Armyane_18-21

На это историческое событие косвенно могут указывать этнографические материалы, в том числе мои собственные. В отличие от армян Трапезунда, знавших канонический термин для Рождества (зап. арм. ), самсунцы (джаникцы) называют этот

важнейший христианский праздник ́, или в виде глагольной формы ́ , где (< арм. ‘говенье’) находится под влиянием тур. cuma ‘пятница, пятничное разговение’. У хемшинов то же самое слово служит для обозначения пятницы. Естественно, что ничего подобного Алелуку последним также не знакомо.

В связи с вопросом о значении влияния архетипов невозможно не упомянуть еще об одном моменте. В свое время Э.Х. Петросян высказала предположение именно об армянском происхождении турецкого театра теней: «Важно, что имя Карагёз восходит к армянскому названию растения karaus – петрушка, сельдерей, что соответствует имени русского и многих народов куклы Петрушка, Панч и т. д.» (Армяне 2012: 404; ср.: Петросян 2004). Однажды я уже выражал свое сомнение относительно правдоподобности этой гипотезы (Кузнецов 2014. С. 170–177). Но тогда моя рецензия вызвала только обиду у коллег из Еревана. Примерно так же отреагировала А.Е. в Москве, хоть, убежден, для подобной реакции не было никаких оснований. История получила продолжение примерно через год, когда на возможную связь турецкого Karagöz с армянским обозначением петрушки указал Л.А. Абрамян. Это произошло в Йене, где мы оказались, участвуя в одном интернациональном кавказоведческом проекте. В подтверждение своей позиции, вдогонку, замечательный этнограф, мнение которого я уважаю, даже послал мне статью о растительном коде в мифологии пера нашего общего кумира (Топоров 1977).

Для начала повторим общеизвестные факты. Согласно этимологическому словарю Р.А. Ачаряна, арм. || не является корневым (армянским) словом, будучи по происхождению иранским заимствованием, ср. karafs. Этот же источник – у арабского и курдского терминов с указанным значением ( 1971, . : 559). В турецком тоже отложился все тот

51

же иранизм, ср. kereviz ‘пахучий сельдерей’. Так что если и в этом случае принимать связь имени главного героя в театре теней c названием растения, по типу Петрушка («Петр Петрович Уксусов») и петрушка (Petroselinum) у русских, то скорее ожидалось бы Kereviz, а не Karagöz. Однако более распространенным термином, обозначающим в турецком собственно петрушку, а не сельдерей и прочие близкие, но все же иные виды, является maydanoz, при греч. μαϊντανός, болг. магданоз, с тем же значением, но этимологически, по-видимому, указывающем на региондонор, т.е. ‘македонка’ (из Македонии). Употребляется его аналог, едва ли не чаще, чем предыдущий термин, и в армянском –. Так что в любом случае и армянский, и турецкий находятся в одинаковой позиции, будучи зависимы от третьего источника, каким бы он ни был, персидским или балканским, в плане как общего вектора культурного влияния, так и языкового оформления его результатов.

Вернемся к «Заметкам» В.Н. Топорова, который в тандеме с Вяч. Вс. Ивановым на протяжении долгих лет разрабатывал тему индоевропейского мифа о Громовержце и его противнике. С самых первых строк автор предупреждает читателя, что объекты рассмотрения вместе с их наименованиями «втягиваются в схему основного мифа лишь вторично и (что важнее) вообще поздно», создавая «дополнительные условия для ассоциаций уже «исторического», точнее – квазиисторического характера» (Топоров 1977.

С. 196).

«Заметки» переполнены примерами из народных традиций, преимущественно балканского круга, и даже произведений профессиональной литературы, иллюстрирующими догадки автора относительно трансформаций одного из героев упомянутого мифа. Если использовать лингвистические аналогии, то при таком ракурсе нас должны интересовать не столько строгие фонетические переходы и релевантные этимологии, сколько Volksetymologie – этимологические (пере)осмысления, заведомо научно не подтверждаемые. При желании к ним можно было бы причислить и вышеупомянутое арм. ‘петрушка-сельдерей’ > тур. kara göz

52

‘черный глаз’, если бы это сопоставление не оказывалось слишком произвольным.

По прошествии лет становится очевидно – публикация гения семиотики, угодившая в эпицентр этой дискуссии и являвшая собой скорее поток ассоциаций, уступает, например, стройному и прозрачному изложению левистроссовской «Травяной лавки» (Ле- ви-Стросс 1992. С. 14–19), тоже затрагивающей проблематику растительного кода, несмотря на совершенно непохожий материал

идругой регион (индейцы Плато и Северо-Западного побережья). Напротив, текст Топорова, из-за пропущенных логических звеньев, вольно или невольно ведет к двусмысленности при прочтении. Получается, что «мифопоэтическая» трактовка петрушки связана с атрибутами сниженного образа апостола Петра, понимаемого народной культурой как «неудачливый двойник Христа», который отрекается, прекословит и проч. При этом сделано даже предположение, что те же закономерности каким-то немыслимым образом распространяются и на персонажей Ф.М. Достоевского, вызывающих «отчетливо отрицательные ассоциации», например, Петра Верховенского из «Бесов» (Топоров 1977. С. 202, прим. 24). Еще более смелым выглядит поиск аналогий мотива «убийства» и «воскресения» ярмарочного Петрушки с тем обстоятельством, вполне естественным, что в балете И.Ф. Стравинского «Петрушка» кукол заменяют живые персонажи: «Существенно, что в либретто особенно отчетливо проступают некоторые мотивы первоначальной схемы, утерянные в балаганных народных представлениях»

(Топоров 1977. С. 204, прим. 30)!

Но больше всего обескураживает то, как Топоров намечает еще один пласт ассоциаций с искомым объектом в русском фольклоре, проглядывающий в исторических анекдотах о Петре I («царе-антихристе»): «Эта историческая схема в той или иной степени была актуализована и не раз в ходе русской истории (Петр III и Екатерина II, двойники Петра III, Павел Петрович как «подмененный» царь и т.д.)» (Топоров 1977. С. 206). Ясно, что речь должна вестись об отражении реальных событий в текстах –

ивозможно, даже о том, как текст способен стать актором истории. Но что значит «актуализована историческая схема»? Такие

53

хлесткие фразы способны взбудоражить сознание, спровоцировав его на очередную порцию ненаучных рассуждений о предопределенности, пресловутой «колее» и проч.

Сегодня на этом фоне по-другому видится ценность скромных, сдержанных работ, не знавших еще тяги к избыточным интерпретациям, таких, к примеру, как та книжечка про армянскую семью, написанная А.Е. в 1972 г. Что до моих интересов 1990-х, то, возможно, нужно было бы выбросить и другой том, содержавший слишком уж много «мифопоэтического» в ущерб истории. Конечно, недопустимо преуменьшать, а тем более полностью игнорировать наличие армянского, как и прочих субстратных явлений в языке и культуре турок. Известны куда более потрясающие примеры: слово крест в турецком имеет армянское, а не греческое, как можно было бы думать, происхождение, а Большой дворец византийских императоров называется Tekfur Sarayi (от арм.). Эта историческая странность, впрочем, легко объяснима той ролью, которую сыграли армянский вардапет Бурсы и его клир в ранний период Османской империи. Но методологически важно помнить, что с учетом пути, уже пройденного антропологической наукой, вряд ли уместно по-прежнему видеть в культуре природный организм, эволюционирующий сам по себе. Если говорить об армянах, появление которых в Анатолии предшествовало тюркским волнам, то все равно ошибочно принимать любой элемент армянской культуры, современной или фольклорной, позапрошлого столетия, в качестве заведомо более древнего, чем у населения, которое позже появилось в данной местности. И чтобы в каждом конкретном случае правильно определить меру историчности – и распознать, какие связи наиболее актуальны, вертикальные или горизонтальные, полезно вспомнить о «синтаксическом» чутье Аллы Ервандовны Тер-Саркисянц.

Литература

Армяне 2012 – Армяне / Отв. ред. Л.М. Варданян, Г.С. Сарксян, А.Е. Тер-Саркисянц. М.: Наука, 2012.

Кузнецов 1995 – Кузнецов И.В. Одежда армян Понта. Семиотика материальной культуры. М: Вост. лит-ра РАН, 1995.

54

Кузнецов 2014 – Кузнецов И.В. Об армянской этнографии и этнографическом арменоведении – Рец. на: Армяне. М.: Наука, 2012 // Этнографическое обозрение. 2014. № 6. С. 170–177.

Леви-Стросс 1992 – Леви-Стросс К. В травяной лавке мифов // Ми-

ровое древо. Международный журнал по теории и истории мировой культуры (М.). 1992. № 1.

Петросян 2004 – Петросян Э.Х. Боги и ритуалы древней Армении. Ереван: Зангак-97, 2004.

Тер-Саркисянц 1972 – Тер-Саркисянц А.Е. Современная семья у ар-

мян. По материалам сельских районов Армянской ССР. М.: Наука, 1972.

Тер-Саркисянц 1984 – Тер-Саркисянц А.Е. Современный быт армян Абхазии // Кавказский этнографический сборник. Вып. 8. / Отв. ред. В.К. Гарданов. М.: Наука, 1984.

Тер-Саркисянц 1990 – Тер-Саркисянц А.Е. Донские армяне и этно-

культурная ситуация в Ростовской области (серия «Исследования по прикладной и неотложной этнологии». Документ № 6). М.: Ин-т этнографии АН СССР, 1990. 17 с.

Тер-Саркисянц 1998 – Тер-Саркисянц А.Е. Армяне. История и этно-

культурные традиции. М., 1998.

Тер-Саркисянц 2005 – Тер-Саркисянц А.Е. История и культура ар-

мянского народа с древнейших времен до начала XIX века. М., 2005.

Тер-Саркисянц 2019 – Тер-Саркисянц А.Е. Армяне России и сопре-

дельных стран. М., 2019.

Топоров 1977 – Топоров В.Н. Заметки о растительном коде основного мифа (перец, петрушка и т.п.) // Балканский лингвистический сборник. М.: Наука, 1977.

1971 – . . :- . , , 1971,:

1975 – . . ö () // .. , 1975. № 7, 107–125:

1963 – /. . , 1963. I:

/ .,., . . . . , 1986:

Simonian 2007 – Simonian, H., ed. The Hemshin. History, society and identity in the Highlands of Northeast Turkey. London; New York: Routledge, 2007.

55

А.М. Малахатка, Н.Р. Шахназарян

АМШЕНСКИЕ АРМЯНЕ РОССИИ В КОНТЕКСТЕ МИКРОЭКОНОМИКИ СЕМЕЙНЫХ

ОБМЕНОВ: РОДСТВО КАК ЗАЧАТОЧНАЯ ФОРМА ВЛАСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ?

Родство является важнейшим социальным институтом в армянском обществе. Нестабильный, ресурсно-бедный кризисный рынок усиливает родство как мощный институт неформальной экономики; стабильный, развитый рыночный режим – ослабляет и видоизменяет родственную сеть. Возможно, родство коммерциализируется, и от богатых родственников всегда ждут материальной поддержки, а от бедных – «безвозмездных услуг» по предоставлению «эмоциональных услуг», по уходу и заботе. При этом работа родственных связей может существенно различаться в городе и деревне, в разных этнических, доходных и образовательных группах.

Ключевые слова: армяне, родство, социальные институты, экономика, бедность, богатство, взаимопомощь, город, деревня.

A.M. Malahatka, N.R. Shahnazaryan

AMSHEN ARMENIANS OF RUSSIA IN THE CONTEXT OF MICROECONOMICS OF FAMILY EXCHANGES: KINSHIP AS A RUDIMENTARY FORM OF POWER RELATIONS?

Kinship is the most important social institution in Armenian society. an unstable, resource-poor crisis market strengthens kinship as a powerful institution of the informal economy; a stable, developed market regime weakens and modifies the kinship network. Perhaps kinship is being commercialized and rich relatives are always expected to provide material support, and poor relatives are always expected to provide "gratuitous services "for providing" emotional services", care and care. At the same time, the work of kinship ties may differ significantly in the city and village, in different ethnic, income and educational groups.

Key words: Armenians, kinship, social institutions, economy, poverty, wealth, mutual aid, city, village.

56

В языке любого народа есть группа слов, которая служит для обозначения родственных отношений между людьми, – это так называемые термины родства. Систему родства образует группа терминов для обозначения родственных отношений.

Армянская система родства впервые описана в письменных источниках, относящихся к V в., и с некоторыми вариациями ее структурные основания действуют по регионам и в настоящее время. Семейный быт армян описан также в этнографической литературе, в которой наблюдается неточность и расплывчатость в обозначении родственных категорий (Карапетян 1966), что произрастает от путаной средневековой армянской историографии. Термины родства относятся к консервативному пласту лексики и исчерпывающе описаны в различных фундаментальных словарях армянского языка в трехмерных вариациях: древнеармянская, диалектная и современная терминология.

Структурные принципы и основные черты системы родства в основном одинаковы, что нашло отражение в древнеармянской, современной литературной и диалектной терминологии. Армянская система родства относится к терминологии арабского типа, III (с некоторыми чертами, характерными для ирокезского/австралийского типа, I; с одним признаком английского типа, IV), которая порождена патронимической, или клановой организацией, основанной на нормах большой семьи. Патронимия, или клан, характеризуется экзогамией – и именно это находит отражение в терминологии арабского типа, в которой четко разграничиваются как боковые и прямые линии, так и отцовские и материнские. Многослойный анализ особенностей армянской системы родства (основных, вторичных и отклонений от основных) выявляет эволюцию этой системы, которая, хоть и несет в себе черты дородовых, об- щинно-родовых отношений и малой семьи, все же показывает, что она, бесспорно, является системой патронимической организации, основанной на ценностях и нормах большой патриархальной семьи. Имеются некоторые особенности употребления терминов в вокативной подсистеме. В общем и целом, армянская система родства (кровного родства и родства по свойству) отражает устойчивость патриархальных отношений (Закарян 1990. С. 26–30).

57

Система родства амшенских армян в этом отношении не является исключением. При их анализе следует учитывать апробированные в этнологии соответствующие теоретико-методоло- гические подходы. Так, термины родства подразделены на следующие категории: 1) элементарные, составные; 2) описательные, индивидуальные, групповые и классификационные термины. К числу элементарных относятся термины, представляющие собой неразложимые на значимые компоненты самостоятельные слова. Например, таковыми являются в амшенском диалекте гярь (отец), агпярь (брат). В основе составного термина лежит элементарный термин, детерминируемый той или иной лексической единицей, которая обычно сама по себе не является элементарным термином родства. К числу составных терминов родства могут относиться как слова, так и словосочетания, например, мез ма (бабушка), сонамярь (крестная мать).

Описательные термины представляют собой комбинацию двух или более элементарных терминов родства, связанных атрибутивными отношениями. Так, в амшено-армянском «тетя по отцу» – горькурь (сестра отца), дядя по отцу – горьпярь (брат отца). Отличие описательных терминов состоит в том, что в последних детерминирующий элемент может иногда опускаться, тогда как в элементарныхных ни один из составляющих не может быть опущен.

Группировки родственников, по М.В. Крюкову, также подразделяются на три категории. К числу индивидуальных терминов относят термины, каждый из которых служит для обозначения одного строго определенного лица. Индивидуальные термины обычно являются элементарными.

Групповые термины служат для обозначения группы родственников, находящихся в одних и тех же отношениях с говорящим. В амшено-армянском групповым термином является, например, морькурь – у говорящего может быть несколько «сестер матери», каждая из которых находится в одинаковых родственных отношениях к своим племянникам («детям сестры»).

Классификационные термины служат для обозначения не только нескольких лиц, но лиц, находящихся в различных род-

58

ственных отношениях с говорящим. С точки зрения своей лингвистической структуры классификационные термины могут быть или элементарными, или составными, или описательными.

В данной работе сделана попытка описать терминологию современной разговорной системы родства, представленной лексикой амшенских армян.

Систему эту составляют следующие термины.

1.Баб – дед

2.мез мом – бабушка

3.мез ма – бабушка и прабабушка

4.ненег – бабушка

5.гярь – отец

6.мярь – мать

7.деха – ребенок, мальчик, девочка (до 3 лет)

8.мом – бабушка

9.монч – мальчик

10.булиг – девочка

11.ахчиг – девушка

12.тер – внук, внучка

13.ахпярь – брат

14.кгурь – сестра

15.кесурь – свекровь

16.кесрярь – свекор

17.хеноми – сваты

18.аналух – теща

19.бабалух – тесть

20.песа – зять

21.гайс – невестка

22.дон песа – домашний зять

23.дал – сестра мужа

24.кгины – сестра жены

25.нерь – жена брата мужа

26.дякр – брат мужа

27.каинчи – брат жены

28.бачинах – муж сестры жены

59

Родственники со стороны отца

29.Горьпярь – брат отца

30.горькурь – сестра отца

31.момярь – жена брата отца

32.горькурярь – муж сестры отца

33.горьрорешты – дети брата отца

34.горькуреешты – дети сестры отца

35.ехын – сын сестры отца

36.тусы момярь – жена двоюродного брата отца

37.тусы горькурь – двоюродная сестра отца

38.тусы горькурярь – муж двоюродной сестры отца

Родственники со стороны матери

39.Морькурь – сестра матери

40.морькурярь – муж сестры матери

41.морькурехли – дети сестры матери

42.кгеры – брат матери

43.кгеракин – жена брата матери

44.кгерошты – дети брата матери

45.тусы морькурь – двоюродная сестра матери

46.тусы кгеры – двоюродный брат матери

47.тусы кгеракин – жена двоюродного брата матери

«Крестные» родственники

48.Сона гярь – отец крестника

49.сона мярь – мать крестника

50.сoниг – крестники

51.генкярь – крестный отец

52.генкагин – крестная мать

53.генкакурь – крестная сестра

54.генкаахпярь – крестный брат

Рассмотрим особенности амшено-армянской системы как с точки зрения структуры терминов, так и с точки зрения принципов, определяющих группировку родственных отношений. В плане выражения современная разговорная система включает в себя все три категории терминов – элементарные, составные, описательные.

60