Tom_1_-_2002

крыло революционной общественности - большевики, в том числе немногочисленные, правда, татаро-башкирские последователи этого течения.

Как и общемусульманское движение во главе с татарскими националистами, башкир­ ское национальное движение за автономию возникло и протекало под флагом «над- классово»-демократического национализма, который, однако, огульно охаивался больше­ виками как буржуазный национализм вопреки упомянутым выше заявлениям Ленина о том, что такой национализм угнетенной и малой нации в отличие от национализма большой и угнетающей нации обладает общедемократическим содержанием, направленным против национального гнета. На деле эти высказывания их вождя большевиками предавались забвению. Националистическое движение башкир, татар, казахов и других народов России отвергалось радетелями «пролетарского интернационализма».

Но при этом все-таки бесспорны приведенные высказывания главного идеолога больше­ визма и «пролетарского интернационализма», которые дополняются у него аналогичными оценками специально по вопросу о национализме среди башкир и татар.

Национализм означает более или менее активно выраженное этническое самосознание и заинтересованный подход к национальным нуждам и чаяниям своего народа, защиту права данной нации на самостоятельность. Национализм чреват и крайними его проявлениями, тенденцией к национал-радикализму и национал-экстремизму, лишенному реализма. Исключая эти крайности, общественность всех времен и народов ничего предосудительного не усматривала в национализме и его носителях. Это относится и к Валидову как лидеру башкирского национализма. В своих воспоминаниях, опубликованных в 1969 г., себя и единомышленников он без какого-либо негативного оттенка называет националистами: «Мы, националисты ...». Любопытно его высказывание о Мажите Гафури 1917 г.: «Сегодня, конечно, Советы стараются представить поэта идеологическим своим приверженцем, но в тот момент поэт был не кто иной, как националист». Имеется в виду, конечно, умеренный, а значит здоровый национализм, противопоставляемый большевистской догме «пролетар­ ского интернационализма».

Отношение ревнителей национальной демократии к правительству демократической России строилось на чисто национальной почве, без учета первоочередной необходимости демократического преобразования политического уклада России и при недооценке нависшей над этим процессом угрозы со стороны антидемократических сил, готовящих государственный переворот.

Но вместе с тем националисты все-таки отдавали себе отчет в значении происшедшей демократической революции. Валидов напишет впоследствии «теплые воспоминания о первых месяцах российской революции» как «очень хорошем времени». Отношение Валидова, Башкирского шуро к правительству новой России, став со временем противоречивым и даже негативным, не было, однако, лишено определенных и серьезных надежд, возлагаемых на него в национальном вопросе.

В начале Гражданской войны Валидов и его последователи, несколько оглядываясь назад, писали, что, требуя в 1917 г. возможности национального самоопределения и обращаясь по этому поводу к А. Ф. Керенскому как главе правительства, они слышали «полные сочувствия слова», и тут же: «В течение первых месяцев революции... башкиры ждали от революции, которую считали началом справедливости, получить исконное свое местное самоуправление».

Но получить это самое «местное самоуправление», то есть выделить Башкортостан в самостоятельную республику, националисты хотели немедленно и во что бы то ни стало, отвлекшись от политической ситуации, чреватой большевистской угрозой демократии, не дожидаясь Учредительного собрания и парламентского решения острых проблем

30

законодательным путем*. В сентябре - октябре 1917 г. валидовское крыло националистов заметно нарастило свое давление на российский центр в вопросах автономно­ республиканского статуса (и национальной армии), а также по земельной проблеме.

Все это отражено в соответствующих документальных материалах тома.

Вследствие сложности национального вопроса взаимоотношения Башкирского прави­ тельства, а именно валидовского течения национализма, с правительством демократической России к моменту его свержения заметно ухудшились. Хотя Керенский и выражал нам сочувствие, напишут потом валидовцы, наши требования «в реальном смысле удовлет­ ворены не были». Такое же настроение пронизывало фарман № 1 Башкирского областного шуро от 11 ноября 1917 г.: «...политика правительства Керенского нанесла серьезный ущерб башкирскому делу. Поэтому... башкиры... ни в коем случае не могут стоять за вос­ становление правительства Керенского. Башкиры... могут и должны стоять за такое правительство, которое в полном объеме признает права отдельных национальностей».

Здесь имеется в виду прежде всего и главным образом право наций на само­ определение, осуществляемое в различной степени национально-правовой самостоя­ тельности, национально-государственного суверенитета в зависимости от конкретно сложившегося геополитического положения данной этнотерритории. Положение же Башкортостана как составной части и анклава России обусловливало суженный суверенитет, исключающий внероссийскую национальную государственность.

Объективные условия и требования, которые выдвигала сама история, в основном понимало и валидовское большинство башкирских националистов, оппозиционное меньшинство которых в лице Курбангалиева выступало уже за самое тесное единство

до претензии на право вывести башкир и за ними всю многонациональную Башкирию из состава России (даже большевистской) в равное с ней и независимое национальное государство. Валидов и его последователи, проявив достаточно благоразумия, не поддались соблазну подобного национал-сепаратизма, то есть идее крайней «суверенизации» - обособления - многонационального региона, давно ставшего неотъемлемой составной частью Российского государства.

* * *

На состоявшемся непосредственно вслед за большевистским переворотом совещании башкирских и казахских националистов во главе с Валидовым и Букейхановым, которое проходило в оренбургской резиденции второго как тургайского областного комиссара свергнутого российского правительства, было решено неотступно держаться курса на завоевание национальной автономии для Башкортостана, Казахстана и Туркестана в составе федеративно-демократической России, и договорились созвать в этих целях в одни и те же дни декабря в Оренбурге национальные съезды Казахстана и Башкортостана. К опублико­

*

Впрочем, настойчивость порой приводила и к некоторым положительным результатам. Во время встречи Валидова с министром В. М. Черновым (лидер социал-революционеров) в начале июля 1917 г. последнему было разъяснено значение для башкир Караван-Сарая в Оренбурге: возвращение его народ воспримет как возрождение национальных его прав. Чернов внимательно это выслушал и отдал распоряжение о возвращении башкирам историко-культурного и культового их сооружения. «Этот декрет Чернова, —писал Валидов впоследствии, - явился добрым для нас делом эсеровского правительства».

31

ванной в это время большевиками «Декларации прав народов России»* члены Башкирского шуро отнеслись в высшей степени критически. В указанном фармане от 11 ноября шуро дало соответствующую оценку обещаний советского правительства в национальном вопросе с изложением собственных взглядов и намерений по нему. В своем фармане № 1 оно заявило: «Теперь Башкирское шуро никому не подчинено и приступает к осво­ бождению Башкортостана от чужого влияния и власти, к подготовке объявления его автономии».

А 15 ноября 1917 г. Башкирское областное шуро уже приняло постановление о про­ возглашении автономии Башкортостана, обнародованное затем в виде фармана (№2) за подписью председателя шуро Ш. Манатова, его заместителя А.-З. Валидова, членов шуро и его секретаря Шайхзады Бабича.

Созываемый 8 декабря 1917 г. новый съезд (курултай) должен был выработать основные положения о конституции Башкортостана.

Что касается готовившегося одновременно и по взаимной договоренности казахского съезда в Оренбурге, то он начался раньше башкирского, но совпадение по времени все-таки произошло, и на съезде башкир как наблюдатели присутствовали несколько казахов. Валидов тоже побывал на казахском съезде. Каждый из двух съездов приветствовал участников другого.

Третий по счету башкирский съезд, проходивший 8-20 декабря 1917 г. в Оренбурге, вошел в историю как учредительный курултай автономного Башкортостана. Как таковой он утвердил и развернуто конкретизировал постановление Башкирского областного шуро об объявлении автономии.

Но поскольку правовую самостоятельность Башкортостан приобретал в качестве составной части России как целого**, то решения башкирского съезда об автономии подлежали конституционно-законодательному утверждению и закреплению со стороны общероссийского государственного центра. Курултай признал, что право башкир на авто­ номию должно быть закреплено во всероссийской конституции, и он выразил свое мнение об основных ее началах, согласно которым Россия является федеративным союзом автономных штатов. Башкортостан входит в состав России как один из равноправных национально-территориальных штатов.

Предполагаемая Российская федерация территориально совпадала с бывшей Россий­ ской империей и будущим Советским Союзом, и автономный Башкортостан должен был стать субъектом непосредственно этой обширной федерации, отличной от той, суженной в границах, Российской советской федерации, которая будет существовать впоследствии как часть СССР.

Заявляя о необходимости стать башкирскому народу «полным хозяином своей собственной земли», курултай вместе с тем заверял: «Но это вовсе не значит, что башкиры заняты исключительно желанием сохранить свою территорию за собой. Наоборот, если народы России в Учредительном собрании решат применить одинаковый масштаб землеустройства для всех штатов Российской Федеративной Республики, то же самое будет принято в Башкирии».

Гарантируя равные с башкирами права всем другим национальностям, Областное шуро в своем фармане № 2, учредительный курултай и другие башкирские съезды 1917 г. в своих решениях придавали особое значение тюркско-мусульманскому населению, взятому в целом. Они исходили из того, что национальная республика как таковая возможна лишь при

Была перепечатана Башкирским областным шуро в его газете «Башкорт» 24 ноября 1917 г. Предполагался, естественно, не полный, а относительный суверенитет в составе уже безусловно и

неограниченно суверенного Российского государства (Status in statu).

32

Курултаем вводился институт «малого курултая», наделяемого учредительно-зако­ нодательными полномочиями. Именуемый и предпарламентом, он подлежал избранию в составе 22 чел. по норме: один представитель от каждых 100 тыс. населения данной национальности. Но первый его состав был сформирован непосредственно на большом учредительном курултае. Из членов «малого курултая» было избрано правительство Башкортостана как постоянно функционирующий орган управления. На должность его председателя выдвигались: лидером башкир Челябинского уезда Курбангалиевым - Шариф Манатов, Валидовым и большинством Башкирского шуро-Юнус Бикбов. Был избран второй. По аналогии с военно-казачьим состоянием башкир кантонного периода было учреждено Башкирское войсковое управление под началом Валидова. Решено органи­ зовать национальное войско.

На местах вместо земских органов самоуправления должны были создаваться кан­ тональные и волостные думы и их управы («диван» и «башкарма»).

Такова была система управления при первой - досоветской, - утвержденной учреди­ тельным курултаем в конце 1917 г., автономии Башкортостана.

Впоследствии учредительный съезд будет предан забвению, и лишь с конца 80-х годов начал ставиться (автором этих строк) вопрос о необходимости официального подтвер­ ждения и признания факта возникновения автономной Башкирской республики в ноябредекабре 1917 г. с объявлением соответствующей даты «Днем Республики Башкортостан».

* * *

Как и во всех национальных окраинах России, большевистский переворот с ориента­ цией на «пролетарский интернационализм» встретил резко отрицательную реакцию со сто­ роны башкирских националистов, которые сразу же вступили в конфликт с большевиками Южного Урала. Не приемля в принципе «диктатуры пролетариата», в момент ее уста­ новления Башкирское шуро в своем фармане от 11 ноября 1917 г. заявило, что эта власть, объявляя в своих декларациях «широкие права наций на самоопределение вплоть до отде­ ления от России, однако в виде приложения к этим правам.., дает беспорядки, беззаконие и бесчинства».

Отмечая, что и в условиях Южного Урала образовались два враждующих лагеря, испрашивая: должны ли башкиры тоже разделиться и воевать друг с другом?-шуро отвечало: «Нет, не должны, потому что мы не большевики и не меньшевики. Мы лишь башкиры... На чьей стороне мы должны быть? Ни на чьей. Мы на собственной стороне. Нам нечего делать в междоусобной ссоре других, становясь игрушкой в чужих руках. Мы должны защищать не чьи-то, а свои интересы». Здесь сказалась тенденция к национальному обособленчеству, к превращению национальной автономии в некую самодовлеющую цель, отрыву ее от общедемократических нужд и чаяний России в целом, носивших межнациональный характер, потенциальная готовность пойти на компромисс с любым, а значит и тоталитарно-большевистским режимом, лишь посули он и «гарантируй» возможно более широкую национальную самостоятельность - суверенность («вплоть до отделения» от Российского государства).

Но следует подчеркнуть, что в то время, когда большевики только что пришли к власти, дело до этого не дошло. Более того, отношения националистов с ними очень скоро приняли остро конфликтный характер. На состоявшемся непосредственно вслед за большевистским переворотом совещании башкирских и казахских националистов, встрече Валидова иБукейханова в Оренбурге, ими было твердо решено оставаться верными демократии и Учредительному собранию, отказаться от признания власти большевиков.

34

«Свержение Временного правительства и захват власти большевиками застает башкир в состоянии неудовлетворенности. Не веря захватчикам, народ башкирский решает явочным порядком осуществить свои заветные устремления», -писали впоследствии Валидов и другие члены Башкирского правительства, докладывая новому Временному правительству России («Уфимской директории» в Омске) о том, как они начинали «борьбу с большевиками, врагами России».

18 января 1918 г. Оренбург был взят так называемой красной гвардией. Алихан Букейханов, тургайский комиссар бывшего Временного правительства, и другие казахские националисты бежали из Оренбурга в Семипалатинск, но члены Башкирского правительства решили остаться на месте, и с ними эмиссар большевистского правительства С. Цвиллинг, возглавлявший губревком, первоначально обращался даже более или менее лояльно. 27 января Башкирское правительство отправило в Петроград телеграмму: «Высокую власть советов признаем при возможности самостоятельно заниматься нашими внутренними делами, образовать собственный полк».

Но через несколько дней и недель разыгрались события, окончательно противопоста­ вившие националистов большевикам. Комиссар занявшей Таналыково-Баймак «красной гвардии» устроил внезапное нападение на башкирский отряд. Схваченные националисты, в том числе офицеры Гимран Магазов и Габдулла Идельбаев, были расстреляны. А в ночь с 16 на 17 февраля 1918 г. в Оренбурге подвергли аресту членов Башкирского правительства и шуро во главе с Валидовым (всего 8 чел.) Особую активность против националистов проявлял Мусульманский военно-революционный комитет в лице Г. Шамигулова, Б. Нуриманова, К. Хакимова и других татаро-башкирских большевиков. Их поддерживал Б. Шафиев.

Репрессивный акт в отношении членов Башкирского прайительства вызвал резкий протест национальной общественности Башкортостана. Парадоксально: он не нашел одобрения и со стороны центральной советской власти - Наркомнац отверг требование оренбуржцев об аресте Ш. Манатова, уже видного деятеля большевистского органа по национальному вопросу в столице. Это было продиктовано конъюнктурными соображе­ ниями большевиков: как бы окончательно не оттолкнуть от себя башкирские массы, идущие за националистами. Это понимал и Цвиллинг: навестив 27 марта 1918 г. Валидова в тюремной камере, он предложил ему отдать приказ своим последователям о том, чтобы те прекратили формирование вооруженных отрядов и сдали имеющееся у башкир оружие. Когда Валидов отговорился словами о недейственности его распоряжений из неволи, тот сказал: «Как знаете», - и покинул камеру.

Но репрессивные акции в Оренбурге, а также Баймаке уже сыграли свою роль, еще более усилив неприязнь башкир к большевистской диктатуре. «Лучшие сыны Башкирии были расстреляны, - говорилось в процитированном выше письме валидовцев. - Но проли­ тая священная кровь не только не остановила народ в его правом и законном восстании, а, наоборот, выковала стальную решимость довести начатое дело до конца... Месть за кровь убитых народных героев краеугольным камнем легла в умы и сердца башкир».

Но при всем своем антибольшевизме националисты должны были считаться и, конечно, считались с тем, непреложным уже, фактом, что во главе Российского государства оказалась (и на 73 года!) партия большевиков, а иные из них даже допускали возможность апелляции к большевистскому правительству как последней инстанции на пути решения вопроса о выделении Башкирии в автономию. По крайней мере Ш. Манатов, член Башкирского правительства и председатель Башкирского шуро, пользуясь случаем, решился на то, чтобы поставить в Петрограде большевистские верхи, и прежде всего

35

2*

Сталина, в известность об их решениях. Судя по всему, Манатов действовал самостоя­ тельно, по собственному почину.

Втот период наметился уже разрыв между Манатовым и валидовским руководством националистов, со стороны которого он и до этого не пользовался особым уважением. Так свидетельствует, по крайней мере, Валидов, который дает ему отрицательную оценку как «неустойчивому в своей политической деятельности авантюристу».

Вначале января 1918 г. Ш. Манатов прибыл в Петроград, где в это время происходили бурные события вокруг уже созываемого Учредительного собрания, членом которого он был избран по списку «федералистов-башкир». Действуя заодно с Муллануром Вахитовым

иГалимджаном Ибрагимовым, Манатов установил связи с Народным комиссариатом по делам национальностей, а затем через посредство Сталина встретился с В. И, Лениным.

Добросовестно заблуждавшийся в природе большевистской партии, Манатов выложил

перед ее вождем всё о национальных нуждах башкир и их движении за автономию, о враждебном к нему отношении местных большевиков. Узнав, какое значение придают

одекрете Чернова, то есть Временного правительства, Ленин с пафосом воскликнул: «Караван-Сарай до сих пор еще не возвращен башкирам? Надо его скорее отдать». Сталин его понял, и 27 января 1918 г. Наркомнацем был оформлен по существу уже новый декрет

опередаче Караван-Сарая «в полное распоряжение башкирского трудового народа в лице Оренбургского совета башкир» - Башкирского шуро (председатель - Ш. Манатов).

Все это был популизм в национальном вопросе, заигрывание с националистами. Такая тактика должна была способствовать завоеванию на сторону советской власти башкирского народа, национальной интеллигенции как ведущей его силы. Но наиболее активные

вособенности, репрессивные акции против них.

Всвязи с арестом членов Башкирского правительства и шуро 17 февраля 1918 г.

вОренбурге было образовано новое башкирское шуроВременный революционный совет Башкортостана (ВРСБ). Просуществовавший до конца марта того года, он известен прежде всего тем, что впервые выдвинул и разработал идею советской автономии Башкортостана, в духе которой проводилась им организационно-политическая работа

среди башкирской «бедноты». В ВРСБ входили А. Давлетшин как председатель, Г. Алпаров, Ф. Султанбеков, Б. Шафиев и некоторые другие - всего 9 чел. Это были так

национальной свободой. Хотя в вопросах национальной автономии ВРСБ признавал свою преемственную связь с арестованным шуро и одобрительно относился к решениям учредительного курултая, но автономия, считал он, должна основываться на власти советов (естественно, большевистского толка: других советов уже не было, хотя, между прочим, шуро в переводе означает «совет»).

Следует заметить: ВРСБ, как и арестованное шуро, как и курултай, правильно понимал соотношение Башкирии и Российского государства как части и целого. В разработанном им положении об автономии четко сказано: «Автономный Башкортостан входит в состав России как один из федеративных штатов», а потому, считал ВРСБ, «для действительного...

осуществления автономии Башкортостана необходимо формальное признание {читай:

36

законодательное подтверждение) Советом народных комиссаров таковой автономии» (только тогда, по мнению ВРСБ, станет «неоспоримой автономия Башкортостана»).

ВРСБ признавал межнациональное равноправие народов, населяющих Башкирию, считал, что «внутри автономной Башкирии не должно быть и не будет различий между башкирами и татарами». Он заявлял: «Ядром Башкортостана является восточная его часть, в которой, по статистическим сведениям, мусульманское население составляет 95%» (выше, чем по приведенным сведениям Валидова).

Все это было созвучно тому, что намечалось и решалось арестованным шуро и курул­ таем, начинания которых, однако, новое - «революционное шуро» пыталось приспособить к советскому режиму.

Как и заявка Манатова от имени первого шуро, проект ВРСБ, представленный в Наркомнац, не подвергся специальному рассмотрению.

Во-первых, органы советской власти на местах отрицательно отнеслись не только к проекту башкирской, но и вообще к идее всякой национальной автономии. Большевики Оренбурга и Уфы считали, что пролетарская революция и пролетарский интернационализм не признают каких-либо национальных границ и автономий. Стоявший на позициях социалнигилизма в национальном вопросе, Оренбургский губревком по предложению своего комиссара по делам национальностей Г. Шамигулова 30 марта 1918 г. принял решение о роспуске башкирского «революционного шуро» - ВРСБ, - которому вменялась в вину не только преемственность с арестованным шуро в проблеме башкирской автономии, но даже разработка проекта советской национальной автономии. Вместе с Шамигуловым социалнигилистическую позицию в национальном вопросе против ВРСБ занимали Багау Нурима­ нов, Камиль Хакимов и другие (немногочисленные, правда) татаро-башкирские комму­ нисты Оренбургской, а также Уфимской губернии.

Во-вторых, к тому времени возник проект Татаро-Башкирской советской республики, который и рассматривался в Наркомнаце, даже был утвержден им. Появился же он в контексте движений за общую автономию тюрко-мусульман и единый «штат» в составе Среднего Поволжья и Южного Урала.

III

Тюрко-мусульманская, особенно татарская, национальная общественность переживала в 1917 г. заметно выраженный духовный и политический подъем. Еще в 1916 г. Департамент полиции в секретном циркуляре сообщал: «Волны освободительного движения захватили и мусульман, передовая часть коих оказалась к тому времени уже достаточно подготовленной для присоединения к всеобщему движению в целях достижения уравнения мусульман в политических, религиозных и имущественных правах с коренным русским населением и принятия участия с передовыми русскими людьми в установлении такого порядка, по которому законы составлялись бы при участии избранных народом представителей его»7

После свержения русского царизма с новой силой развернулось тюрко-мусульманское движение, начавшееся еще раньше под знаменем буржуазно-демократического национа­ лизма, политической и экономической свободы наций и членов общества. В первых его рядах шла национальная интеллигенция. В Уфе, например, 8 апреля 1917 г. завершилось создание «Общества учителей-мусульман». В правление общества входили Галимджан Ибрагимов, Ахмет Хабиби, Габдулла Шанаси (председатель) и др. Одновременно в Уфе же возник, с отделениями в Стерлитамаке, Бирске и других уездных центрах, «Комитет по

37

распространению среди мусульман идей гражданственности» (Ибниамин Ахтямов, Гумер Терегулов и др.) Вскоре - 27 апреля в Уфе состоялся губернский съезд тюрко-мусульман, а в мае на собрании татаро-башкирских солдат было образовано «Уфимское мусульманское военное шуро (совет)». Федерация, автономия и тюрко-мусульманские полки - такова была программа этого шуро в национальном вопросе. Во главе шуро стояли Исмагил Ремеев, Гумер Альмухаметов, Шагит Худайбердин. Его представители приняли участие во II гу­ бернском съезде мусульман, который собрался 2 июля 1917 г. Съезд избрал губернское национальное шуро мусульман, куда вошли Ибниамин Ахтямов (председатель), Гумер Терегулов, Закир Кадыри, Фатхи Ахмедуллин, Галимджан Ибрагимов, Сагитзян Салихов. Подобные шуро создавались и в других местах. В Оренбурге его возглавил Фатых Каримов, редактор татарской газеты «Вакыт». В начале июля 1917 г. левонастроенные представители татар Уфимской губернии, выделившись из общеэсеровской организации, образовали самостоятельное партийно-политическое объединение (Г. Ибрагимов, Г. Альмухаметов, Ф. Сайфи-Казанлы, Г. Касимов, С. Атнагулов и др.)8

Большую роль в развертывании тюрко-мусульманского движения сыграла мусуль­ манская фракция Государственной думы, избранной еще 15 ноября 1912 г. и просу­ ществовавшей, с Февральской революции формально, до 6 (19) октября 1917 г. В свое время деятельность думской фракции направлял Союз мусульман - партия «Иттифак муслимин», существовавшая до 1914 г.* В мусульманскую фракцию Думы последнего созыва от Уфимской и Оренбургской губерний входили К. Хасанов, С. Джантюрин и К. Тевкелев, которым в 1915 г. был привлечен к сотрудничеству в качестве консультанта А.-3. Валидов.

Так называемое «Временное центральное бюро российских мусульман», образованное мусульманской фракцией Государственной думы, подготовило Всероссийский съезд мусульман. Съезд состоялся в Москве, открытый 1 мая 1917 г. Как уже отмечалось, в составе туркестанской делегации - 12 чел. - на съезд прибыл А.-З. Валидов и в работе съезда приняла участие довольно большая - в 60 чел. - башкирская делегация (Сагит Мрясов и др.) Были представлены также казахи и азербайджанцы.

Накануне съезда и на его заседаниях среди представителей тюрко-мусульманской общественности довольно остро дискутировался вопрос о положении их народов в составе новой - демократической России, а, следовательно, и о национально-государственном переустройстве бывшей Российской империи. Преобладающее большинство предста­ вителей татар Среднего Поволжья и Приуралья - Садри Максудов и другие - выступали за единую Российскую республику при экстерриториальной автономии «тюрко-татар мусульман внутренней России и Сибири» -как некоей «наднациональной» общности- в духовной и образовательной сфере общественной их жизни. (В этом указанная группа татарских националистов следовала традициям мусульманских съездов 1905-1906 гг. и тогдашнего Союза мусульман). Ревнитель идеи культурно-национальной автономии Ахметбек Салихов (Цаликов) призывал: «Во имя великих целей, во имя освобождения мусульманского мира от рабства европейского капитала не поддавайтесь соблазну территориальной автономии... Федеративное устройство разделит и расчленит нас.., для борьбы... нужно единство».

Это следует учитывать, имея в виду, например, утверждение, содержащееся в программе обра­ зовавшегося в 1995 г. «Союза мусульман России»: «Нынешний СМР является прямым продолжателем дела «Союза мусульман», действовавшего с 1905 года как первая светская Исламская организация, которая успешно отстаивала интересы мусульман Российской империи, представляя их в Государственной думе отдельной организацией дореволюции 1917 года».

38

Но другая группа тюрко-мусульманских националистов выдвигала альтернативный вариант - федеративное устройство Российского государства с национально-территориаль­ ными автономиями в числе субъектов федерации. Они были озабочены, естественно, национально-правовой самостоятельностью, и предпочтительно общей, Туркестана, Казах­ стана, Башкортостана (Малой Башкирии).

Сторонники федерации на московском съезде мусульман оказались заметно сильнее унитаристов: 446 голосами против 271 съезд высказался за федератизм и автономию. Валидов - в числе большинства. Было избрано - из 12 чел. - «Центральное (Всероссийское) национальное шуро мусульман», исполнительный комитет которого (ИСКОМУС) возглавил Ахметбек Цаликов.

21июля- 2 августа 1917 г. в Казани проходил следующий-И Всероссийский съезд мусульман. (Накануне мусульманский съезд Уфимской губ. избрал на него 18 делегатовИбниамина Ахтямова, Гумера Терегулова и др.) В эти же дни в Казани проходили съезды мусульманских военных шуро и мусульманского духовенства с участием делегатов Уфимского мусульманского военного шуро в первом и при ведущей роли Центрального - в Уфе - духовного собрания мусульман в организации другого из этих съездов. На первом было избрано «Всероссийское мусульманское военное шуро» (ВОШУРО) - «Харби шуро».

22июля состоялось совместное заседание делегатов всех трех, собравшихся в Казани, - общего, военного и духовного - съездов мусульман. Председательствовал на нем уфим­

ский делегат Ибниамин Ахтямов. Повестка дня: 1) национальная и культурная автономия; 2) текущая политическая обстановка; 3) о мусульманских полках и т. д. С докладами выступили Садри Максудов, Гумер Терегулов, Ахметбек Цаликов, Гаяз Исхаков, Илиас Алкин, Фатых Каримов, Мулланур Вахитов. Было принято решение о провозглашении культурно-национальной автономии мусульман внутренней России и Сибири. А общий съезд на ряде своих заседаний обсудил и принял, по докладу Садри Максудова, основные положения об автономии, избрал, для проведения их в жизнь, исполнительные органы в лице трех ведомств - духовного, просвещения и финансов, а также образовал особую «Коллегию по осуществлению культурно-национальной автономии мусульман внутренней России и Сибири». На коллегию была возложена обязанность скорейшего созыва «парламента, предусмотренного принятыми съездом общими положениями об автономии».

Следует добавить: Галимджан Ибрагимов и ряд других делегатов съезда требовали отражения в решениях необходимости федеративного устройства России с национальнотерриториальными автономиями в ее составе.

* * *

Исходя из идеалистическо-религиозной концепции нации, мусульманский национализм опирался в проблеме нации на исламистскую идеологию Корана. «Коран и основанное на нем мусульманское законодательство, - писал К. Маркс, - сводят географию и этнографию различных народов к простой и удобной формуле деления их на две страны и две нации: правоверных и неверных»9 Согласно Корану, у восточных народов магометанского вероисповедания не только язык особенный, но и «душа» иная, склонности и, отсюда, пути исторического развития иные, чем у европейцев; они составляют «особый» -мусуль­ манский мир, живущий по законам ислама, которые-де определяют национальный характер. При этом ислам растворяет каждый из народов, его исповедующих, в «единой» панисламистской общности, якобы лишенной национальных различий. Согласно одному из дореволюционных (Россия) богословских изданий по мусульманству, «в исламе нет ни араба, ни татарина, ни башкира, ни мещеряка и т. д. Все мусульмане составляют одну

39