философия хрестоматия

Даламбер. Нет: иначе он был бы буридановым ослом*. Дидро. В таком случае скептиков не существует; ведь за исключением математических вопросов, не допускающих ничего недостоверного, во всех других вопросах есть всегда то, что говорит за, и то, что говорит против. Следовательно, полного равновесия никогда не может быть, и невозможно, чтобы не перевешивала та сторона, которая нам кажется более правдоподобной.

Даламбер. А у меня по утрам правдоподобие справа, а после обеда — слева.

Дидро. Значит, вы по утрам настроены догматически положительно, а после обеда — догматически отрицательно.

Даламбер. А по вечерам, когда я вспоминаю эту быструю смену моих суждений, я ни во что не верю — ни всвое утреннее, ни всвое послеобеденное мнение.

Дидро. То есть это значит, что вы не помните, на какой стороне из двух мнений, между которыми вы колебались, оказался перевес; что этот перевес вам кажется слишком незначительным, чтобы остановиться на определенном мнении, и что вы приходите к решению не заниматься больше такими гадательными вопросами, предоставить их обсуждать другим и больше не спорить.

Даламбер. Возможно.

Дидро. Но, если бы вас кто-нибудь отвел в сторонку и дружески спросил, какому мнению вы по чистой совести, откровенно отдали бы предпочтение, разве вам трудно было бы ответить, разве вы захотели бы подражать положению буриданова осла?

Даламбер. Я не думаю.

Дидро. Так вот, мой друг, если бы вы хорошо обдумали, то вы бы пришли к выводу, что обычно наше подлинное мнение не то, в котором мы никогда не сомневались, а то, к которому мы обычно склонялись.

Даламбер. Я думаю, вы правы.

Дидро. Так думаю и я. Прощайте, друг мой, и memento, quia pulvis es, et in pulverem reverteris **.

Даламбер. Это печальная истина.

Дидро. И неизбежная. Даруйте человеку не скажу бессмертие, но только двойную жизнь, и вы увидите, что получится.

Даламбер. А чего вы ждете? Но это меня не касается, пусть будет, что будет. Мне пора спать, прощайте.

Задание 5. Конфуций (высказывания)

Источник: ТарановП.С. 120 философов. Ч.1. Симферополь, 1996. С. 108-111

♦Золотоеправилонравственности

На вопрос «Что есть жизнь?» Конфуций ответил: «Не делай человеку того, чего не желаешь себе. И тогда исчезнет ненависть вгосударстве, исчезнет ненависть, всемье».

♦ Благородный муж думает о девяти вещах: о том, чтобы . видеть ясно; о том, чтобы слышать четко; о том, чтобы его лицо было приветливым; о том, чтобы его поступки были почтительными; о том, чтобы его речь была искренней; о том, чтобы его действия были осторожными; о необходимости помнить о последствиях своего гнева; о необходимости помнить о справедливости, когда есть возможность извлечь пользу.

4.МЫСЛИ

-Не зная, что говорят люди, нельзя узнать людей.

-Умереть с голоду — событие маленькое, а утратить мораль — большое.

-Если человек не обладает человеколюбием, к чему тогда говорить об этике и музыке?

-Тот, кто обладает моралью, непременно умеет хорошо говорить.

-Какнанебенеможетбытьдвухсолнц, такиународанеможетбыть двух правителей.

-Однажды Конфуций увидел плачущую женщину и спросил, в чем ее горе. Она сказала ему, что тигр растерзал одного за другим всехееродных.

—Почему же ты не покидаешь этой местности? — удивился

мудрец.

—В других областях князья угнетают народ.

—Видите, — сказал тогда Конфуций ученикам, — жестокий тиран страшнее для человека, чем лютый зверь.

-Стрельба из лука учит нас, как надо искать истину. Когда стрелок промахивается, он не винит других, а ищет вину в самомсебе.

-Тот, кто, дожив до сорока лет, вызывает лишь неприязнь, — конченый человек.

-Достойныйчеловекнеидетпоследамдругихлюдей.

-Каждый может стать благородным мужем. Нужно только решиться им стать.

-Единственная настоящая ошибка — не исправлять своих прошлых ошибок.

-Будьтестрогиксебеимягкикдругим. Таквыоградитесебяотлюдской неприязни.

-Человек расширяет Путь, а не Путь расширяет человека.

-Достаточно, чтобы слова выражали смысл.

-Тот, кто, обращаясь к старому, способен открывать новое, достоин быть учителем.

-Ученый, ищущий истину, но стыдящийся бедной одежды и грубой пищи! О чем тут ещеговорить!

-Добродетель не останется в одиночестве. У нее обязательно найдутсясоседи.

—Существует ли бессмертие?,— спросилиу Конфуция.

—Мы не знаем, что такое жизнь, можем ли мы знать, что

такое смерть? — уклончиво ответил он.

- Платить добром за зло — нелепость. Чем же тогда платить за добро?

- Благородный муж подобен колоколу: неударишь в него — не звучит.

Это интерпретируется как отказ говорить о чем-либо до тех пор, пока правитель прямо об этом не спросит. /

-Благородный муж думает о Пути, не думает о еде. Когда пашут — за этим страх голода. Когда учатся — заэтим стремление к жалованью. Благородный муж печалится о Пути, не печалится о бедности.

-Цзы-Гун спросил: «Если бы Вы не высказывались, то что бы ученикизаписализасчет этого?» Конфуций ответил: «Разве Небо высказывается? Четыре времени года сменяются за счетэтого. Стовещейживутзасчетэтого. РазвеНебовысказывается?»

-Соотношение между правителем и народом таково: император — всадник, чиновники и законы — «узда» и «вожжи», народ — лошадь. Чтобы хорошо управлять лошадьми, нужно правильно их взнуздывать, нужно ровно держать вожжи и стимул, следует соразмерять силы лошадей и наблюдать за согласным бегом последних; при этих условиях правителю можно не издавать ни одного звука, вовсе не хлопать вожжа- \ ми и не подстрекать стимулом — лошади сами собой побегут.

-Я в 15 лет направил помыслы на учение, в 30 лет установился, в 40 не сомневался, в 50 познал Судьбу Неба, в 60 стал послушным ушами, в 70, следуя тому, что желало мое сердце, не преступал меры.

-При разных принципах не найти общего языка.

- Для людей человеколюбие важнее, чем вода и огонь. Я видел, как люди, попадая в воду и огонь, погибали. Но не видел, чтобы люди, следуя человеколюбию, погибали.

- Глупец жалуется, что люди плохо знают его, а мудрец, наоборот, что он не знает лю-

дей!

-Если на рассвете познаешь дао, то на закате солнца можно умереть.

-Середина есть точка, ближайшая к мудрости; не дойти до нее — то же самое, что ее перейти.

-Есть ли одно такое слово, руководствуясь которым можно

было бы прожить всю жизнь? — спросили у Конфуция. — Да, есть. Этоснисходительность.

Николай Кузанский. Сочинения: В 2 т. М„ 1979. Т. 1. С. 258—261

Человека в общем порядке представь через единство света — человеческую природу

— и инаковость телесной тьмы...

Оставаясь человечески конкретным, единство человечности явно свертывает в себе сообразно природе своей определенности все в мире. Сила ее единства все охватывает, все замыкает в пределах своей области, и ничто в мире не избегает ее потенции. Догадываясь, что чувством, или рассудком, или интеллектом достигается все, и замечая, что она свертывает эти силы в собственном единстве, она предполагает в себе способность человеческим образом

прийти ко всему. В самом деле, человек есть бог, только не абсолютно, раз он человек; он — человеческий бог {humanus deus). Человек есть также мир, но не конкретно все вещи, раз он человек; он — микрокосм, или человеческий мир. Область человечности охватывает, таким образом, своей человеческой потенцией бога и весь мир. Человек может быть человеческим богом; а в качестве бога он по-человечески может быть человеческим ангелом, человеческим зверем, человеческим львом, или медведем, или чем угодно другим: внутри человеческой потенции есть по-своему все.

В человечности человеческим образом, как, во Вселенной универсальным образом, развернуто все, раз она есть человеческий мир. В ней же человеческим образом и свернуто все, раз она есть человеческий бог. Человечность есть человечески определенным образом единство, оно же и бесконечность 2, и если свойство единства — развертывать из себя сущее, поскольку единство есть бытие, свертывающее в своей простоте все сущее, то человек обладает силой развертывать из себя все в круге своей области, все производить из потенции своего центра. Но единству свойственно еще и ставить конечной целью своих развертываний самого себя, раз оно есть бесконечность; соответственно у творческой деятельности человека нет другой конечной цели, кроме человека. Он не выходит за свои пределы, когда творит, но, развертывая свою силу, достигает самого себя; и он не производит чего-то нового, но обнаруживает, что все творимое им при развертывании заранее уже было в нем самом, ведь человеческим образом, как мы сказали, в нем существует целый мир. Как сила человека человеческим образом способна прийти ко всему, так все в мире приходит к нему,- и стремление этой чудесной силы охватить весь мир есть не что иное, как свертывание в ней человеческим образом вселенского целого.

Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук. Притча ХХХIУ / Бэкон Ф. Соч.: В 2 т. м., 1977. Т. 1. с. 445—461.

«Как в воде отражается лицо, так сердца людей понятны для мудрых». Объяснение

Притча говорит об отличия умов мудрецов от умов остальных людей, сравнивая первые с гладью воды или зеркалом, которые отражают вид и образы вещей, а вторые уподобляя земле или необработанному камню, в которых ничего не отражается. Сравнение души мудрого человека с зеркалом тем более метко, что в зеркале можно вместе с образами других людей увидеть и свой собственный образ, а это без помощи зеркала недоступно даже самим глазам. Поэтому если ум мудрого человека настолько гибок и проницателен, что способен наблюдать и познавать бесчисленное множество других умов и характеров, то остается только приложить максимум усилий к тому, чтобы и методы наблюдений были столь же разнообразны, как и их объекты.

К тысячам сможет сердец умный ключи подыскать.

....Наиболее подходящим методом изложения, лучше всего отвечающим столь разнообразному и многочисленному материалу, который охватывается трактатом, посвященным деловым отношениям и известным случаям, является тот, который избрал Макиавелли для изложения политических вопросов, а именно наблюдения или, как говорит рассуждения на материале тех или иных исторических примеров. Ибо знание, которое совсем не давно, буквально на наших глазах было извлечено из частных фактов, лучше других знает обратный путь к этим фактам; и конечно же, значительно больший результат достигается тогда, когда рассуждения и размышления вытекают из примеров, чём тогда, когда пример лишь иллюстрирует рассуждение.

…Есть и другой раздел того же учения, который так же отличается от первого, о котором мы говори ли, как отличаются понятия «быть мудрым» и «быть мудрым для себя». Первое как бы направлено от центра к окружности, второе — от окружности к центру. Ведь существует определенное умение давать советы другим и существует умение заботиться о собственных делах; они иногда совмещаются, но чаще не совпадают. Многие весьма разумно ведут собственные дела, но совершенно беспомощны в управлении государством и не способны даже дать разумного совета другим; они похожи на муравьев — существ, хорошо умеющих заботиться о самих себе, но очень вредных для сада. Эта способность «быть разумным для себя», была прекрасно известна еще самим римлянам, хотя они умели в тоже время наилучшим образом заботиться и об интересах родины. Поэтому комический поэт говорит: «Ведь, ей-богу, мудрец сам создает свое счастье!. Это даже стало у них пословицей: «Каждый человек кузнец собственного счастья», а Ливий приписывает это качество Катону Старшему: «В этом человеке была такая сила ума и таланта, что, где бы он ни родился, он, вероятно, сам создал бы себе счастье».

Этот род мудрости, если его слишком подчеркивать и выставлять напоказ, всегда рассматривается не только как‚ «неполитичный», но даже как в чемто несчастливый и зловещий. Это можно видеть на примере афинянина Тимофея, который, совершив немало славных деяний во славу и на пользу своего государства и отчитываясь перед народом о своей деятельности (как это было в то время принято), рассказ о каждом из своих дел завершал следующими словами: «Но в этом нет никакой заслуги фортуны». И случилось так, «то впоследствии у него никогда не было ни в чем удачи. Конечно, ведь эти слова слишком заносчивы и звучат высокомерно, подобно словам Иезекииля о фараоне:

«Ты говоришь, это моя река и сам я создал самого себя», или словам пророка Аввакума: «Они радуются и приносят жертвы собственным сетям., или еще словам поэта о «презирателе богов». Мезенции: Вы, о боги мои, копье и рука! Помогите В этом бою!

Наконец, Юлий Цезарь …когда предсказатель стал говорить ему, что расположение внутренностей жертвы неблагоприятно, он тихо проворчал; «Будет благоприятно, если я захочу» и эти слова ненамного опередили его трагическую гибель. …Поэтому великие и истинно мудрые люди предпочитали все свои успехи приписывать своему счастью,

ане достоинствам и энергии: так, Сулла дал себе прозвище «счастливый», а не «великий»,

аЦезарь (на этот раз удачнее), обращаясь к кормчему корабля, сказал: «Ты везешь Цезаря и его счастье»

….По по нашему обыкновению мы рассмотрим здесь некоторые важнейшие моменты этого учения.

Будем называть его «Кузнец счастья» (как мы говорили) или «Учение о жизненной карьере».

На первый взгляд может даже показаться, что я говорю о чем-то новом и необычном, собираясь на учить людей тому, каким образом они могут стать «кузнецами своего счастья», т. е. излагаю учение, которое наверняка с радостью захотят изучать буквально все, пока не увидят, какие трудности оно заключает в себе. Ведь то, что необходимо для радостижения счастья, не менее значительно, столь же редко и не менее трудно, чем то, что необходимо для достижения добродетели, и в равной мере тяжело н трудно стать и истинным политиком, и истинно нравственным человеком. Разработка же этого учения в огромной степени содействует росту значения и авторитету науки. Ведь прежде всего для чести науки чрезвычайно важно, чтобы все эти догматики поняли, что образование ни в коем случае не должно быть похожим на жаворонка, который умеет только носиться в вышине, наслаждаясь собственным пением, и больше ничего; нет, оно скорее должно быть сродни ястребу, который умеет и парить в вышине, и, если захочет, броситься вниз и схватить добычу. Далее, развитие этого ученая способствует и совершенствованию наук, ибо основным принципом всякого подлинного исследования является то, что в материальной сфере нет ничего, что бы не имело параллели в хруста сфере. т. е. в интеллекте. А это означает, что в практике не может быть ничего, что не имело бы какой-то своей науки или теории. Однако наука все же без особого восхищения смотрит на это искусство строить счастье и считает это делом второстепенным. Ведь ни для кого ни при каких обстоятельствах собственное счастье не может быть платой, достойной ниспосланного нам богом дара бытия. Более того, нередко люди выдающиеся добровольно отказываются от собственного благополучия для того, чтобы посвятить себя более возвышенным целям. Тем не менее счастье также достойно быть объектом исследования и посвященной ему науки в той мере, в какой оно является орудием добродетели и приносит пользу другим.

К этой науке относятся как некоторые общие правила, так и множество частных советов самого разнообразного характера. Общие правила касаются истинного познания других людей и самого себя.

Задание 6.

Конфуций (высказывания)

Источник: ТарановП.С. 120 философов. Симферополь, 1996. С. 108-111

♦Золотоеправилонравственности

На вопрос «Что есть жизнь?» Конфуций ответил: «Не делай человеку того, чего не желаешь себе. И тогда исчезнет ненависть вгосударстве, исчезнет ненависть, всемье».

♦ Благородный муж думает о девяти вещах: о том, чтобы . видеть ясно; о

том, чтобы слышать четко; о том, чтобы его лицо было приветливым; о том, чтобы его поступки были почтительными; о том, чтобы его речь была искренней; о том, чтобы его действия были осторожными; о необходимости помнить о последствиях своего гнева; о необходимости помнить о справедливости, когда есть возможность извлечь пользу.

4.МЫСЛИ

-Не зная, что говорят люди, нельзя узнать людей.

-Умереть с голоду — событие маленькое, а утратить мораль — большое.

-Если человек не обладает человеколюбием, к чему тогда говорить об этике и музыке?

-Тот, кто обладает моралью, непременно умеет хорошо говорить.

-Какнанебенеможетбытьдвухсолнц, такиународанеможетбыть двух правителей.

-Однажды Конфуций увидел плачущую женщину и спросил, в чем ее горе. Она сказала ему, что тигр растерзал одного за другим всехееродных.

—Почему же ты не покидаешь этой местности? — удивился

мудрец.

—В других областях князья угнетают народ.

—Видите, — сказал тогда Конфуций ученикам, — жестокий тиран страшнее для человека, чем лютый зверь.

-Стрельба из лука учит нас, как надо искать истину. Когда стрелок промахивается, он не винит других, а ищет вину в самомсебе.

-Тот, кто, дожив до сорока лет, вызывает лишь неприязнь, — конченый человек.

-Достойныйчеловекнеидетпоследамдругихлюдей.

-Каждый может стать благородным мужем. Нужно только решиться им стать.

-Единственная настоящая ошибка — не исправлять своих прошлых ошибок.

-Будьтестрогиксебеимягкикдругим. Таквыоградитесебяотлюдской неприязни.

-Человек расширяет Путь, а не Путь расширяет человека.

-Достаточно, чтобы слова выражали смысл.

-Тот, кто, обращаясь к старому, способен открывать новое, достоин быть учителем.

-Ученый, ищущий истину, но стыдящийся бедной одежды и грубой пищи! О чем тут ещеговорить!

-Добродетель не останется в одиночестве. У нее обязательно найдутсясоседи.

—Существует ли бессмертие?,— спросилиу Конфуция.

—Мы не знаем, что такое жизнь, можем ли мы знать, что

такое смерть? — уклончиво ответил он.

- Платить добром за зло — нелепость. Чем же тогда платить за добро?

- Благородный муж подобен колоколу: неударишь в него — не звучит.

Это интерпретируется как отказ говорить о чем-либо до тех пор, пока правитель прямо об этом не спросит. /

-Благородный муж думает о Пути, не думает о еде. Когда пашут — за этим страх голода. Когда учатся — заэтим стремление к жалованью. Благородный муж печалится о Пути, не печалится о бедности.

-Цзы-Гун спросил: «Если бы Вы не высказывались, то что бы ученикизаписализасчет этого?» Конфуций ответил: «Разве Небо высказывается? Четыре времени года сменяются за счетэтого. Стовещейживутзасчетэтого. РазвеНебовысказывается?»

-Соотношение между правителем и народом таково: император — всадник, чиновники и законы — «узда» и «вожжи», народ — лошадь. Чтобы хорошо управлять лошадьми, нужно правильно их взнуздывать, нужно ровно держать вожжи и стимул, следует соразмерять силы лошадей и наблюдать за согласным бегом последних; при этих условиях правителю можно не издавать ни одного звука, вовсе не хлопать вожжа- \ ми и не подстрекать стимулом — лошади сами собой побегут.

-Я в 15 лет направил помыслы на учение, в 30 лет установился, в 40 не сомневался, в 50 познал Судьбу Неба, в 60 стал послушным ушами, в 70, следуя тому, что желало мое сердце, не преступал меры.

-При разных принципах не найти общего языка.

- Для людей человеколюбие важнее, чем вода и огонь. Я видел, как люди, попадая в воду и огонь, погибали. Но не видел, чтобы люди, следуя человеколюбию, погибали.

- Глупец жалуется, что люди плохо знают его, а мудрец, наоборот, что он не знает лю-

дей!

-Если на рассвете познаешь дао, то на закате солнца можно умереть.

-Середина есть точка, ближайшая к мудрости; не дойти до нее — то же самое, что ее перейти.

-Есть ли одно такое слово, руководствуясь которым можно

было бы прожить всю жизнь? — спросили у Конфуция. — Да, есть. Этоснисходительность.

Бэкон Ф. Новый Органон // Сочинения. В 2 т. М-, 1978. Т. 2. С. 18—20, 22—23, 24, 25—26, 27, 28—30, 33

XXXIX

Есть четыре вида идолов, которые осаждают умы людей. Для того чтобы изучать их, дадим им имена. Назовем первый вид идолами рода, второй — идолами пещеры,

третий — идолами площади и четвертый — идолами театра...

XLI

Идолы рода находят основание в самой природе человека... ибо ложно утверждать, что чувства человека есть мера вещей. Наоборот, все восприятия как чувства, так и ума покоятся на аналогии человека, а не на аналогии мира. Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде.

XL1I

Идолы пещеры суть заблуждения отдельного человека . Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предвзятые и предрасположенные" или же души хладнокровные и спокойные, или по другим причинам... Вот почему Гераклит правильно сказал, что люди ищут знаний в малых мирах, а не в большом, или общем, мире.

XLIII

Существуют еще идолы, которые происходят как бы в силу взаимной связанности-и сообщества людей. Эти идолы мы называем, имея в виду порождающее их общение и сотоварищество людей, идолами площади. Люди объединяются речью. Слова, .же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление

постулат, требование

слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружаться и охранять себя ученые люди, никоим образом не помогают делу. Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям.

XLIV

Существуют, наконец, идолы, которые вселились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. Их мы называем идолами театра, ибо мы считаем; что, сколько есть принятых или изобретенных философских систем, столько, поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры... При этом мы разумеем здесь не только общие философские учения, но и многочисленные начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры и беззаботности...

XL1X

Человеческий разум не сухой свет, его окропляют воля и страсти, а это порождает в науке желательное каждому - Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает... Бесконечным числом способов, иногда незаметных, страсти пятнают и портят разум.

Но в наибольшей степени запутанность и заблуждения человеческого ума происходят от косности, несоответствия и обмана чувств, ибо то, что возбуждает чувства, предпочитается тому, что сразу чувств не возбуждает, хотя бы это последнее и было лучше. Поэтому созерцание прекращается, когда прекращается взгляд, так что наблюдение невидимых вещей оказывается недостаточным или отсутствует вовсе. Поэтому все движение духов, заключенных в осязаемых телах, остается скрытым и недоступным людям 50. Подобным же образом остаются скрытыми более тонкие превращения в частях твердых тел — то, что принято обычно на' зывать изменением, тогда как это на самом деле перемещение мельчайших частиц... Всего вернее истолкование природы достигается посредством наблюдений в соответствующих, целесообразно поставленных опытах. Здесь чувство судит только об опыте, опыт же — о природе и о самой вещи.

LI

Человеческий ум по природе своей устремлен на абстрактное и текучее" мыслит как постоянное. Но лучше рассекать природу на части, чем абстрагироваться. Это и делала школа Демокрита, которая глубже, чем другие, проникла в природу. Следует больше изучать материю, ее внутреннее состояние и изменение состояния, чистое действие и закон действия или движения, ибо формы суть выдумки человеческой души, если только ее называть формами эти законы действия...

LVI

Одни умы склонны к почитанию древности, другие увлечены любовью к новизне. Но немногие могут соблюсти такую меру, чтобы и не отбрасывать то, что справедливо установлено древними, и не пренебречь тем, что верно предложено новыми. Это наносит большой ущерб философии и наукам, ибо это скорее следствие увлечения древним и новым, а не суждения о них. Истину же надо искать не в удачливости какого-либо времени, которая непостоянна, а в свете опыта природы, который вечен.

Поэтому нужно отказаться от этих устремлений и смотреть за тем, как бы они не подчинили себе ум...

LIX

Но тягостнее всех идолы площади, которые проникают в разум вместе со словами и именами. Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бывает и так, что слова обращают свою силу против разума. Это сделало науки и.философию софистическими и бездейственными. Большая же часть слов имеет своим источником обычное мнение и разделяет вещи в границах, наиболее очевидных для разума толпы. Когда же более острый разум и более прилежное наблюдение хотят пересмотреть эти границы, чтобы они более соответствовали природе, слова становятся помехой. Отсюда и получается, что громкие и торжественные диспуты ученых часто превращаются в споры относительно слов и имен, а благоразумнее было бы {согласно обычаю и мудрости математиков) с них и начать для того, чтобы посредством определений привести их в порядок...

LX

Идолы, которые навязываются разуму словами, бывают двух родов. Одни — имена несуществующих вещей (ведь подобно тому как бывают вещи, у которых нет имени, потому что их не замечают, так бывают и имена, за которыми нет вещей, ибо они выражают вымысел); другие — имена существующих вещей, но неясные, плохо определенные и необдуманно и необъективно отвлеченные от вещей. Имена первого рода: «судьба», «перводвигатель», «круги планет», «элемент огня» и другие выдумки такого же рода, которые проистекают из пустых и ложных теорий. Этот род идолов отбрасывается легче, ибо для их искоренения достаточно постоянного опровержения и устаревания теорий.

Но другой род сложен и глубоко укоренился. Это тот, который происходит из плохих и неумелых абстракций. Для примера возьмем какое-либо слово — хотя бы «влажность»

— и посмотрим, согласуются ли между собой различные случаи, обозначаемые этим словом. Окажется, что слово «влажность» есть не что иное, как смутное обозначение различных действий, которые не допускают никакого объединения или сведения...

Тем не менее в словах имеют место различные степени негодности и ошибочности. Менее порочен ряд названий субстанций, особенно низшего вида и хорошо очерченных (так, понятия «мел», «глина» хороши, а понятие «земля» дурно); более порочный род — такие действия, как «производить», «портить», «изменять»; наиболее порочный род — такие качества (исключая непосредственные восприятия чувств), как «тяжелое», «легкое», «тонкое», «густое» и т. д. Впрочем, в каждом роде одни понятия по необходимости должны быть немного лучше других, смотря по тому, как воспринимается человеческими чувствами множество вещей...

LXII

Идолы театра или теорий многочисленны, и их может быть еще больше, и ко- гда-нибудь их, возможно, и будет больше...

Существует... род философов, которые под влиянием веры и почитания примешивают к философии богословие и предания. Суетность некоторых из них дошла до того, что

они выводят науки от духов и гениев... Корень заблуждений ложной философии троякий:

софистика, эмпирика и суеверие.

LXIII

Наиболее заметный пример первого рода являет Аристотель, который своей диалектикой испортил естественную философию, так как построил мир из категорий... Он всегда больше заботился о том, чтобы иметь на все ответ и словами высказать что-либо положительное, чем о внутренней истине вещей. Это обнаруживается наилучшим образом при сравнении его философии с другими философиями, которые славились у греков. Действительно, гомеомерии — у Анаксагора, атомы — у Левкиппа и Демокрита, земля и небо — у Парменида, раздор и дружба — у Эмпедокла, разрежение тел в безразличной природе огня и возвращение их к плотному состоянию — у Гераклита — все это имеет в себе что-либо от естественной философии, напоминает о природе вещей, об опыте, о телах. В физике же Аристотеля нет ничего другого, кроме звучания диалектических слов. В своей метафизике он это вновь повторил под более торжественным названием, будто бы желая разбирать вещи, а не слова. Пусть не смутит кого-либо то, что в его книгах «О животных», «Проблемы» и в других его трактатах часто встречается обращение к опыту. Ибо его решение принято заранее, и он не обратился к опыту, как должно, для установления своих мнений и аксиом; но, напротив, произвольно установив свои утверждения, он притягивает к своим мнениям искаженный опыт, как пленника. Так что в этом отношении его следует обвинить больше, чем его новых последователей (род схоластических философов), которые вовсе отказывались от опыта.

LXIV

Эмпирическая школа философов выводит еще более нелепые и невежественные суждения, чем школа софистов или рационалистов, потому что эти суждения основаны не на свете обычных понятий (кои хотя и слабы, и поверхностны, но все же некоторым образом всеобщи и относятся ко многому), но на узости и смутности немногих опытов. И вот, такая философия кажется вероятной и почти несомненной тем, кто ежедневно занимается такого рода опытами и развращает ими свое воображение; всем же остальным она кажется невероятной и пустой. Яркий пример этого являют химики и их учения...

LXV

Извращение философии, вызываемое примесью суеверия или теологии, идет еще дальше и приносит величайшее зло философиям в целом и их частям. Ведь человеческий разум не менее подвержен впечатлениям от вымысла, чем впечатлениям от обычных понятий...

Яркий пример этого рода мы видим у греков, в особенности у Пифагора; но у него философия смешана с грубым и обременительным суеверием. Тоньше и опаснее это изложено у Платона и у его школы. Встречается оно и в некоторых разделах других философий— там, где вводятся абстрактные формы,, конечные причины, первые причины, где очень часто опускаются средние причины и т. п. ...Погрузившись в эту суету, некоторые из новых философов с величайшим легкомыслием дошли до того, что попытались основать естественную философию на первой главе книги Бытия, на книге Иова и на других священных писаниях.. Они ищут мертвое среди живого. Эту суетность надо тем, более сдерживать и подавлять, что из безрассудного смешения божественного и человеческого выводится не только фантастическая философия, но и еретическая религия. Поэтому спасительно будет, если трезвый ум отдаст вере лишь то, что ей принадлежит...

LXVIII

Итак, об отдельных видах идолов и об их проявлениях мы уже сказали'. Все они