Читанка 1 філософія наукма

всегда рассматривают отдельные области мира и вот-бытия, так и от художественного и религиозного способов деятельности, которые не укоренены первично в деятельности теоретической. Что философия имеет своей целью формирование мировоззрения, кажется не подлежащим сомнению. Эта задача должна определять сущность философии и ее понятие. Философия, как кажется, по сути своей в столь значительной мере является мировоззренческой философией, что от этого последнего словосочетания хотят отказаться как от перегруженного. Стремиться помимо этого еще к какой-то научной философии — бессмыслица. Ведь философское мировоззрение, так говорят, само собой разумеется, должно быть научным. Под этим понимают следующее: во-первых, оно должно принимать во внимание результаты различных наук и использовать их для выстраивания картины мира и объяснения вот-бытия, вовторых, оно должно быть научным постольку, поскольку оно осуществляет формирование мировоззрения строго в соответствии с правилами научного мышления. Такое понимание философии как формирования мировоззрения теоретическим путем настолько само собой разумеется, что оно привычно и повсеместно определяет понятие философии и, тем самым, предписывает расхожему сознанию, чего можно ждать от философии и чего должно от нее ждать. Наоборот, если философии не достаточно для ответа на мировоззренческие вопросы, она перестает хоть что-либо значить для расхожего сознания. Претензии к философии и отношение к ней регулируются на основании именно такого представления о ней — как о научном формировании мировоззрения. [Чтобы решить,] удается ли философии осуществление этой задачи или не удается, отсылают к ее истории и видят в этой истории недвусмысленное подтверждение того, что философия занимается — в стихии знания — последними вопросами: природой, душой, т. е. свободой и историей человека, Богом.

Если философия — научное формирование мировоззрения, то различение «научная философия» и «мировоззренческая философия» рушится. Обе обретают свою суть в одном, так что в конечном счете мировоззренческая задача приобретает подлинную весомость. Кажется, что такого же мнения придерживается и Кант, поставивший научный характер философии на новое основание. Нужно только вспомнить проводимое им во введении в «Логику» разделение философии на философию согласно школьному понятию и философию согласно мировому понятию о. Мы обратимся к этому разделению Канта, которое часто и с удовольствием приводят и которое, как кажется, может служить доказательством различия научной и мировоззренческой философии, точнее, доказательством того, что и сам Кант, для которого именно научность философии находилась в центре его интересов, понимал философию как мировоззренческую.

Философия согласно школьному понятию или, как Кант еще говорит, философия в схоластическом значении, есть учение об искусности (Geschicklichkeit) разума, к которому (sc. учению) относятся две составные части: «во-первых, достаточный запас разумных знаний, основанных на понятиях, во-вторых, систематическая взаимосвязь этих знаний, или связывание их в идее целого». Кант имеет здесь в виду что философии в схоластическом понимании принадлежит, с одной стороны, взаимосвязь формальных основоположений мышления и разума вообще, а с другой стороны, разбор и определение тех понятий, которые как необходимая предпосылка лежат в основе постижения мира, т. е. для Канта — природы. Философия согласно школьному понятию представляет собой целокупность основных формальных и материальных понятий и основоположений разумного познания.

Мировое понятие философии или, как Кант еще говорит, философию в значении мирового гражданства, он определяет так: «Что же касается философии в ее мировом понятии (in sensu cosmico), то ее можно назвать также наукой о высших максимах применения нашего рассудка, поскольку под максимой понимают внутренний принцип выбора между различными целями». Философия согласно мировому понятию имеет дело с тем, ради чего всякое применение нашего рассудка, в том числе — применение самой философии, есть то, что оно есть: «Ведь философия в своем последнем значении есть, конечно, наука об отношении всякого применения знания и разума к конечной цели человеческого разума, той цели, которой, как высшей, подчинены все другие цели и в которой они должны объединиться в некое единство. Поле философии в этом значении мирового гражданства можно охватить следующими

1 Kant, WW (Cassirer), Bd. 8, p. 342 ff.

18

вопросами: 1) Что я могу знать? 2) Что я должен делать? 3) На что мне позволено надеяться? 4) Что есть человек?»9 По сути, говорит Кант, три первых вопроса концентрируются в четвертом: Что есть человек? Ведь из прояснения того, что есть человек, вытекает определение последних целей человеческого разума. С разумом должна быть связана и философия в смысле школьного понятия.

Совпадает ли это кантово разделение философии на философию в схоластическом значении и философию в значении мирового гражданства с различием научной философии и мировоззренческой философии? Да и нет. Да, поскольку Кант вообще проводит различие внутри понятия философии и на основании этого различения помещает в центр конечные и предельные вопросы человеческого вот-бытия. Нет, поскольку у философии согласно мировому понятию нет задачи формировать мировоззрение в обозначенном выше смысле. То. что в конечном итоге виделось Канту, хотя он и не сумел высказать этого явно, в том числе и как задача философии в значении мирового гражданства, есть не что иное, как априорное и онтологическое очерчивание тех определенностей, которые принадлежат сути человеческого вот-бытия (Dasein) и которые определяют также понятие мировоззрения вообще10. В качестве наиболее фундаментального априорного определения сути человеческого Dasein Кант признает следующее положение: Человек есть такое сущее, которое существует как своя собственная цель11. Философия согласно мировому понятию (в смысле Канта) также должна иметь дело с определениями сущности. Она не стремится дать определенное объяснение именно фактически познанному миру и именно фактически проживаемой жизни, попытается очертить то, что принадлежит миру вообще и вот-бытию вообще и, тем самым, некоторому мировоззрению. Философия согласно мировому понятию имеет в точности тот же методический характер, что и философия согласно школьному понятию, вот только Кант по причинам, которые мы здесь подробнее не разбираем, не видит связи одного и другого; точнее, он не видит почвы, которая позволила бы основать оба понятия на одном общем изначальном основании. Этим мы будем заниматься позже. Пока что понятно только то, что нельзя, рассматривая философию как научное формирование мировоззрения, ссылаться при этом на Канта. Кант признает по сути только философию как науку.

Мировоззрение вырастает, как мы видели, всякий раз из фактичного Dasein в меру его фактичных возможностей и есть то, что оно есть, всегда для этого определенного Dasein, хотя тем самым вовсе не утверждается релятивизм мировоззрения. То, что говорит некое так сформированное мировоззрение, можно закрепить в положениях и правилах, которые по своему смыслу соотнесены с определенным реально сущим миром и определенным фактично экзистирующим Dasein. Всякое мировоззрение и жизненное воззрение полагающе, т. е. суще соотносится с сущим. Оно полагает сущее, оно позитивно. Мировоззрение принадлежит каждому Dasein и, как и Dasein, всякий раз определено фактично и исторично. Мировоззрению принадлежит многообразная позитивность, состоящая в том, что оно всякий раз коренится в некотором так-то и так-то сущем Dasein и как таковое соотносится с сущим миром и объясняет фактично экзистирующее Dasein. Поскольку существу мировоззрения и, тем самым, существу его формирования принадлежит вообще эта позитивность, т. е. соотнесенность с сущим, сущим миром, сущим Dasein, постольку мировоззрение не может быть задачей философии. Но это не исключает, а, наоборот, подразумевает, что сама философия есть выделенная первоформа мировоззрения. Философия может и, вероятно, должна в числе прочего показать, что сущности Dasein принадлежит нечто такое как мировоззрение. Философия может и должна очертить то, что составляет структуру мировоззрения вообще. Но она никогда не может образовать и учредить то или иное определенное мировоззрение. Философия по своей сути — формирование мировоззрения, но, вероятно, именно поэтому она имеет отношение к любому, даже не теоретическому, но фактично-историческому формированию мировоззрения.

Правда, положение о том, что формирование мировоззрения не относится к задачам философии, имеет силу только если предположить, что философия не соотносится с сущим как тем или этим позитивно, т. е. полагая его. Можно ли оправдать предположение, что философия

9 Kant, WW (Cassirer); ср. Кант, Критика чистого разума В 833.

10Ср. Кант, Критика чистого разума В 844.

11Ср. там же В 868.

19

в отличие от наук не соотносится с сущим позитивно? Чем же тогда должна заниматься философия, если не сущим, т. е. тем. что есть, равно как и сущим в целом? Ведь то, что не есть - это ничто. Должно ли ничто стать темой философии как абсолютной науки? И что может еще быть дано кроме природы, истории. Бога, пространства, числа? Обо всем перечисленном мы говорим, хотя и в разных смыслах, что оно есть. Мы называем все это сущим и, соотносясь с ним, неважно — теоретически или практически, вступаем в отношение с сущим. Помимо этого сущего нет ничего. Возможно, помимо перечисленного сущего ничто иное не есть, но, возможно, дано (es gibt) кое-что еще, что, правда, не есть, но, тем не менее, в некотором смысле, который еще предстоит определить, дано. Более того. В конце концов дано нечто такое, что должно быть дано, дабы мы получили доступ к сущему как сущему и могли бы с ним соотноситься, нечто такое, что хотя и не есть, но должно быть дано, для того чтобы мы вообще переживали в опыте и понимали нечто такое, как сущее. Мы способны схватывать сущее как таковое, как сущее, только если мы понимаем нечто такое, как бытие. Не понимай мы, пусть поначалу грубо и без соответствующего понятия, что означает действительность, действительное осталось бы для нас скрытым. Не понимай мы, что означает реальность, реальное было бы недоступным. Не понимай мы, что означает жизнь и жизненность, мы не могли бы отнестись к живому как живому. Не понимай мы, что означает экзистенция и экзистенциальность, мы сами не могли бы экзистировать в качестве Dasein. He понимай мы, что означает постоянство, для нас оставались бы закрытыми постоянные геометрические и числовые соотношения. Мы должны понимать действительность, реальность, жизненность, экзистенциальность, постоянство, чтобы позитивно соотноситься с определенным действительным, реальным, живым, экзистирующим, постоянным [сущим]. Мы должны понимать бытие, чтобы мочь предаться миру, чтобы в нем экзистировать и мочь быть самим нашим собственным сушим вот-бытием. Мы должны мочь понимать действительность до всякого опыта действительного. Это понимание действительности, соответственно, — бытия в самом широком смысле — в противоположность опыту сущего есть в некотором определенном смысле более раннее. Предварительное понимание бытия до всякого фактического опыта сущего не означает, правда, что мы должны прежде уже иметь некоторое эксплицитное понятие бытия, дабы состоялся теоретический или практический опыт сущего. Мы должны понимать бытие, бытие, которое само больше уже не может быть названо сущим, бытие, которое не находится среди прочего сущего как сущее, но которое, тем не менее, должно быть дано и в самом деле дано в понимании бытия, в бытийной понятности.

20

Читанка для Філософії-1 Тема II

АРИСТОТЕЛЬ

Відскановано: Аристотель. Категории. Первая аналитика. // Аристотель. Сочинения в четырех томах. - М.: Мысль, т. 2, 1978, с. 53-55, 119-121

КАТЕГОРИИ

существо» и речь о сущности [их] одна и та же. Ведь если указывать понятие того и другого, что значит для каждого из них быть dzoon, то будет указано одно и то же понятие.

Наконец, отыменными называются предметы, которые получают наименование от чегото в соответствии с его именем, отличаясь при этом окончанием слова, как, например, от «грамматики» — «грамматик», от «мужества» — «мужественный».

ГЛАВА ВТОРАЯ

[Сказываемое о предмете и находящееся в предмете]

Из того, что говорится, одно говорится в связи, другое — без связи. Одно в связи, например: «человек бежит», «человек побеждает»; другое без связи, например: «человек», «бык», «бежит», «побеждает».

Из существующего одно говорится о каком-нибудь подлежащем, но не находится ни в каком подлежащем, например человек; о подлежащем — отдельном человеке говорится как о человеке, но человек не находится ни в каком подлежащем; другое находится в подлежащем, но не говорится ни о каком подлежащем (я называю находящимся в подлежащем то, что, не будучи частью, не может существовать отдельно от того, в чем оно находится); например, определенное умение читать и писать находится в подлежащем — в душе, но ни о каком подлежащем не говорится как об определенном умении читать и писать. И определенное белое находится в подлежащем — в теле (ибо всякий цвет — в теле), но ни о каком подлежащем не говорится как об определенном белом. А иное и говорится о подлежащем, и находится в подлежащем, как, например, знание находится в подлежащем — в душе — и о подлежащем — умении читать и писать — говорится как о знании. Наконец, иное не находится в подлежащем и не говорится о каком-либо подлежащем, например отдельный человек и отдельная лошадь. Ни то ни другое не находится в подлежащем и не говорится о подлежащем. И вообще все единичное и все, что одно по числу, не говорится ни о каком подлежащем, однако ничто не мешает чему-то такому находиться в подлежащем. В самом деле, определенное умение читать и писать принадлежит к тому, что находится в подлежащем, (но ни о каком подлежащем не говорится как об определенном умении читать и писать).

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

[Род как сказуемое. Видовые отличия]

Когда одно сказывается о другом как о подлежащем, все, что говорится о сказуемом,

21

применимо и к подлежащему, например: «человек» сказывается об отдельном человеке, а «живое существо» — о «человеке»: следовательно, «живое существо» будет сказываться и об отдельном человеке: ведь отдельный человек есть и человек и живое существо.

У вещей, относящихся к разным и не подчиненным друг другу родам, различны и их видовые отличия, например у живого существа и у знания. Видовые отличия у живого существа

— это «живущее на суше», «двуногое», «крылатое» и «обитающее в воде», но ни одно из них не есть видовое отличие у знания: ведь одно знание отличается от другого не тем. что оно двуногое. Однако же никто не мешает, чтобы в пределах подчиненных друг другу родов видовые отличия были одними и теми же: ведь высшие роды сказываются о подчиненных им, а потому, сколько видовых отличий имеется у сказуемого, столько же будет иметься и у подлежащего.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

[Десять категорий]

Из сказанного без какой-либо связи каждое означает или сущность, или «сколько», или «какое», или «по отношению к чему-то», или «где», или «когда», или «находиться в каком-то положении», или «обладать», или «действовать», или «претерпевать». Сущность, коротко говоря,— это, например, человек, лошадь; «сколько» — это, например, длиною в два локтя, в три локтя; «какое»—например, белое, умеющее читать и писать; «по отношению к чему-то»— например, 2а двойное, половинное, большее; «где»—например, в Ликее, на площади; «когда»— например, вчера, в прошлом году; «находиться в каком-то положении»—например, лежит, сидит; «обладать»—например, обут, вооружен; «действовать»—например, режет, жжет; «претерпевать»—например, его режут, жгут. Каждое из перечисленного само по себе не содержит никакого утверждения; утверждение или отрицание получается сочетанием их: ведь всякое утверждение или отрицание, надо полагать, или истинно, или ложно; а из сказанного без какой-либо связи ничто не истинно и не ложно, например «человек», «белое», «бежит», «побеждает».

ПЕРВАЯ АНАЛИТИКА

КНИГА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

[Предмет и цель всего сочинения. Определение важнейших терминов}

Прежде всего следует сказать, о чем исследование и дело какой оно [науки]: оно о доказательстве, и это дело доказывающей науки. Далее следует определить, что такое посылка, термин, силлогизм, а также какой силлогизм совершенный и какой — несовершенный; затем, что значит: одно целиком содержится или не содержится в другом — и что значит: что-то сказывается обо всем или не сказывается ни об одном.

Посылка есть речь, утверждающая или отрицающая что-то относительно чего-то. Она бывает или общей, или частной, или неопределенной. Общей я называю [посылку] о присущем всем или не присущем ни одному, частной — о присущем или не присущем некоторым или присущем не всем, неопределенной — о присущем или не присущем без указания того, общая ли она или частная, как, например, противоположности изучаются одной и той же наукой или удовольствие не есть благо. Отличается же доказывающая посылка от диалектической тем, что доказывающая есть принятие одного из членов противоречия (ибо тот, кто доказывает, не спрашивает [о нем], а принимает [его]), диалектическая же есть вопрос относительно [того или другого члена] противоречия. Однако в образовании силлогизма они ничем не отличаются друг от друга, ибо и тот, кто доказывает, и тот, кто спрашивает, [одинаково] умозаключают, принимая, что нечто чему-то присуще или не присуще, так что силлогистическая посылка есть вообще утверждение или отрицание чего-то относительно чего-то по указанному способу; и доказывающей она будет, если она истинна и получена из первых [положений]; диалектическая же посылка — это для выведывающего вопрос относительно [того или другого члена] противоречия, а для умозаключающего — принятие того, что кажется, и того, что правдоподобно, как об этом сказано в «Топике». В дальнейшем будет подробно сказано, что такое посылка и чем отличаются друг от друга посылки силлогистическая, доказывающая и

22

диалектическая: а пока достаточно того, что определено сейчас.

Термином я называю то, на что распадается посылка, т. е. то, что сказывается, и то. о чем оно сказывается, с присоединением [глагола] «быть» или «не быть»; силлогизм же есть речь, в которой, если нечто предположено, то с необходимостью вытекает нечто отличное от положенного в силу того, что положенное есть. Под [выражением[ «в силу того, что положенное есть» я разумею, что это отличное вытекает благодаря этому, а под [выражением] «вытекает благодаря этому» — что для возникновения необходимости не требуется постороннего термина. Совершенным я называю силлогизм, который для выявления необходимости не нуждается ни в чем другом, кроме того, что принято, несовершенным же — силлогизм, который нуждается [для этого] в чем-то одном или многом, что хотя и необходимо через данные термины, но через [данные] посылки не получено. «Одно целиком содержится в другом» означает то же, что «другое сказывается обо всем первом». А «[одно] сказывается обо всем [другом]» мы говорим, когда не может быть найдено что-либо из того, что принадлежит подлежащему, о чем другое не высказывалось бы. И точно так же, когда говорим «не сказывается ни об одном».

ГЛАВА ВТОРАЯ

[Обращение посылок]

Всякая же посылка есть посылка или о том, что присуще, или о том, что необходимо присуще, или о том, что возможно присуще; и из них в соответствии с каждым способом сказывания (prosresis) одни утвердительные, другие отрицательные; и далее, из утвердительных и отрицательных одни — общие, другие — частные, третьи — неопределенные. Посылка о присущем, если она общеотрицательная, необходимо обратима в отношении своих терминов; например, если никакое удовольствие не есть благо, то и никакое благо не есть удовольствие. [Обще] утвердительная же посылка хотя и необходимо обратима, однако не в общую, а в частную; например, если всякое удовольствие есть благо, то какое-нибудь благо есть удовольствие; из частных посылок утвердительная необходимо обратима в частную же (ибо если какое-нибудь удовольствие есть благо, то и какое-нибудь благо будет удовольствием), отрицательная же необходимо не обратима, ибо если некоторым живым существам не присуще быть человеком, то [отсюда не следует, что] какому-то человеку не присуще быть живым существом.

Итак, пусть сперва посылка АБ будет общеотрицательной. Если А не присуще ни одному Б, то и Б не будет присуще ни одному А. Ибо если бы Б было присуще какому-то [А], например В, то было бы неправильно, что А не присуще ни одному Б, так как В есть какое-то Б. Если же А присуще всем Б, то и Б будет присуще некоторым А, ибо если Б не было бы присуще ни одному А, то и А не было бы присуще ни одному Б; но ведь было предположено, что А присуще всем Б. Точно так же, если посылка частная. В самом деле, если А присуще некоторым Б, то и Б необходимо присуще некоторым А. Если Б не было бы присуще ни одному А, то и А не было бы присуще ни одному Б. Наконец, если А некоторым Б не присуще, то не необходимо, чтобы и Б не было присуще некоторым А, как, например, если Б есть живое существо, а А — человек: ведь не всякому живому существу присуще быть человеком, однако всякому человеку присуще быть живым существом.

Відскановано: Аристотель. Метафизика // Аристотель. Метафизика. -Ростов-на-Дону: Феникс, 1999, с. 80-85, 98-103

МЕТАФИЗИКА

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Есть мыслители, которые отрицают истинность начала противоречия (1005 b 35 — 1006 а 5); и правда, обосновать это начало, как они того требуют, путем логического умозаключения невозможно (а 5 — 11); однако тех, кто отрицает это начало, можно опровергнуть и привести к принятию его истинности, если только они признают, что, говоря то или другое, они вкладывают в свои слова некоторое определенное значение (all — 1007 а 20). Если же начало противоречия устраняется, тогда упраздняется всякая сущность, и по отношению ко всему

23

-

существующему можно говорить только о его случайной данности, а между тем невозможно, чтобы снова и снова одно случайное данное давалось в другом случайном данном (а 20 — b 18); далее, отсюда следует, что все вещи представляют собою одно и то же (Ь 18 — 1008 а 2), и противники этого начала должны также признать и ряд других аналогичных нелепостей (а 2 -- b 11). При этом, хотя на словах они отменяют это начало, в своих действиях они не могут не признавать его истинности (Ь 12 — 1009 а 5).

Есть, однако же люди, которые, как мы указали, и сами говорят, что одно и то же может существовать и не существовать вместе, и утверждают, что стоять на этой точке зрения возможно. К этому тезису прибегают многие и среди исследователей природы. А мы со своей стороны приняли теперь, что вместе существовать и не существовать нельзя, и, пользуясь этим положением, показали, что мы имеем здесь самое достоверное из всех начал. Так вот некоторые требуют, чтобы и это (положение) (само) было доказано, (требуют) по невежественности, — так как это ведь невежественность — не знать, для чего следует искать доказательства и для чего — не следует. На самом деле, для всего без исключения доказательства существовать не может (ведь ряд уходил бы в бесконечность, так что и в этом случае доказательства не было бы); а если для некоторых начал не следует искать доказательства, то они, вероятно, не будут в состоянии сказать, какое же начало считают они таким (не требующим доказательства) в большей мере. И, кроме того, возможно и по отношению к их утверждению доказать путем (его) изобличения, что так дело обстоять не может, если только возражающий (против нас) вкладывает в свои слова какое-нибудь содержание; если же в них нет никакого содержания, то было бы смешно искать обоснования (в споре) против того, кто не имеет обоснования ни для чего, — (именно) поскольку он не имеет его: ведь такой человек, поскольку он — такой, это все равно, что растение. Что же касается доказательства путем изобличения, то я отмечаю у него вот какое отличие по сравнению с (обыкновенным) доказательством: человеку, который (в этом случае) дает (обыкновенное) доказательство, можно было бы приписать предвосхищение того, что вначале подлежало доказательству; если же в подобном проступке оказывается повинен другой, то это уже — изобличение, а не доказательство. Исходным пунктом против всех подобных возражений является не требование (у противника) признать, что что-нибудь или существует, или не существует (это можно было бы, пожшгуй, принять за требование признать то, что вначале подлежало доказательству); но (он должен согласиться), что в свои слова он, во всяком случае, вкладывает какое-нибудь значение — и для себя и для другого; это ведь необходимо, если только он высказывает что-нибудь, так как иначе такой человек не может рассуждать ни сам с собой, ни с (кем-либо) другим. Но если это принимается, тогда (уже) будет возможно доказательство: в самом деле, тогда уже будет налицо нечто определенное. Однако ответственность за это доказательство лежит не на том, кто его проводит, а на том, против кого оно направлено: этот последний, упраздняя рассуждение, испытывает его на себе. А кроме того, тот, кто дал по этому вопросу свое согласие, тем самым признал, что есть нечто истинное независимо от доказательства, [а потому не все (уже) может обстоять так и (вместе с тем) иначе].

Прежде всего, очевидно, надо во всяком случае считать верным то, что слово «быть» или слово «не-быть» имеет данное определенное значение, так что, следовательно, не все может обстоять так и (вместе с тем) иначе. Далее, если слово «человек» обозначает что-нибудь одно, то пусть это будет двуногое животное. Тем, что слово означает что-нибудь одно, я хочу сказать, что если у слова «человек» будет то значение, которое я указал (т. е. животное двуногое), тогда

увсего, к чему приложимо наименование «человек», сущность бытия человеком будет именно

вэтом (при этом не играет никакой роли также, если кто скажет, что (то или другое) слово имеет несколько значений, только бы их было определенное число: в таком случае для каждого понятия можно было бы установить особое имя; так (обстояло бы, например, дело), если бы кто

сказал, что слово «человек» имеет не одно значение, а несколько, причем одному из них соответствовало бы одно понятие двуногого животного, а кроме того, имелось бы и несколько других понятий, число которых было бы, однако же, определено: ведь тогда для каждого понятия можно было бы установить особое имя. Если же это было бы не так, но было бы заявлено, что у слова неопределенное количество значений, в таком случае речь, очевидно, не была бы возможна; в самом деле, иметь не одно значение — это значит не иметь ни одного значения; если же у слов нет (определенных) значении, тогда утрачена всякая возможность рассуждать друг с другом, а в действительности — и с самим собой; ибо невозможно ничего

24

мыслить, если не мыслишь (каждый раз) что-нибудь одно; а если мыслить возможно, тогда для [этого] предмета (мысли) (всегда) можно будет установить одно имя). Итак, признаем, что слово, как это было сказано вначале, имеет то или другое значение и при этом (только) одно. Тогда, конечно, бытие человеком не может значить то же, что небытие человеком, если только слово «человек» означает не только (какой-нибудь) предикат одного (объекта), но и самый этот объект (как один) (мы ведь выражение «означать одно» принимаем не в смысле «означать (те или другие) предикаты одного», так как в этом случае и «образованное», и «белое», и «человек» значили бы одно (и то же), и, следовательно, все будет (тогда) одним; ибо всем этим именам будет соответствовать одно и то же понятие). И точно так же бытие и небытие (чем-нибудь) не будут представлять собою одно и то же, разве лишь при употреблении одного и того же слова в разных значениях, — так, например, в том случае, если бы то, что мы называем человеком, другие называли не-человеком: но перед нами стоит не вопрос, может ли одно и то же вместе быть и не быть человеком по имени, но (вопрос, может ли оно вместе быть и не быть человеком) на деле. Если же слова «человек» и «не-человек» не отличаются друг от друга по своим значениям, тогда, очевидно, и бытие не-человеком не будет отличаться от бытия человеком; следовательно, бытие человеком будет представлять собою бытие не-человеком. В самом деле, то и другое будет (в таком случае) составлять одно, потому что ведь составлять одно — это значит (относиться) как одежда и платье, (а именно — в том случае), если понятие (и здесь, и там) одно. Если же «человек» и «не-человек» будут составлять одно, тогда бытие человеком будет обозначать то же самое, что и бытие не-человеком. Между тем было показано, что у слов «человек» и «не-человек» разные значения. Поэтому, если про что-нибудь правильно сказать, что оно — человек, тогда оно необходимо должно быть двуногим животным (ведь именно это означает, как было сказано, слово «человек»); а если это необходимо, тогда невозможно, чтобы оно же вместе с тем не было двуногим животным (ибо слова «необходимо должно быть» значат именно: «невозможно, чтобы не было»). Итак, невозможно, чтобы вместе было правильно сказать про одно и то же, что оно и является человеком и не является человеком. И то же рассуждение применимо и к небытию человеком; в самом деле, бытие человеком и не-бытие человеком различаются по своим значениям, если только быть белым и быть человеком — выражения, имеющие различные значения; ведь (нельзя не заметить, что) два первые выражения противоречат друг другу в значительно большей степени, так что они (уж конечно) имеют различные значения. Если же станут утверждать, что и белое не отличается по значению (от человека), тогда мы снова скажем то же самое, что было сказано и раньше, (а именно,) что в таком случае все будет одним, а не только то, что противолежит друг другу. Но если это невозможно, то получается указанный выше результат, если только (противник) отвечает то, о чем его спрашивают. Если же он в ответе на поставленный прямо и просто вопрос указывает и отрицания, то он не дает в нем того, о чем его спрашивают. Конечно, одно и то же вполне может быть и человеком и белым и иметь еще огромное множество других определений, однако же на вопрос, правильно ли сказать, что это вот есть человек или нет, надо давать ответ, имеющий одно значение, и не нужно прибавлять, что оно также бело и велико; ведь и нет никакой возможности перечислить все случайные свойства, количество которых ведь беспредельно; так пусть противник или перечислит все эти свойства или (не указывает) ни одного. И точно так же поэтому пусть одно и то же будет сколько угодно раз человеком и (вместе) не-человеком, все-таки в ответ на вопрос, есть ли это человек, не следует дополнительно указывать, что это вместе и не-человек, или уже (здесь) надо добавлять все другие случайные свойства, какие только есть и каких нет; а если противник делает это, тогда он (уже) разговора не ведет.

Вообще люди, выставляющие это положение (утверждающие возможность противоречия), уничтожают сущность и суть бытия. Им приходится утверждать, что все носит случайный характер и что бытие человеком или бытие животным в собственном смысле не существует. В самом деле, если что-нибудь будет представлять собою бытие человеком в собственном смысле, это не будет тогда бытие не-человеком или небытие человеком (хотя это

— отрицания первого); у того, о чем мы здесь говорили, значение было одно, и этим одним значением была сущность некоторой вещи. А если что-нибудь обозначает сущность (вещи), это имеет тот смысл, что бытие для него не заключается в чем-либо другом. Между тем, если у

25

человека бытие человеком в собственном смысле будет заключаться в бытии не-человеком в собственном смысле или в небытии человеком в собственном смысле, тогда бытие это будет (уже) представлять (у него) (нечто) другое (по сравнению с сущностью человека). А потому людям, стоящим на такой точке зрения, необходимо утверждать, что ни для одной вещи не будет существовать понятия, которое обозначало бы ее как сущность, но что все существует (только) случайным образом. Ведь именно этим определяется различие между сущностью и случайным свойством; так, например, белое есть случайное свойство человека, потому что он бел, а не представляет собою белое в собственном смысле. Но если обо всем говорится как о случайном бытии в другом, то не будет существовать никакой первоосновы, раз случайное свойство всегда обозначает собою определение, высказываемое о некотором подлежащем. Приходится, значит, идти в бесконечность. Между тем это невозможно, так как более двух случайных определений не вступает в соединение друг с другом. В самом деле, случайно данное не есть случайно данное в (другом) случайно данном, разве только в том смысле, что и то и другое (из них) случайно даны в одном и том же; так, например, белое является образованным, а это последнее — белым потому, что оба эти свойства случайно оказываются в человеке. Но (если говорят) «Сократ образован» — это имеет не тот смысл, что оба эти определения (и Сократ, и образованный) случайно даны в чем-нибудь другом. Так как поэтому одно обозначается как случайно данное установленным сейчас образом, а другое так, как об этом было сказано перед тем, то в тех случаях, где о случайно данном говорится по образцу того, как белое случайно дано в Сократе, (такие случайные определения) не могут даваться без конца в восходящем направлении, как, например, у Сократа, поскольку он белый, не может быть какого-нибудь дальнейшего случайного определения; ибо из всей совокупности случайных определений не получается чего-либо единого. С другой стороны, конечно, по отношению к белому что-нибудь другое не будет случайно присущим ему свойством, например, образованное.

<...> В самом деле, одна и та же вещь может казаться по виду медом, а по вкусу так как глаз

имеется два, то при зрении каждым в отдельности она может иметь не тот же самый вид, если зрение у того и другого глаза не одинаковое. При этом (легко, конечно, найти возражение) против людей, которые по указанным выше причинам признают истинным (все), что представляется, и вследствие этого утверждают, что все одинаково ложно и истинно (ведь не представляется всем людям то же самое, и точно так же — одному и тому же человеку — то же самое во всякое время, но, напротив — часто в одно и то же время получаются противоположные впечатления; так, осязание, если заложить палец на палец, указывает, что предметов — два, а зрение — что один). (Здесь можно правильно указать, что), напротив, противоположные впечатления во всяком случае не получаются, если взять одно и то же чувство и в одном и том же отношении, при одних и тех же условиях и в одно и то же время, так что возникающее тогда впечатление будет, можно сказать, истинно. Но в таком случае тем, кто выступает (по этому вопросу) не вследствие (реального) затруднения, а (только) для того, чтобы выступать, — (таким людям), пожалуй, необходимо говорить, что это вот представление не истинно (просто), а истинно для этого вот человека. И, как уже было сказано раньше, (им) необходимо [также] обращать все (существующее) в отношения и ставить его в зависимость от мнения и чувственного восприятия, так что (с их точки зрения) ничто не возникло и ничто не будет существовать, если кто-нибудь перед этим его себе не представил; если же (на самом деле) что-нибудь возникло или будет существовать (помимо этого условия), тогда уже, очевидно, не может все стоять в зависимости от мнения. — Кроме того, если (мы возьмем) одно, оно (будет стоять) в известном отношении к одному, или к определенной (по количеству) величине; и точно так же, если та же самая вещь представляет собою и половину (чего-нибудь) и равную (чему-нибудь) величину, то (поскольку она есть) равное, (она) во всяком случае не стоит в отношении к двойному. Поэтому, если по отношению к представляющему (субъекту) человек и представляемый объект — одно и то же, в таком случае человеком будет не то, что представляет, но то, что представляется. А с другой стороны, если каждая вещь будет находиться в отношении к представляющему (субъекту), в таком случае (этот) представляющий субъект будет находиться в отношении к бесчисленным по виду объектам.

26

Что наиболее достоверное положение, это - - обратные (друг другу) высказывания не являются вместе истинными, а также по вопросу, какие выводы неизбежны для тех. кто (напротив) выставляет такое утверждение, и почему они его выставляют, (относительно всего этого) ограничимся тем, что до сих пор сказано. Но так как невозможно, чтобы противоречащие утверждения были вместе истинными по отношению к одному и тому же (предмету), то очевидно, что и противоположные (определения) также не могут вместе находиться в одном и том же предмете. В самом деле, из двух противоположных определений одно есть в такой же мере и отсутствие (того определения, которое дается в другом), и притом отсутствие (определения, относящегося к) сущности; а это отсутствие есть отрицание (известного определения) в области некоторого определенного рода. Если поэтому нельзя говорить верно, вместе утверждая и отрицая что-нибудь, то невозможно также, чтобы противоположные определения вместе были даны (в чем-нибудь), но или оба они даются с известным ограничением, или же одно — с известным ограничением, а другое — непосредственно (безоговорочно).

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

Формулируется закон исключенного третьего (1011 b 23 — 24), и невозможность его отрицания обосновывается при посредстве ' ряда (в общем семи) аргументов (1011Ь25 — 1012а 17). Что дало некоторым мыслителям повод отвергать начала, лежащие в основе всякого доказательства, и как надо вести опровержение этих мыслителей (а 17 — 28)?

Равным образом не может быть ничего посредине между двумя противоречащими (друг другу) суждениями, но об одном (субъекте) всякий отдельный предикат необходимо либо утверждать, либо отрицать. Это становится ясным, прежде всего, если мы определим, что такое правда и ложь. В самом деле, говорить, что сущее не существует или не-сущее существует, это

— ложь, а говорить, что сущее существует и не-сущее не существует, это — правда. Поэтому и человек, который говорит (про то, что находится посредине между двумя противоречащими утверждениями), что оно есть, или что его нет, будет (либо) говорить правду, либо лгать. Но в этом случае не про сущее говорится, что его нет или что оно есть, и не — про не-сущее. Далее, то, что лежит между противоречащими утверждениями, будет находиться между ними или по образцу того, как серое (находится) между черным и белым, или как то, что не есть ни человек, ни лошадь, (находится) между человеком и лошадью. Если оно берется в этом последнем смысле, оно не могло бы изменяться: ведь изменение происходит из нехорошего в хорошее или (наоборот) из второго в первое. Между тем мы все время видим, что (здесь) изменение совершается: ибо нет иного изменения, кроме как из одного определения в другое, противолежащее ему, и в то, что находится в промежутке между ними. С другой стороны, если мы имеем здесь промежуточное (в собственном смысле), то и в таком случае возникновение белого совершалось бы не из не-белого; между тем в действительности этого не видно. Далее, все, что постигается через рассуждение и через усмотрение разума, мысль наша — как это ясно из определения (истины и лжи) — либо утверждает, либо отрицает, — ив том случае, когда она судит правильно, и в том, когда — ложно: (действительно) она судит правильно, когда через утверждение или отрицание установит такую-то связь, судит ложно, когда (также через утверждение или отрицание) установит такую-то. Далее, такое «промежуточное» должно иметь место наряду с взаимно противоречащими утверждениями во всех без исключения случаях, если (конечно) про него не говорится лишь ради того, чтобы (такую вещь) сказать; а потому может быть и так, что человек не будет говорить ни правду ни неправду, и «промежуточное» будет существовать помимо того, что есть, и того, чего нет, так что, значит, и кроме возникновения и уничтожения будет существовать еще какое-то изменение (по существу). Далее, если в каких-нибудь областях отрицание ведет за собою, противоположное (определение), то и в них будет существовать такое «промежуточное», так, например, в области чисел — число, которое будет ни нечетным, ни не-нечетным. Но это невозможно, причем (невозможность эта) ясно (видна) из определения (чета и нечета). Далее, (с этим промежуточным) придется идти в бесконечность, и число вещей увеличится не только в полтора раза, но (еще) больше. В самом деле, тогда это промежуточное можно будет отрицать в свою очередь, противопоставляя его (прежнему) утверждению и отрицанию (вместе), и здесь снова получится нечто (новое), потому что сущность у него — некоторая другая. Далее, если на

27