Tom_1_-_2002

I

До захвата большевиками государственной власти в России существовал партийно­ политический плюрализм, что относилось и к Приуралью - Оренбургской и Уфимской губерниям, включавшим в себя почти всю тогдашнюю Башкирию. В центре и на местах со свержением царизма широко развернули свою деятельность различные демократические партии. Наибольшим влиянием в народе пользовались социалисты-революционеры. Они представляли собой основную политическую силу, призванную обеспечить стабильное развитие и благополучное завершение демократической революции, наиболее много­ численную партию революционной демократии, противостоящую большевикам, анар­ хистам и другим левацко-волюнтаристским партийно-политическим группировкам. Все более активизировалось не только максималистское, но и умеренное крыло социалдемократии - так называемые меньшевики. Расширили свою деятельность кадеты. Все они действовали и на Южном Урале, в Оренбургской и Уфимской губерниях.

13 октября 1917 г. на страницах челябинской газеты Трудовой народно-социалистической партии «Союзная мысль» была опубликована сводная таблица партийных программ, первая графа которой обозначена как «Общеполитические требования», куда включен и нацио­ нальный вопрос. Открывает перечень «партия социалистов-революционеров», а третьей идет РСДРП без разделения на большевиков и меньшевиков, что и понятно: со П съезда российской социал-демократии они имели формально одну общую программу.

Согласно 9-му пункту программы-минимум РСДРП, конституция новой России как демократической республики должна была обеспечивать «право на самоопределение за всеми нациями, входящими в состав государства». Но общепризнанный принцип демократического самоопределения наций находил отражение в программе не только социал-демократов, но и других революционных партий России, особенно эсеров, которые формулировали этот принцип даже с большей категоричностью, чем левые социалдемократы, чем Ленин. Печатный орган эсеров «Революционная Россия» писал в 1904 г., что они стоят на точке зрения «полного и безусловного признания самоопределения», а тем народам, которые пожелают остаться в составе России, гарантировалась свободная федерация. В своей программе, принятой на I съезде (январь 1906 г.; была опубликована, между прочим, в Уфе сразу же после съезда), партия эсеров в числе своих «требований программы-минимум» записала: «...демократическая республика, возможно более широкое применение федеративных отношений между отдельными национальностями, признание за ними безусловного права на самоопределение»3

В том включены материалы имевшей место весной 1917 г. дискуссии эсеров и боль­ шевиков (И. Сталин) по вопросу о федеративном устройстве многонациональной России.

Вопрос о форме национального самоопределения решался политическими партиями, в том числе националистами, в зависимости от их воззрения на сущность нации как таковой, от того, как ими расценивались те или иные признаки и факторы (условия) национальной общности, чему отдавалось предпочтение с точки зрения национального существования:

географической среде и территории обитания. Иначе говоря, собственно ли нация берется за основу проблемы национального самоопределения - в качестве субъекта суверенитета, - или же определенный регион, где исторически вырос и сформировался данный народ, безотносительно к национальному составу современного населения этого региона.

С этим, собственно, и связаны различия между сторонниками двух форм национально­ правового самоопределения - территориального и экстерриториального устройства нации.

20

риальную автономию и, в целом, национально-территориальное самоопределение. Независимо от того, какую долю населения данной области, края, страны составляет самоопределяющаяся нация (и какая доля этой нации расселена в этих именно пределах). Но над умами многих, кто занимался национальным вопросом в конце XIX - начале XX в., довлела концепция, обоснованная Карлом Реннером (Р. Шпрингер) и Отто Бауэром. Это - австро-марксисты, которые, усматривая в нации прежде всего этнолингвистическую и духовную (культурную) общность, считали, что она, по словам О. Бауэра, «...возможна, мыслима вопреки территориальному разделению». Нации, писал он, «...составляли бы корпорации, самостоятельно заведующие своими национальными делами»4.

Австро-марксистская теория нации и национального самоопределения, понимаемого как экстерриториальная культурно-национальная автономия, нашла отклик и в России, особенно со стороны еврейских общественных организаций. VI съезд Бунда (1905 г.), например, потребовал «...изъятия из ведения государства и органов местного и областного самоуправления функций, связанных с вопросами культуры (народного образования и пр.), и передачи их нации в лице ее особых учреждений»5

На платформе экстерриториально-духовной автономии стояли также татаро-мусуль­ манские националисты России, в том числе Башкирии (Уфа являлась одним из центров мусульманства и татарского национализма). Прежде чем прийти к идее национальнотерриториальной автономии Урало-Поволжья или Татаро-Башкирии, а потом и отдельно Татарии, они в подавляющем свЪем большинстве придерживались концепции консолидации «тюрко-татар мусульман» по признаку духовной, в том числе религиозной, а также языковой их общности или взаимной близости, каковая идея распространялась ими и на башкир.

** *

К1917 г. было очевидным, что территориальное пространство почти каждого, счита­ ющегося национальным, края было уже испещрено многочисленными островками инонационального населения, численно даже превосходящего коренную национальность этого района России, исполосовано параллельными и пересекающимися каналами, рукавами, заливчиками и проливами разных национальностей. Наблюдалась пестрая мозаика межнациональной чересполосицы: этносы, за небольшим исключением наиболее крупных наций, были рассеяны и обитали вразброс, коренная и титульная национальность

данного национального региона тонула в общей массе разнонационального населения, и далеко не вся она сосредоточивалась на этой территории. В результате многие из так называемых национальных, насаждавшихся впоследствии, республик советского образца окажутся искусственными образованиями.

Дело в том, что, стремясь к власти и добившись ее, ленинцы-большевики фетишизи­ ровали территориальный принцип национально-правового устройства больших и малых народов. Хотя демократический принцип национального самоопределения имеет в виду именно нацию как таковую в качестве субъекта национально-суверенных прав самостоя­ тельности - автономии, государственности и т. д., - большевики, однако, «заблаговре­ менно» предрешили проблему и изготовились к тому, чтобы, оказавшись у власти, заняться не столько правовым устройством наций, сколько произвольной перекройкой территорий во имя национального, якобы, самоопределения. Лишь формально следуя национальному принципу, они на деле пренебрегли им. Во всяком случае ни до, ни после прихода к власти

21

не обнаружили надлежащего понимания и не проявили должной оценки национального состава населения исторических этнотерриторий, в результате чего, собственно, и окажутся многие республики не столько национальными, сколько много и межнациональными образованиями, без оптимального удельного веса и необходимого большинства коренной или титульной национальности данной «национальной» республики в общей массе ее населения. Это относится, в особенности, к Башкирии, да и к Татарии. Примем также во внимание независимую сегодня Республику Казахстан, где к началу 90-х годов русские без других некоренных национальностей края равнялись по численности казахам.

Своей национальной программой Ленин, большевики еще до захвата ими государ­ ственной власти уготовляли в составе многонациональной России «лоскутные» этноправовые образования, в которых будут перемешаны разные национальности, а каждая из них разобщена по разным административно-правовым регионам. Уготовлялось волевое прочерчивание границ между ставшими уже многонациональными историческими этнотерриториями «самоопределяющихся» национальностей. Это относится к Средней Азии, Урало-Волжскому региону, куда входит и РБ, Кавказу по обеим сторонам горного хребта и т. д.

Еще задолго до октябрьского переворота Ленин воинственно ополчился против идеи носящей экстерриториальный характер культурно-национальной автономии, как «самого утонченного и завершенного национализма», затушевывающего-де внутринациональные классовые различия и противоречия, способствующего, значит, мононациональной консолидации (объединению) не только территориальных, но и социально-классовых групп населения данной национальности. Эта идея не вписывалась в концепцию классового раскола нации, «пролетарского интернационализма» и интернациональной революции рабочего класса. По крайней мере в двух своих резолюциях по национальному вопросу, принятых в 1913-м и апреле 1917 г. (VII конференция большевиков), Ленин, большевики,

втом числе Сталин, докладчик на Апрельской конференции по этому вопросу, настойчиво «развенчивали» идею культурно-национальной автономии, подчеркивая, что разделение национальностей в области школьного образования и духовной жизни в целом «безусловно вредно с точки зрения демократии вообще и интересов классовой борьбы пролетариата

вособенности» (1913 г. Резолюция же 1917 г. содержится в данном томе - док. № 5).

Экстерриториально-национальное самоопределение народов оказалось не приемлемым для Ленина, для порожденной большевистской революцией советской политической системы.

* * *

Социалисты-революционеры, а также умеренные социал-демократы обладали растущим, а потом и решающим политическим весом и влиянием во Временном правительстве, а также, с самого начала, большинством в так называемых советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в центре и на местах - в Приуралье тоже. Они оказывали активное воздействие на деятельность губернских комиссаров Временного правительства в Уфе и Оренбурге, а в еще большей степени - Уфимского комитета общественных организаций и Оренбургского комитета общественной безопасности, в которых они тоже играли ведущую роль. Влияние эсеров и меньшевиков распространялось, естественно, и на национальный вопрос.

Решался же этот вопрос не в том темпе, как бы хотелось национал-автономистам Башкирии, Казахстана и т. д. Сказывалось объективное соотношение - по их значимости - регионально-национальных интересов и общероссийских демократических ценностей. Конечно, Февральская революция произвела коренной поворот в национальном вопросе -

22

к обеспечению равноправия, свободного развития и самоопределения нерусских народов. Однако решение национального вопроса, как и некоторых других проблем демо­ кратической революции, не могло быть достигнуто сразу и в разовом порядке, тем более таким образом, чтобы телега покатилась впереди лошади.

В ударном порядке и в темпе могла быть решена лишь принципиально-исходная

ирешающая задача революции- государственно-политический переворот и демонтаж царизма, верхушки царской администрации и репрессивных органов в центре и на местах, в том числе на Южном Урале, в Уфе, Оренбурге и т. д. Все остальные вопросы революции, будучи производны от проблемы государственной власти, могли быть решены уже потом

ине столь стремительно, не волевым - силовым - приемом, а мирными средствами.

При этом даже после ставшего фактом переворота объективно выдвигались на передний план общедемократические вопросы, касающиеся России в целом, а уже за ними по степени важности и очередности следовал национальный вопрос по тому или иному региону, и принципиальное его решение зависело от общероссийского демократического переустройства жизни, без которого не мог успешно решаться на демократических началах национальный вопрос в судьбах ни башкир, ни татар, ни туркестанцев, ни других народов России. (Такая закономерность в соотношении двух разновеликих аспектов проблемы демократии поныне сопутствует истории России и Башкирии как составной ее части).

Российское правительство 1917 г. вольно или невольно следовало этой объективно­ исторической закономерности в национальном вопросе вообще, по Башкирии - в частности. Если большевики из чисто тактических, прагматических и популистских соображений шумно и провоцирующе толковали в печати и на митингах о конфискации крупных землевладений, о явочном порядке «решения» других острых вопросов, всячески пропагандировали право наций на самоопределение, и непременно территориальное да вплоть до отделения от России, то умеренные социал-демократы, эсеры и другие партии, образующие Временное правительство, проявляли свою умеренность и в подходе к не столь простому национальному вопросу.

Своим взвешенным, опирающимся на закон, подходом к этой, острой тогда, проблеме правительственные партии стремились предотвратить возможный распад исторически сложившегося обширного государства по национальному признаку и не допустить крайностей национализма в таких внутренних районах России, которые были уже не однонациональны и прочно вросли в живую ткань общероссийского государственного организма.

Сказывался или проявлялся при этом и консерватизм со стороны представителей новой государственной администрации. Им не довелось столь быстро избавиться от устоявшихся шаблонов централизованно-унитарного устройства многонациональной державы. Над умами носителей новой власти при всем их демократизме и новом, так сказать, мышлении, однако, в известной степени довлели догмы и стереотипы прошлого, освящавшие централизм государственного устройства многонациональной России и исключавшие какие-либо национальные автономии, свободное самоопределение, тем более государ­ ственное отделение национальных районов, в данном случае Башкирии.

Активный консерватизм в этом вопросе представляет собой уже великодержавный национализм, который имел место и в условиях многонациональной России 1917 г. На пути демократического национализма, национального движения и самоопределения нерусских народов, в том числе башкир, по-прежнему стоял веками взращенный царским самодержавием великорусский шовинизм, проникший и в администрацию Временного правительства в центре и на местах, включая Уфимскую и Оренбургскую губернии.

По инициативе эсеров готовился законопроект о федеративном устройстве России, который должен был быть утвержден - как конституционный закон-Учредительным собранием, созыв

23

которого, однако, затягивался. Когда финские националисты попытались было самочинно провозгласить государственный суверенитет, правительство демократической России простонапросто распустило сейм Финляндии, заявив, что впредь до созыва Учредительного собрания не может быть какого-либо разговора о государственном отделении Финляндии. Помимо всего остального сказался при этом и такой объективно-исторический фактор, как различия в степени значимости интересов общероссийской демократической революции и национальных запросов одной из провинций («регионов») великой державы.

Аведь это была не рядовая губерния российская, а «Великое княжество Финляндское», которое, как и «Королевство Польское», изначально располагало в рамках Российской империи автономией и многими атрибутами государственности, а по культурно-экономи- ческому уровню давно уже вышло на орбиту европейской цивилизации.

Иным был уровень исторического развития и национально-политической зрелости тюрко­ мусульманских народов российского Востока, в том числе башкир, да и смежных и смешанных

сними татар. Последние, правда, обладали немалым опытом государственного существования в прошлом: они выросли как народ на территории бывшего государства волжско-камских булгар, явившихся также этническим их компонентом, и здесь же вокруг Казани возникло тюркоязычно-татарское хансгво-государство, выделившееся из Золотой Орды, к государственности которой татары, стало быть, тоже имеют определенное отношение.

Ачто касается их соседей и сородичей - башкир, - то они были лишены историей возможности этнополитической консолидации, национально-государственного существо­ вания и даже автономии, если не считать военно-казачьего самоуправления в кантонный период их истории. К 1917 г. башкирское народонаселение входило по частям в состав нескольких губерний Российской империи, образованных по чисто территориальному принципу из соображений удобства административного управления. А теперь предстояло, собрав воедино все населенные башкирами районы, предоставить им этнополитическое самоуправление, национально-суверенные права автономии.

В глазах некоторых общественных и, тем более, правительственных кругов подобная перестройка выглядела как нежелательная или, во всяком случае, трудно осуществимая ломка государственно-административного устройства России.

На оценке возможного выделения Башкирии в автономию сказывалась также смешан­ ность башкир с другими национальностями и недостаточно высокий удельный их вес

вобщей массе населения предлагаемого к выделению региона, а также отождествление башкир с татарами в представлении указанных кругов.

Сложность национального вопроса в России и проблемы национально-государственного ее устройства состояла не только в многочисленности нерусских народов, но и чрезвычайной пестроте национального состава регионов, в далеко зашедшей чересполосице и смешении различных национальностей, как это наблюдалось, особенно, в условиях Башкортостана.

Но главное, что сдерживало правительство, так это нарастающая угроза завоеваниям демократической революции со стороны крайне радикальных элементов в лице больше­ вистской партии.

Все это, вместе взятое, отвлекало внимание и снижало интерес демократических партий

иправительства России к национальному, в том числе башкирскому, вопросу. Они еще не могли специально и вплотную заняться этим вопросом.

Втаком же духе действовали и местные органы революционной демократии. Уфимские

иоренбургские «комитеты общественных организаций» и губернские комиссары Временного правительства не проявляли не то что особой заинтересованности, но выра­ женной активности в вопросах, касающихся национальных нужд и чаяний башкир, татар

идругих восточных народов, национального их самоуправления или автономии.

24

* * *

При всех, в известной степени негативных, явлениях, характерных для национальной политики новых властей России, демократическая ее направленность, благожелательное отношение Временного правительства к нерусским народам, однако, очевидны. Лишены

революция и правительство Керенского не предоставили угнетенным нациям долгожданного права на самоопределение. Подобные утверждения преследовали заведомо тенденциозную цель доказать, что якобы лишь Октябрьская революция в лице Ленина, большевиков раскрепостила народы России и предоставила им национальную свободу, право на самоопределение «вплоть до отделения».

Во-первых, на том этапе российской, в том числе башкирской, истории национальным вопросом занимались и другие политические партии, и даже более заинтересованно, чем большевики. Последние просто «упредили» их, захватив власть и громко провозгласив различные свои декларации, тогда как их оппоненты-противники, насильственно отстраненные от власти, естественно, оказались лишены также возможности по-настоящему взяться за дело - не успели ни принять, ни задействовать демократические законы по нацио­ нальному вопросу. Отмеченная выше программа социалистов-революционеров по нацио­ нально-государственному переустройству России не только не уступала, но даже превосходила по привлекательности, была более реалистична и многообещающа, нежели большевистская постановка национального вопроса. Здесь уже они «опережали» Ленина, большевиков, у которых еще отсутствовала та увязка свободного самоопределения со сво­ бодной федерацией, которая давно была продумана эсерами, о чем дальше разговор будет

оправе наций на самоопределение, а, значит, совершенно самостоятельно, а то под влиянием эсеров, наиболее импонировавших крестьянским нациям, националисты организовали и возглавили борьбу своих народов за свободу, за автономию и государственность. Таким именно образом в обстановке победившей демократической

«Различные национальности, конечно, не по объявлению большевиков, а по своей действительной потребности начали создавать свои территориальные автономии», - заявляло националистическое Башкирское шуро в своем фармане от 11 ноября 1917 г.

В-третьих, когда восторжествует монопольное господство большевиков над многона­ циональной Россией, их лозунги по национальному вопросу так и останутся на бумаге, не будучи по-настоящему осуществлены, к тому же подвергнутся ими же самими всяческим извращениям.

«Революционная целесообразность» была решающим, но противоправным критерием большевистской революции в национальном вопросе. Полемизируя с эсеровской постановкой вопроса о полном и безусловном признании права наций на само­ определение, В. И. Ленин заявлял, что такое признание вовсе еще не означает необходимости поддерживать всякое требование национального самоопределения, что социал-демократы, как партия пролетариата, должны содействовать самоопределению не наций, а пролетариата данной национальности. По словам Ленина, отдельные

25

демократические требования, в том числе свобода национального самоопределения, - это не абсолют, а частичка общесоциалистического: если-де эта частичка противоречит общему, тогда надо отвергнуть ее. Для Ленина, русских марксистов самоопределение наций было не целью, а тактикой, ибо, считали они, сохранить под их главенством Российскую империю как она сложилась можно не иначе, как путем хотя бы формального признания и провозглашения права наций на самоопределение вплоть до «госу­ дарственного суверенитета» - отделения от России. Ленин лишь абстрактно-риторически декларировал идею свободного самоопределения и выделения наций в суверенное госу­ дарство, а на деле же стоял за сохранение имперского единства России во имя интер­ национальной пролетарской революции. То же самое с заявлениями вождя большевиков об общедемократическом содержании и исторической оправданности национализма малых и угнетенных народов, особенно российского Востока, и о необходимости его поддержки со стороны марксистов. «Дезавуируя» эти свои заявления, Ленин ратовал за полнейшую нетерпимость и непримиримость со всяким, даже самым «справедливым», национализмом. По его словам, марксизм выдвигает на место всякого национализма интернационализм как объединение всех наций (в лице их пролетариата) «в высшем единстве».

* * *

Национальное самоопределение, равнозначное понятию национального суверенитета, может иметь разную степень полноты. Наивысшее и самое крайнее проявление правовой самостоятельности нации - это территориальное, с увлечением за собой и других национальностей региона (например, русских Казахстана), отпочкование её от того или иного крупного государства в независимое - суверенное - государство.

Принцип национального самоопределения, доведенный до этих пределов, то есть до так называемого государственного суверенитета, утвердился в общественно-правовом сознании на основе исторической практики образования мононациональных государств. Но такая предельная форма самоопределения не общеобязательный шаблон. Проблема решается иначе там, где данная историческая этнотерритория с течением столетий не только перестала быть однонациональной, но и, вдобавок, превратилась в географическую глубинку такого обширного государства, как Россия с преобладанием (сегодня и по­ давляющим большинством) русскоязычного этноса. Подобного рода исторически сложившиеся обстоятельства уже суживают рамки возможного самоопределения нации - башкир, татар и др., - обусловливая не полный, а ограниченный суверенитет, и даже не нации, а региональной, скорее уже многонациональной, общности населения, то есть не выделение в самостоятельное и независимое государство, а обретение национально­ суверенных прав автономии в составе ино(много)национального крупного государства, причем в качестве субъекта федерации в случае федеративного устройства последнего. К тому, собственно, и шел объективно Башкортостан в 1917 г. Исторически сложившееся геополитическое его положение как внутрироссийского анклава («островка») и инона­ циональное окружение башкир даже в пределах Башкортостана как исторической их этнотерритории исключали реальную возможность как мононационально-башкирской государственности этой, полиэтнической уже, территории, так и, особенно, выведения последней из состава России на «орбиту» независимого государственного существования.

Россия, со своей стороны, шла к федерированию означенного рода национально­ суверенных, а также административно-территориальных автономий. Этой объективно-исто- рической тенденции была наиболее созвучна эсеровская постановка проблемы национально­

26

государственного обустройства России. Но если программа эсеров предусматривала свободную федерацию - федеративный союз относительно суверенных областей и тех наций (в определенных территориальных рамках), которые пожелают остаться в составе демокра­ тической России, то Ленин и ленинцы пробавлялись пока узкой альтернативой: либо областная автономия национальностей в составе унитарного - единого и неделимого - Российского государства, либо самоопределение с «государственным суверенитетом» - отделением от России. Иного не дано. В первом случае имелось в виду: наряду с местной автономией областей, отличающихся особым хозяйственно-бытовым (этнографическим) укладом жизни населения, русского в основном, обеспечивается также автономия областей со специфическим национальным составом населения - Кавказа, Туркестана, «Татаро-Башкирии», Украины и т. д. Ленин еще «публично» не отказывается от ранее им сказанного: «Пока и поскольку разные нации составляют единое государство, марксисты ни в коем случае не будут проповедовать ни федеративного принципа, ни децентрализации». И еще: «...под правом самоопределения наций нельзя понимать ни федерации, ни автономии ... Вставить в свою программу защиту федератизма марксисты никак не могут; об этом нечего и говорить»6

Подобное отношение к идее федерации разделяли и другие лидеры большевизма. 28 марта 1917 г. Сталин, будущий нарком по делам национальностей, на страницах «Правды» специально выступил со статьей «Против федератизма» (док. № 3). Он оспаривал программное положение социалистов-революционеров о федеративном переустройстве многонациональной России с учетом опыта Соединенных Штатов Америки. Большевики

влице Сталина ошибочно считали, что США давно превратились из федерации штатов

вцентрализованное их объединение, что современное экономическое развитие будто бы

требует не федеративной, а унитарной государственности, и отсюда делался вывод о неразумности добиваться для России федератизма, который якобы самой жизнью обречен на исчезновение*.

Но растущее оживление и возбуждение национализма, перерастающего даже в сепаратизм, все более обнаруживало бесперспективность унитарного устройства России и недостаточность допущения в рамках государства лишь «областной автономии». Это, видимо, почувствовал и В. И. Ленин, который в одном из своих публичных выступлений летом 1917 г. высказался в духе возможности и даже необходимости национально­ государственного устройства России как «союза свободных республик» (док. № 6).

Но к тому времени эсеры как ведущая правительственная партия, поддерживаемая умеренным крылом социал-демократии, успели уже немало поработать над проблемой федеративного устройства многонациональной России, подготовив даже соот­ ветствующий законопроект для будущего Учредительного собрания. Инициатива, однако, была перехвачена большевиками после захвата ими государственной власти. В начале января 1918 г., разогнав долгожданное Учредительное собрание, принявшее уже постановление конституировать «Российскую Федеративную Демократическую Респуб­ лику», большевики провозгласили собственную - советскую федерацию: III съезд советов принял декларацию не только об утверждении- «легитимации» -советского режима «диктатуры пролетариата», но и об объявлении России «федерацией советских нацио­ нальных республик» - РСФСР; затем последовали всяческие «обоснования» советского федератизма, особенно со стороны И. Сталина, аргументация которого при этом чуть ли не под сомнение ставила федеративный принцип в государственном устройстве многонациональной России (док. № 16).

* Скептическо-половинчатое, а то и негативное отношение к принципу федератизма сохранится у И. Ста­ лина и после провозглашения в январе 1918 г. федеративного устройства советской России (док. № 14), оно проявится также в период образования федеративного Союза ССР (1922 г.).

27

II

Теперь представим общий обзор национального движения за автономный Башкорто­ стан по рассматриваемому в томе периоду истории.

Национальная активность башкир первоначально после победы Февральской революции оставалась в рамках общетюркско-мусульманского движения, будучи пока подспудным, неорганизованным и неоформившимся течением, хотя вскоре и начнется организационное его оформление.

Первым шагом на этом пути явились башкирская делегация открывшегося 1 мая 1917 г. в Москве Всероссийского съезда мусульман и образованное ею Башкирское областное бюро. Делегация съезда состояла из 60 чел. (Сагит Мрясов и др.), бюро - из трех, одним из которых стал А.-З. Валидов, прибывший на общемусульманский съезд в составе туркестанской делегации, а перед тем активно занимавшийся в Ташкенте пропагандой идеи федеративной России и автономного Туркестана. Среди 12 чел. он был избран съездом в состав исполкома Всероссийского шуро мусульман.

Валидов писал впоследствии: «Моя причастность к башкирской делегации мусульман­ ского съезда свелась к тому, что я был избран в комитет из трех человек, который ею был образован для того, чтобы, пользуясь революцией, решать вопросы Башкортостана». Не отрываясь от туркестанских и общемусульманских проблем, которыми он был занят до сих пор, теперь Валидов втягивается уже в круг нужд и забот башкир. Более того, очень скоро станет во главе национального их движения за автономию. Он писал: «Что пришлось возглавить башкирское движение, для меня явилось неожиданностью. Не ведал я заранее, что стану руководителем этого движения. Если бы Ташкент не попал в руки советов, то моя деятельность принадлежала бы Оренбургу и Ташкенту, протекая в поездках между ними»*.

Но, во-первых, по крайней мере на первых порах Валидов стоял, как он сам же писал, не столько за башкирскую, сколько общетюркскую автономию народов российского Востока. В этом же духе он и высказывался на майском 1917 г. съезде российских тюрко-мусульман. Казанскую и Уфимскую губернии Валидов оставлял вне общетюркской межнационально­ территориальной автономии (включал только «Малую Башкирию»).

Во-вторых, он впоследствии возражал против утверждений, как будто это лишь под его влиянием и по разработанному им плану возникло башкирское национальное движение за автономию. Но тем не менее он чем дальше, тем активнее поддерживал это движение, становясь ревнителем даже радикальной постановки проблемы национальной самостоя­ тельности башкир.

Вернувшись из Москвы, башкирские делегаты общероссийского съезда тюрко-мусуль­ ман развернули пропаганду идеи национально-территориальной автономии башкир как составной части федеративной России. Важной вехой на пути начавшегося движения за автономный Башкортостан стал открывшийся 20 июля 1917 г. в Оренбурге съезд с участием 70 делегатов. В его президиуме: Сагит Мрясов, Ахмет-Заки Валидов, Габдулхай Курбангалиев и другие видные националисты - приверженцы национал-демократизма.

В тот же день в Оренбурге началась работа казахского съезда, созванного по обоюдной договоренности с башкирами. На съездах прозвучали взаимные приветствия. И принятые ими постановления были созвучны по духу.

Как первый, так и следующий, проходивший 25-30 августа 1917 г. уже в Уфе, башкир­ ские съезды рассматривали национальную проблему Башкортостана в условиях, сложив­ шихся с победой общероссийской демократической революции. Ими было организовано

Это - воспоминания А.-З. Валидова. Из того же источника - всякого рода иные, следующие далее, сведения и свидетельства Валидова (док. № 19).

28

Башкирское центральное (областное) шуро из 13 чел. (Шариф Манатов - председатель, Ахмет-Заки Валидов и др.) Шуро разместилось в Оренбурге, а в Уфе было учреждено губернское его представительство, на местах создавались уездные и волостные башкирские шуро.

Оренбургское шуро считало себя центральным учреждением всего башкирского наро­ да-«...национальной организацией по руководству национальными политическими

иэкономическими делами башкир, защищающей их права и интересы». Шуро ставило ближайшей своей целью и задачей общественное объединение всего башкирского народонаселения независимо от территориального его разброса по различным губерниям

иуездам Южного Урала и вокруг него. Но в плане этноправовом имелось в виду создание

не столько экстерриториальной, сколько национально-территориальной автономии, - и прежде всего в границах «Малой Башкирии», где башкиры занимали относительно выигрышное положение в национальной структуре населения.

Вдекларации первого съезда говорилось об Уральском крае как «колыбели башкир»,

о«свободной республиканской России», в которой башкиры должны получить «национально-политическую автономию одновременно с автономией других смежных тюркских народов на востоке и юго-востоке». Второй съезд подтвердил решения первого.

Всвоем воззвании он заявлял: «Мы - сторонники федерации... При федерации Россия делится на несколько частей и каждая область имеет свой отдельный парламент»; башкирские районы Южного Урала образуют одну автономную республику. «Таков тот путь, по которому идут башкиры-федералисты».

Но со стороны башкирской национальной общественности Челябинского уезда обна­ ружилась определенная оппозиция по отношению к Башкирскому шуро, то есть зарождавшемуся валидовскому движению: более реальным и предпочтительным она считала экстерриториальное самоуправление в духовной сфере общественной жизни. Этих башкир предполагаемого Аргаяшского кантона представлял и возглавлял упо­ мянутый выше Габдулхай Габидуллович Курбангалиев, крупный землевладелец, ишан и будущий белый офицер.

Национальный вопрос ставился башкирскими съездами без какой-либо узкоклассовой и идеологической предвзятости, а как проблема автономии вообще, касающаяся нацио­ нальных интересов всего башкирского народа. Потому и состав съездов не был социально и политически ограниченным, то есть они созывались без какого-либо отбора делегатов по партийно-классовому принципу. Проходили они оживленно, сопутствуемые массовыми демонстрациями и митингами под общенациональными лозунгами «Да здравствует Башкортостан!», «Да здравствует национальная автономия!», «Караван-Сарай-наш!». Играла музыка, раздавались возгласы на башкирском и татарском языках, одно за другим следовали приветствия и поздравления, в том числе от губернского комиссара Временного правительства. Мусульманские торговцы во время оренбургского съезда вывесили лозунг «В единении - наша сила». В заключение - молебен в мечети, да и заседания съезда начинались и закрывались чтением Корана, после чего как раз и происходят уличные шествия под знаменем национальной свободы и автономии.

Такой пафос свидетельствовал об общественно-политическом подъеме нации, пробуж­ денной революцией и ощутившей возможность реально добиться равноправия, само­ определения, автономии; подтверждал, насколько остро воспринимала она былые национальные ущемления и происходящую затяжку с решением национального вопроса, насколько общенациональные интересы ценились выше узкоклассовых лозунгов и призы­ вов к «пролетарской революции», с которыми выступало крайне левое и максималистское

29