§ 2. Договор уступки требования (цессия)

Перемена активного субъекта обязательства, или иначе - переход прав кредитора к другому лицу, может произойти, согласно п. 1 ст. 382 ГК, либо по сделке (уступка требования), либо на основании закона.

ГК не уточняет, что за сделка имеется им в виду. Помещение им в "скобках" после указания на сделку словосочетания "уступка требования" может быть, конечно, сочтено наименованием такой сделки, но, скорее всего, законодатель здесь имел в виду указать на цель сделки. Вне зависимости от своего характера (односторонняя ли она или относится к числу договоров) и, уж тем более, - названия, это должна быть такая сделка, которая непосредственно направлена на достижение распорядительного эффекта - уступку требования (его прекращение у одного кредитора и производное возникновение в другом лице).

Все следующие положения статей главы 24 ГК сформулированы, однако, таким образом, что из них однозначно прослеживается ориентация исключительно на сделку договорного характера. Так, п. 2 ст. 382 ГК указывает, что "для перехода к другому лицу прав кредитора не требуется согласие должника, если иное не предусмотрено законом или договором".

Очевидно, согласие субъектов, прежде должника упомянутых, то есть "другого лица" (к которому будут "переходить" права кредитора) и самого этого "кредитора". На договорный характер уступки требования указывают и некоторые другие нормы Кодекса; он признается и подавляющим большинством ученых, и арбитражной практикой. Представляется, что договорную природу сделки, о которой говорит § 1 гл. 24 ГК, можно считать вполне однозначно установленной; больше того, из Кодекса ясно следует, что им имеется в виду договор, заключенный между двумя кредиторами - прежним и новым. Следовательно, все дальнейшие нормы ГК о перемене кредитора в обязательстве следует понимать как нормы, регламентирующие договор сингулярной сукцессии или активной цессии.

Договор сингулярной сукцессии (активной цессии) - это соглашение, в силу которого одна сторона (первоначальный кредитор, цедент) передает другой стороне (новому кредитору, цессионарию) субъективное обязательственное право (право требования) к третьему лицу (должнику, цессионару), а цессионарий приобретает это право требования.

г) Содержание договора

Не подлежит никакому сомнению, что предмет договора сингулярной сукцессии (активной цессии) должен быть индивидуально определен. Вступая в договор, влекущий возникновение для него какого-либо требования, цессионарий не может позволить себе беспечность в вопросе о том, что это за требование. Индивидуализация требования достигается при условии индивидуализации пяти его основных составляющих: (1) предмета требования (что можно требовать); (2) активной стороны (кредитора); (3) пассивной стороны (должника); (4) содержания требования (какие действия должник обязан произвести с предметом требования) и (5) основания возникновения требования

Как быть, если индивидуализации требования не произошло? В этом случае, как нам представляется, нужно исходить из следующего рассуждения. Индивидуализация предмета договора активной цессии составляет непосредственный интерес цессионария, а не цедента. Цедент расстается с требованием, почему ему глубоко безразлично его точное и полное описание. Цессионарий же приобретает требование, которое ему в дальнейшем придется осуществлять. Этого он сделать не сможет, если не объяснит должнику и суду, что же за требование он приобрел. Коль скоро цессионарий (по беспечности, неграмотности или каким-то иным причинам) не настоял на индивидуализации требования, являющегося предметом договора, то нет, значит, и никаких оснований заставлять других лиц (в частности, цедента) заботиться об охране приобретенного цессионарием требования. Значит, в случае возникновения спора между цедентом и цессионарием по вопросу о том, какое именно требование или в какой части было предметом уступки, достоверными должны предполагаться сведения, представленные цедентом. На цессионария же вполне логично возложить бремя опровержения этой презумпции. Если цедент утверждает, что он не уступал цессионарию никакого требования, а цессионарий не в состоянии этого утверждения опровергнуть, то, очевидно, факт заключения договора уступки требования нельзя считать доказанным или, как выражается современная арбитражная практика, договор цессии должен признаваться незаключенным. В литературе эта мысль была высказана М.И. Брагинским, хотя и в несколько нестандартной форме: нельзя уступать права, не являющиеся ни определенными, ни определимыми*(271). Естественно, нельзя, ибо если "нечто" не является ни определенным, ни определимым, то это "нечто" вообще не является субъективным правом и, следовательно, не представляет собой субстанции, которая могла бы быть предметом уступки.

Уступая требование, цедент должен помнить, что одновременно он уступает и все связанные с ним (дополнительные) права, в частности права, обеспечивающие исполнение, а также право на неуплаченные (точнее - не набежавшие) проценты, если иное не предусмотрено законом или договором (ст. 384 ГК). Мнение о подобном "подразумеваемом" предмете уступки является общепризнанным не только в законодательстве и арбитражной практике, но и в научной литературе*(272) (См., например: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С. 378; Гражданское право: Ч. 1. Учебник/Под ред. А.Г. Калпина, А.И. Масляева. С. 369; Дернбург Г. Указ. соч. С. 135, сноска 1; Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 225; Гражданское право: Ч. 1. Учебник/Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева. С. 470.). Очевидно, основой ст. 384 ГК является аналогическое распространение на сферу оборота прав одного из принципов оборота вещей, известного еще из римского права - accessionceditprincipal, т.е. принадлежность следует судьбе главной вещи.

Договор об уступке будущих требований будет подобен сделке, осложненной отлагательным условием, с той только разницей, что таковое будет не случайным, а конститутивным.

Вместе с тем распорядительный (абсолютно-правовой) эффект договора об уступке будущих требований будет обладать существенной спецификой. Если юридический результат классической уступки (цессии существующего требования) исчерпывается его прекращением в лице цедента с последующим возникновением в лице цессионария (изменением принадлежности), то в случае цессии будущего требования его необходимым образом предваряет иной, совершенно специфический гражданско-правовой эффект: наделение (связывание) его контрагентов статусом будущего цедента и будущего цессионария.

Каждый из участников договора уступки будущих требований становится в состояние связанности по отношению к другому участнику. Будущий цедент связывается перспективой неизбежного прекращения субъективного права - предмета договора немедленно в момент его возникновения; будущий цессионарий - перспективой неизбежного возникновения у него субъективного права - производного по отношению к праву будущего цедента. Это состояние взаимной связанности образует содержание совершенно специфического правоотношения и может быть разорвано контрагентами посредством заключения договора, отменяющего договор уступки будущего требования. Оно подобно состоянию связанности, обеспечивающей секундарное право с той лишь разницей, что распорядительный эффект, связанный с переходом требования будет вызываться не действиями по реализации секундарного права, а юридическим событием - фактом возникновения субъективного права. Данная трактовка замечательно вписывается в предложенное выше понимание распорядительных действий как актов, приводящих к изменению динамической составляющей правоспособности субъектов гражданских правоотношений.

Разумеется, все сказанное выше имеет смысл и эффект лишь в том случае, если условия договора уступки будущих требований сформулированы таким образом, чтобы они позволяли однозначно судить о том, являются ли те или иные возникающие в ходе деятельности его сторон требования предметом уступки или нет, причем уже в самый момент их возникновения (п. 1 ст. 826 ГК).

Момент перехода прав по договору

Решение этого вопроса в теории встречает некоторые затруднения, результатом чего является возможность нескольких различных точек зрения по этому вопросу, а именно: моментом перехода права по договору сингулярной сукцессии является

(1) момент заключения договора*(281); См.: Анненков К.Н. Система русского гражданского права. С. 207; Нечаев В.М. Указ. соч. С. 116; Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 225; Новоселова Л.А. Указ. монография. С. 143, 147 и сл

(2) момент уведомления должника о совершенной цессии*(282); Теоретическую основу данной точки зрения и ее принципиальную критику см.: Дернбург Г. Указ. соч. С. 130, сноска 2. В советской литературе - см. кандидатскую диссертацию М.А. Юртаевой-Ривель (Изменение обязательств по советскому гражданскому праву. М., 1975. С. 129 и сл.); в новейшей отечественной литературе в поддержку этой позиции см. указ. соч. О.А. Колесникова (ссылки и разбор - ниже).

(3) момент, определенный по аналогии с моментом перехода права собственности*(283);Элементы такой аналогии - см.: Колесников О.А. Указ. соч. С. 29.

(4) момент составления особого акта передачи прав;

(5) момент исполнения цессионарием лежащих на нем обязанностей (по предоставлению встречного удовлетворения за уступленное право или по передаче документов, удостоверяющих уступленное право).

Имея в виду, что требование - предмет цессии - не суть вещь, мы должны, в первую очередь, отвергнуть точку зрения N 3, т.е. отказаться от намерения распространить на договор цессии правило ст. 223 ГК о традиции (передаче) как о моменте перехода права собственности на предмет договора (вещь). Если проводить аналогию, то нужно ответить на вопрос: "А что же такое "передача права"? Какое внешнее ее проявление следует почитать за передачу?" Мы полагаем, что внешнего проявления, иного, чем соглашение сторон, в какой бы форме оно не было достигнуто - в форме ли самого договора сингулярной сукцессии или в форме отдельного к нему "приемо-сдаточного" акта, - быть просто не может. Такой постулат объясняется элементарным соображением - общественной, идеальной природой всякого правового явления, в том числе и субъективного права требования, входящего в содержание обязательства. Задача сторон договора сингулярной сукцессии - "привязать" момент перехода права требования к одному из "соглашений" как непосредственно ("требование считается переданным в момент подписания настоящего договора"), так и в осложненной форме (например: "через десять дней после исполнения обязанности по оплате уступаемого по настоящему договору требования"). Это означает, что при отсутствии специального условия о моменте перехода права требования его следует считать переданным (прекратившимся в лице цедента и возникшим у цессионария) с момента заключения договора цессии, т.е. автоматическую правильность первой из перечисленных выше позиций. Из приведенных примеров отступления от этого общего правила видно, что как второй, так и четвертый, и пятый способы определения момента перехода права могут быть предусмотрены тем или иным конкретным договором цессии.

В современной литературе защитником позиции, согласно которой моментом перехода обязательственного права по цессии является момент уведомления должника об уступке, выступил О.А. Колесников. Ознакомление с его монографией позволяет установить, что защищаемая им позиция и используемая аргументация отталкиваются от одного-единственного момента - от различения понятий уступки и перехода требования. То, что цедент уступил право, еще само по себе не означает, что оно к цессионарию реально перешло - вот отправной тезис всех рассуждений этого автора. По его выражению, с момента своей уступки цедентом и до момента перехода к цессионарию обязательственное право (требование) находится в некоей "буферной зоне"*(284), в которой положение цессионария является то ли не вполне определенным, то ли не вполне крепким (укрепленным), каким является статус классического кредитора по обязательству*(285). Эта неопределенность (непрочность) усматривается О.А. Колесниковым в принципе, согласно которому должник, не осведомленный об уступке, может произвести исполнение цеденту без риска признания этого исполнения ненадлежащим (см. п. 3 ст. 382 ГК*(286)). Доводы, подкрепляющие его позицию, ученый находит даже в работах тех авторов, которые традиционно считаются сторонниками классического взгляда (о моменте заключения договора цессии как моменте перехода обязательственного права). Наконец, основываясь на широко известных внутренних противоречиях российского законодательства по вопросу о моменте и основаниях приобретения права собственности по договору, с одной стороны, и на положениях французской правовой системы - с другой, О.А. Колесников и сделал свой главный вывод: договор уступки требования имеет значение только для отношений участвующих в нем сторон, но не обязателен ни для кого из третьих лиц (не производит абсолютно-правового воздействия). Абсолютно-правовой (распорядительный) эффект уступки (переход права), т.е. обязательность уступки для всех посторонних лиц (включая должника), наступает не в момент заключения договора уступки, а в момент уведомления о совершенной уступке должника.

Правоотношения из договора уступки требования (цессии)

Правоотношения, возникающие из договора сингулярной сукцессии, традиционно разделяются на две группы: (1) отношения между кредиторами - старым и новым, т.е. отношения между самими участниками договора - цедентом и цессионарием и (2) отношения между кредиторами (цедентом и цессионарием с одной стороны) и должником - лицом, не участвующим в договоре цессии, но оказывающимся под его непосредственным влиянием - с другой.

а) Права цессионария и обязанности цедента

С момента совершения договора сингулярной сукцессии у цедента возникают, следуя предписаниям ст. 385 российского ГК, всего лишь две обязанности перед цессионарием: (1) обязанность передать документы, удостоверяющие уступленное требование; (2) обязанность сообщить сведения, имеющие значение для его осуществления. Из ст. 390 можно вывести своеобразный законодательный "намек" и на третью обязанность цедента - (3) обязанность возместить убытки цессионарию в случае, если уступленное им требование окажется по каким-то причинам недействительным. Наконец опять же из 390 статьи ГК можно сделать вывод об обязанности цедента (4) отвечать за неисполнимость обязанности, корреспондирующей цедированному требованию, в силу принятого им поручительства за цессионара. Естественно, что договорами цессии, не содержащими условия о поручительстве, данная обязанность устанавливаться для цедента не может.

Перечисленным обязанностям корреспондируют соответствующие права нового кредитора (цессионария): (1) право требования передачи документов, удостоверяющих приобретенное право требования; (2) право требования сообщения сведений, имеющих значение для осуществления этого требования; (3) право требования возмещения убытков при признании приобретенного требования недействительным и (если было условие о поручительстве цедента за цессионара) также - (4) право требования возмещения убытков, причиненных неосуществимостью приобретенного требования.

Принцип ответственности цедента только за свое содействие впадению цессионария в заблуждение означает ограничение случаев его ответственности перед цессионарием за убытки, причиненные недействительностью уступленного требования только такими, в которых цедент знал или должен был знать о недействительности уступаемого им требования. Если цедент в момент подписания договора цессии знал, что сделка, являющаяся основанием возникновения уступленного требования, совершена со стороны должника лицом, не имевшим необходимых для этого полномочий, но не предупредил об этом цессионария, то его виновное поведение, способствовавшее впадению цессионария в заблуждение, налицо. К этому же разряду случаев, очевидно, должны быть причислены действия по уступке требования, заведомо для цедентапарализованного дебиторскими эксцепциями, относящимися к факту возникновения или существования требования. С некоторой натяжкой к основаниям ответственности цедента по ст. 178 и 390 ГК можно отнести и случаи уступки требования, заведомо для цедента не подкрепленного достаточными доказательствами его возникновения, существования или опровержения известных ему возражений должника. И, напротив, вполне ясно, что если цедент еще до подписания договора цессионарием предупредил последнего о всех недостатках требования и рисках, связанных с вопросом его возникновения и сохранения, предоставил в руки цессионария все документы и сведения, необходимые для противодействия известным ему эксцепциям должника, а цессионарий, проигнорировав предупреждение, требование все-таки приобрел и (или) не пожелал (не смог) воспользоваться предоставленными ему цедентом материалами и сведениями, то все происшедшие от этого неблагоприятные последствия должны падать на самого цессионария. Цедент здесь ни при чем, ибо предметом договора цессии было не просто требование, а такое требование, которое характеризуется лишь вероятностным существованием и (или) сопряженное с известными осложнениями при его осуществлении. Цессионарий делал приобрести именно такое (сомнительное в том, другом, или всех отношениях) требование - что ж, он именно его и приобрел, т.е. вместе с бременем сопряженных с ним рисков и прочих осложняющих моментов.

Наступает ли ответственность цедента за отпадение (прекращение) уступленного права после совершения его уступки, но по причинам (обстоятельствам), которые возникли до ее совершения?

? По аналогии с предшествующим рассуждением можно было бы заключить, что если такие обстоятельства не были и не могли быть известны цеденту в момент уступки, т.е. представляли собой такие недостатки, о которых цедент не предупредил цессионария не в силу своей недобросовестности, а лишь потому, что объективно и не мог о них предупредить, ответственности цедента наступать не должно; в ином случае цедент при возмездной уступке, напротив, должен признаваться ответственным за отпадение (прекращение) уступленного права.

Думается, однако, что аналогия эта мало уместна, поскольку разрешаемый при ее посредстве случай имеет мало общего с той ситуацией, решение которой мы делаем предметом аналогии.

В самом деле, если ст. 178 и 390 разрешают вопрос об ответственности цедента за недействительность уступленного права, т.е. случай, когда предметом уступки было не существовавшее требование и уступки, стало быть, по сути, вовсе не было, то обсуждаемая сейчас проблема касается случая цессии существовавшего права (совершившейся уступки), но обладавшего такими недостатками, которые привели к его прекращению в лице цессионария. Думается, что за такого рода недостатки цедент возмездным образом уступленного права должен отвечать в любом случае*(299) (Это мнение (никак, впрочем, не аргументированное и ограниченное только одним недостатком - прекращением уступленного требования зачетом) высказывалось в свое время еще О.С. Иоффе. См.: Иоффе О.С., Толстой Ю.К. Новый Гражданский кодекс РСФСР. Л., 1965. С. 246.) и к тому же в полном объеме.

Соображение здесь очень простое: если о недостатках, связанных с установлением (возникновением), права управомоченное лицо может и не знать, то недостатки в уже возникшем (существующем) праве никак не могут появиться без того или другого участия в этом (а значит - без ведома) его обладателя.

Даже если такое "участие" будет выражаться в обыкновенном упущении со стороны управомоченного или даже в установлении встречного к себе требования, участие, а значит - основание для знания о недостатках существующего права и ответственности за уступку такового, все равно налицо. Больше того, временной границей ответственности цедента за недостатки, приведшие к прекращению уступленного права, должен считаться не сам момент уступки, а момент получения должником уведомления об уступке (см. об этом, в частности, ст. 412 ГК). Можно сказать, что цедент по возмездной цессии связан неким подобием гарантийного обязательства перед цессионарием: он гарантирует, что уступленное им требование не является сейчас и никогда в последующем не окажется недействительным; если все-таки окажется, что это не так (уступленное требование является или станет недействительным), то он, цедент, за это расплатится. В первом случае - при виновном поведении и в объеме, ограниченном размером реального ущерба; во втором - безотносительно к вине и в полном объеме.

Определенную (несложную, впрочем) загадку являет собой норма ст. 1106 ГК, согласно которой "лицо, передавшее путем уступки требования или иным образом принадлежащее ему право другому лицу на основании несуществующего или недействительного обязательства, вправе требовать восстановления прежнего положения". О чем в ней говорится? К чему относятся слова "на основании несуществующего или недействительного обязательства"? - к слову "передавшее" или к словами "принадлежащее ему право"? Смысловое наполнение нормы (трактовка ею вопроса о правах цедента - лица, передавшего право), а также ее систематическое расположение позволяют заключить, что речь идет об уступке, совершенной без надлежащего основания; уступке, основание которой либо было изначально недействительным, либо отпало впоследствии. Право уступлено, но ожидаемого (следуемого) за уступленное право эквивалента (встречного удовлетворения) так и не получено, а стало быть, произошло неосновательное обогащение цессионария - вот гипотеза ст. 1106. В соответствии с общими принципами кондикционного права цедент может потребовать от цессионария, а цессионарий обязан возвратить цеденту: (1) уступленное право со всеми его принадлежностями; (2) документы, удостоверяющие переданное право и его принадлежности; (3) заложенную движимость (если она передавалась цедентом цессионарию в качестве предмета обеспечения уступленного требования); (4) выданные цедентом доказательства уступки. Вопрос с возвратом объектов (2) - (4) никаких затруднений не вызывает, чего нельзя сказать по поводу обязанности возврата уступленного права.

в) Правоотношения с участием должника

При рассмотрении вопроса о правоотношениях, возникающих из договора сингулярной сукцессии, мы уже неоднократно сталкивались с понятием уведомления должника об уступке требования. Без такого уведомления должник может никогда не узнать о цессии и, соответственно, о своем новом кредиторе, а значит, будет объективно лишен возможности осуществить надлежащее исполнение обязательства.

Исходя из данного прискорбного обстоятельства и руководствуясь принципом недопустимости ухудшения положения должника в результате уступки, законодательства и наука наделяют уведомление особым юридическим значением. Нормой п. 3 ст. 382 ГК установлено, что "если должник не был письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор несет риск вызванных этим для него неблагоприятных последствий. В этом случае исполнение обязательства первоначальному кредитору признается исполнением надлежащему кредитору". Под "неблагоприятными последствиями", упомянутыми в данной норме, разумеется, конечно же, главным образом возлагаемое на цессионария бремя невозможности понуждения должника к повторному исполнению и необходимость предъявления регрессного иска к цеденту, получившему исполнение.

Кроме того, именно моментом получения должником уведомления:

(1) отсекаются все возражения должника цеденту, которые можно предъявлять также и цессионарию;

(2) определяются требования должника к цеденту, которые можно предъявить для зачета требования, приобретенного цессионарием.

в) Несколько последовательных преемств