Batiev_L_V_Zakon_i_pravo_v_filosofii_Aristotelya

Итак, различение сферы юридической от других связано с характером отношений и целями, преследуемыми сторонами (торгашеские или дружеские отношения), что предполагает специфические принципы взаимодействия индивидов. Формы выражения указанных принципов и средства их обеспечения также неодинаковы. Для юридической сферы характерны писаные законы, для моральной — неписаные обычаи и т. п. Писаные законы обеспечены государственным принуждением, моральные — общественным порицанием и т. п.

С проблемой правосудности непосредственно смыкается вопрос о так называемом праве. Ирония ситуации заключается в том, что исследователи подходят к проблеме, опираясь на устоявшуюся традицию правопонимания, сводящую право к совокупности нормативных предписаний. «Право» же, обнаруживаемое благодаря переводчикам[17] в текстах Аристотеля, не укладывается в известную схему. Поэтому начинается поиск определений права (справедливость, равенство и т. п.), которые не сводили бы его к законам, но тем не менее рассматривали право как некую нормативную систему.

Между тем суть концепции Аристотеля может быть выражена в упрощенной форме следующим образом:

1) правосудность — это склад души (добродетель), выражающийся в сознательно избираемом и систематически повторяемом законосообразном поведении, которое к тому же приносит моральное удовлетворение субъекту данного поведения;

2) правосудие есть деятельность судьи, основанная на частном (полисном) и, по мере необходимости, на общем (естественном) законе. «Правосудие бывает двух видов — одно неписаное, а другое по закону» (EN 1162b 20). Правосудие, основанное только на полисном законе, вторично. Первичными являются «природное» (закон природы) и основанное на нем правосудие;

3) право обозначает в таком случае соответствие законам, состояние законности. Право выражает правильный, «правый», характер отношений между людьми, правильное соотношение притязаний субъектов отношений. Это качество («правое») либо достигается самими индивидами в их поведении, либо, при наличии спора, обеспечивается решением суды (лучше всего — третейского). К аристотелевскому пониманию права вполне применимо «превосходное определение Цельса», приводимое Ульпианом: «…право есть искусство доброго и справедливого».[18] Другими словами, термин право (правда, правое) выражает определенный характер отношений, их качественное состояние, устанавливаемое на основании полисного и, что очень важно, естественного закона (природы). В этих условиях чрезвычайное значение приобретает деятельность суда, поскольку естественный (неписаный) закон дает лишь самые общие установки, принципы, которые должны быть реализованы в разрешении конкретных ситуаций путем вынесения приговора;

4) право, таким образом, производно от полисного закона, но первичным правом является то, которое основано на природе.

Государственное право «основано на законе и бывает у тех, кому по природе присуще иметь закон, а это те, кто поровну участвуют и в начальстве, и в подчинении» (EN 1134b 10–15). Право возможно только в отношениях свободных и равных членов полиса. Чтобы провести грань между отношениями граждан и отношениями семейными и т. п., Аристотель указывает: государственное право «имеет место для участвующих в общей жизни ради самодостаточного бытия [в государстве], причем для [граждан] свободнорожденных и равных пропорционально или арифметически. А посему, у кого этого нет, у тех нет друг по отношению к другу государственного правосудия, а есть лишь [внешне] схожая его разновидность. Право[судие] существует для тех, у кого есть закон, относящийся к ним самим, а закон [нужен] для того, в чем [возможна] неправосудность, ибо "правда”, [т. е. приговор] (dike), представляет собою суд над правым и неправым (dikaioy kai adikoy)» (EN 1134a 25–30).

В «Примечаниях» к тексту «Никомаховой этики» также фактически говорится о праве (правом) как результате применения закона: «…над правом закона стоит знающий, как его применять, ибо как таковое ни одно положение закона не есть ни правое, ни неправое. Правосудное (и неправосудное) не есть закон, то и другое — результат применения закона. Закон называется "правосудным” переносно».[19]

Прояснить смысл «права» в текстах Аристотеля помогает сравнение его с добром. По мнению философа, они «не являются тождественными во всех отношениях, но и не различны по роду» (EN 1137а 30), «"добро”, будучи лучше какого-то [вида] права, есть [все-таки] "правое”, а не лучше права как некий другой род». Как пишет Аристотель, «хотя добро есть право, однако право не в силу закона, а [в качестве] исправления законного правосудия». При этом «добро», будучи лучше какого-то вида права, есть все-таки «правое», а не лучше права как некий другой род. Таким образом, «[добро] и есть право и лучше любого, но не безусловного права, [а точнее], оно лучше [права] с погрешностью, причина которой — его безусловность. И сама природа доброго — это поправка к закону в том, в чем из-за его всеобщности имеется упущение» (EN 1137b 5–25).

Итак, есть условное право, основанное на частном законе (законе с погрешностью), и есть добро, или безусловное право, опирающееся, на природу.

Термин «право» в нашей литературе настолько отягощен нормативистскими ассоциациями, что его применение может только испортить понимание аристотелевских текстов. Вместо него можно было бы использовать понятие «правды», хорошо известное в юридической литературе до начала ХХ в.,[20] т. е. «правда» как понятие, которое означает нечто большее, чем соответствие законам государства. Н. Платонова в переводе «Риторики» использует именно понятие «правда», и текст Аристотеля оказался удивительно созвучным с нашим этическим идеалом. «Правда, — пишет Аристотель, — заключается и в том, чтобы прощать человеческие слабости, в том еще, чтобы иметь в виду не закон, а законодателя, не букву закона, а мысль законодателя, не самый поступок, а намерение человека [его совершившего], не часть, а целое, в том, чтобы обращать внимание не на то, каким выказал себя человек в данном случае, но каков он был всегда или по большей части… В том, наконец, чтобы охотнее обращаться к суду посредников, чем к суду публичному, потому что посредник заботится о правде, а судья о законе; для того и изобретен суд посредников, чтобы могла восторжествовать правда» (Rhet. 1374b 10–20).

Определив несправедливость (неравенство) как часть неправосудности, Аристотель называет справедливость (равенство) частью правосудности. Говорить о справедливости применительно ко всей добродетели, и тем более ее крайним проявлениям, каковыми являются «признательность по отношению к благодетелям, воздаяние добром за добро, помощь друзьям и т. п.» (Rhet. 1374a 20), было бы странно. Итак, справедливость относится к сфере частной правосудности, связанной с отношениями распределения и взаимного обмена (произвольного и непроизвольного) имущественных и личных благ. Данные отношения регулируются полисными законами и той частью общих законов, которые восполняют недостатки писаного закона. «Есть нечто справедливое и несправедливое по природе, общее для всех, признаваемое таковым всеми народами, если даже между ними нет никакой связи и никакого соглашения относительно этого» (Rhet. 1373b 5). Кроме того, определение справедливости связано также с достоинством лица. Исходя из этого Аристотель указывает: «Понятие справедливости и несправедливости определяется двояким образом: согласно двум категориям законов и согласно людям, которых они касаются» (Rhet. 1373b). О том, что справедливость есть соответствие закону, Аристотель в своих сочинениях пишет не один раз. Именно о полисном законе говорится в многократно цитированной формуле: «Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения» (Pol. 1253a 35). Если термин «дике» перевести как «закон», исчезнет всякая возможность искусственных конструкций. Мы получим аристотелевский вариант очень распространенной в истории правовых учений идеи о том, что в государстве справедливость определяется законами. Достаточно ясно об этом говорится в труде «Большая этика»: «То, что мы сами положим и признаем справедливым, становится после этого таковым, и мы называем его справедливым по закону. Справедливое от природы выше справедливого по закону, однако исследуем мы гражданское справедливое, а оно существует по закону, а не от природы» (ММ 1195а 5). Справедливость Аристотель определяет и как беспристрастие, а выражением его является закон: «…ищущий справедливости ищет чего-то беспристрастного, а закон и есть это беспристрастное» (Pol. 1287b 5).

Соответствие законам — один из признаков справедливости. Но она зависит и от субъектов отношений: «…справедливость — понятие относительное и различается столько же в зависимости от свойств объекта, сколько и от свойств субъекта» (Pol. 1280a 15). Согласно Аристотелю, «справедливость есть равенство... но только не для всех, а для равных; и неравенство также представляется справедливостью… но опять-таки не для всех, а лишь для неравных» (Pol. 1280a 10. — См. также: EN 1131a). Принцип равенства проявляется неодинаково в зависимости от характера отношений — в сфере распределения благ между гражданами действует один вид, а в сфере обмена (произвольного или непроизвольного) — другой. Первый вид равенства (справедливости) учитывает достоинство человека, его вклад в общее дело, второй имеет в виду абстрактного, равного всем остальным гражданина. В первом случае воздаяние соразмерно достоинству и деяниям индивида, во втором — все одинаково обеспечены защитой закона.

Равенство, по Аристотелю, — «это некая середина между избытком и недостатком»; середина вещи — то, что равно удалено от обоих краев, причем эта середина одна и для всех одинакова. «Серединою же по отношению к нам, — пишет Аристотель, — я называю то, что не избыточно и не недостаточно, и такая середина не одна и не одинакова для всех» (EN 1106а 30).

Виды справедливости много раз описаны в литературе, поэтому останавливаться них нет необходимости. Можно только отметить, что аристотелевская концепция противоречит довольно распространенному определению права как минимума нравственности. Как указывал философ: «…по сущности и по понятию, определяющему суть ее бытия, добродетель есть обладание серединой, а с точки зрения высшего блага и совершенства — обладание вершиной» (EN 1107а 5).

Данная формула вновь заставляет задуматься над вопросом о том, что есть закон — среднеприемлемый вариант поведения или требование поступать наилучшим образом, среднее или лучшее. Казалось бы, требование соответствовать наилучшей модели поведения (предписанной законом) должно быть свойственно радикальному Платону, а не Аристотелю — стороннику золотой середины. Но мы видим, что и Аристотель имеет в виду под законами, в полном соответствии с духом времени и характером античной политической культуры, никак не минимум нравственности, которого должно быть достаточно для того, чтобы общество могло существовать бесконфликтно (модель, более характерная для теорий Нового времени). Середина, в понимании Аристотеля, оказывается вершиной с точки зрения высшего блага и совершенства.

* Кандидат юрид. наук, доцент Ростовского государственного университета.

© Л. В. Батиев, 2004

[1] Из специальных работ можно отметить монографию С. Ф. Кечекьяна: Кечекьян С. Ф. Учение Аристотеля о государстве и праве. М.; Л., 1947. С. 91–98. — Вопросам правопонимания Аристотеля уделено внимание также в известном исследовании В. С. Нерсесянца (Нерсесянц В. С. Право и закон: Из истории правовых учений. М., 1983. С. 105–120) и в книге Н. Н. Разумовича (Разумович Н. Н. Политическая и правовая культура: Идеи и институты Древней Греции. М., 1989. С. 204–220).

[2] Rhet. («Риторика»); текст дается по изданию: Античные риторики. М., 1978. — Ссылки сделаны в соответствии с общепринятым делением текстов Аристотеля.

[3] Правда, Аристотель отмечает справедливость и противоположного утверждения: нарушение писаного закона свидетельствует о готовности нарушить и другие законы, не требующие наказания (см.: Rhet. С. 63–64).

[4] EN — Никомахова этика; текст дается по изданию: Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 4. М., 1983.

[5] Pol. — Политика; текст дается по изданию: Там же.

[6] Нерсесянц В. С. Право и закон… С. 112–114.

[7] MM — «Большая этика»; текст дается по изданию: Аристотель. Соч.

[8] Эта идея стала одной из основ договорной теории государства в Новое время.

[9] Любопытно, что в последующей истории правовых учений происходит перенос соответствующих определений на естественные законы.

[10] Не только суд призван конкретизировать веления закона. То же самое характерно и для государственного управления: «…не все подчиняется закону, так как относительно иных вещей нельзя установить закона, а, следовательно, нужно особое решение голосованием», которое менялось бы в зависимости от предмета» (EN 1137b 25).

[11] См., напр.: Асмус В. Ф. Античная философия. 3-е изд. М., 1998. С. 223.

[12] Аристотель. Соч. С. 717. — Очень любопытное и очень спорное различение «права» и закона. «Право» Аристотеля не регулирует отношения, оно является выражением состояния законосообразности, достигаемого сторонами самостоятельно или посредством суда. А «закон предписывает жить по всей добродетели и запрещает — по любой порочности; а добродетель в целом создается поступками, которые представляют собою узаконенные [действия], установленные законодателем для воспитания на общее [благо]» (EN 1130b 20–25).

[13] Редкин П. Г. Лекции по истории философии права в связи с историей философии вообще: В 7 т. Т. 6. СПб., 1890.

[14] Целая правосудность также основана на законе, «одна часть правосудного — это то, что установлено законом в согласии со всей добродетелью; так, закон не приказывает убивать самого себя, а что он не приказывает, [то] воспрещает». Добровольное самоубийство, членовредительство неправосудно по отношению к государству. «Вот почему государство даже налагает взыскание на самоубийцу и своего рода бесчестие преследует его как человека, который неправосудно поступил по отношению к государству» (EN 1138а 5–15).

[15] В «Политике» аналогичный тезис переведен С. А. Жебелевым следующим образом: «…закон есть нечто справедливое» (Pol. 1255a 20).

[16] Аристотель помнит и то, что частные «законы в той же мере, что и виды государственного устройства, могут быть плохими или хорошими, основанными или не основанными на справедливости» (Pol. 1282b 10).

[17] Сами же переводы обусловлены общепринятым пониманием терминов.

[18] Дигесты. Кн. 1. Титул I // Дигесты Юстиниана. М., 2002. С. 83.

[19] Аристотель. Соч. С. 723.

[20] См., напр.: Неволин К. А. История философии законодательства // Неволин К. А. Энциклопедия законоведения. СПб., 1997.