Методическое пособие 618

В большей степени Ницше описывает критику языка в произведении Об истине и лжи во вненравственном смысле (1873 г.), которое является краткой диссертацией, начинающейся с описания сущности людей. Люди описываются как "самые несчастные, са-

мые субтильные и наиболее недолговечные из существ"19, у которых постоянно возника-

ют проблемы самосохранения. Они являются самыми слабыми из животных, потому что не обладают физической силой других особей. Их уникальным ресурсом выживания является интеллект.

Несмотря на присущую им слабость в сравнении с животными, и благодаря своему интеллекту, люди считают себя особенными среди всех живых существ, центром бытия. Однако, если бы они могли понимать язык других живых существ - например, мошки - они осознали бы, что мошка делает то же самое, то есть, что каждое существо предпочитает воспринимать себя как конечную цель бытия. Кроме того, если бы возникло желание определить наиболее правильное среди всех живых существ восприятие мира, то это было бы невозможно в любом случае. Действительно, суждение о наиболее правильном восприятии должно определяться "критерием правильного восприятия, то есть несуществующим критерием"20. Такой критерий не существует, поскольку это предполагало бы причинно-следственную связь между субъектом и объектом. Но они, наоборот, представляют собой независимые лингвистические сферы per se, которые не соприкасаются. Более того, по Ницше,

"в качестве средства самосохранения человека, интеллект демонстрирует высокое искусство притворства"21.

Это значит, что люди – как существа нежные - не могут бороться за свое существование, так как не обладают физической силой животных. Как следствие, с помощью этого уникального, доступного им инструмента - интеллекта – им приходится пытаться вырабатывать стратегии отвлечения врагов. То есть, для того, чтобы выжить, человеческим существам приходится обманывать, льстить, надевать много масок, притворяться, создавать иллюзии, метафоры. Последние создаются с помощью фантазии – исконной способности человека, посредством интуиции, и a priori обладают формами пространства и времени.

Человек, который ab origine создает метафоры благодаря своему инстинкту самосохранения, в сущности, идентифицирует себя с актом творения. Выражаясь точнее,

[…] человек является "креативным субъектом" (schaffendes Subjekt), так как людям присуще «внутреннее стремление к созданию метафор (Trieb zur Metapherbildung), это фундаментальное человеческое побуждение, которое не может быть остав-

лено без внимания ни на секунду, без того, чтобы не упустить из виду и самих людей» 22.

Метафоры стоят у истоков языка. Последний при рождении, в самом деле, нуждается в двух метафорах.

19F. Nietzsche, Über Wahrheit und Lüge im außermoralischen Sinne, in: G. Colli and M. Montinari (eds.), F.N Kritische Studienausgabe, I, Walter de Gruyter, Berlin/New York 19882, p. 876.

20Ivi, p. 884.

21Ivi, p. 876.

22Ivi, p. 887.

127

Научный Вестник Воронежского государственного архитектурно-строительного университета

"Стимуляция нерва сначала переводится в образ: первая метафора! Затем образ имитируется звуком: вторая метафора!"23.

Это означает, что язык имеет естественное происхождение, так как слова – это образы, полученные случайно 24, посредством нервной стимуляции. Такое утверждение уместно в отношении критики метафизики, поскольку подрывает устоявшуюся западную интерпретацию языка. В частности, Ницше отвергает здесь позицию Платона, изложенную в его произведении Кратил 25, на которой основывается западная традиция. В этой работе Платон утверждает, что название состоит из двух символов: звук (фона) и изображение (схема). Из этих двух, он предпочитает последний, так как, по его мнению, слова придают вещам их форму. Слова указывают на истину, содержание, суть вещей, на то, что вещи как таковые представляют собой.

Ницше, напротив, придерживается точки зрения о естественном происхождении языка. Для него язык является инструментом, используемым людьми для самосохранения и ориентации в мире. Согласно Платону, ценность языка основывается на его содержании: язык подтверждает истину о вещах, в той же степени, в какой он подтверждает их сущность, их своеобразие. Ницше, напротив, подчеркивает практическую природу языка. Критика метафизики как раз и состоит в утверждении, что слова не выражают того, что представляют собой вещи, их истинную природу, но выражают их функции.

С другой стороны, истина (Wahrheit) не является чем-то независимым per se, это просто договор (Konvention), заключенный между людьми. Его рождение имеет два этапа: первый - в начале цивилизации люди живут в гоббсовском война всех против всех, второй - по причине "необходимости и скуки" 26они заключают мирное соглашение и, как следствие, принимают решение о создании общества. Последнее негативно изображается Ницше как стадо (Herde).

Переход от войны всех против всех к обществу ведет к стабильности. Общество является стабильным по двум основным причинам: оно имеет фиксированные правила, которые регулируют жизнь внутри него и общий язык, который позволяет его членам общаться. Истина соотносится с формированием стада. То есть, это то, что считается истинным согласно договору. Иначе говоря, такая истина не ведет к знанию, но она выполняет практическую функцию. Истина это то, что общество считает необходимым для самосохранения. Таким образом, это не то, что дается для того, чтобы быть просто признанным людьми. Напротив, это продукт договора, нечто произвольное. Для того, чтобы подтвердить свой тезис о рождении истины, Ницше добавляет два аргумента. Во-первых, он спрашивает себя:

Что есть с л о в о ? Копия нервного возбуждения в звуках. Вывод о причине, существующей вне нас из факта нервной стимуляции, уже является результатом неправильного применения принципа достаточного основания. [...] "Камень твёрдый", как если бы мы познавали "твердость" каким-либо иным способом, а не только как со-

23Ivi, p. 879.

24“Even the relation of a nervous stimulus to the image produced thereby is inherently not a necessary relationship,”

Ivi, p.884.

25V. Vitiello, Nietzsche: l’origine del linguaggio e la critica della metafisica, in: F. Viganò (ed.), La natura osservata e compresa, Guerini, Milano 2005, p. 282.

26F. Nietzsche, Über Wahrheit und Lüge im außermoralischen Sinne, cit., p. 877.

128

Научный Вестник Воронежского государственного архитектурно-строительного университета

было никакого предыдущего творения. Таким образом, "и с т и н ы э т о и л л ю з и и , о к о т о р ы х м ы з а б ы л и , ч т о о н и я в л я ю т с я и л л ю з и я м и ".

Люди, которые верят в существование истины, оказываются находящимися в бессознательном состоянии, поскольку они забыли свою творческую природу. Есть две причины этой забывчивости. Во-первых, метафоры закрепляются из-за повторяемости одного и того же образа, благодаря повторению одной и той же стимуляции. Во-вторых, «кристаллизация» метафор обусловлена наследственной ее передачей на протяжении многих поколений. Метафоры становятся устойчивыми - "твердый и жесткий» - это понятия (Begriffe).

"Каждое понятие появляется путем создания эквивалента там, где эта эквивалентность отсутствует"30.

Например, понятие листа, по Ницше, получается, вопервых, посредством объединения всех видов листьев и, во-вторых, устранения индивидуальных различий между ними. В результате получается «чистый» лист, в котором отсутствуют особые характеристики, структура листа в себе, которая, как считается, являет собой причину всех конкретных листьев. Человеческое существо, выстраивающее такие понятия, оказывается "гением" по сравнению с другими животными, потому что люди строят с помощью материала, а именно - понятий - который они сами произвели. Животные, наоборот, используют материалы, предоставленные природой, как, например, пчелы воск. Ницше пишет:

"Строительные понятия состоят в создании иерархии, "нового мира законов, привилегий, субординации, определения границ" 31

"Это означает, что п о н я т и я - к а к н е ч т о з а с т ы в ш е е р а з и н а в с е г д а -

способствуют стабилизации правил и ролей в обществе. По этой причине, мир понятий является прочным, стабильным. Следовательно, он оказывается более безо-

пасным по сравнению с м и р о м с т а н о в л е н и я , м и р о м и н т у и ц и й , который является "индивидуальным и неповторимым"32.

С точки зрения стада, он более безопасен, поскольку представляет собой стабилизацию ролей, из которых само это стадо состоит.

Раскритиковав понятия как отправные точки на пути к знанию для западной метафизики, на последних страницах своей диссертации Ницше сосредотачивается на критике научного знания. Считается, что последнее следует постигать с помощью законов природы. По мнению Ницше, законы природы не могут привести к знанию, потому что они не раскрывают сущность природы в себе. Наоборот, каждый закон относится к другому закону в пределах их концептуальной пирамиды; каждый закон раскрывает свои отношения с другим законом. Что мы утверждаем о сущности природы, это то, что мы хотим, чтобы утверждала природа. Иными словами, согласованность между природой и законами, с помощью которых мы стремимся исследовать природу, существует благодаря тому факту, что мы сами вложили в природу априорные формы нашего интеллекта - "время и пространство – это, другими словами, отношения последовательности и числа "33- которые

30Ivi, p. 880.

31Ivi, p. 881.

32Ivi, p. 882.

33Ivi, p. 885.

130

мы затем верифицируем посредством законов. Ницше пишет, что мы подобны п а у к у 34,

который понимает только то, что может быть поймано в его сеть.

Причина заключается в том, что "если мы вынуждены постигать все вещи в одних

только этих формах, то не удивительно, что то, что мы понимаем во всех этих вещах, на самом деле, не что иное, к а к э т и с а м ы е ф о р м ы " 35.

Критика законов природы Ницше не является единственным аспектом его критики научного знания. Далее Ницше сравнивает искусство с наукой. Внутреннее стремление к созданию метафор присуще человеку. Однако, обычная жизнь людей характеризуется забвением своей сущности, что приводит их к вере в существование независимых понятий. Более того, лишенные возможности создавать метафоры человеческие существа не смогли бы выжить.

Следовательно, стремление к созданию метафор не исчезает с появлением общества, но продолжает жить в других сферах, таких как искусство и миф. Это миры, в которых нет договора. Здесь, наоборот, "все возможно в любое время» 36, например, это могут быть говорящие деревья, нимфы и антропоморфные божества.

Создание двух разных миров - а именно, мира понятий и мира искусства и мифов - вызвано двумя различными движущими силами. Они принадлежат двум разным типам людей, которые всегда существовали в обществе: "ч е л о в е к у р а з у м а и ч е л о в е к у и н т у и ц и и ". "Оба они желают властвовать над жизнью" 37 с помощью своей творче-

ской силы, но по-разному.

Человек разума боится реальности мира становления и, таким образом, на основе понятий, пытается построить реальность, где царят "благоразумие и порядок."

Человек интуиции, наоборот не боится реальности и умеет играть (Spielen) с ней, он разрывает договоры и создает новые по своему желанию.

Вдвух словах, в произведении «Об истине и лжи во вненравственном смысле»

Ницше критикует метафизику, так как он представляет понятие истины не как независимое per se, но как продукт инстинкта самосохранения людей. Ницше разовьет это предположение в своих более поздних работах, таких как Веселая наука (1882 г.) и Сумерки Бо-

гов (1888). Ср.:

Я принимаю это объяснение с улицы; я слышал, как один из простых людей сказал "он узнал меня сразу» - и я спросил себя: что, по мнению людей, на самом деле, есть з н а н и е ? Чего они хотят, когда они хотят "знания"? Ничего более, чем это: что-

34Nietzsche uses the metaphor of the spider to indicate that the human knowledge is limited since it depends on

‘human, all too human’ organs. He will restate this assumption in 1881: “The habits of our senses have woven us into lies and deception of sensation: these again are the basis of all our judgements and ‘knowledge’ – there is absolutely no escape, no backway or bypath into the real world! We sit within our net, we spiders, and whatever we may catch in it, we can catch nothing at all except that which allows itself to be caught in precisely our net,” F. Nie-

tzsche, Morgenröte, in: G. Colli and M. Montinari (eds.), F.N Kritische Studienausgabe, III, Walter de Gruyter, Berlin/New York 19993, p. 110.

35F. Nietzsche, Über Wahrheit und Lüge im außermoralischen Sinne, cit., pp. 885-886.

36Ivi, p. 887.

37Ivi, p. 889.

131

Научный Вестник Воронежского государственного архитектурно-строительного университета

то н е з н а к о м о е , что нужно проследить д о ч е г о - т о з н а к о м о г о . И мы фи-

лософы – подразумевали ли мы нечто большее под знанием? 38.

Для метафизики знание (Erkenntnis) - это "что-то знакомое" (das Bekannte). Знакомое - это то, с чем все согласны, потому что это продукт договора. Кроме того, что-то знакомое считается положительным, в отличие от незнакомого. Причина заключается в том, что незнакомое представляет мир возможного и, таким образом, непредсказуемого. В своем труде «Об истине и лжи во вненравственном смысле», Ницше заявляет, что стадо считает незнакомое опасным, так как оно представляет собой отвержение договора, на основе которого существует само стадо. Попытка проследить путь от незнакомого к знакомому не является знанием - как утверждает метафизика - это всего лишь продукт инстинкта самосохранения. Знакомое является тем, что, по всеобщему мнению, люди осознают. В Веселой науке, Ницше фокусируется на отношениях между знанием и сознанием.

Человек, как и любое живое существо, постоянно думает, но не сознает этого. Мышление, которое становится сознательным, составляет лишь малую часть всего процесса, - скажем, неглубокую, худшую часть – так как только сознательное мышление происходит с использованием слов, то есть, коммуникационных символов; и этот факт раскрывает тайну происхождения сознания. Если кратко, то развитие языка и развитие сознания (не разума, а именно способа, с помощью которого происходит постижение разума) идут рука об руку.

[...] Моя мысль заключается в том, что сознание, в действительности, связано не с существованием человека как личности, а скорее с общинными и стадными аспектами его природы. Поэтому оно хорошо изучено только в отношении своей полезности для общины или стада; и что, следовательно, каждый из нас, даже обладая самым сильным стремлением п о н я т ь себя, как личность, «познать себя», насколько это возможно, всегда будет восстанавливать в сознании именно то в себе, что, является «неличным», "усредненным». Благодаря природе сознания, - «гению видов», регулирующих ее – сами наши мысли постоянно, будут в о з в р а щ а т ь с я в перспективу стада 39.

В этом афоризме Ницше выдвигает фундаментальную концепцию своей философии: сознание не является необходимым для рождения мысли; мысль в значительной степени бессознательна. У людей нет необходимости в сознании с целью выживания. Тем не менее, в прошлом это было не так. В начале цивилизации, человеческие существа – те, кто рождался существенно более слабыми по сравнению с другими животными - могли выжить, только прося других людей о помощи. Необходимость обращаться за помощью, делиться своими проблемами с целью получения поддержки является причиной возникновения языка. Ницше отождествляет языковое общение с сознанием. Для того чтобы получить помощь, люди должны были быть способными сделать свои просьбы о помощи понятными для других. Это заставило их описывать свои потребности и самих себя с помощью языка стада. Иными словами, люди должны были осознавать себя как личностей с особыми потребностями с целью сообщения об этих потребностях другим людям. Для того, чтобы сделать свои просьбы о помощи понятными для других, они должны были общаться посредством языка стада. Следовательно, между языком и сознанием есть тождество.

Впоследствии, Ницше утверждает, что язык - поскольку он создает фиксированный мир с неизменными свойствами - не подходит для описания наших действий. Действительно, действия не передаются фиксированными «субъектами» (Subjekt), имеющими оп-

38 F. Nietzsche, Die fröhliche Wissenschaft, in: G. Colli and M. Montinari (eds.), F.N Kritische Studienausgabe, III,

Walter de Gruyter, Berlin/New York 19993, pp. 593-594. 39 Ivi, p. 592.

132

ределенные характеристики, данные раз и навсегда – в соответствии с описанием языком того, каким субъекту надлежит быть.

Действия, напротив, имеют творческую и изменчивую природу, они являются "несравнимо и абсолютно личными, уникальными, и безгранично индивидуальными" 40.

Мир индивидуальных действий это мир становления, который Ницше упоминает в своем произведении «Об истине и лжи во вненравственном смысле». Язык не подходит для его описания, потому что он изначально помещает мир понятий в основание мира становления, демонстрируя таким образом, его метафизическую природу. Ницше еще раз подтверждает это предположение в книге «Сумерки Богов» (1888). В первом афоризме третьего раздела, озаглавленного "Разум в философии», Ницше утверждает, что на протяжении тысячелетий философы использовали только мумифицированные понятия:

[...] «Должно быть какой-то обман, некий иллюзорный уровень видимостей мешает нам воспринимать вещи, у которых есть жизнь: где же обманщик?» - «Мы поняли!» кричат они в экстазе," он прячется в чувстве!» 41.

Затем, в пятом афоризме того же раздела Ницше сосредотачивается на метафизике языка:

Он (язык) полностью видит всех творящих и все дела: [...] он верит в "я", «я» как «бытие», «я» как субстанцию, и он проецирует эту веру в я-субстанцию на все вещи. Это, в первую очередь, касается с о з д а н и я понятия "вещь"... Бытие мыслится во всем – п о д в о д и т с я п о д о в с е - в качестве причины; понятие «бытие» выводится только из понятия «я» 42.

Здесь выявляются основные понятия, на которых основывается метафизика: понятие субстанции (Substanz) и понятие причины (Ursache). Для метафизики, мир полон субстанций, т.е. вещей с неизменными свойствами, данными раз и навсегда. В таком мире, события оказываются результатом взаимодействия двух субстанций, одна из которых является причиной, а другая - следствием.

Наряду с такими понятиями как причина и следствие, существует еще и третье понятие, которое составляет ядро метафизики: понятие цели (Zweck). И что еще более важно, оно определяет метафизику как таковую. Это можно наблюдать в первом афоризме первой книги Веселой науки. В этом произведении понятие цели описывается как творение так называемых "учителей цели бытия". Они создали это понятие, так как полагают, что человек постепенно стал фантастическим животным, которое должно выполнять условие существования в большей степени, чем любое другое животное:

человеку время от времени н е о б х о д и м о думать, что он знает, зачем он сущест-

вует; его племя не может процветать без периодического доверия жизни - без веры

в п р и ч и н у жизни! 43.

40Ibid.

41F. Nietzsche, Götzen-Dämmerung, in: G. Colli and M. Montinari (eds.), F.N Kritische Studienausgabe, VI, Walter de Gruyter, Berlin/New York 19993, p. 74.

42Ivi, p. 77.

43F. Nietzsche, Die fröhliche Wissenschaft, cit., p. 372.

133

Научный Вестник Воронежского государственного архитектурно-строительного университета

Человек, по сути, является слабым существом, который боится реальности мира становления. Для того, чтобы жить в этой реальности, люди нуждаются в цели, которая делает ее терпимой: мире понятий. Благодаря вечным истинам, люди чувствуют себя уверенно, ориентируясь в мире становления, который, в связи с этим, больше не кажется бессмысленным, но наполненным целью. Жизнь в низшем мире становится сносной, поскольку она обретает цель, становясь мостом в совершенный мир вечных истин. Этот мир может быть достигнут только если люди ведут себя в соответствии с моральными нормами в низшем мире.

С другой стороны – что касается понятия причины - в афоризме 112 "Причина и следствие", в третьей книге Веселой науки, Ницше развивает мысль о законах природы, которую, он уже высказывал в своем произведении «Об истине и лжи во вненравствен-

ном смысле».

В Веселой науке он относится к науке как к гуманизации вещей, так как она состоит в приписывании вещам понятий, которые принадлежат только человеческому интеллекту. Действительно, данные понятия представляют собой возможность приобретения знания о вещах.

Но человеческое существо не является ни единственным, ни самым важным живым существом на земле, и, таким образом, и н т е л л е к т , который, в отличие от нас, рассматривал причину и следствие как континуум, а не как произвольное разделение и членение - который наблюдал течение события – отверг бы концепцию причины и следствия и подверг бы сомнению всю определенность 44.

В соответствии с концепцией причина-следствие, каждое событие в мире определяется причиной. Понятие причины принадлежит не к реальности самой по себе, но к структуре нашего интеллекта, который не может объяснить реальность без этого понятия. Однако, реальность - это континуум, непрекращающееся становление, где нет "до" и "после", совокупность неразрывных отношений. Для того, чтобы быть в состоянии осознать этот незаметный поток, мы пытаемся время от времени, индивидуализировать два элемента, причину и следствие. Таким образом, наука - как и метафизика – по сути не представляет собой объективную истину. Напротив, она полностью зависит от восприятия определенными органами живого существа, каким и является человек. По этой причине, возможно, что другое живое существо даст иное объяснение реальности, не используя понятие причины.

Понятие причины не содержит ничего рационального, истины в себе, так как оно имеет естественное происхождение. То же самое относится и к понятию субстанции. В афо-

ризме 111 “Происхождение логического", в третьей книге Веселой науки, Ницше утверждает:

"Каково происхождение логики в голове человека? Она, конечно, родилась из нелогичного, владения которого, должно быть, изначально были огромны"45.

Логика является нелогичной, поскольку понятие субстанции возникло благодаря инстинкту самосохранения человека. Для того чтобы выжить, люди должны были уметь быстро распознать что несло благо, а что угрозу, путем установления связи между схожими вещами и отношению к ним как к одинаковым. Следовательно, практическая необходимость распознавания схожих вещей привела людей, к созданию понятия субстанции, идентичности. В свете данного факта, смысл пятого афоризма о метафизике языка, в третьем разделе книги Сумерки Богов, становится более ясным. Здесь Ницше утверждает, что логика "верит в "я", я как бытие, я как субстанцию, и проецирует эту веру в я- субстанцию на все вещи.

44Ivi, p. 473.

45Ivi, p. 471.

134

Анализ афоризмов из произведения Веселая наука показал, что, как стало очевидно, понятие субстанции было порождено необходимостью разделения реальности на равноценные вещи: полезные или опасные. С другой стороны, понятие причины возникло как продукт интеллекта, который с его помощью обретает способность постигать неощутимое формирование реальности. Исследование произведения Сумерки Богов, приводит нас к мысли, что рассмотрение реальности с точки зрения причинно-следственных связей означает описание ее c помощью таких терминов, как: деятель и деяния, субъект и объект. Другими словами, здесь Ницше рассматривает понятие субстанции как лежащее в основе логики, поскольку оно само является возможностью создания таких различий. Действительно - только посредством изначального восприятия себя в качестве субстанции или субъекта – люди приобретают способность распознавать в реальности другие субстанции, другие объекты помимо них самих, то есть, объекты, вещи, следствия существуют, при условии наличия субъекта, порождающего их. Несмотря на это, все логические разграничения - субъект, объект, причина и следствие - не имеют ничего общего с логической или рациональной природой. Скорее, они являются продуктом инстинкта самосохранения человека.

Bibliographic list

(Библиографический список приводится в редакции автора)

Empirical sources

1.Nietzsche F., Über Wahrheit und Lüge im außermoralischen Sinne, in: G. Colli and M.

Montinari (eds.), F.N Kritische Studienausgabe, I, Walter de Gruyter, Berlin/New York 19882.

2.Nietzsche F., Morgenröte, in: G. Colli and M. Montinari (eds.), F.N Kritische Studienausgabe, III, Walter de Gruyter, Berlin/New York 19993.

3.Nietzsche F., Die fröhliche Wissenschaft, in: G. Colli and M. Montinari (eds.), F.N Kritische Studienausgabe, III, Walter de Gruyter, Berlin/New York 19993.

4.Nietzsche F., Götzen-Dämmerung, in: G. Colli and M. Montinari (eds.), F.N Kritische

Studienausgabe, VI, Walter de Gruyter, Berlin/New York 19993.

Theoretical sources

1.Colli G., Scritti su Nietzsche, Adelphi, Milano 20085.

2.Kemal S., Nietzsche, Creativity and the Redundancy of the Literary Value, “Nietzsche Studien”, 21 (1992), pp. 63-80.

3.Lossi A., La ragione estetica: saggio su Nietzsche, ETS, Pisa 2012.

4.Riccardi M., Il tardo Nietzsche e la falsificazione, in: P. Gori and P. Stellino (eds.),

Teorie e pratiche della verità in Nietzsche, ETS, Pisa 2011, pp. 57-73.

5.Ruggenini M., Il soggetto del senso. Nietzsche o la fine della metafisica della soggettività, in: M. Ruggenini, Volontà e interpretazione. Le forme della fine della filosofia,

Franco Angeli, Milano 1985, pp. 88-123.

6.Schacht R., Nietzsche: Truth and Knowledge, in: B. Babich and R. S. Cohen (eds.), Nietzsche, Epistemology, and Philosophy of Science, Kluwer, Dordrecht 1999, pp. 25-38.

7.Vattimo G., Introduzione a Nietzsche, Laterza, Roma-Bari 1985.

8.Vattimo G., Il soggetto e la maschera: Nietzsche e il problema della liberazione, Bompiani, Milano 19962.

9.Vattimo G., Dialogo con Nietzsche: saggi 1961-2000, Garzanti, Milano 2000.

10.Vitiello V., Nietzsche: l’origine del linguaggio e la critica della metafisica, in: F. Viganò (ed.), La natura osservata e compresa, Guerini, Milano 2005, p. 282.

135

Научный Вестник Воронежского государственного архитектурно-строительного университета

А.В. Батулина

ЗАИМСТВОВАННЫЕ СЛОВА И ИНОЯЗЫЧНЫЕ ВКРАПЛЕНИЯ КАК ОБЪЕКТ МЕТАЯЗЫКОВОЙ РЕФЛЕКСИИ В МАССОВОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

В статье на материале текстов современных детективных романов анализируются функции метаязыковых комментариев, объектом которых является заимствованная лексика. Рассматриваются две функциональные разновидности метаязыковых контекстов: коммуникативные рефлексивы, призванные обеспечить интеллектуальный комфорт массовому читателю, и концептуальные рефлексивы, являющиеся средством выражения мировоззренческих установок автора. Описаны различия в семантической структуре рефлексивов коммуникативного типа, содержащих строго определенный минимальный набор компонентов, и рефлексивов концептуального типа, отличающихся более сложным и вариативным компонентным составом. Определены способы языкового оформления, преимущественно используемые авторами детективных романов для введения в текст каждого из анализируемых типов метаязыковых комментариев. Выявлена связь между лингвистическим статусом заимствования – объекта рефлексии – и структурой его метаязыкового описания, объективированная в составе мотивов, регулярно использующихся для метаязыковой характеристики заимствованного слова или иноязычного вкрапления. Проанализированы разнообразные формы актуализации метаязыковых контекстов, которые рассматриваются как свидетельство социаль- но-коммуникативной ориентации авторов массовой литературы на читателей различной культурной и языковой компетенции.

Ключевые слова: метаязыковой комментарий, метаязыковой контекст, рефлексия, концептуальный рефлексив, коммуникативный рефлексив, массовая литература, заимствование, автор, читатель.

A.V. Batulina

BORROWED WORDS AND FOREIGN FRAGMENTS AS OBJECTS OF METALINGUISTIC REFLECTION IN MASS LITERATURE

The article analyses metalinguistic commentaries’ functions, the objects of which are borrowed words. The analysis is based on contemporary detective novels. Two functional variations of metalinguistic contexts are discussed: communicative reflexives, which provide intellectual comfort for a common reader, and conceptual reflexives, which serve as a means of expression of author’s worldview judgments. Differences in the semantic structure of communicative reflexives, which contain a well-defined set of components, and conceptual reflexives, which are more complex and have a very diverse component compound are also described. Methods of language figuration, mainly used by the authors of detective novels to introduce each of the types of analyzed metalinguistic commentary in the text, are depicted in the article. Correlation between linguistic status of a borrowing (an object of reflection) and the structure of its metalinguistic description, objectified in motives and regularly used for metalinguistic characterization of a loanword or a foreign fragment, is identified. Various forms of actualization of metalinguistic contexts, which are considered evidence of social and communicative orientation of mass literature authors on readers of different cultural and linguistic competence, are also analyzed in the article.

___________________

© Батулина А.В., 2017

136