ИГПЗС учебный год 2023 / Реформа обязательств.права

19

Гражданское право Германии в XX веке: реформа обязательственного права.

О. Л. Лысенко

В 2006 г. исполняется 110 лет со :дня принятия Германского гражданского уложения (ГГУ). Гражданский кодекс 1896 г. и сегодня продолжает оставаться одним из основных нормативных актов Германии. В то же время в XX в. его нормы подверглись столь значительной переработке, что «создатели ГГУ в современном тексте Уложения узнали бы разве что нормы наследственного и вещного права»¹. Наиболее существенные изменения коснулись институтов Общей части, обязательственного и брачно-семейного права.

Процесс реформирования обязательственного права в XX в. проходил различными путями. Внесение непосредственных поправок в ГГУ сопровождалось принятием множества специальных гражданско-правовых законов и постановлений. Одни из них, как, например Закон о размере платы за жилье 1974 г., призваны были детализировать отдельные положения ГГУ. С другой стороны, многие институты современного обязательственного права Германии впервые появились именно в рамках специального законодательства, т.е. за пределами ГГУ. Речь идет о таких институтах, как общие условия сделок (Закон 1976), сделки, совершенные «у двери дома» (1986), потребительский кредит (1990), договор дистанционного сбыта (2000) и др.

80 – 90-е гг. XX в. были ознаменованы проведением широкой международной унификации в сфере частного права, наиболее значимыми результатами которой стало принятие Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров, Принципов международных коммерческих контрактов (принципы УНИДРУА), Принципов Европейского договорного права, ряда Директив ЕС, что, в свою очередь, потребовало кардинального пересмотра норм национального права, приведения его в соответствие с международными стандартами.

Значительную роль в развитии обязательственного права Германии в ХХ веке сыграло нормотворчество судей. Начиная со знаменитого «бегства в генеральную оговорку» (по названию работы Ю.В.Гедеманна)² в первые десятилетия XX в., и после второй мировой войны, как отмечает германский ученый К.Кройшелль, «отличительная черта развития частного права состояла в том, что ведущее место в нем занимала судебная практика»³. В стремлении приспособить отдельные положения ГГУ к изменяющимся социально-экономическим и политическим условиям при рассмотрении гражданско-правовых споров в судах Германии зачастую выносились решения, для которых или «не было никакой основы в законе», или вообще они были направлены непосредственно «против духа и буквы ГГУ» (Ф.Виеакер)⁴. Наряду с позитивными моментами столь широкое правотворчество судей имело и отрицательную сторону: оно привело к «бегству законодателя от своей ответственности» (У.Дидериксен), выражающемуся в нежелании быстро и решительно принимать те или иные необходимые законы в области гражданского права⁵.

Тем не менее, уже с 1978 г., вскоре после окончания работ по реформированию семейного права, Министерство юстиции ФРГ заявило о необходимости кардинального пересмотра норм обязательственного права. Поскольку существующее в данной области множество специальных законов создавало определенные трудности для юристов-практиков, предполагалось по возможности наиболее полно охватить все положения обязательственного права в ГГУ, а также осуществить их модернизацию с учетом достижений многолетней судебной практики и положений европейского и международного права. Созданный в 1988 г. «Дискуссионный проект» был одобрен 60-м съездом юристов, проходившим в г. Мюнстере. Закон о модернизации обязательственного права был принят 29.11.2001 и вступил в силу с 1 января 2002 г.⁶

Реформа отразила качественные изменения в самом понимании договора и договорных отношений. Со второй половины XX в. в праве стран Западной Европы возобладала тенденция к ограничению действия принципа «свободы договора». На смену максиме «автономии частной воли», основанной на режиме «равных возможностей» участников договорных правоотношений, постепенно приходит теория «эквивалентного» или «справедливого» договора, предполагающая усиленную защиту экономически «слабой» стороны - простого гражданина, «потребителя», - не обладающего знаниями и опытом предпринимателя-профессионала⁷. В этом ярко проявляется стремление законодателя к усилению основ «социального государства» и «справедливого социального строя», выражающегося в «выравнивании противоречащих друг другу интересов и в создании приемлемых условий жизни для всех…»⁸.

Германские правоведы выделяют следующие способы ограничения принципа свободы договоров:

• ограничения, вытекающие из общих условий действительности сделок, прежде всего в рамках защиты прав потребителей в так называемых потребительских договорах;

• прямые ограничения прав и усиление обязанностей одной из сторон в конкретных видах договоров (договорах об оказании услуг, найма жилого помещения и др.)⁹.

В целях защиты потребителя от риска оказаться в невыгодном положении вследствие своей неопытности или экономической зависимости в 1976 г. в ФРГ был принят Закон «Об общих условиях сделок»¹⁰, под которыми понимаются наиболее типичные условия, характерные для большого числа договоров. В §§ 10 – 11 Закона закрепляется каталог прямо запрещенных оговорок, ущемляющих права потребителя, и в силу этого являющихся ничтожными. К ним в частности относятся оговорки, исключающие ответственность предпринимателя за нарушение договора в случае его умысла или грубой небрежности, предусматривающие возможность отказа от исполнения, последующего изменения установленной в договоре ответственности и др. При продаже недоброкачественных товаров действует принцип презумпции осведомленности об этом продавца. § 9 Закона подобно ГГУ содержит генеральное положение о недействительности любых условий договора, явно ущемляющих интересы одной из сторон противно принципам «доброй совести».

На защиту прав потребителя был направлен и принятый в 1986 г. Закон «О признании недействительными сделок, заключенных «у двери дома» (Haustuergeschaefte), и подобных им сделок»¹¹. Согласно § 1 к ним относятся сделки, заключенные потребителем «не глядя», необдуманно, при отсутствии предварительных переговоров. К ним в частности относятся сделки, заключенные путем устных переговоров на рабочем месте или в частном жилом помещении потребителя, а также сразу же после неожиданного обращения в средствах транспорта или в общедоступной транспортной зоне. В отношении таких сделок действует правило, что потребитель имеет право в течение двух недель отказаться от них без указания причины. По реформе обязательственного права 2001 г. положения указанных Законов были включены в части 2 и 3 книги II ГГУ.

К разряду «потребительских договоров» следует отнести и регулируемые в параграфах 312b – 312e договоры дистанционного сбыта, под которыми понимаются договоры поставки товаров либо договоры об оказании услуг, которые заключаются между предпринимателем и потребителем, которые удалены друг от друга исключительно с использованием средств связи. К ним в частности относятся письма, каталоги, телефоны и телефаксы, электронная почта, радио-, теле и медиаслужбы. Впервые данный вид договора появился в германском праве в 2000 г., когда был принят специальный Закон¹². Особая защита «потребителя» в подобных договорах состоит в том, что еще до заключения договора он должен быть проинформирован предпринимателем в ясной и доступной форме способом, соответствущим данному средству связи, о коммерческой цели договора. Как и в отношении сделок, заключенных «у двери дома», в договорах дистанционного сбыта за потребителем закрепляется право в одностороннем порядке расторгнуть договор в течение двух недель после заключения договора (§ 355).

В ходе реформы 2001 г. во многом под влиянием Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г., кардинальной переработке подверглись нормы ГГУ, касающиеся общих положений об исполнении договоров и ответственности за ненадлежащее исполнение. Так, принудительное исполнение договора становится невозможным и заменяется возмещением ущерба, если оно неприемлемо для должника или другого лица или потребует от него несоразмерных затрат (§ 275, 281). В новой редакции ГГУ была расширена трактовка договорной ответственности, благодаря введению доктрины «квазидоговорной» ответственности» или «фактических договорных отношений», которая была первоначально сформулирована в рамках судебного нормотворчества. Согласно § 311 обязанность возместить убытки может возникнуть еще до заключения или в процессе заключения договора в случае нарушения сторонами обязанности взаимного информирования о сущности и последствиях будущего договора, уклонения от переговоров и др. (culpa in contrahendo). В данном случае предполагается, что уже с начала переговоров между сторонами возникают особые, доверительные отношения, требующие от них взаимной добропорядочности, учета благ и интересов друг друга¹³. Culpa in contrahendo в виде нарушение обязанности информирования и консультирования другой стороны в процессе заключения договора чаще всего возникает тогда, когда одной из сторон по договору выступает профессионал, изначально пользующийся доверием клиента, рассчитывающего на достоверную информацию¹⁴. То же правило применяется и в случае произвольного прекращения переговоров одной стороной в тот момент, когда другая сторона полагает, что договор уже заключен и совершает определенные действия в этом направлении¹⁵.

Важным нововведением стала возможность возмещения убытков по договору независимо от вины контрагента. Основанием для возмещения становится сам факт нарушения договорного правоотношения и причинения ущерба (§ 280 I). В то же время § 276 I при определении размера ответственности предполагает учет профессиональных возможностей и характера деятельности должника: «должник отвечает за умысел и неосторожность, если более строгая или более мягкая ответственность прямо не установлена либо не вытекает из иного содержания обязательства…». Так, в договорах купли-продажи могут участвовать два типа продавцов. Если представители первого типа являются лишь посредниками между производителем и потребителем, зачастую не имеющие возможности осмотреть запакованный производителем товар, то продавец второго типа, который либо сам его производит, либо осуществляет монтаж, заведомо хорошо проинформирован о возможных недостатках товара¹⁶.

Наряду с общими положениями, значительные изменения коснулись и отдельных видов договоров в ГГУ. Здесь также проявилось стремление к ограничению «автономию частной воли» и, в то же время, определенный консерватизм германского законодателя. Новации коснулись лишь традиционных видов договоров. «Сомнительно, - отмечает германский правовед Д.Медикус, - что перед нами какие-то новые правовые конструкции, а не просто слегка отшлифованные старые…»¹⁷. В ГГУ по-прежнему отсутствует самостоятельное регулирование, например, таких договоров, как лизинг и факторинг, которые рассматриваются лишь как разновидности договоров купли-продажи и найма¹⁸.

Модернизация института купли-продажи связана со значительным расширением прав покупателя. Закон о модернизации обязательственного права усилил ответственность продавца за продажу некачественного товара, причем в ряде случаев она сильнее, чем общая ответственность за неисполнение договора. Если раньше в случае продажи некачественной вещи покупатель имел право потребовать лишь соразмерного уменьшения покупной цены или расторжения договора, то теперь у него появилась возможность требовать устранения недостатка или замены вещи за счет продавца¹⁹. В настоящее время покупатель вправе выбирать между устранением недостатка поставленного товара и поставкой нового товара (§ 439 I). Это правило не действует лишь в случае, если оно приведет к возникновению у продавца больших непредвиденных расходов (§ 439 III). В ходе реформирования законодательного регулирования договора купли-продажи, законодатель в основном ориентировался на Директиву ЕС «О продаже потребительских товаров» от 25.05.1999. Однако в ФРГ многие императивные нормы Директивы были распространены и на иные виды купли-продажи. По мнению В.Бергманна, «сокращение частной автономии наводит, прежде всего, на размышление о том, не приведет ли избранный путь к фундаментальному изменению самой сути германского обязательственного права». Нельзя не согласиться с ним и в том, что интенсивную дискуссию в будущем может вызвать вопрос: «Действительно ли прямое законодательное регулирование способно обеспечить большую справедливость договорных положений, чем диспозитивное регулирование, при котором условия договора корректируются только в случае их очевидной несправедливости?»²⁰.

Вплоть до последнего времени значительная роль в регулировании договора займа принадлежала специальному законодательству. В принятом в 1894 г. Законе о кредитных сделках устанавливалась защита должника от необдуманных действий кредитора или непосильных обязательств при получении большого кредита или заключении сделки с рассрочкой платежа. Впоследствии эти положения были развиты в Законе о потребительском кредите 1990 г²¹. Под последним понимаются такие кредитные сделки или посредничество при их заключении, в которых, с одной стороны, участвует лицо, занимающееся заключением кредитных сделок или посредничеством при их заключении в качестве своей основной хозяйственной или профессиональной деятельности (кредитное учреждение), а с другой – физическое лицо, для которого получение кредита никак не связано с его профессиональной деятельностью (§ 1). В Законе в частности устанавливались обязанность кредитного учреждения подробно разъяснять клиенту основные условия сделки (§ 4) и право клиента в одностороннем порядке отказаться от договора без указания причин, подобно сделкам, заключенным «у двери дома» (§ 7 IV). По реформе 2001 г. указанные положения нашли свое отражение в новой редакции ГГУ.

Значительной «социализации» подвергся в XX в. институт найма жилого помещения. Несмотря на то, что первоначальный текст ГГУ закрепил принцип «равных возможностей» для нанимателя и наймодателя, первые попытки к ограничению принципа «свободы договора» применительно к данным отношениям начинают предприниматься уже вскоре после принятия кодекса. В первое десятилетие ХХ в. был разработан типовой договор найма жилья, однако, преобладание в нем диспозитивных положений помешало законодателю в полной мере осуществить свой замысел и установить «четкие определенные законом границы защиты нанимателя»²². Более решительные действия в этом направлении были предприняты в 20-х гг., когда остро встала проблема нехватки жилья. В Законах 1918 – 1923 гг. «О защите нанимателя» (MieterschutzG.), «О недостатках жилья» (WohnungsmangelG.) уже содержался ряд императивных публично-правовых норм, ограничивающих право одностороннего расторжения договора по инициативе наймодателя, размер наемной платы, усиливающих ответственность наймодателя, за сдачу внаем некачественного жилья и т.д. Согласно Чрезвычайному Постановлению от 8.12.1931 г. положения вышеуказанных законов будут действовать до тех пор, «пока в ГГУ в полной мере не будут внесены изменения об особой защите нанимателя»²³. Так была определена одна из важнейших стратегических задач в области договорного права Германии XX в.²⁴.

Однако эта задача смогла быть решена лишь после II мировой войны, когда проблема нехватки жилья в послевоенной разрушенной Германии достигла своей кульминации. Германское правительство хорошо понимало, что сохранение в этих условиях действия рыночного принципа «спрос рождает предложение» при установлении размера наемной платы за жилье мог привести к социальному взрыву. Поэтому довольно скоро был принят Закон о плате за жилье (Miethoehegesetz), устанавливающий ее максимальный размер. Однако сразу же сказались и негативные моменты данного Закона: стало невыгодно не только сдавать старое жилье, но и строить новое. Это заставило государство принять еще более жесткий Закон о хозяйственном использовании жилого фонда (Wohnraumbewirtschaftungsgesetz), предусматривающий принудительное заключение договоров найма в отношении жилья, сохранившегося после войны, и его заселения²⁵. Возврат к рыночным отношениям в области найма жилья стал возможен лишь в 1960 г., когда был принят Закон, прекративший действие чрезвычайного послевоенного законодательства (G. Zum Abbau der Wohnungszwangswirtschaft). В первой половине 60-х годов многие «старые» квартиры были освобождены от бремени принудительного заселения. Это произошло поэтапно, сначала в сельской местности и небольших города, а затем и в крупных городах с большой плотностью населения²⁶. Дальнейшее усиление защиты квартиронанимателей в ФРГ проходило уже на фоне сохранения рыночных отношений²⁷.

Важной вехой в развитие института найма жилья в праве ФРГ стала разработка понятия «социальное жилье». Благодаря принятию Закона об обеспечении целевого использования социального жилья (WohnungsbindungsG.) началось строительство жилья за счет государства для малоимущих. В этом Законе наряду с понятием «социальное жилье» вводится понятие «социальный наниматель», на которого распространяются максимальные льготы при оплате жилья²⁸.

Значительный вклад в защиту интересов нанимателя внесли принятые в ноябре 1971 г. Законы «О совершенствовании договора найма (жилья) и ограничению повышений размера наемной платы» и «О защите нанимателя при расторжении договоров найма жилья»²⁹, отразившие итоги экономического развития ФРГ и результаты судебной практики в данной области. В решении Конституционного суда ФРГ от 23.4.1974 г. решения двух судов земель, удовлетворивших требование наймодателя о резком увеличении наемной платы, были признаны неконституционными, несмотря на закрепленное в § 14 I Конституции (Основного закона) ФРГ положении о защите частной собственности³⁰. Итогом в решении данного вопроса стало принятие в 1974 г. нового Закона «О регулировании размера наемной платы»³¹, содержащего подробную регламентацию размеров и процедуры повышения наемной платы, а также покрытия иных издержек наймодателя, связанных с ремонтом и эксплуатацией здания.

Тенденция к усилению защиты прав нанимателя сохранилась и после реформы обязательственного права 2001 г., в ходе которой договор найма жилого помещения подвергся значительной переработке. Это сказалось не только в содержании, но и в терминологии, и в структуре соответствующего раздела ГГУ. Очевидно, принимая во внимание широкую распространенность данного института и его особую социальную значимость, отныне вместо понятия “наем” (Miete) решено использовать понятие “отношение по найму” (Mietverhaeltnis). (Это сближает данный институт с трудовым правом, где также вместо “наем услуг” используется понятие “трудовое правоотношение”³².)

В качестве “нормы” для договоров найма жилья германский законодатель рассматривает договоры, заключенные на неопределенный срок. Срочные договоры возможны лишь в строго определенных случаях, а именно, если по окончании срока найма наймодатель намерен использовать данное помещение в качестве квартиры для себя и своих близких, или произвести серьезные ремонтные работы, или сдать жилое помещение внаем лицу, обязанному оказывать услуги. При этом, указанные причины принимаются в расчет лишь в том случае, если при заключении договора наймодатель письменно уведомил о них нанимателя (§ 575).

Новая редакция ГГУ вводит ограничения и для повышения размера платы за жилье по требованию наймодателя. По общему правилу, отныне наемная плата может быть повышена не более чем на 20 % в течение 3-х лет, при этом требование о повышении наемной платы должно быть обоснованным и составленным в письменной форме (§§ 558, 558а). Оно может быть заявлено не ранее чем через год после ее последнего повышения. При этом наниматель может начать платить по новым тарифам лишь спустя 3 месяца после получения заявления о повышении квартплаты, этот срок может быть продлен до 6 месяцев (§ 559 b II).

Усиление защиты нанимателя проявилось и в резком сокращении оснований для расторжения договора бессрочного жилищного найма по инициативе наймодателя. В настоящее время наймодатель вправе расторгнуть договор лишь при возникновении у него “правомерного интереса”, под которым понимается грубое и совершенное в значительном объеме нарушение нанимателем своих обязанностей по договору; желание наймодателя использовать данное жилое помещение в качестве квартиры для собственного проживания и проживания членов своей семьи; необходимость использовать земельный участок со строением на предпринимательской основе (§ 573). “Правомерный интерес” должен быть четко обозначен в письменном уведомлении, которое должно быть направлено нанимателю не позднее, чем за 2 месяца до момента расторжения договора. Однако даже при наличии “правомерного интереса” у наймодателя наниматель может потребовать продолжения договорных отношений, если “прекращение найма создаст для него или его семьи такие затруднения, которые невозможно оправдать даже признав правомерные интересы наймодателя” (§ 574). Подобное “возражение” нанимателя не действует лишь в том случае, если договор заключен на определенный срок (например, на время студенческих каникул и др.), или, если в сданной внаем меблированной квартире проживает сам наймодатель (§ 549 II).

Примечательно, что и при рассмотрении спора о расторжении договора найма жилья в ходе судебного процесса наймодатель отныне может ссылаться лишь на те причины для расторжения договора, которые были им указаны в письменном уведомлении (§ 573 III). В свою очередь, для расторжения договора по инициативе нанимателя наличие уважительных необязательно.

Представляется, что, в стремлении как можно лучше обеспечить права нанимателя, германский законодатель несколько “перегнул палку”. Очевидно, в скором времени в особой правовой защите начнет нуждаться уже наймодатель, положение которого становится слишком уязвимым, что, в свою очередь, может негативно отразиться на развитии рынка жилья³³.

Наем жилого помещения занимает приоритетное место в системе договоров по количеству статей в ГГУ: ему посвящено более 80 параграфов, в то время как даже такому важному виду договора, как купля-продажа, отведено около 40 параграфов, т.е. почти в два раза (!) меньше. Подобная громоздкость данного раздела ГГУ в его новой редакции указывает на явное стремление германского законодателя включить в текст кодекса все возможные положения, касающиеся найма жилья и тем самым облегчить работу практикующих юристов. Однако, по мнению германских правоведов, регулирование отношений найма жилого помещения и после реформы 2001 г. продолжает оставаться одним из наиболее сложных, понятным лишь для узкого круга специалистов³⁴. Это объясняется не только существованием помимо ГГУ целого ряда специальных законов, но и недостатками юридической техники данного раздела самого ГГУ: многочисленными исключениями из общих положений обязательственного права, пространностью и размытостью формулировок, непоследовательностью в расположении статей, обилием отсылочных норм. В качестве подтверждения данного тезиса можно привести содержание нескольких пунктов параграфа 549 новой редакции ГГУ: «(1) К отношениям найма жилых помещений применяются §§ 535-548, если из §§ 549 – 577а не следует иное. (3) В отношении жилых помещений в студенческом или молодежном общежитии предписания §§ 557-561, а также §§ 573, 573а, абзаца 1§ 573d, § 575, абзаца 1 § 575а, § 577, 577а не действуют». Подобные статьи в данном разделе отнюдь не редкость.

Детализация положений ГГУ о договоре личного найма (§§ 611 – 630) в целом ряде специальных законов привели к возникновению в Германии в XX в. самостоятельного комплекса норм трудового права³⁵. Однако, ввиду того, что в ФРГ по-прежнему отсутствует Трудовой кодекс, нормы Гражданского кодекса о договоре найма услуг продолжают играть важную роль в регулировании трудовых правоотношений.

В 70-80-х гг. в ФРГ особое развитие получает договор о туристическом обслуживании. В 1976 г. Правительство ФРГ подготовило объемный проект Закона, посвященный регулированию данного вида договора, который должен был действовать параллельно с ГГУ. Однако Бундесрат существенно сократил его объем и потребовал включения этих положений непосредственно в текст ГГУ³⁶. Таким образом, 1.10.1979 в ГГУ появилось довольно подробное регулирование данного вида договора, который рассматривается как разновидность договора подряда. Первоначально услуги туристических фирм рассматривались сугубо как посреднические (заказ билетов, бронирование гостиниц и др.). «Оговорка о посредничестве», сближающая данный вид договора с маклерским договором, снимала с турагенства всякую ответственность за качество оказанных услуг, например, за недостатки отеля и др., что делало положение отдыхающих довольно уязвимым. Впоследствии «оговорка о посредничестве» была признана недействительной Верховным Судом ФРГ³⁷. Это нашло свое закрепление и в ходе реформы обязательственного права 2001 г. Согласно § 651а I «по договору о туристическом обслуживании организатор туристической поездки обязуется предоставить туристу совокупность услуг, связанных с поездкой (туристическая поездка)». «Заявление только о посредничестве при заключении договоров с исполнителями отдельных видов услуг… не принимается во внимание, если исходя из иных обстоятельств, установлено, что заявитель предоставляет обусловленные договором услуги, связанные с поездкой, под свою ответственность» (§ 651а II). Во исполнение директив ЕС в ФРГ 23.11.1994 г. было принято Постановление «Об обязанности информирования со стороны турагенств». В нем в частности устанавливалась обязанность турфирмы информировать клиента о начале путешествия, как если бы он об этом забыл. Согласно § 651с новой редакции ГГУ «организатор туристической поездки обязан провести поездку таким образом, чтобы она отвечала гарантированному качеству и была свободна от недостатков, которые уничтожат или уменьшат ее ценность либо способность удовлетворять обычному или предусмотренному по договору назначению». Таким образом, в качестве недостатка может рассматриваться любое несоответствие оказанных услуг услугам, указанным в проспекте турагенства. В случае возникновения недостатков клиент может потребовать от турфирмы его устранения. При этом турфирма может отказать в устранении недостатка лишь в том, случае, если это потребует от нее несоразмерных расходов (§ 651 с I, II). Запрещается повышение цены на туристическую поездку позже, чем за 20 дней до даты отъезда (§ 651а 4). Подобная усиленная защита клиента в договоре о туристическом обслуживании сближает его с потребительскими договорами. С 2001 г. положения о договоре о туристическом обслуживании начали распространяться и на международные стажировки школьников (§ 651 L).