хан был настоящим сыном Чингиз-хана, более того он пишет, что Чингиз-хан очень дорожил им. Автор обвиняет Чагатая и Угедея в клевете, которые якобы из-за зависти к старшему брату хотели испортить отношения между Джучи и Чингизханом. Но стоит ли верить этому рассказу, который был написан по слухам не ранее середины XV в., когда более ранние источники утверждают обратное. Более того, этот источник написан в так называемой джучидской исторической традиции и поэтому она не могла излагать события «в духе чагатайских» авторов.

Также много вопросов вызывают обстоятельства смерти Джучи. Во-первых, не известна точная дата смерти. Предполагается, что он умер в феврале-марте 1227 г. В «Родословии тюрков» говорится, что «Джучи умер за 6 месяцев до смерти Чингиз-хана» [21, с. 204]. Гаффари пишет, что он «умер в реби 1 года мыши 624 г. (19. II–20.III. 1227) за 6 месяцев до отца» [3, с. 210]. АлКарши упоминает, что «он умер раньше своего отца в 622/1225 году» [7, с. 69–70]. Ан-Нувейри приводит 641 г.х. (21.06.1243–08.06.1244) [1, с. 149]. Однако это противоречит всем остальным источникам. Во-вторых, существуют разные версии смерти Джучи. Например, Ращид ад-Дин пишет, что Джучи умер от болезни [16, с. 65]. Другой, более ранний источник, сочинения Джузджани сообщают нам, что Джучи был отравлен по приказу Чингиз-хана [9, с. 14]. Алтан Тобчи сообщает, что «Тот Чагатай задумал против своего отца плохое, и когда он ехал к нему, то навстречу ему отправился Очир Сэчэн и дал ему яд. Говорят с Очир Сэчэном они и умерли» [13, с. 293]. Под «Чагатаем» здесь явно имеется ввиду Джучи, так как автор хроники далее после смерти Чингизхана описывает деяния Чагатая. Другие источники, такие как «История завоевателя мира» Джувейни [8, с. 20], «История» Вассафа, лишь вкратце упоминают о смерти Джучи. Однако Вассаф сообщает с неким намеком о смерти Джучи. Он пишет, «что когда Джучи вернулся от Чингизхана, то вскоре предпринял новый путь, который был путем против его желания, в другой мир, а кроме него (этого пути) нет великой завесы» [11, с. 84]. С одной стороны, здесь речь идет об обычной смерти, которая настигнет каждого. С другой стороны, можно воспринимать слова Вассафа как намек на то, что Джучи умер против своей воли, то есть был убит.

Таким образом, мы видим, что определенные моменты жизни Джучи-хана в разных источниках описываются по-разному. Это объясняется тем, что и как в семье Чингиза, в последующем оформились разные исторические традиции в улусах чингизидов, а также улусы чингизидов вели между собой борьбу не только военными средствами, но и на идеологическом уровне – давая свои трактовки и ранней истории дома Чингизова.

1.Ан-Нувейри // В.Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 2. –

М.; Л., 1941. – С. 149.

2.Вернадский Г.В. Монголы и Русь. – М.: Аграф, 2000.

3.Гаффари. «Список устроителя мира» // Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к исто-

рии Золотой Орды. Т. II. – М.; Л., 1941. – С. 210.

4.Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда. – Л: Изд-во АН СССР, 1937. – 479 с.

5.Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М., 1992.

6.Дарваев П.А. Проблемы монгольской текстологии. Опыт реконструкции древнемонгольского памятника «Сокровенное сказание монголов». – Элиста, 2008.

7.Джамала Ал-Карши. «Ал-мулхакат Би-с-сурах» // Образование Золотой Орды. Улус Джучи Великой Монгольской империи (1207–1266). Источники по истории Золотой Орды: от выделения удела Джучи до начала правления первого суверенного хана / Сост. М.С. Гатин, Л.Ф. Абзалов, А.Г. Юрченко. – Казань: Та-

тар. кн. изд-во, 2008. – 480 с.

8.Джувейни «История завоевателя мира» // Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к ис-

тории Золотой Орды. Т. II. – М.; Л., 1941. – С. 20–25.

9.Джузджани «Насировы разряды» // Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II. – М.; Л., 1941. – С. 13–19.

10.Д’Оссон К. История монголов от Чингиз-хана до Тамерлана. Т. I. Чингиз-хан. – Иркутск, 1937.

11.«История Вассафа» // В.Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Ор-

ды. Т. 2. – М.; Л., 1941. – С. 84.

12.Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. Т. 1. – М.; Л., 1941. http://altaica.ru /SECRET/tovchoo.htm

13.Лубсан Данзан. Алтай Тобчи («Золотое сказание») / Пер. с монг., введ., коммент. и прил. Н.П. Шас-

тиной. – М., 1973.

14.Кычанов Е.И. Жизнь Тэмуджина, думавшего покорить мир. – М., 1973.