Сухих. Лекция «Творчество В. Шукшина»

Проблематика и эволюция творчества Шукшина

Тип героя

НОВИЗНА ГЕРОЯ. То новое, что вошло вместе с Шукшиным в литературу, – прежде всего тип героя. Это человек массы по своей социальной принадлежности, обыкновенный русский человек, как в песне: каких у нас в России миллионы. Не «передовой», не «положительный», тем более не «идеальный», а именно обыкновенный. Шоферы, почтальоны, плотники, механики – люди самых распространенных профессий, а также деревенские ребятишки, старики и старухи, – вот герои Шукшина.

Однако эти герои не только обыкновенные, но в чём-то и особенные. Они далеко не однотипные. Если, скажем, сравнить два первых сборника Шукшина («Сельские жители» и «Там вдали») с двумя последними прижизненными сборниками («Характеры» и «Беседы при ясной луне»), то явственно обнаружится огромная разница и в характерах героев, и в авторском отношении к ним, и в содержании конфликтов. Между ними – скачок, дистанция – короткая по времени, но огромная по внутреннему содержанию: тут и совершилось подлинное художественное открытие Шукшина: Шукшин увидел и показал в обыкновенном и массовом необыкновенное.

Для того чтобы выявить произошедшую эволюцию и раскрыть ее содержание, понять суть художественное открытия Шукшина, нужно сопоставить героя его первых сборников с героем сборников последних, выявив при этом изменения в авторской позиции, а затем – в психологии и судьбах этих героев.

Мир раннего Шукшина – «это мир людей, которым хорошо, когда они дома». Этих людей он любит, они для него свои. А не любит чужих: человека с портфелем (бюрократа), городского «вьюна с гитарой» и – тоже городского – «умника» (часто из студентов).

Нравственный идеал раннего Шукшина: доброта, справедливость, трудолюбие, человечность, справедливость, близость к земле и хлебу, душевное равновесие. Типичный герой этого периода – Пашка Колокольников из первого фильма «Живет такой парень», роль которого блестяще сыграл молодой Леонид Куравлев. (А сам характер и сюжет – из соединения двух ранних рассказов: «Гринька Малюгин» и «Классный водитель»).

Пашка – человек веселый и над жизнью не задумывающийся. Как писал о нем Шукшин, «это добрый, отзывчивый парень, умный, думающий, но несколько стихийного образа жизни. Он не продумывает заранее наперед свои поступки, но так складывается в его жизни, что все, что он имеет, знает и успел узнать, он готов отдать людям».

Пашка живет просто, и ему все в жизни понятно. Он имеет свою точку зрения на все, наивную, но для него все объясняющую. Вспомните, как он объясняет коллеге-шоферу, которого решил во что бы то ни стало и «моментально» женить на знакомой «тетке Анне», свою позицию по «женскому вопросу» (а он его «специально изучал»): «Женщина – это стартер: когда-нибудь все равно подведет». А сам, между прочим, не женится: ищет «идеал»

Автор не отделяет себя от «сельских жителей», от «светлых душ», смотрит на жизнь их глазами.

Однако очень скоро «праведников» и просто «хороших людей» в шукшинской прозе сменяют «вольные люди». Примерно с 1964 года (а именно тогда вышел на экраны первый шукшинский фильм про симпатичного парня Пашку Колокольникова) в рассказах Шукшина «сельские жители» начинают «чудить», и отнюдь не всегда безобидно для себя и для окружающих. Приведём пример. В том же 1964 году журнал «Искусство кино» печатает новый рассказ Шукшина «Критики». Типичная для раннего еще Шукшина пара героев: старик и мальчишка. Но если раньше его старики были мудрыми, тихими и незлобивыми, то здесь вдруг явился старик совсем другого рода: посмотрел на экран телевизора, где актер изображает плотника, а сам топор неправильно держит, да еще ему показалось, что сын и его гость к его собственному плотницкому авторитету отнеслись не очень уважительно, ну вот и стащил этот дед сапог с правой ноги и шарахнул по экрану так, что телевизор вдребезги. Деда – в милицию, а внук плачет: жалко дедушку.

Вот с этого необычного деда и начал Шукшин загадывать загадки читателю и критике.

В чем выразилась эволюция и какова суть совершившихся на этом пути открытий Шукшина-рассказчика?

Шукшин зрелый. Изменения в идейно-художественной

системе его рассказов

а) В ПОЗИЦИИ АВТОРА

В рассказах зрелого Шукшина – другие, чем в ранних, новые взаимоотношения автора и героя.

В «Сельских жителях» Шукшин гордился своим героем, живущим в тесном единении с природой и занятым здоровым физическим трудом. Поэтизация «светлых душ» деревенских жителей – пафос раннего Шукшина.

Теперь – в рассказах сборников начала 70-х: «Характеры» и «Беседы при ясной луне» – новый пафос: не поэтизация («возвышение») «светлых душ», а трезвый анализ сложных духовных процессов в характере обыкновенного человека, носителя массового сознания.

Если раньше Шукшин только любовался цельной жизнью «светлых душ», деревенских «праведников», то теперь он задумался: есть ли в ней смысл?

В одном из «исповедальных» рассказов зрелого Шукшина («Дядя Ермолай»), в концовке появляется авторское раздумье: что, был в этом, в их жизни, какой-то большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или – не было никакого смысла, а была одна работа, работа… Работали да детей рожали. Видел же я потом других людей.. Вовсе не лодырей, нет, но… свою жизнь они понимали иначе. Да и сам я ее понимаю иначе! Но только когда смотрю на их холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее?»

Результатом сомнений и раздумий становится поиск.

Иначе начинают понимать свою жизнь и герои Шукшина, – и они тоже ищут смысл жизни. Но об этом позже.

б) В ПРИНЦИПЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ

Материал, объект изображения у зрелого Шукшина – те же, что и раньше. Сегодняшняя жизнь обыкновенных людей. Сложные процессы, происходящие в стране в связи с урбанизацией, миграцией из села в город, продолжающимся разрушением деревни.

Прежде Шукшин, как и другие «деревенщики», рассматривал эти процессы в плане статического противопоставления. В деревне хорошо – в городе плохо. Город – место, где душно, где нет горизонта («Алешкина любовь»), это гнездо разврата. Деревня, напротив, – оазис душевного здоровья, своего рода природный заповедник, где живут естественной жизнью неиспорченные «светлые души».

Теперь те же процессы, те же объекты изображения Шукшин берет в динамике.

И деревню, и город Шукшин видит теперь более сложными, чем раньше.

Все его симпатии, как и раньше, остаются на стороне деревни. Но сопоставление деревни и города ведется уже не по принципу: «лучше – хуже». Теперь он вовсе не считает сельского жителя изначально, так сказать, «по определению», лучше: «И в деревне есть всякие, есть такие, что не приведи господи!». А уж в городе деревенский житель сплошь и рядом оказывается «в дураках». Шукшин не превозносит, не возвышает деревню, даже не всегда защищает ее, но в его голосе всегда звучит обида за деревню.

В рассказах зрелого Шукшина появляются среди его «сельских жителей» и такие фигуры, как злой демагог Глеб Капустин («Срезал»), тупой и страшный в своем упорстве бригадир Шурыгин («Крепкий мужик»).

Происходит и переосмысление, переоценка того «типа жизни», который прежде казался таким привлекательным.

Спирька Расторгуев (рассказ «Сураз») живет и действует так же стихийно, не раздумывая, как Пашка Колокольников, но оказывается – и об этом написан рассказ – что человек стихийной жизни может быть не только симпатичен, но и разрушительно опасен. Не только для других – и для себя в том числе.

Спирька может отдать последнюю рубаху, поехать в лес, целый день там «пластаться», рубить дрова – просто так, ни с того ни с сего, и без всякой корысти, даже не за «бутылку» – и привезти вдруг одиноким и чужим старикам машину дров на всю зиму, но он же может так же «вдруг» ограбить, а потом избить инвалида-возчика из-за той же водки. И еще отстреливаться от милиции, пока не кончатся водка и патроны.

Спирьке понравилась вдруг приезжая учительница (и она почувствовала минутное и ужаснувшее ее встречное влечение к красивому парню, удивительно похожему на молодого Байрона). Спирька попытался соблазнить ее в ее же доме, был за это жестоко избит ее мужем, затем на глазах жены едва не застрелил ненавистного соперника – этого самого мужа, а потом застрелился сам в припадке какого-то полубезумия.

Сюжетная ситуация зеркально вывернута в сравнении с фильмом о Пашке Колокольникове и рассказом «Классный водитель»: там герой, не задумываясь, лезет ночью в окно к понравившейся ему девушке-библиотекарше, получает отпор, а потом сам мирит ее с ревнивым женихом-инженером: все прекрасно, все довольны, все хорошо: полный «хеппи-энд»!

В ранних рассказах, описывая сельских жителей, попавших в город или живущих в городе, Шукшин всегда был на их стороне и неизменно брал их под защиту, даже и в тех случаях, когда те были не во всем правы («Змеиный яд»).

Теперь выходцы из деревни, оказавшиеся в городе, вызывают зачастую у писателя не только сочувствие, но иногда и осуждение, и всегда острое беспокойство за их судьбу.

Во всяком случае, в рассказах зрелого Шукшина характер «естественного человека» оттеснен на второй план более сложными социальными типами. По сути, это уже новые, другие характеры, чем у раннего Шукшина.

Новые характеры

Тип героя (если иметь в виду социальную его принадлежность) у зрелого Шукшина тот же, что и раньше. А психологически – иной.

Раньше герой Шукшина, тот же Пашка Колокольников, был образцом душевной уравновешенности. Для него «все ясно». Он спокоен и весел. Живет просто. У него «нет проблем», как сказали бы сейчас на американский манер.

Теперь герой неуравновешен, обеспокоен, не удовлетворен своим образом жизни, тоскует, мучительно пытается понять, отчего ему так нехорошо, старается осознать, как он живет и как надо жить, короче говоря, нервничает, задумывается, «ставит смысл жизни на попа».

• «Билетик на второй сеанс»

Вот, к примеру, Тимофей Худяков, герой рассказа «Билетик на второй сеанс». Вдруг стало у него «неладно на душе», «опостылело все на свете», болит душа. С чего так? «В доме всего невпроворот», «детей выучил в институтах… Было время, гордился, что жить умеет, теперь тосковал и злился… «Да и вся-то жизнь, как раздумаешься, – тьфу! Вертелся всю жизнь, ловчил, дом крестовый рубил, всякими правдами и неправдами доставал то…, это... как циркач на проволоке: пройти прошел, а коленки трясутся».

Приходит Тимофей домой пьяным, а там за столом «белый, невысокого росточка, игрушечный старичок – вылитый Николай-угодник». Тимофей и принял его спьяну за святого Николая, начал жаловаться на жизнь: и что в бога не верует, и что в партию не приняли из-за раскулаченного тестя, и что приворовывает на складе. И просит дать ему вторую жизнь, «билетик на второй сеанс».

«Зачем?» – спрашивает его Николай-угодник. – «Чтобы иначе прожить». «- А как бы ты, интересно, жить стал? Другой-то раз?» – «Перво-наперво я б на другой бабе женился. Про любовь даже в библии писано, а для меня – что любовь, что чирей на одном месте, прости, господи – одинаково… С моей башкой – мне бы и в начальстве походить тоже бы не мешало… Из меня бы прокурор, думаю, неплохой бы получился. Тестюшку, например, своего я б тада так законопатил, что он бы и по сей день там..».

Развязка неожиданная: Николай-угодник не выдержал… «-Цыть! – зло сказал старичок.- Ведь я и есть твой тесть! Ворюга. Разуй глаза-то! Допился?»

«Это ж надо так вклепаться!» – удивился Тимофей и предложил выпить «со стречей». А «потом, когда выпили, тесть, оскорбленный за себя и за дочь, тыкал под нос Тимофею опрятный кукиш и твердил скороговоркой: – Вот тебе, а не другую жись! Вот тебе – билетик на второй сеанс! Ворюга…».

Но у Тимофея, несмотря на то что он так «вклепался», что случилась такая «комедия», тоска не проходит: «Не знаю, что такое со мной делается. Пристал, видно, так жить… Жалко. Прожил, как песню спел, а спел плохо». Сторож Ермолай объясняет причину тоски Тимофея Худякова просто: неправедно жил, приворовывал, потому на старости лет его «совесть и замучила». Мотивировка «приворовывал» вроде бы что-то объясняет: проснулась совесть. Но сам-то Тимофей нисколько об этом «воровстве» не жалеет.

• «Верую»

Но вот героя другого рассказа – «Верую» – Максима Ярикова тоже грызет тоска. Душа болит – «потому что не понимает, для чего я ее таскаю». А у него совесть чиста: жизнь прожил честно. И не от безделья болит у него душа: «был он 40-летний мужик, злой и порывистый, никак не мог измотать себя на работе, хоть работал много». И «культурный отдых» есть (жена говорит ему: «Люди дождутся воскресенья-то да отдыхают культурно: в кино ходят или телевизор смотрят. А этот – нервничает, видите ли. Пузырь!»). Но ни кино, ни телевизор Максима не привлекают. «И водку пить не хочется…».

В чем дело? Казалось бы, у человека все есть для нормальной, счастливой жизни: работа, материальный достаток, семья, возможности для «культурного отдыха»: клуб, кино, телевизор. Жену все это вполне устраивает. Вполне устроило бы и героев ранних рассказов и фильмов Шукшина. Пашку Колокольникова, например.

Теперь эти жизненные ценности не удовлетворяют шукшинского героя, не захватывают его душу. Он начинает сомневаться, так ли он живет, и задумывается – зачем живет.

Это рассказы о людях старшего поколения, так сказать, об отцах. И Максим Яриков, и Тимофей Худяков – люди пожилые.

А вот рассказ о «детях», о молодых людях, таких же, как Пашка Колокольников. Но оказывается, и они у Шукшина чем-то не удовлетворены, и у них «тоска».