Шейфер С. Правов. регламен. следственных действий

Государство и право, 2003, №2

Шейфер С.А. Правовая регламентация следственных действий в новом УПК РФ. // Государство и право. - 2003.- №2.- C.55-60

1. Новый УПК РФ, принятый Государственной Думой 22 ноября 2001 г., поистине "рожден в муках". Принятию предшествовал длительный процесс подготовки и бурного обсуждения пяти проектов, подготовленных разными научными учреждениями и коллективами (ИГП РАН, ГНУ при Президенте РФ, МЮ РФ, Институт Прокуратуры РФ, Модельный кодекс для стран СНГ). Да и в Государственной Думе проект, подготовленный к первому чтению, отличался от проекта, принятого к обсуждению, а проект, подготовленный ко второму чтению, отличался от принятого во втором чтении. Наконец, и при окончательном принятии УПК в проект были внесены многочисленные изменения. Новый УПК отражает компромисс, достигнутый с немалым трудом, между позициями ученых, принадлежащих к разным научным школам и отстаивающих либеральное либо традиционное направления в науке. Следы этого компромисса явно просматриваются в виде противоречий ряда нормативных положений нового УПК.

2. Тем не менее в целом новый Закон представляет собой крупный шаг на пути укрепления судебной власти развития демократических начал судопроизводства, усиления правовых гарантий участников процесса. Приходится лишь сожалеть, что эти важные нововведения получили закрепление в УПК много лет спустя после принятия Конституции РФ, провозгласившей самостоятельность судебной власти и основные принципы судопроизводства. Да и после принятия нового УПК многие его важные положения будут введены в действие с отсрочкой на 1-2 года.

3. Совершенствование правовой регламентации процессуальной деятельности затронуло и нормы о следственных действиях. И это не случайно: следственные действия, будучи эффективным средством познания истины, всегда в большей или меньшей степени сопряжены с ограничением прав граждан. Основания и пределы такого ограничения должны быть четко предусмотрены в законе. Этому в новом УПК уделено достаточно внимания. Отметим наиболее важные положения, существенно корректирующие процедуру следственных действий в направлении усиления правовых гарантий их участников:

а) установлено, что следственные действия, существенно ограничивающие конституционные права граждан (обыск, осмотр и выемка в жилом помещении, выемка почтово-телеграфной корреспонденции, задержание подозреваемого), могут (кроме случаев, не терпящих отлагательства) производиться только с разрешения суда;

б) установлены общие правила производства следственных действий, нацеленные на неуклонное соблюдение требований законности и охрану прав участников, что существенно ограничит пределы усмотрения следователя относительно приемов собирания доказательств и послужит важным фактором их допустимости;

в) установлены общие правила протоколирования хода и результатов следственных действий, что также будет способствовать достижению изложенных целей;

г) устранено неравенство прав обвиняемого (подозреваемого) и потерпевшего при назначении и проведении экспертизы. В этом и других направлениях расширены права свидетеля, интересы которого могут быть задеты производством по делу.

В то же время новый УПК сохранил многие выдержавшие проверку временем правила проведения следственных действий, а в ряде случаев наметил пути повышения их эффективности. Система следственных действий пополнилась проверкой показаний на месте, за закрепление которой в законе много лет высказывались ряд ученых и практических работников.

4. Однако вряд ли можно утверждать, что новый УПК успешно решил все проблемы правовой регламентации следственных действий и в полной мере учел наработки процессуальной науки, имевшие своей целью уточнить познавательную характеристику и повысить доказательственную ценность того или иного следственного действия.

При анализе таких следственных действий, как освидетельствование, контроль и запись переговоров, складывается впечатление, что авторы проекта УПК пересмотрели традиционное представление о следственном действии как о комплексе познавательных действий [55] следователя, непосредственно извлекающего нужную информацию из следов, оставленных событием, и закрепляющего ее в материалах дела. Большинство следственных действий есть акты непосредственного познания, непосредственного контакта следователя со следами, сопровождаемого их интерпретацией и фиксацией. Только при назначении следователем экспертизы процесс приобретает отчасти опосредованный характер: познавательная и правообеспечительная деятельность следователя по управлению ходом экспертизы (программирование исследования и предоставление объектов исследования эксперту, подбор экспертов, контроль за соблюдением процессуальных правил проведения экспертизы, обеспечение прав обвиняемого и потерпевшего, представление эксперту по его просьбе дополнительной информации и т.д.) сочетается с познавательной деятельностью, осуществляемой самим экспертом. Однако экспертиза не превращается при этом в автономный прием познания. В силу вышесказанного деятельность эксперта активно (хотя и без вмешательства в производимое исследование) направляется следователем к получению максимального результата.

Не так сконструировано в новом УПК освидетельствование, традиционно рассматриваемое как разновидность осмотра, основанного на обычном наблюдении, с той лишь особенностью, что объект осмотра - тело человека. Помимо выявления на теле освидетельствуемого следов преступления и особых примет (а также телесных повреждений) ст. 179 УПК указывает и на такую цель этого действия, как выявление состояния опьянения "или иных свойств и признаков, имеющих значение для уголовного дела".

Но может ли следователь посредством простого наблюдения выявить у освидетельствуемого состояние опьянения и "иные свойства и признаки" (кстати, что это означает - непонятно)? Очевидно, нет, так как для решения этого вопроса нужны специальные знания. Значит, в подобной ситуации он должен будет направлять лицо в соответствующее медицинское учреждение, где с применением приемов судебно-медицинского исследования (взятие образцов крови и их исследование, другие процедуры) специалист даст заключение по этому вопросу. Но чем подобная деятельность специалиста будет отличаться от экспертизы? Содержательных отличий найти невозможно. А ведь в ст. 179 УПК сказано, что освидетельствование производится, "если для этого не требуется производство судебной экспертизы". Как видно из сказанного, следователь под видом освидетельствования фактически должен будет проводить экспертизу, но без соблюдения надлежащей процессуальной формы и обеспечения прав освидетельствуемого [Небезынтересно отметить, что в практике наблюдается стремление медицинских учреждений упростить решение этого вопроса за счет отказа от применения судебно-медицинских приемов обследования. Встречаются случаи, когда состояние опьянения определяется медиками ввиду таких признаков, как неуверенная походка, сбивчивая речь, красный цвет лица и т.п. Однако: а) эти признаки может наблюдать и следователь; б) они нередко являются многозначными и могут объяснять не только состояние опьянения. Сказанное еще раз подтверждает необходимость в подобных случаях назначения экспертизы с соблюдением присущей ей процессуальной формы].

Еще больше недоуменных вопросов возникает при анализе такого предусмотренного ст. 186 УПК следственного действия, как контроль и запись переговоров. Аналогичное действие "Прослушивание телефонных переговоров" закреплено п. 10 ст. 6 Закона об оперативно-розыскной деятельности (ОРД) в качестве оперативно-розыскного мероприятия. При сравнении этих норм трудно найти существенные различия между ними. И в первом и во втором случаях прослушивание и запись переговоров осуществляются с разрешения суда. Используя свои полномочия, следователь вправе поручить проведение прослушивания органу дознания (п. 4 ч. 2 ст. 38 УПК, ч. 3 ст. 7 Закона об ОРД). В этом случае речь идет явно не о следственном, а об оперативно-розыскном мероприятии. Следователь также вправе истребовать от оперативного органа материалы звукозаписи, независимо от того, проводились ли прослушивание и запись в качестве следственного действия или оперативно-розыскного мероприятия, оперативный же орган и в том и в другом случае представляет фонограмму следователю со своим сопроводительным документом (ст. 86 УПК, ст. 11 Закона об ОРД). Основное же состоит в том, что "контроль переговоров", т.е. их прослушивание и фиксацию, осуществляет не следователь, а как предусмотрено в ст. 186 УПК, "соответствующий орган". Таковым согласно ч. 4 ст. 6 Закона об ОРД являются органы ФСБ и МВД, использующие имеющиеся у них оперативно-технические силы и средства. В этой процедуре отсутствует определяющий признак следственного действия: непосредственное поручение следователем доказательственной информации от ее носителя. Роль следователя сводится при этом лишь к получению разрешения суда на прослушивание, а затем к осмотру и прослушиванию представленной ему фонограммы, составлению об этом протокола. Фактические же прослушивание и запись переговоров, т.е. непосредственная познавательная деятельность, производятся соответствующей спецслужбой, ни в какой мере не контролируемой следователем. Все сказанное позволяет считать, что "контроль и запись переговоров" остаются типичным оперативно-розыскным [56] мероприятием, а использование полученной фонограммы осуществляется в рамках истребования и принятия доказательств, каковые приемы предусмотрены новым УПК в качестве законных способов получения доказательств (п. 4 ч. 2 ст. 38, ст. 86 УПК).

Таким образом, освидетельствование (в определенной части) и контроль переговоров не укладываются в сложившуюся за много лет систему следственных действий и требуют иной регламентации.

5. Важным элементом правовой регламентации следственных действий является четкое определение оснований их проведения. Как отмечалось ранее, в новом УПК РФ ужесточены процессуальные требования к основаниям обыска, выемки, осмотра жилища (разрешение суда), что продиктовано стремлением обеспечить конституционное право граждан на неприкосновенность жилища. Однако не меньшего внимания требует и ясное обозначение познавательного аспекта оснований - наличия достаточных данных о том, что при проведении следственного действия будет достигнута его цель, т.е. получены искомые данные. Именно такое представление об основаниях вытекает из ч. 1 ст. 182 УПК, где предусмотрено, что основанием производства обыска является наличие достаточных данных полагать, что в каком-либо месте или у какого-либо лица могут находиться искомые объекты. По такой же схеме новый УПК обозначает основания выемки (ст. 183 УПК). Законодатель сформулировал нормативное основание еще для одного следственного действия - осмотра. Однако ст. 176 УПК, носящая название "Основания проведения осмотра", не упоминая о фактических данных, предусматривает лишь цель осмотра - обнаружение следов преступления, других существенных обстоятельств. Такая конструкция, на наш взгляд, не означает, что осмотр может производиться "на авось", т.е. при отсутствии данных о том, что местность, помещение и т.п. могли быть местом происшествия или иным образом связаны с исследуемым событием. Что же касается других следственных действий, то законодатель не формулирует оснований их проведения, хотя с большей или меньшей определенностью указывает на их цели, считая, по-видимому, несомненным, что для принятия решения о проведении следственного действия необходимы данные о том, что оно будет результативным, т.е. что будет достигнута его цель [Исключением является допрос свидетеля. Статья 56 УПК устанавливает, что свидетелем является лицо, которому могут быть известны какие-либо обстоятельства, имеющие значение для расследования и разрешения уголовного дела. По логике это означает, что, если нет данных о возможной осведомленности свидетеля - о существенных обстоятельствах, основания для его допроса отсутствуют].

6. Следует подчеркнуть важнейшую роль ясного нормативного определения цели следственного действия. Оно придает познавательной деятельности следователя четкую направленность, предотвращает подмену следственного действия другими познавательными приемами (порой незаконными, как, например, "добровольная выдача") и этим исключает ненужную трату процессуальных усилий, нарушение прав участников, устраняет угрозу недопустимости полученного доказательства.

К сожалению, многочисленные соображения ученых, касающиеся уточнения сущности, а, следовательно, и целей следственных действий, не в полной мере учтены в новом УПК. Это проявляется как в неоправданном расширении целей следственного действия, так и в неопределении либо неконкретном их определении.

Уже отмечено неоправданное включение в цели освидетельствования установления состояния опьянения или иных свойств и признаков, имеющих значение для дела. Нечто схожее наблюдается при анализе целей следственного эксперимента (ст. 181 УПК). К ним отнесено выявление механизма образования следов. Практически эта цель осуществляется путем нанесения следователем определенным орудием экспериментальных следов на поверхности и сравнения их путем наблюдения со следами, обнаруженными при осмотре, для выявления их сходства или различия. Представляется, что такой вид эксперимента имеет лишь тактическое, а не доказательственное значение, ибо тождество следов может быть установлено лишь трасологической экспертизой. Поэтому данная цель - излишняя, и она не должна обозначаться в законе.

Не определена в законе и цель очной ставки. Согласно ст. 192 УПК это следственное действие проводится, "если в показаниях ранее допрошенных лиц имеются существенные противоречия". Но это не цель, а лишь условие проведения очной ставки. Оставляется место для предположения о том, что целью указанного действия является устранение противоречий в показаниях. Однако такой исход (в случае, когда правдивый участник очной ставки встает на позицию лгущего) может лишь отдалить следователя от истины. Непонятно, почему правильное определение цели очной ставки в проекте УПК, подготовленном ко второму чтению: выяснение причин существенных противоречий в показаниях (ст. 209), - было опущено при принятии УПК в окончательном виде.

Такое же положение наблюдается и при анализе норм о предъявлении для опознания. В ст. 193 УПК вообще умалчивается, для чего проводится данное следственное действие, хотя в многочисленных научных исследованиях давно обоснована мысль: опознание проводится для [57] установления тождества, сходства, а также различия между предъявляемым объектом и образом, сохранившимся в памяти опознающего. Именно так была обозначена цель этого действия в проекте УПК, подготовленном ко второму чтению (ст. 209). И здесь приходится недоумевать: почему это правильное и важное положение опущено в окончательном тексте нового УПК?

Особенное недоумение вызывает определение цели проверки показаний на месте. Известно, что указанное действие (проводимое в форме осмотра или следственного эксперимента) часто трактуется и применяется следователями как средство "закрепления" признания обвиняемого и сводится лишь к воспроизведению показаний в присутствии понятых. В этом видят гарантию того, что обвиняемый (или подозреваемый) не откажется от своих показаний в суде. Неправомерность, несоответствие закону такого представления многократно подвергались убедительной критике многими исследователями. Поэтому четкое определение цели проверки показаний на месте имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение. Тем не менее ст. 194 УПК провозглашает, что проверка показаний на месте производится "в целях установления новых обстоятельств, имеющих значение для дела". Сказать так - значит не сказать ничего, ибо любое следственное действие рассчитано на получение новых доказательств. Между тем в процессуальной литературе неоднократно отмечалось, что доказательственное значение проверки на месте состоит в выявлении совпадений или несовпадений показаний с особенностями местности, указывающих на правдивость или неправдивость показаний. Эта мысль получила признание в проекте УПК, подготовленном ко второму чтению (ст. 211). Исключение ее из окончательного текста УПК лишь запутало и без того неясный вопрос.

Все сказанное выше свидетельствует о том, что новый УПК не преодолел недостатков правового регулирования предъявления для опознания и следственного эксперимента, впервые закрепленных в УПК РСФСР 1960 г. В юридической литературе давно уже отмечалось, что "новые" следственные действия регламентированы чрезмерно сжато по сравнению с традиционными. В свое время это можно было объяснить отсутствием достаточного опыта их применения. Но 40 лет спустя после принятия УПК РСФСР, закрепившего эти действия, такой опыт был накоплен, но, к сожалению, не был учтен законодателем. Это относится и к проверке показаний на месте. Невнимание законодателя к этим следственным действиям тем более неоправданно, что они представляют собой сложный познавательный комплекс, вызывая на практике трудности их применения.

7. Спорными остаются и некоторые предписания нового УПК, определяющие содержание следственных действий, т.е. тех познавательных приемов, посредством которых следователь стремится получить желаемый результат.

Обратимся в первую очередь к допросу. Согласно ч. 3 ст. 190 УПК допрашиваемому (им может быть обвиняемый, подозреваемый, потерпевший, свидетель и эксперт) в ходе допроса могут быть не только предъявлены вещественные доказательства и документы, но и оглашены протоколы других следственных действий и воспроизведены материалы фото- и киносъемки, звуко-и видеозаписи.

Предъявление допрашиваемому вещественных доказательств и документов представляется правомерным приемом допроса, так как от допрашиваемого нередко необходимо получить объяснения, касающиеся происхождения, содержания и значения таких объектов. Однако иначе обстоит дело с оглашением показаний других лиц и воспроизведением аудио- и видеоматериалов. Здравый смысл подсказывает, что цель подобных действий состоит либо в исследовании противоречий в показаниях допрашиваемого и других лиц, либо в изобличении допрашиваемого во лжи, с помощью показаний других лиц. В сущности предъявление подобных материалов представляет собой наводящий вопрос, задавать который запрещается ч. 2 ст. 189 УПК. Вместе с тем исследование противоречий в показаниях должно согласно ст. 192 УПК проводиться путем очной ставки. В свое время Верховный Суд СССР признал оглашение допрашиваемому показаний других лиц неправомерным приемом допроса, суррогатом очной ставки. Думается, что такое суждение сохранило свое значение и в настоящее время. Важно подчеркнуть, что при оглашении показаний других лиц допрашиваемый существенно ограничивается в правах: он не может изобличать уличающее его лицо в заблуждении или во лжи, приведя соответствующие аргументы, не может задавать вопросы для выявления внутренней противоречивости показаний другого лица и т.д. Отсюда следует вывод: противоречия в показаниях двух лиц должны исследоваться не путем оглашения одному показаний другого, а на очной ставке, в ходе которой следователь должен сохранять объективность, не демонстрировать одобрительного отношения к показаниям одного из участников и обеспечить реализацию своих прав каждым из участников.

Сходная проблема возникает и при анализе норм об очной ставке. Если исходить из того, что она проводится для выяснения причин существенных противоречий, имеющихся в показаниях, становится непонятным, почему в ходе очной ставки следователь вправе предъявить вещественные [58] доказательства и документы (ч.3 ст.192 УПК). Предъявление этих материалов возможно лишь в тех редких случаях, когда противоречия в показаниях касаются содержания какого-либо документа или происхождения и значения вещественного доказательства. Однако такой оговорки закон не содержит. Поэтому следует признать, что цель такого предъявления состоит в изобличении участника, который, по мнению следователя, лжет или заблуждается. Но тут возникают два вопроса: не превратит ли подобный прием очную ставку в обычный допрос, при котором "работа" следователя с одним из участников (возможно, весьма продолжительная) приведет к тому, что второй участник фактически будет выключен из процессуальной деятельности и ему не останется ничего другого, как наблюдать за "поединком" следователя с другим участником? И второй вопрос: зачем так трансформировать сущность очной ставки, если доказательства уже предъявлялись лицу в ходе его допроса? Как уже упоминалось, УПК как раз и предусматривает возможность в ходе допроса предъявлять допрашиваемому вещественные доказательства и документы. Полагаем, что предъявлять имеющиеся доказательства допрашиваемому следует именно в ходе его допроса, так как при этом имеются необходимые процессуальные условия для выяснения мнений допрашиваемого по поводу предъявляемых объектов. Предъявление же доказательств на очной ставке не только нецелесообразно ввиду сказанного, но и чревато утратой объективного и непредубежденного отношения следователя к каждому из участников.

Вызывает сомнения и меры по защите свидетелей и потерпевших, закрепленные в ч. 8 ст. 193 УПК: в ней допускается опознание в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознающего опознаваемым. Это может быть достигнуто различными техническими приемами: возведением между этими лицами светонепроницаемой преграды с оставлением для опознающего и понятых отверстия, через которое они могут наблюдать опознаваемого, помещением между ними стекломатериала с односторонним пропуском света и т.п. таким способом предполагается сохранить в тайне не только анкетные сведения об опознающем свидетеле, потерпевшем, но и сведения об их внешности, с тем чтобы обвиняемый, подозреваемый, близкие им лица были лишены возможности угрозами, насилием и другими незаконными мерами склонить опознающего к отказу от изобличения лиц, совершивших преступление.

Гуманная и справедливая по своей цели (добавим: и учитывающая реальность совершения указанных противоправных действий со стороны преступных групп) мера при внимательном анализе оборачивается грубым нарушением права обвиняемого (подозреваемого) на защиту.

Предположим, что опознающий по личным мотивам или в силу слабого зрения, нечеткости образа памяти, вследствие нарушения процедуры опознания, по причинам психологического порядка (такие случаи не столь уж редки в следственной практике) ошибочно опознал обвиняемого (подозреваемого). Как в этой ситуации обвиняемый может опровергать появившуюся против него улику? Наиболее эффективный способ - опровергать показания опознающего на очной ставке (с возможным указанием на заинтересованность последнего в исходе дела, наличие у него мотивов к лжесвидетельству и т.д.). Однако очная ставка невозможна, так как она не может быть произведена с неизвестным лицом, тем более что ст. 277 и ч. 5 ст. 278 УПК устанавливают, что при необходимости обеспечить безопасность этих лиц, их близких суд вправе допросить их также "в условиях, исключающих визуальное наблюдение следователя (и потерпевшего. - С.Ш.) другими участниками судебного разбирательства". Вряд ли поможет делу право сторон ознакомиться с подлинными сведениями о лице, дающем показания (ч. 6 ст. 278). Это не заменит очной ставки между опознаваемым и тем, кто его изобличает. Сложная ситуация возникает и при вынесении приговора - суд не сможет сослаться на результат опознания, не указав, кем опознан обвиняемый. Ссылка на псевдоним при том, что внешность опознающего известна суду и сторонам, сразу же повлечет ходатайство обвиняемого об очной ставке с ним, чего законодатель заранее стремится избежать. И выходит, что обвиняемый должен смириться с тем, что обвинение исходит от анонима. Заметим, что анонимная информация в целом отрицательно оценивается законодателем (п. 7 ст. 141 УПК). Налицо коллизия между безопасностью свидетеля и конституционным правом обвиняемого на защиту. Нет какого-либо основания приносить второе в жертву первому.

Добавим к сказанному, что ратифицированная Российской Федерацией Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод от 3 сентября 1953 г. разрешает данную коллизию иначе, указывая в ч. 3 ст. 6, что каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления вправе допрашивать показывающих против него свидетелей и имеет право на то, чтобы эти свидетели были допрошены. Из этого следует, что проблема защиты свидетелей и потерпевших не должна решаться путем ущемления прав обвиняемого и потерпевшего. Для ее решения нужны другие средства.

Важным элементом нормативной регламентации следственных действий является закрепление их результатов, т.е. протоколирование, применение [59] иных (научно-технических) средств запечатления. В новом УПК эта обязанность следователя, дознавателя получила четкое закрепление. Часть 4 ст. 166 УПК устанавливает, что "в протоколе описываются процессуальные действия в том порядке, в котором они производились, выявленные при их производстве существенные для данного уголовного дела обстоятельства...". Однако в образцах процессуальных документов –приложениях к новому УПК (полагаем, столь же обязательных для следователя, дознавателя, прокурора, как и непосредственные предписания статей УПК) находим неточные, порой упрощенческие, формулировки, не соответствующие указанному выше предписанию ст. 166 УПК и нормам, непосредственно регулирующим следственные действия. Так, в образце протокола предъявления для опознания (приложения 31) требование ст. 193 УПК о том, что лицо предъявляется с другими лицами, "по возможности внешне сходными с ним", реализовано в виде предписания указывать лишь год рождения "других лиц". Не требуется даже указывать их рост, одежду и ряд других признаков, детально разработанных криминалистами с тем, чтобы обеспечить подбор надлежащих объектов опознания и исключить случайное угадывание. Заметим, что нарушение этих рекомендаций – достаточно частое явление на практике. Предложенный образец протокола не поможет преодолению этого недостатка и правильному определению доказательственной ценности опознания.

Образец протокола следственного эксперимента (приложение 55) также страдает упрощенчеством. В нем вопреки утвердившейся практике не требуется указывать, какие меры предприняты следователем для воссоздания подлинной обстановки. Ничего не говорится об экспериментальных действиях – в чем они заключались, сколько раз проводились, какие при этом получены результаты, как они изменялись в связи с изменениями опытов и т.д. Между тем согласно ст. 181 УПК данное действие проводится путем воспроизведения действий, а также обстановки или иных обстоятельств определенного события. Краткая формулировка в образце протокола: "следственным экспериментом установлено", – совершенно не дает представления о том, как это "установлено", что также делает невозможным определить доказательственную ценность следственного эксперимента.

Такой же недостаток свойствен протоколу проверки показаний на месте (приложение 56). В образце протокола содержание этого следственного действия, как и в предыдущем случае, предлагается выразить в формуле "что установлено", но не ясно, как это "установлено". В определенной мере такой недостаток протокола обусловлен тем, что в ст. 194 УПК, как уже отмечено, не определена цель этого следственного действия (сопоставление показаний с обстановкой). Но и требования этой статьи о том, что лицо, показания которого проверяются, "воспроизводит на месте обстановку и обстоятельства исследуемого события, указывает на предметы, документы, следы, имеющие значение для уголовного дела, демонстрирует определенные действия", вопреки ст. 166 УПК ни в какой мере не отразились в содержании образца протокола. Это создает опасность, что на практике следственное действие, как и раньше, будет использоваться преимущественно для неправомерного "закрепления" признания, а не для выяснения, соответствуют ли показания деталям местности, т.е. определению их достоверности (недостоверности).