Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

vMkYLZErVP

.pdf
Скачиваний:
2
Добавлен:
15.04.2023
Размер:
1.14 Mб
Скачать

Возрастает напряжение между мусульманским албанским меньшинством и славянским православным большинством в Македонии. Многие бывшие советские республики также разделены линиями разлома между цивилизациями, отчасти оттого, что советское правительство изменяло границы для того, чтобы создать разделенные республики, когда русский Крым отошел к Украине, а армянский Нагорный Карабах – к Азербайджану. В России есть несколько относительно небольших мусульманских меньшинств, особенно на Северном Кавказе и в Поволжье. В Эстонии, Латвии и Казахстане проживают большие русские общины, хотя это является в значительной мере результатом советской политики. Украина разделена на униатский националистический, говорящий поукраински запад и православный русскоязычный восток.

В расколотой стране основные группы из двух или более цивилизаций словно заявляют: «Мы различные народы и принадлежим к различным местам». Силы отталкивания раскалывают их на части и их притягивают к цивилизационным магнитам других обществ. Разорванная страна, напротив, имеет у себя одну господствующую культуру, которая соотносит ее с одной цивилизацией, но ее лидеры стремятся к другой цивилизации. Они как бы говорят: «Мы один народ и все вместе принадлежим к одному месту, но мы хотим это место изменить». В отличие от людей из расколотых стран люди из разорванных стран соглашаются с тем, кто они, но не соглашаются с тем, какую цивилизацию считать своей. Как правило, значительная часть лидеров таких стран придерживается кемалистской стратегии и считает, что их обществу следует отказаться от незападной культуры и институтов и присоединиться к Западу; что необходимо одновременно и модернизироваться, и вестернизироваться.

Россия была разорванной страной со времен Петра Великого, и перед ней стоял вопрос: стоит ли ей присоединиться к западной цивилизации или она является стержнем самобытной евразийской православной цивилизации. Конечно же, классической разорванной страной является страна Мустафы Кемаля, которая с 1920 годов пытается модернизироваться, вестернизироваться и стать частью Запада. После того как на протяжении почти двух столетий Мексика, противопоставляя себя Соединенным Штатам, определяла себя как латиноамериканскую страну, в 1980-е годы ее лидеры сделали свое государство разорванной страной, попытавшись переопределиться и причислить себя к североамериканскому обществу. Лидеры Австралии в 1990-е, напротив, пытаются дистанцироваться от Запада и сделать свою страну частью Азии, создав таким образом «разорванную-страну-наоборот». Разорванные страны можно узнать по двум феноменам. Их лидеры определяют себя как «мостик» между двумя культурами, и наблюдатели описывают их как двуликих Янусов: «Россия смотрит на Запад – и на Восток»; «Турция: Восток, Запад, что лучше?»; «Австралийский национализм: разделенная

81

лояльность» – вот типичные заголовки, иллюстрирующие проблемы идентичности, стоящие перед разорванными странами.

Иллюзия, что окончание холодной войны снимет основные противоречия современного мира, быстро рассеялась. Прошедший период времени после распада СССР не только не улучшил отношения между странами, но и вызвал прямые военные конфликты не только между военными блоками, но и между новыми возникшими государствами, которые длительный период времени входили в состав общего государства. Мировые державы, преследуя собственные интересы, не только не сумели предотвратить региональные конфликты, но и в значительной мере были сами их инициаторами.

Вопросы для закрепления

1.Холодная война как условия сдерживания цивилизационных противоречий.

2.Характер новых региональных объединений.

3.Роль мировых держав в стабилизации международных отношений.

Литература

1.Бьюкенен, П. Смерть Запада / П. Бьюкенен. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2007. – 444 с.

2.Данэм, Б. Гигант в цепях / Б. Данэм. – М.: Наука, 1984. – 380 с.

3.Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2006. – 571 c.

82

ЛЕКЦИЯ 9

Постсоветская Россия и проблемы смены цивилизаций

Крах Советского Союза вызвал жаркие споры среди россиян по центральному вопросу отношений России с Западом.

Взаимоотношения России с западной цивилизацией можно разделить на четыре фазы. Во время первой фазы, которая длилась вплоть до царствования Петра Великого (1689-1725), Киевская Русь и Московия существовали отдельно от Запада и имели слабые контакты с обществами Западной Европы. Русская цивилизация развивалась как «отпрыск» византийской, затем в течение двухсот лет, с середины тринадцатого и до середины пятнадцатого века, Россия находилась под сюзеренитетом Монголии. Россия вовсе не подверглась или слабо подверглась влиянию основных исторических феноменов, присущих западной цивилизации, среди которых: римское католичество, феодализм, Ренессанс, Реформация, экспансия и колонизация заморских владений, Просвещение и возникновение национального государства. Семь из восьми перечисленных ранее отличительных характеристик западной цивилизации – католическая религия, латинские корни языков, отделение церкви от государства, принцип господства права, социальный плюрализм, традиции представительных органов власти, индивидуализм – практически полностью отсутствуют в историческом опыте России. Пожалуй, единственным исключением стало античное наследие, которое, однако, пришло в Россию из Византии и поэтому значительно отличалось от того, что пришло на Запад непосредственно из Рима. Как утверждает Самюэль Хантингтон: «Российская цивилизация – это продукт самобытных корней Киевской Руси и Москвы, существенного византийского влияния и длительного монгольского правления. Эти факторы и определили общество и культуру, которые мало схожи с теми, что развились в Западной Европе под влиянием совершенно иных сил»42.

К концу семнадцатого века Россия не только отличалась от Европы, но отстала от нее, что выяснил Петр Великий во время своего путешествия по Европе в 1697-1698 годах. Он был полон решимости как модернизировать, так и вестернизировать свою страну. Первое, что сделал Петр по возвращении в Москву, – это заставил знать брить бороды и запретил боярские одеяния. Хотя Петр не отменил кириллицу, он реформировал и упростил ее, а также ввел в язык иностранные слова и фразы. По мнению Хантингтона: «Пётр наивысший приоритет отдавал развитию и модернизации российских вооруженных сил: создал флот, ввел воинскую повинность, построил оборонную промышленность, основал технические школы, посылал людей на Запад учиться, а также импортировал с Запада новейшие знания по вооружению, кораблям и кораблестроению, навигации, бюрократическому управлению и другим

83

аспектам, необходимым для эффективного развития военного дела»43. Чтобы воплотить эти нововведения в жизнь, он коренным образом реформировал и расширил систему налогообложения, а также, к концу своего царствования, реорганизовал структуру правительства. Твердо решив сделать Россию не только европейской державой, но и значимой силой в Европе, он покинул Москву, основал новую столицу – СанктПетербург и начал большую Северную войну против Швеции, чтобы сделать Россию господствующей силой на Балтике и занять свое место в Европе. В стремлении сделать свою страну современной и западной, однако, Петр также усилил азиатские черты России, доведя до совершенства деспотизм и искоренив любые потенциальные источники политического и общественного плюрализма. Российское дворянство никогда не было влиятельным. Петр сократил привилегии еще больше, расширив круг знати, обязанной служить, и установив табель о рангах, учитывающий заслуги, а не общественный статус или происхождение. Дворяне, подобно крестьянам, призывались на государственную службу, формируя «раболепную аристократию», которая позже так бесила де Кюстина. Независимость крепостных была еще больше ограничена, и они были еще крепче привязаны как к своей земле, так и своему хозяину. Православная церковь, которая всегда находилась под сильным государственным контролем, была реорганизована и подчинена Синоду, который назначался непосредственно царем. Царь также получил право назначать своего преемника без оглядки на принятую практику передачи власти по наследству. Этими переменами Петр положил начало и проиллюстрировал тесную связь, которая в России установилась между модернизацией и вестернизацией, с одной стороны, и деспотизмом – с другой. Следуя этой петровской модели, Ленин, Сталин, и в меньшей степени Екатерина II и Александр II, также испытывали различные способы, чтобы модернизировать и вестернизировать Россию, а также усилить ее автократическую власть. По крайней мере, до 1980-х демократы в России были преимущественно западниками, но западники не были демократами. Урок истории России состоит в том, что предпосылкой к социальным и экономическим реформам была централизация власти. В конце восьмидесятых сподвижники Горбачева сетовали по поводу своего провала, предав затем все обстоятельства и проблемы гласности, которая привела к экономической либерализации.

Петр добился больших успехов в том, чтобы сделать Россию частью Европы, чем в том, чтобы сделать Европу частью России. В отличие от Оттоманской империи Российская империя была принята в качестве основного и легитимного участника европейской международной системы. Дома своими реформами Петру удалось добиться некоторых изменений, но его общество оставалось гибридом: если не считать небольшой элиты, то в российском обществе господствовали азиатские и византийские модели, институты и убеждения, и это воспринималось как должное и

84

европейцами, и россиянами. «Если поскрести русского, – заметил де Местр, – обнаружится татарин». Петр создал разорванную страну, и в девятнадцатом веке славянофилы и западники вместе сокрушались по поводу этого состояния и рьяно спорили по поводу того, стать ли их стране полностью европеизированной или отказаться от европейского влияния и прислушаться к истинно русской душе. Западники вроде Чаадаева утверждали, что «солнце – это солнце Запада» и Россия должна использовать его лучи для того, чтобы стать освещенной и изменить унаследованные институты. Славянофилы типа Данилевского, используя слова, которые часто слышны и в 1990-е годы, отказывались от попыток по европеизации, потому что те представляют собой не что иное, как «искажение народного быта и замену форм его формами чуждыми, иностранными» и «заимствование разных иностранных учреждений и пересадка их на русскую почву», а также обнаруживают «взгляд как на внутренние, так и на внешние отношения и вопросы русской жизни с иностранной, европейской точки зрения, рассматривание их в европейские очки, так сказать, в стекла, поляризованные под европейским углом наклонения». В последующей российской истории Петр оставался героем западников и сатаной, по мнению их оппонентов, крайними выразителями взглядов которых явились евразийцы в 1920-х годах. Евразийцы осуждали его как предателя и приветствовали большевиков за то, что те отвергли вестернизацию, бросили вызов Европе и перенесли столицу обратно в Москву.

Большевистская революция ознаменовала начало новой фазы взаимоотношений России с Западом, весьма отличной от того противоречивого периода, который продолжался в России в течение двухсот лет до этого. Во имя идеологии, созданной на Западе, была создана политико-экономическая система, которая на Западе не смогла осуществиться. Славянофилы и западники вели споры о том, может ли Россия отличаться от Запада, не будучи при этом отсталой по сравнению с Западом. Коммунизм нашел своё решение проблемы: Россия отличалась от Запада и находилась в принципиальной оппозиции по отношении к нему, потому что она была более развитой, чем Запад. Она первой осуществила пролетарскую революцию, которая вскоре должна была распространиться на весь мир. Россия стала воплощением не отсталого азиатского прошлого, а прогрессивного советского будущего. На самом деле революция позволила России перепрыгнуть Запад, отличиться от остальных не потому, что «вы другие, а мы не станем как вы», как утверждали славянофилы, а потому, что «мы другие и скоро вы станете как мы», как провозглашал коммунистический интернационал.

Но коммунизм создал и тесную связь с Западом. Маркс и Энгельс были немцами; большинство основных сторонников их идей в конце девятнадцатого – начале двадцатого века также были выходцами из Западной Европы; множество профсоюзов, социал-демократических и

85

лейбористских партий в западных странах были приверженцами советской идеологии и добивались все большего влияния в европейской политике.

После большевистской революции партии левого толка раскололись на коммунистические и социалистические; и те и другие представляли порой весьма влиятельную силу в европейских странах. В большей части Запада превалировала марксистская перспектива: коммунизм и социализм рассматривалась как веяние будущего и в той или иной форме радостно воспринималась политическими и интеллектуальными элитами. Споры между российскими западниками и славянофилами насчет будущего России, таким образом, сменились спорами в Европе между правыми и левыми о будущем Запада и о том, олицетворял ли собой это будущее Советский Союз или нет. После Второй Мировой войны мощь Советского Союза усилилась из-за притягательности коммунизма для Запада и, что более важно, для не-западных цивилизаций, которые теперь встали в оппозицию Западу. Те элиты не западных обществ, находящихся под господством Запада, которые жаждали поддаться на соблазны Запада, говорили о самоопределении и демократии; те же, кто хотел конфронтации

сЗападом, призывали к революции и национально-освободительной борьбе. Приняв идеологию просвещения и использовав ее, чтобы бросить Западу вызов, русские в каком-то смысле получили более тесные и прочные связи с Западом, чем в любой иной период своей истории. Хотя идеологии либеральной демократии и коммунизма значительно различаются, обе партии, в некотором роде, говорили на одном языке. Крах Советского Союза политико-идеологическое взаимодействие между Западом и Россией поставил в новую ситуацию, но не обязательно в лучшую ситуацию.

Запад надеялся и верил в то, что результатом этого будет триумф либеральной демократии на всей территории бывшей советской империи. Однако это еще не было предопределено. В 1995 году будущее либеральной демократии в России и других православных республиках оставалось неясным. Кроме того, когда русские перестали вести себя как марксисты и стали вести себя как русские, разрыв между ними и Западом увеличился. Конфликт между либеральной демократией и марксизмомленинизмом был конфликтом между идеологиями, которые, несмотря на все свои основные отличия, имели сходство: обе были современными, светскими и якобы ставили своей конечной целью достижение свободы, равенства и материального благополучия. Западный демократ мог вести интеллектуальные споры с советским марксистом. А вот сделать это с русским православным националистом для него будет невозможно.

Вгоды советской власти борьба между славянофилами и западниками временно прекратилась, поскольку и солженицины, и сахаровы бросили вызов коммунистическому синтезу. Можно согласиться

сХантингтоном, что после развала этого синтеза споры об истинной идентичности России возобновились со всей прежней силой. Нужно ли

86

России перенимать западные ценности, институты, практики и попытаться стать частью Запада? Или Россия воплощает отдельную православную и евразийскую цивилизацию, которая отличается от западной и имеет уникальную судьбу – стать связным звеном между Европой и Азией?44

Этот вопрос вызвал серьезный раскол среди интеллектуальной и политической элиты, а также широких кругов общественности. С одной стороны, были западники, «космополиты» и «атлантисты», с другой – последователи славянофилов, которых по-разному именовали: «националисты», «евразийцы» или «державники». Принципиальные разногласия между этими группами касались международной политики и в меньшей степени экономических реформ и структуры государства. Мнения разделились от одной крайности до другой. На одном краю спектра были те, кто провозгласил «новое мышление», поддержанное Горбачевым и воплощенное в его цели – войти в «европейский общий дом», а также многие из советников Ельцина, поддерживающие его в стремлении сделать Россию «нормальной страной» и быть принятым восьмым членом в «большую семерку», клуб ведущих стран с развитой промышленностью и демократическими традициями.

Более умеренные националисты, вроде Сергея Станкевича, утверждали, что Россия должна отказаться от «атлантического» курса и наивысший приоритет следует отдавать защите русских в других странах, усилить свои тюркские и мусульманские связи и провести «значительную переориентацию наших ресурсов, наших возможностей, наших связей в пользу Азии или восточного направления». Люди подобных убеждений критиковали Ельцина за то, что тот подчинил интересы России интересам Запада, снизил военную мощь России, не смог оказать помощь таким традиционно дружественным народам, как сербы, а также проводил экономические и политические реформы оскорбительным для россиян путем. Ярким примером этой тенденции служит возрождение популярности идей Петра Савицкого, который в 1920-е годы утверждал, что Россия является уникальной евроазиатской цивилизацией.

Наиболее экстремальные националисты делились на русских националистов, таких как Солженицын (которые ратовали за то, чтобы Россия включала в себя всех русских, а также тесно связанных с ними православных славян – белорусов и украинцев), и на имперских националистов, таких как Владимир Жириновский (которые хотели воссоздать советскую империю и российскую военную мощь). Представители второй группы зачастую исповедовали антисемитские, а также антизападнические взгляды и хотели переориентировать российскую внешнюю политику на Восток и Юг, либо добившись господства на мусульманском Юге (за что ратовал Жириновский), либо вступив в альянс с мусульманскими странами и Китаем против Запада. Националисты также призывали оказывать более ощутимую поддержку сербам в их войне против мусульман. Разногласия между космополитами и

87

националистами прослеживались в заявлениях МИДа и военного руководства. Также они нашли отражение в перемене ельцинской внешней и внутренней политики сначала в одну, затем в другую сторону.

Российская общественность была разделена так же, как и российская элита. Разделилась российская общественность на президентских выборах 1996 года, когда примерно 43% электората проголосовало за кандидата поддерживаемого Западом, Ельцина, и других кандидатов, стоящих за реформы, а 52% проголосовало за националистических и коммунистических кандидатов. По отношению к центральному вопросу идентичности Россия в 1990 годах явно оставалась разорванной страной и западно-славянофильский дуализм оставался «неотъемлемой чертой… национального характера».

В целом можно утверждать, что за почти двадцатилетний период после распада СССР и прекращения холодной войны ни один вопрос важный для решения проблем безопасного и гармоничного развития молодёжи населения бывшего социалистического лагеря не был снят. Не улучшены и условия существования молодёжи Западного мира. Запад нашёл новое место, где можно бросить молодое поколение в топку войн, Ирак и Афганистан. Классические экономические кризисы носят теперь перманентный характер и провоцируют новые военные союзы по всему периметру бывшего социалистического лагеря.

Вопросы для закрепления

1.Современное выражение старого вопроса – Россия и Запад.

2.Политическая элита и её ответ на вызовы времени.

3.Новый путь России и безопасность молодёжи

Литература

1.Бьюкенен, П. Смерть Запада / П. Бьюкенен. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2007. – 444 с.

2.Данэм, Б. Гигант в цепях / Б. Данэм. – М.: Наука, 1984. – 380 с.

3.Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2006. – 571 c.

88

ЛЕКЦИЯ 10

Свобода выбора как условие социальной безопасности молодёжи

Исследуя человеческую индивидуальность, И. Кант остановился перед первичным фактом характера, твердости или слабости воли. Именно характер в отличие от таланта, воспитанности, образованности, темперамента определяет судьбу человека. Спрашивать же, почему характер именно таков, столь же безнадежно для разума, как и спрашивать о том, почему мы воспринимаем явления в пространстве, а не как-либо иначе.

Темперамент, интеллект и характер – это выражение в духовной жизни человека трех уровней или слоев бытия. Темперамент является основой эмоциональных, чувственных процессов, интеллект – основой мыслительных процессов, а характер определяет волевые процессы. По темпераменту люди разделяются на холериков, сангвиников, флегматиков и меланхоликов, по интеллекту – на умных и не очень, по характеру – на сильных волей и слабых. Итого – минимум 16 типов людей, и у каждого типа свое мироотношение, свои врожденные алгоритмы поведения. Поэтому немецкий «философ жизни» Вильгельм Дильтей исходя из различных соотношений членов триады «чувство – мысль – воля», смог создать типологию возможных мировосприятий.

Человек с характером, по Канту, – большая редкость. Характер состоит именно в оригинальности образа мыслей. «Подражатель же как обезьяна слепо копирует человека, у которого есть характер». «Здесь главное не то, – продолжает Кант, – что делает из человека природа, а то, что он сам делает из себя... Характер имеет внутреннюю ценность, которая выше всякой цены».

Согласно Платону «победа над самим собою есть первая и наилучшая из побед. Быть же побежденным самим собою всего постыднее и хуже. Это и показывает, что в каждом из нас есть война с самим собой».

Эта мысль о необходимости для каждого молодого человека лично выбрать свой «интеллигибельный характер» или остаться вообще без такового тысячекратно воспроизводилась впоследствии. Великий немец Фридрих Шиллер говорил:

Он веровать должен, что с волей рожден, Должен верить в свое назначенье: Рабом своей воли останется он, Если в душу проникнет сомненье.

Та свобода вне силы, вне власти земной, И свободен лишь тот, кто владеет собой.

Гёте считал, что на выбор собственного характера или судьбы влияет не только Учитель, но и природа, «сочетанья звезд». Да, молодой человек должен сам выбрать себя, но, как и при рождении из утробы матери, ему

89

должны помогать появиться на свет и Акушер и Стихии. В гениальных «Орфических первоглаголах» (1817), в начальном восьмистишии «Демон» сказано:

Со дня, как звезд могучих сочетанье Закон дало младенцу в колыбели, За мигом миг твое существованье

Течет по руслу к прирожденной цели. Себя избегнуть – тщетное старанье, Об этом нам еще сивиллы пели. Всему наперекор вовек сохранен Живой чекан, природой отчеканен.

Гете, так истолковывая своё восьмистишие, разъяснял, что Демон означает здесь необходимую, непосредственно при рождении выраженную, ограниченную индивидуальность лица, то характерное, чем единичный отличается от всякого другого, как бы велико ни было их сходство... В этом смысле необходимо установленной индивидуальности каждому человеку приписывается свой Демон, который при случае шепчет ему на ухо, как надлежит поступать; так, Сократ избрал чашу с ядом, ибо ему подобало умереть.

После Канта разделение людей на тех, кто имеет характер («господин» в терминологии Гегеля, «солдат»), и на тех, у кого не хватает духа возвыситься над наличным бытием («раб», порабощенный разумом «интеллигент»), стало общепринятым.

Например, по мнению некоторых ученых, в том числе профессора Л. Н. Гумилева, когда народ порождает достаточное число людей с характером революционеров типа горьковского Данко, выражающих волевые устремления народа и готовых решительно преодолеть вставшие перед народом проблемы, этот народ выходит на авансцену истории и переделывает мир. Русский народ на рубеже XIX–XX веков выдвинул целую плеяду людей с сильным характером, и самый выдающийся из них – В. И. Ленин. Эти люди, которым, по Ленину, свойственны «трезвость и бешеная страстность», «беззаветность в борьбе», создали большевистскую партию. Революционеры появляются вроде бы спонтанно, а на самом деле в результате прорыва дремавших прежде могучих народных сил. Революционеры обладают характером творцов, именно с помощью таких людей в мир входит настоящая новизна. Ведь творить в любой области жизни – это значит прокладывать свой, оригинальный путь. Характер – всегда вызов, ибо он есть утверждение себя вопреки устоявшемуся. Его сила может быть неприметной, но в решающий миг он проявит себя и сделает выбор свободы, а не рабства. И пока есть люди, готовые пойти на смерть ради высокой идеи, филистерское здравомыслие всегда терпит крах.

Спонтанность, самодвижение, свобода, укоренены в самой основе бытия, в бездне каждой вещи, каждого индивидуума. Невозможно

90

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]